***
Все началось давно — тогда, когда Ласточка ещё только училась у Невидимки и звалась Пушинка. Она не сама не понимала, когда конкретно ощутила тьму, что окружала её. Но отчетливо помнила, что все началось с Тигриного племени. Иногда она видела корчащегося под когтями Чернопята (теперь Чернозвезда — и как такому выродку вообще даровали девять жизней?!) Камня. Его искаженное агонией лицо и серая шерсть, забрызганная кровью. Огромная рваная рана — о, убийцы знали свое дело. Сразу было видно истинных мастеров. Ведь глашатай племени Теней явно убивал не раз. Затем — удаляющаяся спина отца, прямо как сегодня, но с Ураганом. Темно-серая полоса. Кончик хвоста, волочащийся по земле. И вся сладкая радость от победы моментально обрела горький привкус. Она не обращала внимания на собственные ссадины и шрамы, глядя вслед израненному отцу. Он — герой, а она — забытая в тени дочка. Но его Пушинка хорошо понимала. Ведь он должен, должен быть глашатаем — правда, Грозового племени. Глашатай... о, это слово Пушинка возненавидела ещё больше, когда этот пост в Речном племени заняла Невидимка. Она была идеальной наставницей — умелая, добрая, понимающая... Но всегда занятая. После битвы они не поговорили ни разу — лишь короткие реплики типа «Пушинка, позанимаешься сегодня с Ветерком и его наставником». И её Пушинка понимала. Ведь нужно вернуть в лес утраченное из-за ужасов Кровавого и Тигриного племен равновесие. Кстати, о Ветерке — он тоже не особенно разговаривал с сестрой, предпочитая держать все горе при себе. Но Пушинке был просто необходим собеседник, тот, с кем можно поговорить начистоту и выложить все горести! Но, увы... А потом... потом настал день, когда она нашла собеседника, хотя немного и не там, где хотела бы.***
Однажды она проснулась и очутилась в лесу — совершенно незнакомом. Это место ничуть не было похоже на теплые и согретые солнцем поляны Грозового племени. Даже Сумрачные чащи были куда дружелюбнее со своими ароматными кедрами и высокими соснами. Эта же странная территория дышала на неё ненавистью и чем-то пугающим. Поэтому тогда ещё совсем крохотная Пушинка испугалась так, как не пугалась никогда. И даже смерти соплеменников, потеря отца и холод от наставницы и брата не делали ей так больно. А потом она попала в темные сети — на одной из полянок ей встретился силуэт. Она не чувствовала его запаха, не видела его глаз — но слышала голос, и голос этот был завораживающим. Незнакомец оказался лучшим собеседником в её жизни. Он подбодрял, утешал и тихонько смеялся над забавными ситуациями из жизни учеников. И под его мягкие интонации жизнь Пушинки как-то сама пришла в нужное русло — тихое и спокойное. Вскоре она стала воительницей, и даже не подумала прекращать так полюбившиеся встречи. Однако же Сумрачный Лес (так его называл таинственный собеседник, потом фраза прижилась и у самой Ласточки) полюбить так и не получилось. Никто и не настаивал. — Может, покажешься мне на глаза уже? — не раз смеялась она. Её смех звучал так противоестественно в этом мрачном месте, так резал слух незнакомыми доселе звуками... Но всегда ей следовал непременный отказ. — Моя внешность так ужасна и страшна, что, боюсь, ты не сможешь заговорить со мной после этого зрелища, — отвечал он. И в конце концов Ласточка смирилась. Смирилась, хотя стоило бы и насторожиться. Это стало её ошибкой — хоть и не первой, но очень значимой. — А как мне тебя называть? — спрашивала она. — У всех есть имя! — Мы тут вдвоем, зачем тебе обращаться ко мне? Просто позови, и я приду. Всегда приду. Две последние фразы перечеркнули скопившееся к собеседнику недоверие. С тех пор обитатель одной полянки в Сумрачном Лесу стал ей не только лучшим в жизни слушателем, но и лучшим в жизни другом.***
Этой ночью Ласточка заплакала. Полянка, не раз видевшая её следы доселе, с радостью впитала её отчаяние, и пожухлые кустики травы под лапами, казалось, позеленели. — Мы уже давно друг другу чужие! — кричала она, не боясь того, что её услышат. Этот лес был не тем местом, где можно бояться любопытных. — Успокойся и подумай, — последовала ответная фраза. — Не хочется думать! Хочется плакать! — жаловалась воительница. Воины должны быть сильными — а она стонала от боли. — А ты не плачь. Твой брат ещё одумается и придет, — подбодрил её голос. — Ты так думаешь? — заинтересовалась она. — А как же. Вот увидишь, так и будет. И на следующее утро Ураган пришел с повинной, как и обещал некто.***
— Я... люблю тебя, — выпалила воин давно накипевшее. О, её чувства были так трепетны и юны, так по-юношески отчаянны, что даже спокойный незнакомец оттаял. И она осторожна шагнула за черту тени, ответив на молчаливое приглашение. Ласточка чувствовала щекочущие её шею усы, чувствовала холодный запах Сумрачного Леса, который давно перебил личный аромат её любимого друга, чувствовала то, что он на неё смотрит. И — улыбается. Она тоже улыбалась, глупо и счастливо. С тех пор Ласточка жила снами. Она ждала ночи сильнее, чем ждут котята посвящения в оруженосцы. Она трепетала, когда удавалось на минутку задремать в тени дерева и прикоснуться щекой знакомого пушистого бока и ощутить шрамы, исполосовавшие его шкуру. — Ты стала такой соней! — смеялся Ураган и гладил её спину хвостом. — Это очень мило.***
А затем все кончилось. Вместо так желанной теперь полянки её взгляду предстало другое место — светящаяся звездами река. И Желудь, бывший глашатай Речного племени, торжественно сообщил ей о пророчестве, которое изменило её жизнь навсегда. И стало не до сна. В последнюю ночь перед путешествием Ласточка пришла к своему любимому. Как чувствовала, что напоследок. — Я ухожу в путешествие, — пробормотала она, зарываясь носом в его густую и длинную шерсть. — Я буду с тобой в твоих снах, — ответил он. — Покажись мне! — неожиданно потребовала избранница Звездного племени. — На удачу! И любимый сделал шаг назад, туда, где ещё можно было увидеть проблеск света — не звездного, но другого. И полосы, так до боли знакомые, и шрам на переносице, и надорванное ухо, и взгляд янтарных глаз — торжествующий и горячий — все было при нем. Звездоцап. — Рад познакомиться, любимая, — последнее слово он смешал с хохотом. Дикий смех разнесся по пустому Сумрачному Лесу. А Ласточка набросилась на него, как сумасшедшая. Она чувствовала прилив ненависти. Ей больше всего хотелось, чтобы от Звездоцапа остались лишь клочья полосатой шерсти. Она махала когтями, как бешеная — пусть со стороны это смотрелось, как трепыхания котенка, — кричала, шипела, рычала. Ему было хоть бы хны. — Какая невоспитанная малышка, — заметил он с усмешкой. — Плохо же Крутобок позаботился о твоих манерах. — Не смей говорить об отце, грязный предатель! — яростно выпалила она. — Вот как заговорила. А как же все твои признания, все слова любви? — продолжал он, не обращая внимания на её выкрики. И Ласточка развернулась и ушла — не слушая то, что он скажет ей. От её шагов из кустов выныривали какие-то сгустки темноты, хватались за кончики лап, за пушистый хвост, но она неслась вперед, и несуществующий ветер сдувал с морды капельки влаги. Проснувшись, она улыбнулась брату, как ни в чем не бывало, и они пошли на встречу избранников — бок о бок, как и подобает брату и сестре. Только потом Ласточка всю свою недолгую жизнь так и ненавидела глашатаев. А в остальном никто даже ничего и не понял.