С самого детства её учили одной простой истине:
«Тёмный Лорд — величайший волшебник в мире».
Её опекун сокрушался, что какой-то мальчик полутора лет от роду смог каким-то образом одолеть их лидера.
Но когда он об этом говорил, то всегда приговаривал: «Они выиграли в битве, но война ещё впереди. Тёмный Лорд вернётся».
Девочка верила, что как только их Лорд победит, то они смогут жить так, как раньше никогда не жили — грязнокровки падут, перестанут загрязнять магию своей вульгарностью, и они смогут творить воистину великие заклинания.
Только была одна загвоздка — Мальчик-Который-Выжил. Его существование вселяло дух сопротивления в волшебников-магглолюбцев.
— Как думаешь, что в этом случае нужно сделать?
— Уничтожить проблему, — безапелляционно заявила девочка пяти лет.
— Ты же справишься? — всё спрашивал её опекун.
Та в ответ лишь уверенно кивала.
Началась подготовка.
Простые чары давались ей легко: делая всё точно по инструкции, предметы подчинялись её воле: взлетая, изменяясь, сгорая и исчезая. Так она доказала свой неоспоримый талант, доставшийся ей от рождения.
Спустя два года, стоило Гермионе исполниться семь лет, опекун сообщил ей, что пришла пора изучить
то самое заклинание.
Однако, были определённые сложности в его изучении.
— Ты должна хотеть убить. Лишить жизни. Ты должна ненавидеть свою жертву всем сердцем, чтобы убить наверняка.
— Но я уже ненавижу его так сильно! Сильнее не бывает! — чуть не плакала Гермиона, для большего внушения топая ножкой.
— Этого недостаточно, — строго возразил её опекун и наставник. — Ты должна уметь убивать, и не важно, Поттер это или нет. Ты должна научиться ненавидеть каждого, кого надо убить.
На следующий день перед ней на коленях стоял мальчик лет десяти, весь ободранный, грязный и заплаканный. Он протягивал к ней руки в мольбе пощадить его.
— Убей его.
Девочка дрожала. Палочка чуть не падала из трясущейся руки, а обзор застилали слёзы.
В её глазах этот мальчик был совершенно невинной жертвой, не заслуживающей смерти. И то, что он маггл, девочку почему-то не переубеждало.
— Убей его! — гаркнул в самое ухо мужчина, и Гермиона зажмурилась, поспешно пролепетав:
— А-авада Кедавра!
Тишина стала ей ответом.
Открыв глаза, она увидела беззвучно плачущего мальчика. Живого.
«Ничего не получилось».
Гермиона не могла понять, рада ли она такому раскладу или разочарована.
— Бездарь, — прорычал мужчина, презрительно смотря на детей. Оба сжались в страхе от этого убийственного взгляда. — Ровно через двадцать четыре часа попробуешь снова. До тех пор не выходи из своей комнаты.
Юная волшебница стыдливо опустила голову и попыталась извиниться, но ей не дали подобного шанса.
— Сейчас же долой с моих глаз! ВОН!!!
Она тут же убежала в свою комнату, чтобы реветь на своей кровати под одеялом весь день.
Ночью же она не смыкала глаз от голода, который невозможно было утолить — домовой эльф не откликался на зов, сколько бы она не звала и не умоляла того принести ей еды.
На следующий день, как и говорил её опекун — ровно сутки спустя, замок на её двери щёлкнул, и та отворилась, позволяя девочке увидеть стоящего в проходе мужчину.
— Попробуй ещё раз.
Но стоило ей повторить заклинание один, два, три раза — заветный зелёный луч не вылетал из её палочки, как бы сильно она не желала его появления.
Мальчик, которого она должна убить, не плакал и не умолял сохранить ему жизнь. Лишь размеренное дыхание выдавала в нём живого человека, а также взгляд изумрудных глаз, неотрывно следящих за движением рассекающей воздух палочки.
— Иди в свою комнату. Попробуешь завтра, — казалось, мужчина теперь не сильно расстроен, флегматично смотря на ещё живого юнца.
— А-а е-еда? — спросила Гермиона, ощущая неприятное тянущее чувство внутри.
— Ты разве заслужила? — равнодушно ответил вопросом на вопрос волшебник, не глядя на девочку, разочаровано поджавшую губы.
На следующий день у неё так и не получилось убить мальчика. И после ещё одного дня — тоже.
Она умоляла дать ей хоть что нибудь поесть, совсем наплевав на свою гордость. Но наставник был непреклонен:
— Пока маггл жив, ты не получишь ничего.
Но с каждым днём её силы уходили, и вода со сном не могли восполнить отсутствие пищи. Ей казалось, скоро она не сможет поднять палочку, не то что сотворить Непростительное.
Однако наступила очередная попытка, и Гермиона заметила кое-что странное.
«Я очень сильно похудела за эти дни, но почему он не изменился?»
Она не могла не приметить появившиеся у неё скулы, выступающие рёбра, худые запястья и лодыжки, каждый раз смотря в зеркало. Однако маггловский мальчик словно с каждым разом стал выглядеть лучше и свежее, а раньше отчаянный взгляд стал равнодушным с ноткой скептицизма.
Осознание этих перемен навело на неё мысль, что...
«Он ест мою еду. То, что по праву принадлежит мне, он отобрал!»
Не будь она маленькой оголодавшей девочкой, то никогда бы не подумала о подобном. Если бы она смотрела на это со стороны, на другую девочку, подумавшую об этом, то она бы тут же осмеяла её нелогичные бредни и указала на настоящего виновника происходящего.
Но в этот момент Гермиона не думала, правильные ли у неё мысли или нет. Голова теперь и вовсе была пуста, чёрная пелена застила глаза, а сердце обуял холод.
Возможно, мальчик уловил какую-то перемену, потому что взгляд его стал выражать опаску.
— Авада Кедавра.
Голос был слаб, но слова возымели силу: долгожданный зелёный луч вылетел из палочки и попал в цель.
Послышался грохот упавшего тела.
Наступившая тишина прервалась мужчиной, стоявшим всё это время рядом.
*Хлоп Хлоп
Волшебник хлопал в ладоши, с удовлетворением смотря на труп и девочку, у которой всё-таки получилось сотворить Непростительное.
— Молодец. Пошли в столовую, ты ведь наверняка голодна.
Еда в тот день казалась слаще, чем когда либо.
На протяжении оставшихся пяти лет до Хогвартса она убивала каждого, кого ей приводил опекун, будь то мальчик, девочка, мужчина или старушка. Все были в основном магглами, но один раз она убила младенца-волшебника. Неожиданно это оказалось проще, потому как младенец противно визжал, и Гермиона знала, как можно его заткнуть — одним зелёным лучом.
Спустя мгновение, как он умер, она почувствовала укол боли где-то под сердцем, но отмахнулась от него, так как тот появился и тут же пропал.
«Возможно, это моя совесть. Я читала об этом в книгах».
Наставник её важно кивнул, про себя отмечая, что девочка ещё жива.
Последний месяц перед Хогвартсом она лучилась от счастья.
«Скоро я смогу выполнить волю Тёмного Лорда! Сделаю то, что не удалось
Ему! Он точно меня вознаградит, когда возродится!»
В мечтах Гермионы она стоит подле своего Повелителя, взрослая, важная, сильная. Все будут преклоняться перед ней и Тёмным Лордом, будут благоговеть и бояться. И она уверена, что так всё и будет. Она знает свою силу и сможет ей грамотно воспользоваться. Разве этого не достаточно?
И вот, настал
заветный день.
Девочка старалась держаться как можно более непринуждённо, задрав носик вверх. Она могла выделиться из толпы только тем, что у неё не было какого-либо багажа. Действительно, зачем он ей? Как только она сделает своё дело, опекун заберёт её домой, где они будут ждать заветного возрождения повелителя. Однако Гермиона не волновалась о подобных мелочах, потому как народу было столько, что никто её и не заметит.
Она зашла в Хогвартс-экспресс, предъявив свой билет, нашла пустое купе, что было проще простого — было всего пол одиннадцатого утра, — и принялась ждать. Ей нужно было дождаться отправления поезда, потому что искать в толкучке прохода нужного человека было бы трудно.
Поезд тронулся.
Она решила выждать, пока гомон за дверью купе не утихнет, и когда она уже готова была выходить на поиски, в дверь постучали. Потом она отъехала, показывая красное от стыда и по-детски пухлое лицо мальчика, по виду будущего первокурсника.
— Извините, эммм... Вы не видели мою жабу? — мальчик дрожал; от пронзительного взгляда девочки у него тряслись коленки. Почему-то она казалась ему страшной и опасной.
— Нет, не видела, — ответила Гермиона, раздумывая.
— Понятно. Жаль, — он уже собирался уходить, но девочка тут же его остановила.
— Подожди. Давай я тебе помогу её поискать? — предложила она, и от её горящего взгляда мальчик покрылся гусиной кожей. Ему хотелось быть храбрее и отказаться от помощи, но он не мог ничего сказать — слова застряли в горле, а спина вспотела от плохого предчувствия. — Как тебя зовут? Меня Гермиона Грейнджер.
— Н-невилл, — промямлил он, отходя от прохода, так как девочка уже встала и направилась на выход.
— Ну пошли, Невилл. Будем
искать, — от её тона он вздрогнул, но послушно поплёлся следом.
Девочка заходила в каждое купе, спрашивала про жабу, оглядывала студентов сканирующим взглядом и шла дальше. Казалось, она решила заглянуть в каждое, даже в те, где Невилл уже был. Но у очередного она решила задержаться.
— О, так вы колдуете, — прокомментировала она попытки Рона над крысой. — Я тут выучила пару заклинаний, — она улыбнулась, села напротив Гарри и направила палочку прямо на его переносицу. Того, что произошло после, не ожидал никто: —
Авада Кедавра.
Опешивший взгляд мальчика в очках сменился пустым, стоило зелёному лучу вспыхнуть и попасть в цель; его тело обмякло, тихо падая на мягкую спинку сидения. Гермиона почувствовала сильный укол боли под сердцем, ослепивший её на мгновение, но быстро пришла в себя и улыбнулась, смотря на труп.
— За Тёмного Лорда, — торжественно и самодовольно проговорила девочка, которой скоро исполнится двенадцать, и встала, не обращая внимание на побледневшего Уизли, в ужасе вжимающегося в угол, лишь бы подальше от убийцы Мальчика-Который-Мёртв. Она спокойно прошла мимо застывшего Невилла, самым обычным шагом направляясь в своё купе.
— С-стой! — испугано взвизгнул Невилл, поджимая нижнюю губу, чтобы сдержать слёзы, и направляя свою палочку на девочку. Та медленно обернулась, улыбаясь, по мнению мальчика, безумно и очень опасно. Палочка в его руках задрожала сильнее.
— И что ты можешь мне сделать? Ты даже палочку неправильно держишь. Сразу видно, что ты ещё ни разу не колдовал, — она
сочувственно презрительно оглядела на мальчика, и взмахнула палочкой: —
Экспеллиармус!
Палочка Фрэнка Лонгботтома в одно мгновение оказалась у неё в руках. Она словно с интересом поглядела на неё, повертела в руках, и выкинула её в окно. Недовольно покачав головой, она ушла.
— На помощь!!! Помогите!!! — в спину доносились переполненные ужасом вопли младшего Уизли, однако Гермионе было всё равно на шум, что создала своим поступком. Всё спланировано чётко и безупречно: её сначала схватят авроры, возможно, будет суд, но опекун вытащит её до заключения в Азкабан, воспользовавшись своими связями и подменив её магглом, выпившим Оборотное зелье. И до тех пор, пока Тёмный Лорд не восстанет, они будут сидеть тише воды, ниже травы.
Она села в своём купе, расслабленно устроилась на красном сидении, и взяв книгу по сложным Чарам для семикурсников, начала считать, какие заклинания она выучила, а какие нет. Большинство она уже прошла, но стоило попасться незнакомым чарам, как девочка досадно хмурилась и записывала их в тетрадь, чтобы изучить позже.
В дверь купе постучали, и тут же открыли. Но это была никто иная, как продавщица сладостей, обеспокоенно смотрящая на девочку.
— Деточка, случилось такое несчастье! Сейчас все собираются в первом вагоне. Советую поторопиться, сейчас здесь опасно. Вот, возьми лакричную палочку, это бесплатно. Ох, какое несчастье... — она кудахтало точно курица, но Гермиона пересилила себя и не засмеялась — это было бы очень неприлично.
— Спасибо, — поблагодарила девочка, беря бесплатную сладость, ничуть не польщённая добротой женщины. Она не любила сладкое.
В коридоре была уйма народу, и все гомонили, толкались, ругались, некоторые даже рыдали. Гермиона была предусмотрительна, и потому выбрала последнее купе последнего вагона. Она делала медленные шаги позади толпы студентов, продвигающимися вперёд со скоростью улитки из-за своей несобранности.
Чем дальше они шли, тем медленнее это было, но после очередного вагона стали заметны студенты, шедшие в обратном направлении. Естественно, они тут же сообщили, из-за чего сыр-бор, и многие в ужасе оглядывались, пытаясь найти убийцу, а как только им сообщили, что по словам свидетелей это девочка, как тут же мальчики начали выталкивать представительниц женского пола из своих рядов. Те рыдали и ругались от несправедливости, крича о своей невиновности.
Гермиону, стоявшую позади всей свары, никто не замечал, хотя именно она была убийцей. Она нашла это ироничным и искренне улыбнулась. Она также ощущала себя хищником в рядах травоядных, опасливо озиравшихся вокруг. «Вот она я! Эта я убила Избранного!» — хотелось ей закричать и увидеть страх в их глазах, когда они будут на неё смотреть. Однако против толпы даже она была бы бессильна, поэтому тактично молчала.
Девочка также отметила, что тело Гарри Поттера вынесли из купе. Жаль, она хотела бы ещё раз увидеть его труп, ознаменовавший её победу.
Очередь до неё дошла очень нескоро, возможно, сами проверяющие предполагали её побег, но сделать это сложнее, чем может показаться на первый взгляд.
В первом вагоне все встали в ряд, по очереди подходя к аврору; толстый и с бородой, он выглядел тем ещё стариком. Его лицо выражало безмерную усталость, он просил у студентов палочки, проверяя их на наличие последних произнесённых заклинаний. Также возле него, по обе стороны сидели бледные и осунувшиеся Рон Уизли и Невилл Лонгботтом, которые сразу должны сообщить, если увидят убийцу.
Когда перед ней осталось пять человек, Рон Уизли закричал:
— Вот она!!!
Аврор подпрыгнул на месте, суматошно оглядывая оставшихся студентов и натыкаясь взглядом на Гермиону.
—
Инкарцеро! Акцио палочка Гермионы Грейнджер! — палочка вылетела из её руки, а верёвки опутали тело девочки, но даже будучи связанной, она не упала. Лишь задумчиво покачала головой, признавая про себя, что мужчина был настоящим аврором — только такие могли по одному взгляду определить убийцу. Как говорил наставник, таких как она можно определить по глазам.
— Мисс Грейнджер, Вы взяты под стражу именем Аврората. У меня есть к Вам несколько вопросов, на которые Вам лучше ответить. Остальные свободны. И вы, мальчики, тоже идите.
Все поражённо рассматривали девочку, тянувшую по возрасту разве что на второкурсницу, однако планомерно покидали вагон. Студенты в купе рассматривали всё происходящее, толкаясь возле маленького окошка.
Аврор левитирующими чарами поднял преступницу и поманил за собой в кабину машиниста. Там было довольно тесно, но помещение вместило всех: самого машиниста, кондуктора, труп Гарри Поттера, аврора и девочку-убийцу.
— Советую отвечать честно. Сейчас у меня нет с собой Сыворотки Правды, однако на суде тебе её точно дадут, и мы всё равно узнаем правду. Понятно? — говоря всё это, он не прекращал направлять на неё палочку, смотря на неё сверху вниз.
— Понятно, — ничуть не стесняясь, важно кивнула Гермиона.
— Ты убила мальчика?
— Да.
— Ты знала, что его имя Гарри Поттер, а также его положение в магическом обществе?
— Да.
— Ты применила Непростительное Убивающее заклинание, чтобы убить Гарри Поттера?
— Да.
— Твои родители — Пожиратели Смерти?
— Нет.
— Ты убила мальчика во имя Того-Кого-Нельзя-Называть?
— А кто такой «Тот-Кого-Нельзя-Называть»?
Мужчина глубоко вздохнул и сглотнул ком в горле, собираясь с силами.
— Лорд Волдеморт.
— Да, я убила во имя Тёмного Лорда.
— Ты магглорождёная?
— Нет, полукровка.
— Кто растил тебя?
— Опекун.
— Он — Пожиратель Смерти?
— Да.
— Можешь назвать его имя?
— Нет.
— Почему?
— Я его не знаю.
Мужчина опешил. Но встряхнул головой, прогоняя потрясение и продолжил:
— Кто научил тебя этому заклинанию?
— Наставник.
— Кто твой наставник?
— Опекун.
— Ты убивала раньше?
— Да.
— Скольких ты убила?
Девочка задумалась.
— Где-то... около шестидесяти, если я не ошибаюсь. Обычно я убивала по одному человеку каждый месяц.
— Ты знаешь, что это были за люди? — голос аврора охрип от ужаса по вполне понятным причинам.
— Да.
— Кем они были?
— Магглами.
— Кошмар... — прошептал мужчина, обмениваясь взглядами с такими же ужаснувшимися людьми. — Ты знаешь, где твой опекун?
— У себя дома, в поместье.
— Ты знаешь, где оно?
— Нет.
— Это опекун приказал тебе убить Гарри Поттера?
— Да.
— Он заставил тебя это сделать?
— Нет. Я сама хотела убить врага Тёмного Лорда. Как только он возродится, я буду хорошо вознаграждена, — не без нотки гордости поведала девочка.
—
Силенцио! — ему было больно от каждого её слова. Он понимал, что Пожиратель Смерти воспитывал эту девочку именно для этого, и теперь, когда выполнила свою роль... Она больше не нужна. Девочка была одноразовым инструментом. Убийство этим заклинанием подорвало её магическое ядро, она прокляла саму себя, обрекаясь на страшные последствия. С одной стороны, девочка вызывала у него ужас и отвращение, с другой же... Её такой сделали. Ему было её жаль.
Поездка была долгой. С каждым прошедшим часом голод подбирался всё ближе, а она ненавидела это чувство. Под конец поездки она потеряла всё своё благодушное настроение, зло смотря на авроров, пришедших её арестовать и забрать в своё отделение, где они будут держать её до суда.
Они аппарировали в Аврорат, где её бросили в камеру с маленьким решеточным окошком под потолком. Заклинания связывания и немоты ей обновили, а также заковали в наручники, блокирующие магию.
Сидя на холодном полу и сверля маленькое окошко, она злилась на авроров, даже не давших ей поесть. Гермиона была готова съесть даже ту лакричную палочку в её кармане, только магические путы не давали ей сделать даже этого.
Она попыталась заснуть, чтобы избавиться от тянущего чувства в животе, но всё было бесполезно. Опекун утверждал, что ей дадут поесть, но был неправ. Ничего, она сообщит ему об этом просчёте, когда тот вытащит её отсюда.
К тому моменту, как её повели на нижний этаж в Министерстве Магии, где судят самых опасных преступников, она была готова убивать одним взглядом каждого, кто не дал ей поесть. Конечно, ей
никто не дал еды, и потому она хотела убить
всех.
Ей сменили кандалы, сняли путы и немоту, тут же залив в рот Сыворотку Правды. Волшебники, делавшие это, избегали с ней встречи взглядов, что немного рассмешило её. Оба мужчины вздрогнули при звуке её смеха, но не прекратили свои действия, пока не закончили. Они вышли из клетки и закрыли её с явным щелчком замка, прозвучавшим оглушающе в тишине зала.
— Объявляю заседание №212 открытым, — прозвучал голос Главы Визенгомота, Альбуса Дамблдора. — Мисс Гермиона Джин Грейнджер обвиняется в убийстве Гарри Джеймс Поттера, единственного, кто смог отразить Непростительное заклинание в возрасте полутора лет, победителя Волдеморта.
Многие вздрогнули.
— Также, мисс Гермиона Джин Грейнджер обвиняется в убийстве шестидесяти магглов, о чём подсудимая созналась на предварительном допросе.
По залу прошлись поражённые шёпотки.
— Мисс Грейджер, мы зададим вам несколько вопросов. Вы честно ответите на наши вопросы?
— Да, — ответила девочка, неподвластная над своим ртом.
— Вас зовут Гермиона Джин Грейнджер?
— Да.
— Вы родились 19 сентября 1979 года?
— Да.
— Вы честно ответили на все вопросы во время предварительного допроса?
— Нет.
— О чём Вы солгали?
— Я сказала, что люди, которых я убивала до этого, были только магглами.
— Кого ещё Вы убили?
— Младенца-волшебника.
Все тут же загомонили, некоторые кричали приговор: «Азкабан! Азкабан!!!»; некоторые женщины-судьи заплакали. Но никто не остался равнодушным.
— Сколько Вам было, когда впервые убили человека?
— Семь лет.
— Вы применили Непростительное?
— Да.
— Что это был за человек?
— Маггл. Мальчик. На вид лет десять.
— За что Вы возненавидели его? Почему захотели лишить его жизни?
— Я хотела есть. Он ел мою еду. Если бы я не убила его, то он бы продолжил отбирать её у меня.
— За что Вы возненавидели Гарри Поттера? Почему убили?
— Он мешает возрождению Тёмного Лорда. Тёмный Лорд вознаградит меня, когда восстанет, но Гарри Поттер — помеха.
— Что планировалось после того, как Вы убьёте Гарри Поттера?
— Опекун подменит меня магглом под Оборотным зельем, и его заключат в Азкабан вместо меня. Мы вернёмся в поместье и будем ждать возвращение Тёмного Лорда.
— Знаете ли Вы, что Оборотное зелье нельзя использовать на магглах?
— Нет, потому что это неправда.
— К сожалению, это так — магглы просто не выдерживают и погибают до преображения. Ваш опекун — лгун. Он бросил Вас. Понимаете?
— Нет. Это ложь, — девочка внутри вопила от клеветы на её опекуна. Она знала, что тот никогда не врёт. Он никогда бы так не поступил с ней.
— В Азкабан её!!! — прокричал кто-то из судей, и другой судья тоже согласно подал голос. Для всех заседание было пустой тратой времени, и так было понятно, что за свои преступления несовершеннолетняя девочка поплатится пребыванием в Азкабане на верхних этажах, под боком с Пожирателями Смерти.
— Вот что я скажу, — грустно вздохнул Дамблдор, и все замолкли, прислушиваясь. — Мисс Грейнджер — несовершеннолетняя волшебница, и я не могу выдать пожизненный срок, какой бы был, если бы она была совершеннолетней. Я предлагаю срок... Десять лет.
— Слишком мало!
— Эта девочка не более чем животное!
— Убить стольких людей!... И даже младенца!
— У предложенного мною срока есть причина, — стоило прозвучать стальным ноткам в голосе старого волшебника, как все тут же вновь замолчали. — Использование Непростительного сильно сказалось на девочке, и не стоит забывать, насколько тяжёлые условия в Азкабане. Взрослые волшебники умирают в этом месте, так подумайте же, насколько её хватит.
Гермиону пробрала дрожь — если её посадят в Азкабан, то быть ей голодной до конца дней...
Извернувшись, она дотянулась закованной рукой до кармана с лакричной палочкой, и достав её, наклонилась к ней и начала есть. Заметившие это волшебники, до этого обговаривающие предложение Главы Визенгомота, ошарашено смотрели на преступницу, в кандалах и в клетке, прямо на суде жующую лакричную палочку!
— Какая дерзость! — возмущённо воскликнул один из судей.
— Я голодная, а меня не накормили, — возразила девочка, не понимающая, что такого в том, что человек ест, когда он хочет есть. Её ведь не накормили до этого! Она бы съела эту лакричную палочку ещё в самом начале заседания, но действие Сыворотки Правды ограничивало её свободу действий.
— Кто за то, чтобы отправить в тюрьму для волшебников Азкабан Гермиону Джин Грейнждер, как несовершеннолетнюю волшебницу на срок в десять лет? — задал главный вопрос Дамблдор, обращаясь к судьям позади него. Большинство подняло руки. — Тогда я оглашаю приговор: Гермиона Джин Грейнджер, магглорождённая волшебница двенадцати лет, приговариваю Вас к отбыванию срока в тюрьме Азкабан до 2 сентября 2001 года. Объявляю заседание №212 закрытым!
***
Весь путь до тюрьмы она провела в несвойственной для неё прострации: всё шло по какому-то испорченному сценарию — словно последние листы уже законченной для неё истории промокли, из-за чего буквы растеклись по бумаге, складываясь во что-то другое. Холодные ветра и моросящий дождь вызывал неприятную дрожь по всему телу, мурашки шли по коже от промозглости этого места. У неё было много вопросов, однако опекуна, которому она задала бы их, не было рядом.
Страшная мысль, что она не сможет их задать, не давала покоя.
Вдруг тот чародей был прав?
Только увидев Азкабан и дементоров вблизи, Гермиона поняла, что её ждёт нечто ужасное. Что её
предали.
Девочка кричала, что не пойдёт туда, что всё это большая ошибка, что её обманули, пытаясь вырваться из грубой хватки авроров, сопровождающих её. Лодка раскачивалась на волнах, и почувствовав солёную влагу на губах, маленькая волшебница поняла, что плачет.
Она не плакала очень давно.
Двое авроров, ловко перехватив её ноги, руки и голову, окунули девочку в ледяную воду, вытащив только тогда, когда она почти захлебнулась. Гермиона не чувствовала власти над своим телом, ощущая только могильный холод, пробирающий до самого нутра и дрожь, сотрясающую её тело.
Паника.
Её грубо толкали, вручили робу и затащили в маленькую камеру два на два с отличным видом на всегда бушующее море, вечно серое небо и дементоров на его фоне.
У неё остались силы только кричать.
***
Когда она впервые встретила дементора, то визг услышали все на острове. Такой же визг разнёсся, когда она была голодна настолько, что уже поглядывала на свои пальцы с мыслью: «А если..?» После каждого такого раза на неё начали одевать кляп, однако она не прекратила ни после первого, ни после второго, ни после десятого раза. За это преступники из соседних камер прозвали её «Кричалкой».
Не смотря на свой возраст, она получила уважение от взрослых волшебников, стоило ей рассказать, за что она очутилась в Азкабане. Все восхваляли Кричалку, говорили, что гордятся ею. Все, кроме... Бродяги.
Ей не стало стыдно, узнав, насколько дорог ему был мальчик. Её не мучило чувство вины, когда тот выл волком от отчаяния, сходя с ума от горя. Ей лишь хотелось поговорить с опекуном, ведь... Она не знала, как называется это чувство, но оно ассоциировалось с привязанностью. Девочка хотела узнать, хотел ли он бросить её или так получилось из-за её показаний в суде.
Она много раз думала, убьёт ли его, стоит ему сознаться в обмане.
***
Время шло.
Со временем она перестала кричать, осознав, что пылающие в агонии голосовые связки не стоят того, чтобы она доставала всех на острове своим криком.
Дементоры, казалось, уже достаточно поизмывались над ней, оставив подёрнутые непроглядной дымкой счастливые воспоминания. В каком-то смысле, она смогла привыкнуть к их неизменному присутствию, как дачник привыкает к жужжащим насекомым вокруг. Фигуры в чёрном перестали быть главной опасностью.
В одну из ночей Сириус Блэк предпринял попытку убийства. Гермиона не заметила, как он прошёл сквозь решётки, лишь в бессознательной дрёме почувствовала, что не может дышать.
Открыв в темноте глаза, она не сразу узнала Бродягу, поначалу приняв того за дементора. Он нависал над ней с совершенно безумным выражением лица, сомкнув пальцы на её шее. Голова девочки гудела, пока она пыталась отпихнуть мужчину от себя, но какие у неё могли быть шансы? Блэк что-то бормотал в бреду, лишая её жизни, а она не могла ничего сделать.
В ту ночь случилось чудо — кто-то из Пожирателей Смерти спал достаточно чутко, чтобы услышать сдавленные хрипы и её упорное, но уже угасающее сопротивление, поднимая шум с криками: «Блэк свихнулся и убивает Кричалку! Он выбрался из камеры! И пробрался в другую! Не пропустите шоу!»
Все заключённые тут же проснулись и загомонили, присвистывая и недовольно бурча ругательства — кому-то всласть поиздеваться, а кто-то с трудом заснул и недоволен, что разбудили из-за чего-то подобного. Она услышала безумный смех Беллы, звучавший подобно ударам молний — так громко, что можно было оглохнуть. Но Бродяга не слышал ничего вокруг, и Грейнджер чувствовала, как сознание медленно «немеет», теряя силы к сопротивлению. Наверное, будь у неё возможность, и она извинилась бы перед крёстным отцом мёртвого ребёнка, потому как почти потеряла надежду на своё лучшее будущее. И если это так, то ради чего она убила? Ради чего умирает?
Она уже не видела ничего вокруг, когда почувствовала способность дышать. Первый вздох был подобен сжигающему её лёгкие огню, болезненно распаляя нутро. Залившись приступом судорожного кашля, она растирала мучительно болящее горло, сквозь прослезившиеся глаза стараясь осмотреться.
Кожу опалило холодом — над ней пролетел дементор. Тут же сев, она вытерла глаза и уставилась на лежащего мужчину перед ней, и первой мыслью было то, что тот уже мёртв.
Спустя пару мгновений, которые прошли в шуме и криках преступников, прибыли авроры: двое волшебников с Патронусом в виде горностая проверили пульс Сириуса Блэка и оттащили того в его камеру, ни словом не обмолвившись. Словно такое происходит каждую неделю, и нет в этом ничего необычного.
Гермиона хотела поблагодарить авроров, но вовремя прикусила язык: а за что их благодарить? За то, что заточили её в тюрьме? Или за переправленное тело Бродяги, который и не должен был оказаться в её камере?
Ещё какое-то время Пожиратели Смерти переговаривались, иногда задавали девочке вопросы, но она молчала, испытывая странное и очень неправильно чувство — ей хотелось поблагодарить того дементора, что спас её от смерти, хоть и не обязан был этого делать.
Естественно, она так и не сделала этого — все стражи Азкабана были на одно лицо, и определить, кто из них тот самый, спасший ей жизнь, не представлялось возможным.
Тикали воображаемые стрелки часов.
Вскоре после покушения её неудачливый убийца очнулся, и днями не говорил ни слова, не издавал никаких звуков, словно его там и не было, хотя Гермиона ясно видела его, потому как их камеры располагались друг напротив друга.
А в один из дней его там не оказалось. Таким образом, он стал первым Сбежавшим из Азкабана.
По сути, ничего не изменилось, если не считать того, что дементоров вокруг стало значительно меньше, и узники, соответственно, оживились, стоило тяжкой атмосфере от присутствия тёмных тварей стать легче.
Она смотрела на свои тощие бледные руки, покрытые вязью голубых вен и думала, как закончится её жизнь. Почему-то она была уверена, что произойдёт это очень скоро, от поцелуя дементора или голода, а может, кто-то вроде Блэка всё-таки убъёт её. Не чувствуя страха или хотя бы заметной тревоги, она оглядывала своё тело, представляя, как она будет выглядеть в гробу. Хотя, откуда взяться такой щедрости? Её, скорее всего, сожгут на костре, и оставит она после себя пепел со строчкой в книге по Истории: «Была такая девочка, Гермиона Грейнджер, что в одиннадцать лет убила Мальчика-Который Выжил — Гарри Поттера».
***
Она смотрела вверх с равнодушной мыслью, что нынче подсознание хорошенько подсуетилось, показывая столь хороший сон, который при пробуждении станет кошмаром — а как иначе описать то, что сначала приносит надежду, а потом жестоко отбирает её действительностью?
Фигуры в чёрных мантиях и масках в виде черепа кружили над головами заключённых Пожирателей Смерти, которые кричали в ликовании. Беллатриса звонко смеялась, с восхищением смотря ввысь через огромную дыру в разрушенном потолке. Она тянула руки вверх, словно стараясь взлететь, слиться среди чёрных туманных фигур, стать с ними одним целым.
Летуны опускались возле заключённых, грубо хватали и вновь взлетали ввысь, аппарируя прямо в воздухе в сотнях футах над землёй.
Сердце Грейнджер забилось сильней — а что, если ей это не сниться? Что, если все сейчас сбегут, и она останется здесь одна?
— Белла! Белла! — пыталась она докричаться до пребывающей в эйфории волшебницы, жестко схватившей за подлетевшего Пожирателя Смерти. — Белла!!! Мадам Лестрейндж!!!
Давно же она так не кричала: глотку тут же опалило болью, но она не обращала на это внимания, с надеждой смотря на обратившую на неё внимание ведьму.
— Кричалка? Чего орёшь? Тебя, вроде, не убивают, — безумно и насмешливо произнесла та, к счастью Гермионы, жестом остановив уже схватившего её Пожирателя Смерти.
— Я хочу с вами, вы меня заберёте? — с мольбой протянула девочка, судорожно сжимая прутья своей камеры. Клетки, в которой она сидит несколько лет.
— Не думаю, что сейчас это возможно, — беспечно ответила Беллатриса, глядя на неё с несвойственной ей задумчивостью. Её губы растянулись в более широкой улыбке, что казалось, ещё чуть-чуть, и её лицо порвётся. — Но ты мне нравишься. Я вернусь за тобой.
С этими словами она улетела.
Но обещала вернуться.
***
Она боялась, что останется одна, но несколько заключённых на специальном этаже для Пожирателей Смерти всё-таки осталось. Это были те, кто несмотря на статус последователей Волдеморта, ими не являлись, но аврорам было плевать на то, что у них нет Метки. Однако стало заметно тише, и тоска, по-началу немного отпустившая её из-за ослабевшего влияния дементоров, с каждым днём ожидания пожирала её изнутри всё быстрей и болезненней. Гермиона старалась не отчаиваться, держась за надежду, что ещё ничего не кончено, даже пыталась вести беседы с оставшимися заключёнными, но либо у них были непоколебимые принципы, не позволявшие им разговаривать с убийцей Избранного (из-за неё, по их мнению, она виновата во вновь вспыхнувшей войне), либо из-за отвращения к той, кто отняла много невинных жизней. Она не понимала этого, тем не менее, не осуждала их за выбор, что они сделали.
С каждым днём становилось холоднее, ливни участились, перемежаясь с мокрым снегом, и Гермиона поняла, что наступила осень. Казалось, это место стёрло все краски осени, оставив лишь монохромный отпечаток наступающих холодов. Через решётки и не заделанные дыры в потолке ветер неумолимо бил узников Азкабана, заставляя кутаться в льняное потёртое тряпьё, по ошибке называемое простынями. Каждая зима — огромное испытание для волшебников, отбывающих здесь срок. Только с её началом давали более-менее плотное одеяло, способное сохранять тепло, да похлёбку чуть подогревают, но не всегда, словно издеваясь, насмехаясь, или же просто забывая о нуждах никому не нужных заключённых.
Грейнджер знала, что при очень холодной температуре вода замерзает, превращаясь в лёд, однако из года в год, даже в дни пробирающих до костей морозов, когда ты знаешь, что-то кто-то в очередной раз насмерть окоченел и силишься не пойти за ними следом, волны вокруг острова неизменно вздымаются ввысь, ни на миг не застывая и продолжая своё вечное движение. Сомневаясь в увиденном, или же в своих знаниях, в какой-то день она выпила не всю норму воды за день, оставив немного живительной влаги на дне и поставив стакан из непонятного металла около решётки, выходящей наружу. Уже через короткое время вода всё-таки замёрзла, и Гермиона сделала вывод, что дело всё-таки в волнах, скорее всего, они волшебные и зачарованы от замерзания. Вот только зачем?
«Ну не для того же, чтобы таким как я было за что уцепиться взглядом? Чтобы вокруг происходило хоть какое-то движение, помимо изредка патрулирующих авроров?»
Она сидела достаточно далеко от решётки проёма с видом на море, чтобы холод не навевал на неё сонливость, но достаточно близко, чтобы следить за волнами, что попеременно и величаво возвышались друг над другом до самого горизонта, словно соревнуясь в том, кто поднимется выше.
Глядя на мутный рыжий диск, скрытый за серыми облаками, что опускался всё ниже и ниже, склоняясь к далёкой полосе моря, своим уходом предвещая ночную тьму, она, казалось, не чувствовала ничего, словно сердце перестало биться, а она перестала жить, прекратила своё существование. Не ощущая холода, с полным отсутствием мыслей, она впечатывала в себя свет уходящего солнца, что с каждым днём уходил всё раньше, а пропадал всё дольше, как будто ему надоело пытаться пробиться сквозь тучи, что были всегда сильны и грозны, являясь непосильной светилу преградой.
В кромешной темноте она не заметила, как уснула, однако проснулась она от рези в глазах, словно веки были настолько тонкими, что не составляли яркому свету никакого сопротивления.
С трудом придя в себя и разминая ноющие от боли и холода конечности, она подошла к свету и прикрыла от вновь полоснувшей боли глаза, пытаясь осознать изменения.
Ночью выпал снег.
На камнях вокруг тюрьмы слоем непонятной толщины лежал снег, отражавший слабые солнечные лучи, озаряя всё вокруг более ярким светом. Мороз пощипывал открытые участки кожи, но она не акцентировала на этом своё внимание, так как в безветренную погоду это было почти приятно. Что-то хорошее вновь пробуждало её волю к жизни. Она стояла и впитывала в себя этот образ, эти ощущения, чтобы снова обрести надежду на спасение. Надежду на то, что Белла заберёт её отсюда.
Возможно, обретя свободу, она посетит разные уголки мира, ведь все места, где она была, можно посчитать на одной руке: поместье опекуна, вокзал Кинг-Кросс, Хогвартс-Экспресс, зал суда в Министерстве Магии и Азкабан. Большую часть жизни она провела взаперти, ограниченная коридорами и некоторыми комнатами особняка в глуши, где слышны лишь звуки дома и завывание ветра с криками птиц. На вокзале и в поезде было много людей, скопление которых было для неё в новинку, однако маленькая толика трепета была ничем по сравнению с миссией, что занимала все её мысли.
Сейчас она не обременена подобным. Может быть, она будет в долгу перед Беллой и Тёмным Лордом за освобождение, тем не менее, Гермиона робко верила и надеялась, что у неё вся жизнь впереди.
***
Также, как и в прошлый раз она подумала, что ей это снится.
Вокруг было очень шумно: галдели заключённые, кричали заклинания авроры, смеялись люди в чёрных мантиях, что вновь летали в небе. Она выискивала взглядом ту, что ждала очень-очень долго, казалось, целую вечность.
— Кого-то ищешь, Кричалка? — предвкушающий шёпот раздался над самым ухом, заставляя Гермиону от неожиданности отскочить.
За её спиной стояла Белла: в шикарном чёрном платье, ухоженная и чистая, она казалась совсем другой — недосягаемой. Однако было то, что вселяло в неё надежду — у Беллы был тот же безумный взгляд, который отдавал чем-то тёплым... Родным.
— Неужто не рада меня видеть? — притворно скуксилась женщина, выпятив нижнюю губу. В ответ Гермиона робко улыбнулась, про себя думая, насколько же Белла промахнулась.
— Очень рада, — тихо и искренне выдохнула уже девушка, ощущая внутренний и такой далёкий трепет — чуждый и приятный.
Белла протянула ей руку, а она, не задумываясь, тут же схватилась за неё в ответ. Она видела перед собой только прекрасную женщину, сдержавшую своё слово. Спасшую её.
Неизменный годами вид из камеры перестал быть актуальным, потому как она с Беллой находилась в небе, в десятках метров над Азкабаном. Эта картина поразила её до глубины души, и она задержала дыхание, чувствуя эмоцию, разрывающую её изнутри.
Белла рассмеялась. Она часто это делала, но Гермионе казалось, что сейчас он был другим. Словно совсем другая эмоция вызвала столь же безумный, но теперь искренне радостный смех.
Грейнджер не удержалась и засмеялась в ответ. Горло раздирало болью от столь обычного для всех действия, однако сама девушка не помнила, когда смеялась в последний раз. Однако сейчас это не имело значения, потому что она смеялась, и чувствовала себя
счастливой.
***
Она не смогла.
Полтора года служения Тёмному Лорду, его безумие и пытки — она терпела всё это, потому что верила Белле. Та верила в победу, и Грейнджер, заражаясь её уверенностью, вторила её в ответ. Ведьма обучала её боевому искусству, помогала получить уважение остальных Пожирателей и расположение самого Тёмного Лорда — казалось, несмотря на многие нюансы, она была счастлива, однако теперь тем временам никогда не вернуться.
Кожа некогда узников Азкабана всегда была холодной, словно атмосфера того места навсегда впиталась в некогда обитавших там волшебников. Прикосновения Беллы всегда были холодными. Однако... Они всегда были живыми, полными энергии, даже когда та уставала.
Сейчас всё изменилось.
Гермиона не могла сдвинуться с места, словно приклеившись к бездыханному телу женщины, что только недавно «горела» в пылу битвы. В такие моменты она была действительно прекрасна, как будто становилось пламенем, пожирающим своих врагов.
Но что произошло? Почему она потухла? Почему не увернулась?
Она прижималась ухом к её груди, всё ещё надеясь на то, что сердце вновь сделает удар, а лёгкие наполнятся воздухом. Рядом лежал труп рыжей пухлой женщины, посмевшей отнять у неё Беллу. Гермиона убила её так быстро, что даже не сразу поняла, какое заклинание произнесла. Сейчас она жалела о том, что одарила ту милосердной Авадой.
Но Беллу уже не вернуть. Та ушла навсегда, бросила её, Гермиону, здесь, в этом бренном мире, когда она даже не знает, как теперь жить.
«Я пойду за тобой. Ты только подожди».
С трудом встав, девушка отправилась на улицу, откуда доносились звуки битвы. Она надеялась, что кто-нибудь убьёт её, потому как не хотела делать этого сама.
Небо было серым и безжизненным, словно она вернулась в Азкабан.
Воспоминания о тюрьме привели её к тому, из-за кого она там пребывала — Уолдену Макнейру, её опекуну. Тот пытался солгать, что не собирался её бросать, но под пыточным Тёмного Лорда сознался в своём плане. Так Гермиона узнала, что она магглорождённая и одноразовое оружие, проще говоря — использованная грязнокровка. Тот день перевернул весь её мир вновь, плюнув в её душу горькой правдой.
Шёпот Тёмного Лорда подталкивал к мести, и она не могла больше сопротивляться жгучему гневу и обиде, затопившим её под собой — она раз за разом посылала в него
Круцио, однако так и не смогла послать в того зелёный луч.
Гермиона была наказана за свою нерешительность и грязнокровность в тот же вечер, срывая голос возле бессознательного бывшего наставника. Тем не менее Белла и на этот раз её спасла: рассказала об угасшем уже как полвека Роде Грейнджеров, чья кровь пробудилась в девочке спустя множество поколений, признавая её талант в чарах.
На следующий день она узнала, что Макнейра послали на очень важную миссию, с которой он уже никогда не вернётся.
Признательность и благодарность Гермионы Белле были почти безграничны. Но как она ей отплатила? Тем, что потеряла ту из виду лишь на мгновение, и теперь ведьма никогда не сможет открыть глаза?
Под сердцем ныло и неприятно пульсировало, а перед глазами всё расплывалось от непрошеных слёз. Когда-то опекун был самым близким ей человеком, и если бы маленькая Грейнджер знала о таком понятии, как «отец», то именно так и воспринимала бы растившего её мужчину. Но тот никогда не испытывал к ней того же, что она к нему, и потому предательство она простить не смогла. Беллатриса стала вторым самым близким ей человеком, что в своей безумной и частенько жестокой манере заботился о ней, но теперь ничего из этого не имеет значения — Гермиона потеряла и её, и была сама в этом виновата.
Пытаясь отстранится от такого болезненного и незнакомого ей чувства вины, она пригляделась к распростёршейся перед ней сцене.
Друг напротив друга стояли Невилл Лонгботтом и Тёмный Лорд. Странно, ей казалось, вокруг должен быть хаос, однако Пожиратели Смерти молча стояли за спиной Тёмного Лорда чуть поодаль, также, как и члены Ордена Феникса со студентами, занимавшими противоположную сторону за спиной нового Избранного.
Стоя на ступенях у ворот Хогвартса, она ощущала себя зрителем истории, которая идёт между добром и злом. Как будто она видит финал — последнюю битву, за которой обязательно будет счастливый конец. Казалось бы, разница в силах между величайшим Тёмным Лордом и парнишкой, ещё не окончившим седьмой курс, очевидна, однако он до сих пор оказывал сопротивление Волдеморту с палочкой из остролиста наперевес, из раза в раз доказывая, что он может. Может бороться. Может спасти. Может
победить.
Словно в трансе она видела, как кумир её детства, Тёмный Лорд Волдеморт умирает — рассыпается в прах, как будто так и
должно быть. Что
конец был предопределён с самого начала.
К сожалению, её так и не убили — схватили, связали, допрашивали, вновь заключили в Азкабан. Она не говорила ни слова, равнодушно оглядывая многих магов, в том числе и семью Уизли, разъярённую из-за смерти жены и матери. Ей было безразлично их горе и терзания, потому как в груди образовалась её личная чёрная дыра — она чувствовала, как после очередного убийства её магия по крупице начала покидать тело, а когда закончится магия, то внутренний пожиратель примется за её душу.
Время, проходящее мимо неё, перестало иметь значение: как можно обращать внимание на время, когда сама жизнь перестала иметь ценность? Но сколько бы дней не проходило, она продолжала существовать в ставшим для неё бренном мире; не прекращала питаться подачками аврора с незавидной для остальных работой; регулярно и с завидной частотой спала, видя в снах чёрные локоны жёстких волос; продолжала открывать глаза, иной раз задавая себе вопрос, словно проеденный кислотой: «Сколько же времени прошло?» Но ей не было на самом деле интересно — может, год, а может, неделя — какая ей от этого разница?
Но какая-то всё-таки была.
Министерство так и не смогло установить полный контроль над дементорами, однако с каждым днём они приближались к решению этой проблемы — тёмные существа вновь патрулировали Азкабан, с каждым днём увеличиваясь в количестве, и привыкшей к тихой безмятежной рефлексии Гермионе это не понравилось.
Очередной ночью, в могильной тишине, она использовала последние крупицы своей магии и превратилась в выдру. В анимагической форме она отлично слышала вой дементоров в небе и храп вновь или впервые пойманных Пожирателей Смерти. В последний раз глянув в окно своей камеры, она мысленно поблагодарила некогда спасшего её дементора от Сириуса Блэка, который ныне то ли умер, то ли сошёл с ума, а может просто сбежал за границу — судьба крёстного некогда Избранного так и осталась неизвестной. Набравшись решимости, Грейнджер тихо протиснулась между прутьев решётки, отделявшей её камеру. Пройдя многочисленные коридоры, она выбралась к побережью, так и оставшейся незамеченной. Оттуда смогла переплыть буйные волны моря, так и норовившие поглотить её, однако форма водоплавающего отлично помогала сопротивляться.
Оказавшись на другом берегу, на свободе, она осознала одну простую мысль, почему-то вызвавшую у неё облегчение.
Теперь она никогда не сможет стать человеком.
