Стыдно, неприятно и отвратительно

— Я не стану этого делать. Даррен скрестил руки на груди, пытаясь поймать взгляд Наннии, но тот упорно отворачивал голову, даже не подозревая, что выставляет напоказ краснеющие уши. — Позволь узнать, в чем причина? — Это см… стыдно. Неприятно и отвратительно, — он поморщился, вскидывая ладонь, как будто говоря заткнуться, — можешь не пытаться уговаривать, котик, я не соглашусь. Нанния рассматривал штору напротив себя, потому что ему очень не хотелось встречаться глазами со своим… молодым человеком. Внутренности и так сначала обожгло кипятком, когда Даррен только предложил, а потом стянуло плотной сеткой, когда он сам резко отшатнулся, тут же отворачиваясь и хмуря брови. Губы пересохли, но он буквально насильно не давал себе их облизать. Духота душила его, в этой квартире всегда было так душно? Теплые, мягкие ладони скользнули по его плечам, и улыбающийся Блэр влез в его личное пространство. Опять. — Ты говоришь, что это отвратительно, но знаешь, я думаю, я знаю твои настоящие мысли на этот счет, — он потерся носом о висок Сарди, опоясывая худой живот, — озвучить? — Отпусти меня, — Нанния тихо вздохнул, когда губы стали покрывать его бумажную кожу поцелуями, легкими и невесомыми, то в скулу, то в уголок глаза, то попадая на его влажные после улицы (до сих пор важные, а он уже полчаса как пришел) волосы, — и ты чрезмерно самоуверен, становишься еще более раздражающим, чем обычно. — Ты так очаровательно смущаешься, — Даррен засмеялся, опалив воздухом кромку чувствительного уха, — и так очевидно взбудоражен моим предложением. К чему отказываться? Пока Нанния судорожно выбирал из горки слов в голове нужные слова, длинные пальцы уже начали вытягивать его рубашку из-под ремня брюк. — Я никогда ни с кем подобного не делал, — нашел! – с чего ты решил, что ты особенный? Он уперся ладонями в крепкие плечи и прогнулся в спине, но Даррен только притянул его за бедра, бросая довольный взгляд вниз, где они были (слишком, слишком, слишком) близко друг к другу. — Потому что я и есть особенный. И потому что я знаю, что не только я этой идеей, — Блэр мягко потерся своим пахом о чужой, из-за чего пальцы Наннии сжались, но он упрямо сжал губы и вскинул голову, — взбудоражен. Нанния вскидывает голову, открывая горло, медленно выдыхает и прикрывает глаза. Примиряться с его склочностью у него выходит все лучше, а вот с гордостью – ровно наоборот. Нужно будет после пойти и отыграться на ком-нибудь раздражающем. Нанния опустил голову и посмотрел на ухмыляющегося Даррена. Может, даже идти никуда не придется. *** Рубашка в его рту уже насквозь в слюне, и он чувствует, как дрожь проходит по его напряженным ногам. Лицо горит, горит, горит, Нанния жмурится, чтобы не смотреть, но лишь лучше чувствует, как его успокаивающе гладят по бедрам, как внизу живота все немеет от удовольствия, как тяжело дышит Даррен под ним. Он опускается мучительно медленно, почти упуская из зубов ткань (почему он вообще отказался ее снимать? Сильно она ему помогла что-то прикрыть?) и откидывается назад, опираясь ладонями и поднимая коленки, и только затем понимает, насколько фатальным было его действие. Он буквально чувствует, как чужие глаза оторвались, наконец, от его красного лица, но устремились вниз. Боже, куда ты смотришь, это неприлично. Даррен восторженно выдыхает, гладя теперь внутреннюю сторону бедер и заставляя его дрожать и сжиматься. — Умница, ты просто умница, — Даррен стонет и надавливает руками, вынуждая принять больше, и Нанния полностью опускается на член. Он хочет сказать «заткнись» или «я убью тебя», но в итоге хнычет, стараясь покачивать тазом и не рухнуть, потому что каждая мышца в его теле горит. Нанния действительно медленный. Медленный, когда приподнимается, выгибая спину и так сосредотачиваясь на напряжении ног, что забывает отворачивать лицо, убрать слезящиеся глаза с ресницами-стрелками. Забывает скрыть, как ему хорошо и как он старается для Даррена. Медленный, когда опускается снова, расслабляясь лишь когда плотно сидит на чужих бедрах, чувствуя себя – идеально – заполненным. Это длится долгие несколько секунд, пока Нанния лишь сжимается и ерзает, стараясь выровнять дыхание, пока Даррен стискивает пальцы на бледной коже. Точно останутся синяки. — Я, — Нанния выпускает рубашку изо рта, дышит открытым, пока слюна влажно блестит на подбородке, и голос жалостливый и хриплый, — я устал, я больш-ше не смогу… Нанния вскрикивает, когда Даррен поднимается, опрокидывая его и заботливо подставляя ладонь под голову, но интимно опоясывает его ногами. Голова и плечи в итоге оказываются навесу, все же, кровать у них не на всю комнату, и Нанния откидывается еще больше, держась только за Даррена. — Ты отлично поработал, — он вылизывает натянутое, словно тетива, горло, слушая тихие скулящие стоны, — я сделаю тебе массаж после… — Двигайся! Двигайся! У Даррена абсолютно нет причин противиться, и он набирает, наконец, темп, измученный тягучим, как патока, ритмом ранее. Нанния цепляется руками за простыни на самом краю, прикрыв глаза и жадно заглатывая воздух. Мышцы тянет и это можно было бы назвать болезненным, но это ноющее чувство сплетается с колким, пылким удовольствием, и голова кружится от притока крови так сладко, что это почти невозможно. Когда Даррен опускает руку на его член и прокручивает снизу вверх, Нанния сгибается к нему навстречу, неожиданно кусая за плечо, и Даррен заканчивает следом. *** — Спасибо, — Блэр сейчас похож на сытого кота, поэтому Нанния делает безразличное лицо, уставившись в стену за ним, — это было… — Где моя грелка? Моя поясница чуть не сломалась пополам, котенок, а завтра у меня важная встреча, если я не смогу встать, я тебя подвешу за то место, которым ты такие эксперименты выдумываешь. Даррен тихо усмехнулся, убирая со лба Наннии волосы и поглаживая большим пальцем острую скулу. — Ты в курсе, что я вижу твои красные уши, да? — Где моя грелка? Я сказал принести ее еще пятнадцать минут назад, живо! За! Грелкой!