все непременно будет хорошо

Вообще то, её руки никогда не были теплыми. Холодные, будто окоченевшие от несправедливости этого мира и вечного времяпрепровождения на работе, в окружении этих металлических стен. Словно даже кости покрылись инеем, вынужденные когда-нибудь сломаться от легкого прикосновения. ...Но этого не происходило Детские пальцы с теплотой сжимали материнские руки, а те, в свою очередь, каждый раз пытались подарить тепло в ответ. Сильно захотев, она смогла бы выкроить даже платье из валявшейся на чердаке родного дома ткани, но не время. Время, которое можно было бы провести с семьей… С семьей ли? Скорее только с детьми. Уже и не вспомнишь, когда их разговор с мужем не сводился бы хоть к чему-то, помимо работы. Никто из них не хотел обсуждать. «Давай не будем», «Я сейчас занята», «Потом». Но проблемы накапливались, тонкой ниточкой обвязывая и без того огромный узел, комом застрявший в горле. Когда-нибудь он перекроет дыхательные пути окончательно. Есть ли еще возможность его распустить? Она не хотела знать ответ. Она не могла понять, не могла вспомнить, в какой момент лучшие годы жизни оказались погребены под несколькими сотнями метров земли. Муж услужливо донес гроб, а С.Т.И.К.С. стал её склепом. Очередным утром, вплетая несколько выцветших прядей в косу, задаваясь теми же вопросами и не решаясь на них ответить в итоге. Откладывая это на потом, как и всю свою жизнь в принципе. Работа из дома была решением, но ощущалась скорее кандалами на запястьях. А ведь когда-то она горела этой работой, и можно сказать, горит до сих пор. Догорает, и еще долго будет догорать, пока не осыплется пеплом у ног всех тех испытуемых, не прошедших эксперименты. Будто у нее осталось сострадание хоть к кому-то за все это время. Осталось, еще немного, просто притупилось. Детские восторженные переговоры на секунду умолкли под резкий скрип деревянной двери. Та приоткрывается, являя уставшее, но полное теплоты лицо. По комнате прошлись восхищенные крики. Она почти всегда находила их обоих в комнате у Идии, играющих во что-то. Возможно, оптимальным решением было бы поселить их вместе. Но через час эта идея уже забудется, и отзовется эхом только на следующий день, когда она вновь найдет их в этой же комнате. И так будет снова и снова. Вместе их так и не поселят. Раньше её свободных часов хватало провести хоть весь день с этими огоньками, и даже супруг мог присоединиться. Теперь, временами, она даже не успевает вернуться до полуночи. Изредка давая какие-то новые указания служанкам и няням, в янтарных глазах, обрамленных холодом, проскальзывала и зависть. Порой перспектива весь день драить полы и следить за ребятнёй выглядела даже лучше, чем каждодневная борьба за будущее и жизни нескольких сотен тысяч магов. Вскоре эта мысль покажется ей глупостью, а потом всплывает в воспаленном сознании с большей силой. А потом думать об этом больше не потребуется. – Что хотите послушать на этот раз? – это стало их особой традицией. Даже если они уже и сами могут читать, даже если есть такая замечательная вещь, как «аудио книги», в этом жесте было что-то по семейному теплое и родное. И ей хотелось сохранить это всеми силами. Им тоже. Спрыгнув с кровати, быстрым топотом крохотных ножек, словно цыпленок, Орто преодолевает расстояние до тумбы, на которой лежала ранее заготовленная книга. А она даже забывает снять форму, садясь на мягкую постель так, в пыльной одежде, и подкладывая под спину одну из подушек, облегчая ломоту в позвоночнике. Из её уст вырывается облегченный выдох. Самый младший из Шраудов с лучезарной улыбкой протягивает ей книгу. Она не может сдержать порыва и бережно треплет его по макушке, вызывая у ребенка радостный смех. Обложка не кажется ей знакомой. Может, это было частью одного из ее потрепанных и уже вряд ли подающихся восстановлению воспоминаний, а может это и правда просто книга, которую она видит в первый раз. Стыдно признавать, но прочтение всех книг в этом месте она не осилила. А ведь хотела попробовать. Увидав в первый раз библиотеку этого поместья, первой же проскользнувшей мыслью было: «Интересно, сколько времени мне понадобится на прочтение всей этой коллекции?». «Может, лет 5.» За 16 лет она прочитала лишь тот десяток, который зачитывала каждый вечер собственным детям. Пальцы перебирают несколько страниц, заполняя комнату легким шелестом бумаги. И правда, не читала. – Ну, что же, – поправив очки, она возвращается к самому началу повествования, готовясь его зачитать. Орто, весь в предвкушении, прижимается к матери, обхватывая и обнимая её правую руку. От внезапного тепла уголки губ непроизвольно поднимаются. Идия же, наоборот, выглядит каким-то отстраненным. И в следующую секунду она пожалеет о том, что не заметила этого раньше. – Мам… Может, почитаем сказку завтра? Ты выглядишь очень уставшей… До этого уютнейшая атмосфера в один миг разбилась на, казалось, тысячи осколков, а столкновение этих осколков о холодный пол отдалось яростным лязгом, терзающим нежную перепонку уха. Но так показалось только ей. Она хотела, чтобы это показалось только ей. Идия обладал слишком сильной эмпатией и читкой чужих эмоций для своего возраста. Он казался ей взрослее, чем есть на самом деле. Умный не по годам. Это было потрясающе для его будущего, но она относилась с сомнениями к этому самому будущему. Она должна была гордиться, но почти всю гордость истерзали кошки, что скребутся на душе. – Что ты, что ты… Я в полном порядке, огонёк. – подтверждая свои слова, она усаживает Орто к себе на колени, чему малыш очень рад, а вот ей становится немного тяжело. – Полна сил и энергии! - ее холодные подушечки пальцев с любовью теребят щеку второго сына, так отчаянно хватаясь за разбитые осколки голыми руками, надеясь их восстановить. И Идия улыбается. В его глазах еще остаются отголоски волнения, но он ей верит. Старается верить, что с ней правда все в порядке. Похоже, у нее получилось. Хотя бы на этот раз. Наконец, почувствовав умиротворение, она выдыхает, покрепче прижимая детей к себе. Они – лекарство, которое еще может спасти ее потрескавшееся сердце. Парочка пластырей с глупым рисунком, которые обычно красуются на коленках младшего из Шраудов. Она проходит по истории как ножом по маслу. Голос монотонный, но с легкой щепоткой каких-то эмоций, чтобы придать тексту больше жизни. Под него легко засыпаешь, это как колыбельная, работающая на одной тональности, и становящаяся тише лишь к самому концу. Иногда это работало и на нее саму. Буквы расплывались, отдалялись друг от друга, прыгая от одной строчки к другой, они игрались. А может, даже и плавились, растекаясь жидкостью по белоснежным листам бумаги. В половину историй она, на самом деле, и не вчитывалась. Если ее спросят, она с трудом сможет пересказать даже начало произведения. Но её не спрашивали, а значит можно было позволить себе такую небольшую оплошность. Каким-то чудом объятий Морфея удалось избежать. История закончилась, а по обе стороны от нее сопело два ангелочка. Настоящая отдушина, глоток свежего воздуха. Два аккуратнейших поцелуя в лоб, легкий шорох одеяла, оставленная на прикроватной тумбочке книга. Неслышными шагами она оказывается на пороге комнаты, оставаясь тут еще на пару секунд. А хотелось бы на пару часов, дней, жизней. С каждым днем её все больше гложет чувство, что должно произойти что-то плохое. Непременно произойдет. Несчастья никогда не обходили эту семью стороной. И если раньше юная девушка говорила об этом с саркастичной усмешкой, то теперь, когда ты начинаешь понимать, насколько могут быть велики масштабы, сил не остается даже на легкую улыбку, а ту звонкую усмешку дичайший ужас превращает в тусклый хрип, словно последствие оглушительного крика. … Но все будет хорошо. Пока она в это верила, пока она этим жила Если он, и они, если все они будут рядом, Тусклое освещение сменяется окончательной тьмой, а дверь с легким скрипом закрывается. все непременно будет хорошо.