***
Пока световой день давно начал набирать обороты, улицу всё также освещают фонари, фары, да отголоски мерцающих гирлянд. В руках бумажный пакет, из которого так и норовит выпасть бутылка крепкого и элитного вместе с бутылочкой поменьше — красного сухого. В зубах сигарета, мужчина поглядывает на часы, как-то пытаясь смахнуть пепел движением головы. Чрезмерное употребление алкоголя вредит здоровью, за которое он, между прочим, на пару с любимыми коллегами борется каждый день, выпивка только по праздникам навевает скуку, а парочка бокалов вечером приносит не слишком ярких красок и, пожалуй, крепких снов. От стресса нужно избавляться, гнать, а не присаживаться рядом, позволяя темным круга осесть под глазами. Поэтому сталкиваясь с массирующим виски Юкичи, Мори тянется интуитивно — провести губами по щеке или ткнуться в нее носом мимолётно, в итоге совсем мимо, чуть не упуская из виду падающий пакет и заворачивая прямиком на кухню. Бутылки приятно звенят о стол, пока взгляд пробегает по этикетке красного. В интернете пишут: хорошо. Огай ещё раз вчитывается в название, пытаясь выговорить полушёпотом на французском и отправляет ненужные продукты в холодильник. В этом доме никто вина не пьет, пару бутылок в запасе — исключительно для гостей. Но к горячему блюду, а именно к мясу, рекомендуют только его. Чтобы хорошо готовить, нужен опыт или, как минимум, парочку советов в кармане. Но кому нужно хорошо готовить, если времени на это процентов десять, а желания от силы три? Хорошему семейному человеку. Так пишут статьи, книги. Готовка, как проявление заботы. Ну или помощь в удовлетворении первичных потребностей, тут уж кому как. — Ты знаешь за что я недолюбливаю социологию? — Фукудзава немигающим взглядом провожает Мори к холодильнику, поправляя домашний халат. Кажется, кто-то собирался лечь пораньше. — Завалялось у моего интерна парочку таких книжек, думаю, авторы современные, статистик нет, но по стилю понятно. — Отбираешь у своих детей игрушки? — В этом помещении только один владелец детского сада. — Мужчина делает небольшую паузу. — А им нужно больше практики и меньше такой теории. У нас целая полка книг, посвященная хирургии, несколько я даже из нашего дома стащил. — Мори с натянутой тоской пару секунд глядит в стену, за которой покоится книжный шкаф. — Даже «записки юного врача» для развлечения им принёс. Юкичи подавляет зевок, выслушивая тираду о тяжести постижения неточных наук. Делает это по привычке мастерски, всё с таким же серьёзным лицом, только плечи более расслаблены и волосы уже влажные после душа. Так и уснет на этом кухонном стуле. Но сегодня у Мори есть цель. У них есть цель. Не для того он пыхтел над ненужными отчётами и не для того собирается накормить их жирной пищей, заливая её пусть и приятным, но крепким алкоголем. Прежде чем добавить вина в бульон, он принюхивается, оценивает уже на слегка опьяневшую голову кислый запах, крутит бутылку в руках. Его собеседник что-то рассказывает о новых учебных пособиях и затратах, даже не сбиваясь, только вертит носом, когда Огай, чуть смеясь, заставляет его попробовать основной ингредиент их ужина. «Подожди, мы должны внести сюда чего-то». Насколько возможно аккуратно Мори стучит влажными пальцами по экрану, переключая на какие-то страницы, чаты, где Кое по долгу дружбы присылала ему плейлист. Телефон летит на подоконник, грозясь выпасть в распахнутое окно, из динамиков раздаётся какая-то мелодия. Нечто настолько приедающееся, что можно позволить себе отбивать ритм ногой об пол и подпевать, высовываясь с головой из окна. Лечить нескольких пациентов разом, решать финансовые трудности больницы и не забывать учить интернов, попутно отчитывая уже присевших на шею подопечных. Да, столь гениальный человек, покрывшийся с ног до головы вредными привычками и ядом может позволить себе столько дел одновременно, сколько бы не сделал Цезарь и его клон в придачу. Он бегает от окна к плите, стараясь не задымить кухню дымом и не спалить к чертям их почти удавшийся ужин, отпивает из прозрачного, с оттенком красного, бокала виски и утаскивает Юкичи с собой по всему периметру кухни. — Очень полезно сжечь лишние калории и потратить энергию, чтобы с удовольствием насладиться трапезой, понимаешь? — Голос Мори даже в обычное время, когда он расслаблен, может напоминать полупьяный, с едва слышными завышенными нотами от больших речей. Он смеется, едва не хихикает, пытаясь вести в их причудливом танце и таская Фукудзаву за собой, кружась и лавируя. — Откуда в тебе ещё энергия после стольких часов работы? — Скорее сам себя спрашивает Юкичи. — Когда ты в таком прекрасном возрасте, можно сказать юнец, энергии много, организм справляется. Следом за всем уже смеется Юкичи, когда Огай начинает кашлять и, ругаясь выключает плиту, он сам подхватывает чужую ладонь, ощутимо сжимая, когда песня переключается на новый лад. Они как в романтической комедии с элементами мюзикла, топчутся в чуть прокуренной кухне, делясь головокружением от выпитого и приятными касаниями. Мясо выходит отличным. Оно настолько хорошо, насколько можно себе представить. Когда-то жители этого дома частенько посещали дорогие рестораны, где помещение наполняется легкой живой музыкой и звоном бокалов, а вокруг настолько мало людей, что мешается только запах собственного парфюма. Чисто деловые встречи, еда по минимуму, алкоголя в умеренном количестве, только чтобы глаз от нервов не дёргался. Так вот. Блюдо, что стоит перед ними в сотни раз вкуснее и приятнее на вид со своими развалившимися помидорками черри на краю тарелки. Вслух о тех моментах никто не говорит, но про себя замечают оба. Порой Мори еле сдерживается, прикусывая язык, пытаясь не портить атмосферу сейчас. Ведь что было тогда — там и осталось. Сейчас у кого-то во владениях больница, а у кого-то — гимназия. Они решают допить вино. Виски отправляется на законное место туда, где легче будет найти после тяжелого дня, а красное разливается по бокалам. «Не хочу, чтобы боле это находилось в нашей квартире, поэтому покончим с этим». Так сказал Огай, а Юкичи лишь прищурился и, наверняка, неудовлетворительно кивнул. На кухне становится темнее, они включают свет над раковиной, в ту же сторону опять летит телефон, дверь плотно закрыта, пока Мори рассиживается на столе и крутит в пальцах сигарету. Воняет, если честно, жутко. Фукудзава редко, почти никогда, не позволяет курить на кухне, если только делать это, чуть ли не выпрыгивая в окно. И в случае, если их балкон чем-нибудь завалит. Сегодня среда, а драматичность вечера напоминает конец недели, точнее субботу, в воскресенье ночью Мори всегда в больнице, а Юкичи пытается справиться бессонницей. Они умалчивают об этом, переговариваясь, пальцы Фукудзавы еле касаются бедер Мори, пока он на грани того, чтобы заставить его подметать на кухне. Они сидят так, не шевелясь, пока песня на телефоне не сменяется на какую-то знакомую Мори. Движения не резкие, но мужчина, спрыгивая со стола, умудряется слегка напугать Юкичи (еле заметно по вздрогнувшим пальцам и на мгновение разгладившейся морщинке между бровей). Мори топчется на месте пытаясь настроить нужную ему громкость, попутно допивая жидкость из своего бокала. — Нужно обязательно, так сказать, отдать честь, данность. Нельзя упускать такое. — Огай хмельно бубнит себе под нос, пытаясь сформулировать свою идею. — Когда-то люди писали такие песни специально для случаев вроде нашего. — Медленно шагая к стулу и вытягивая перед собой руку в пригласительном жесте, Мори пытается чуть ли не разбудить Фукудзаву. — Возразить нельзя, не моя прихоть. Около трёх часов ночи, под плавную мелодию, они стоят на собственной кухне и обнимаются. Ну, то есть Мори назвал это танцем, медленным танцем, который покажет, насколько они уважают авторов данной композиции. Юкичи в душе сомневается, что кто-то когда-либо вообще пытался танцевать под эту песню, а на деле же, уместив голову на чужом плече начинается, посапывать. Мори укладывает их вместе, плотно закрыв дверь в спальню и настежь открыв окно на кухне, отставляя там же два грязных бокала — один пустой, другой нетронутый. В комнате свежо. Кажется, Фукудзава поменял постельное бельё и принёс Мори дополнительное одеяло. На улице намечается мороз, а на утро придется открывать окна, зато сейчас им тепло и уютно, когда один кажется видит первый сон, а второй позволяет себе стиснуться под боком, заворачивая себя в кучу одеял, потому что тело вечно мерзнет.***
К сожалению, нельзя жить только своим планом. Побочные вещи, как пробуждение по утрам, никуда не исчезают, а в стрессовой ситуации надоедают ещё сильнее. Казалось бы, за столько лет (в этом доме официально запрещено произносить это вслух) можно было бы заиметь такую толерантность к алкоголю, что даже после половины бутылки виски просыпаться свежим, насколько позволяют пять утра. Но понижение градуса, несколько часов некрепкого сна и неудобная поза сыграли свою роль. Мори тянет блевать, когда он видит недопитое вино утром на кухне. Мужчина кутается в чужой халат, топчется на балконе, пытаясь не задеть голыми участками кожи что-либо и мечтает о вкусном завтраке. Фукудзава должен быть на своей работе на часик позже, чем Огай, плюс — находится его гимназия всяко ближе. Поэтому частенько он встает пораньше, чтобы оклематься после сна и приготовить завтрак. А последнюю неделю Мори мчится на работу ещё раньше обычного. Проснуться почти за три часа положенного, тем более после такого вечера — Юкичи не справиться. Мори видится, тот хотел уснуть вечером пораньше, может в десять, встретить его с работы и упасть в мягкую постель. Они ведь обязательно смогут хорошенько выспаться потом, после такого Мори бы в спячку впал, на месяцок, а на завтра между прочим операция запланирована. Он просто мечтает об отпуске. Видимо это написано на его лице, когда он проходит мимо медсестёр и получает в подарок утренний кофе из автомата. Немного прикинув, Огай приходит к выводу, что у него есть минимум час и двадцать минут после одиннадцати часов дня, чтобы выспаться в собственном кабинете, а потом проснуться, потратив пару минут на бумажки, и пойти отчитывать своих подопечных. Ему снится какой-то кошмар, его даже ночным не назовёшь потому что сейчас буквально обед. Приняв в себя только кофе и получив дозу кошмаров, он всё-таки решает, что сегодня нельзя упасть в грязь лицом или свалиться об порог чьей-то палаты. В рот летит батончик, в руках телефон и результаты анализов. Мори краем листов чешет щетину и хмурится, пока печатает сообщение. В итоге, он всё-таки спотыкается, не падает, но налетает на Дазая, что перед его приходом беседовал с пациентом. Давненько никого не отчитывали. От нравоучений его отвлекает пациент, которые не при смерти, но по истеричному состоянию явно хочет. Мори корчится от обиды, чуть ли не дуясь на всех вокруг. Его отвлекают звуки различных аппаратов, пока он раздает поручения и звук уведомления, где Йосано прислала видео с котиками подписав «чтобы не было альцгеймера, полезно смотреть что-то новое (: ». Нос чешется только от наблюдения за этими комочками с экрана, Огай почти готов начать чихать в коридоре и имитировать приступ, лишь бы его отпустили пораньше. Если бы кто-то, кроме него этим сейчас занимался. Котиков на видео много, на глаза цепляется только один, который кого-то напоминает. Может того, кто сам чихает в собственном кабинете добрые минут десять, пока секретарь заваривает ему горячий чай. На парковке около больницы частенько ошивается кот, чёрный, с белыми пятнами на спине. Мори скидывается в общую баночку на корм и притворяется, что не замечается как тот пробегает в особенно холодные дни внутрь, когда он медленно покидает стены больницы. Сам же потом хмурится и соглашается, что совершенно нельзя допускать того, чтобы животное здесь находилось. Жизнь довольно сурова, а к себе чудо не заберёшь, он наблюдает за тем как каждый раз оттаивает Акутагава и пытается заставить его, почти на ментальном уровне, забрать животное себе. Может когда-то станет на двух одиноких существ меньше. Хотя, наверное, его тоже кто-то ждет. Как сейчас Мори. Он разминает спину в лифте и покачиваясь вваливается в квартиру. Пахнет хорошо. Игнорируя необходимость снимать уличную одежду, Огай плюхается на кровать рядом с читающим что-то Юкичи и ещё раз пытается размять спину. Он сейчас себя чувствует не хуже того кота с улицы. Весь замёрз, устроившись на подушке около чужого плеча, пытаясь с такого расстояния без очков прочитать что-нибудь, пока чужие пальцы тянутся погладить по макушке. Телесный контакт полезен для здоровья. Огай не замечает как бормочет это вслух, когда слышит сверху смешок, и сам переворачивает за Фукудзаву страницу, осознавая, что книга, кажется закончилась. Когда он только успел её дочитать? — А почему я раньше не видел этот свитер? — Мори взглядывается в крупную вязку, подмечая приятный оттенок и замысловатые узор. А ещё котика в углу. — Кривовато, но довольно стильно. — Это подарок, от коллег. — Юкичи снимает очки, привычно потирая глаза. — Без причины, просто кто-то массово решил устроить мастер-классы по вязанию, и они вместе сделали это. — Мужчина следит за тем, как взгляд Мори упирается в котёнка, скрытого под складками свитера под животом. — Это Рампо сделал. — Смышленые у тебя ребята. — Огай тянется пальцами, расправляя узор, чтобы ещё раз взглянуть на мордочку котёнка. — Прознал бы Дазай про мою аллергию — принёс бы живого прямо к нам домой. Мори хмыкает, когда слышит как Юкичи посмеивается, продолжая водить круги около кривого рисунка, пока руки окончательно не исчезают под свитером. Тепло. Пальцы только не выплясывают собачий вальс, на манер игры на фортепиано, щекоча кожу. Руки у Мори почему-то холодные, а под чужой одеждой слишком горячо. Он тянется выше, пересчитывая чужие рёбра, вспоминая о завтрашней операции, и утомленно вздыхает. Раз-два-три, Огай подползает ближе, обхватывая торс так, что получается обнять Юкичи, уткнувшись носом куда-то в шею. Тепло. Фукудзава лишь водит круговыми движениями по чужой спине, останавливаясь, когда чувствует сухие поцелуи, перемещая пальцы куда-то вниз. Возможно, ему щекотно, совсем чуть-чуть, Мори тяжелый, но не настолько, чтобы причинять дискомфорт, скорее наоборот. Он лежит как-то криво свернувшись, потираясь носом о кожу и еле ощутимо царапая ногтями спину. Греется. Мори поднимает голову, прикидывает, когда последний раз курил и тянется за поцелуем. Дотягиваясь лишь до подбородка, в отместку самому себе кусает Юкичи. Фукудзаве приходится съехать чуть ниже, задирая сильнее свитер, но в итоге, чуть расслабляя объятия, прижимается своими губами к чужим. Выходит совершенно лениво, напоминая лишние телодвижения. Пока пальцы Мори не начинают скользить по открывшимся участкам кожи, а язык — по чужим губам. Они вовсе не сдвигаются и не собираются отлипать друг от друга, переплетаясь совершенно странно. Огай отказывается выпускать руки из тепла, хаотично скользя вниз-вверх, щекоча чувствительные точки. Юкичи может только запустить пальцы в волосы, даже не притягивая ближе, просто массируя, изредка задевая шею. Приходится чуть подняться, Огай практически усаживается на чужие колени, склоняясь ниже и совершенно точно не собирается снимать чужой тёплый свитер. Теперь Юкичи может двигаться, поглаживая руками спину и изредка задевая пуговицы рубашки, ловя знакомый запах лекарств и кофе. Фукудзава прерывается первым, придерживая чужие волосы и покрывая поцелуями каждый участок лица, изредка позволяя себе покусывать щеки, следя как Мори, прикрыв глаза, подставляется под касания. Пальцы гладят скулы вслед за губами, Юкичи напоследок утягивает Мори в поцелуй и вновь прижимает к себе, помогая удобнее устроиться. Ощущая медленные поглаживая по спине и тепло чужого тела, Огай внутренне скулит, позволяя себе минутную слабость. Хочется потереться и прижаться ещё ближе. — Блять… — Он не успевает заткнуть себя, когда чужие руки останавливается, а в комнате становится тише, если не считать шум в ушах. — Что такое? — Фукудзава не двигается, не желая делать поспешных движений. Уж слишком это «блять» было болезненным. — Кажется. — Мори хочется рассмеяться самому себе в лицо и взять направление в санаторий. — Кажется, поясницу заклинило. Они лежат в тишине ещё пару секунд, пока Юкичи не начинает действовать. Аккуратно выбираясь из-под чужих объятий и помогая Мори лечь на спину, подкладывая подушку, они наизусть оба знают что делать и как. Он напоследок гладит костяшками его щеку, следя за искривленным выражением лица и уходит варить самый вкусный кофе, на который способен. Они отрубаются вместе после чашечки кофе и выкуренной сигареты на двоих, когда Мори становится легче. Они не говорят о том, что произошло, Юкичи забавно, Мори очень устал. Зато кофе правда вкусный. Настолько, что Огай допивает его утром перед работой, когда он уже определённо не может быть вкусным. На работе много думает и радуется, что выспался перед операцией, но негодует, что не получил свою дозу дофамина. Огай даже размышляет о том, что у Юкичи нет привычек оставлять следы, хотя кусался тот весь вечер. Отпускает его уже после операции, третьего стаканчика кофе и возможности отчитать Дазая. Он на автомате уходит раньше, хотя пару отчетов ещё не закончено, сегодня ему определённо нужно выпить, а то второй день без алкоголя пошёл. На улице слишком ярко, каким-то чудом выпал снег, и даже без закатного солнца вокруг заметна каждая деталь. К примеру, большое серое пальто и тёплый шарф на корточках около забора больницы. Мори сразу его узнает, но не сразу понимает, чем Юкичи занимается. В чужих ладонях горсть корма и чёрный кот с белыми пятнами крутится рядышком.