Не дай погаснуть

      Утро Кэйи началось как всегда — мрачно и тоскливо. Очень нехотя встав с кровати, мужчина направился в ванную, чтобы принять ежедневные водные процедуры и обработать свежие порезы. Он смотрит в зеркало и понимает, что с каждым днём влюбляется в «него» всё сильнее и всё больше ненавидит себя. С каждым разом становится всё больнее. Всё труднее подниматься с кровати, делать что-то, выполнять свои обязанности на работе. Но это уже как наркотик. Кэйа не может остановиться, ему мало. Он давно уже приходит в таверну не за выпивкой. Он приходит туда, чтобы вновь почувствовать желанное тепло, чтобы вновь впасть в эйфорию, а после вернуться домой и наносить себе всё новые увечья. С трудом закончив все свои дела в ванной, Альберих открывает шкаф, надевая свою повседневную рубашку с пышными рукавами, обтягивающие штаны, шикарную накидку… Как же ему всё это надоело. Надоело каждый день приводить себя в божеский вид, чтобы потом страдать, запивая свою боль крепким алкоголем. Но Кэйя лишь тяжко вздыхает, одеваясь до конца и собирая длинные волосы ультрамаринового цвета в хвост и привычно закидывая его на плечо. Он поправляет повязку на глазу, снова с отвращением смотрит на себя в зеркало и натягивает свою фирменную лукавую улыбку на лицо. Мужчина выходит из дома и направляется к таверне, по пути с улыбкой встречая горожан, готовящихся к празднику. Подойдя к заветной двери, Кэйа мило здоровается с Паттоном, и, вбирая побольше воздуха в лёгкие, заходит внутрь здания. В глаза бьёт приятный жёлто-оранжевый свет от керосиновых бра, нос щекочет приятный запах алкоголя… Просто утопия. Только вот слух режет надоедливый писк Донны, которая беспрестанно восхищается мужчиной, ради которого Альберих сегодня встал с кровати. Кэйа недовольно фыркает, подходя к барной стойке и бедром отталкивая девушку подальше, — не лезь. Видя удивлённый и немного раздражённый взгляд Дилюка, Кэйа расплывается в пьяной улыбке, обходя барную стойку вокруг, — здравствуй, Дилюк~ уделишь мне несколько минуточек своего драгоценного времени?~ - немного склонив голову вбок, спрашивает Альберих и, не дожидаясь ответа, хватает красноволосого за руку и тащит в сторону подсобки, чтобы наконец почувствовать этот желанный и, уже, кажется, родной, вкус чужих губ на своих, что заставляет пьянеть сильнее самого крепкого напитка. Дилюк лишь недовольно фыркнул на столь бесцеремонное похищение со своего же рабочего места. Тем не менее, как только они достаточно отходят от посетителей, чтобы никто больше не провожал их взглядами, мужчина перехватывает руку Альбериха поудобнее, и сам уверенно втаскивает его в подсобное помещение. Как только за двумя мужчинами закрывается дверь, Дилюк выдыхает, и шепчет Кэйе на ухо, как бы случайно слегка касаясь губами: — и что это было? — его алые глаза, словно два прекрасно обработанных рубина, сияют в темноте. Рагнвиндр чуть щурится, силясь разглядеть лицо своего, несомненно, очень наглого партнёра. Не привыкнув к темноте, не получается увидеть ничего, кроме одного единственного яркого голубого огонька, похожего на льдинку, который не мигая смотрит прямо в душу. Практически полная дипревация зрения и духота подсобки разгоречают похлеще любых слов, или действий. — Архонты, не задавай глупых вопросов… — Кэйа укладывает руки на чужие широкие плечи, льнёт ближе к предмету своего обожания, носом потягивает слегка горький запах парфюма. Этот аромат не даёт ему покоя. Или же, это не одеколон? Альберих уже ничего не знает и знать не хочет. Он хочет лишь мужчину напротив, который заставляет Кэйю сходить с ума уже долгие годы. — Пожалуйста, сделай уже что-нибудь~ я что, зря сюда приходил?~ — вновь натягивая свою фирменную ухмылку на лицо шепчет Кэйа, находясь в нескольких сантиметрах от чужих губ. Он пару раз кидает на них взгляд и, поддавшись соблазну, накрывает их своими. Он больше не может держаться. Он пришёл сюда с конкретной целью — забыться и послать все свои проблемы на три весёлые буквы. Забыться, чтобы потом вновь разбивать кулаки о стену, чтобы рыдать в подушку как маленькая обиженная девочка. Альберих зарывается одной рукой в огненно-рыжие волосы, чуть сжимая их в районе затылка. "Они такие мягкие… Так хочется трогать их каждый день, вплетать в них одуванчики", — думается Кэйе. И, казалось бы, настроение от этой мысли начало пропадать, но мужчина пришёл сюда именно ради секса. Останавливаться уже нет смысла, поэтому Альберих нетерпеливо хватается за чужой фрак и стягивает его к чертям. Бесполезный кусок ткани. Зачем Рагнвиндр его вообще носит? Кэйа может поклясться, что однажды он порвёт этот чёртов фрак, который мешает наслаждаться бесподобным видом на накаченные руки и широкие плечи хозяина таверны. С чуть сбившимся от поцелуя дыханием, Дилюк терпеливо ждёт, пока рыцарь стянет с него элемент одежды. Как только фрак оказывается сброшен на пол, винодел без промедления начинает стаскивать безумно раздращающую меховую накидку, а пока пытается справиться с рубашкой, чувствует, что Кэйя уже вовсю оглаживает плечи, скользит вниз лёгкими, почти невесомыми касаниями, переходя на талию. Дилюк наклоняется вперёд одним резким движением и кусает за мочку уха, с удовлетворением слыша судорожный вдох. Ремни расстёгиваются так быстро, как только возможно, и в следующую секунду штаны лежат в куче остальных вещей. Все слова оказываются свалены в ту же кучу, что и одежда. Слова не нужны. Не сейчас, когда оба буквально пожирают друг друг взглядами. Не здесь, в этой маленькой душной комнатушке, где воздуха едва хватает на вдох. Дилюк впадает в какую-то прострацию, словно в забытье покусывая чужие губы, проводя языком от ключиц до линии челюсти, слыша задушенные вдохи и невнятные бормотания. Потом же, резко прервав свое занятие, он выудил откуда-то из горы одежды флакончик ароматического масла, который всегда с собой носит. Резко вынув зубами крышку, он плеснул немного масла на ладонь и равномерно распределил. Он словно завороженный, утопает в звуках и ощущениях, видит, как Кэйя дергается от холода и шипит от нетерпения, и как чаще начинает дышать, когда Рагнвиндр ведет руку вниз, касаясь пальцами основания члена. Он касается ствола так, чтобы едва чувствовал теплые подушечки пальцев и твердые ногти, цепляющиеся за кожу. Рука Дилюка твердо сжала член, водя вниз и вверх. Она грубая, мозолистая из-за постоянных битв, и отвердевшая кожа цепляется за нежную плоть, выбивая из рыцаря хриплые стенания, которые он всеми силами пытался заглушить, кусая ладонь. Вскоре, закончив сладкую пытку, мужчина убрал руку, и аккуратно начал проталкивать пальцы, растягивая настолько, насколько хватит терпения. А терпение было на исходе. Дилюк быстро вытащил пальцы, размазав оставшееся масло по своему члену, и подставив головку ко входу, резко вошёл. Кэйа сомневается. А нужно ли ему это? Действительно ли он этого хочет? Скорее всего, нет. Ему это всё уже осточертело, что уже блевать тянет. Нет, безусловно, секс с Дилюком великолепен, но Альберих хочет большего. Он хочет нежных поцелуев в щёку, хочет бесконечных объятий в постели по утрам, хочет смотреть на Дилюка влюблёнными глазами во время завтрака, хочет каждый день провожать его на работу, мягко целуя в губы. Но в глубине души он понимает, что ничего из этого, скорее всего, у него никогда не будет. Подобные мысли забивают его голову ровно до того момента, как Рагнвиндр касается его подрагивающего тела своими грубыми, слегка шершавыми ладонями. Все переживания вмиг забываются, а в груди разливается приятное тепло. Наконец он почувствовал то, чего жаждал с самого утра — наслаждение. Он растекается в сильных руках, подставляется под каждое прикосновение, льнёт ближе, лишь бы почувствовать желанную эйфорию. Он слабо прогибается в спине и кусает губы, когда грубые ладони касаются полового органа, тщетно пытается сдерживать стоны, когда в него проникают чужие длинные пальцы, бесшумно плачет, когда Дилюк входит в него. Плачет то ли от наслаждения, то ли от душевной боли. Он и сам уже не знает. Просто, почему-то, от этого становится легче. По крайней мере, Альберих убеждает себя в этом. Но, счастье длилось недолго. Спустя несколько долгих прекрасных минут, Кэйа достигает пика и медленно сползает по стене вниз, когда Дилюк выходит из него. Он быстро вытирает слёзы со смуглых щёк, приходит в себя и надевает свою одежду обратно, чтобы Рангвиндр не успел заметить следы вчерашней истерики Альбериха. Спустя пару минут и Дилюк приходит в себя, спешно натягивает свои одежды, поправляет её, и открывает дверь, пропуская Альбериха вперёд, а сам выходит следом. Рагнвиндр быстрыми шагами вернулся на свое законное рабочее место, откуда его бессовестно украли, смутно припоминая, что кто-то просил у него меню напитков. Альберих снова в спешке покидает таверну, желая поскорее оказаться дома, зарыться лицом в подушку и плакать. Просто плакать. Уже становится невозможным скрывать все свои чувства под маской вечно жизнерадостного капитана. Надоело. Хочется просто напиться до беспамятства, заглушить этот надоедливый голос в голове, который постоянно кричит о том, что пора бы всё это прекратить. Кэйе страшно, что однажды он согласится с ним. Он этого не хочет. И почему он просто не может быть счастлив? Для Дилюка не было ничего нового в их отношениях. Быстрый, ни к чему не обязывающий секс. У них было несколько вариантов отношений после ссоры: Оставить все как есть, и жить так, будто и не росли вместе все детство. Вторым же вариантом были быстрые встречи, чтобы сбросить напряжение, и казалось, это устраивало обоих. Никаких привязанностей, никаких обещаний. Но был и третий вариант. Однако, никто из них даже не заикнулся о нем, ведь он подразумевал отношения. В отношениях должны быть определённые договорённости, нужно идти на компромиссы, Кэйя бы жил на винокурне, как в далёком прошлом. Должна быть любовь. Сначала Рагнвиндр был уверен в своём решении, и думал, что это самый лучший вариант, к которому они могли прийти. Но в последнее время он начал сомневаться. Когда он видел, как Кэйя прогибается в спине от его прикосновений, сердце пропускало удар. Когда он видел, как Кэйя беззвучно плачет, хотелось его, черт побери, утешить. Поцеловать в макушку, сказать какие-нибудь ободряющие глупости, обнять и любить-любить-любить. Винодел принял свои чувства. Он уже смирился, что давно не может ненавидеть Кэйю, как бы ни хотел. Он смирился с фактом, что действительно влюбился в капитана кавалерии. Только вот.. Для Кэйи, думается Дилюку, это все ещё всего лишь второй, очень удобный вариант отношений. Встречи без обязательств. От таких мыслей кошки на душе скребут, но на лице, с, кажется, уже застывшим выражением отстраненности, это никак не отражается. Ни к чему показывать эмоции. Эмоции только все портят. В последний раз, когда он поддался эмоциям, он чуть не убил человека, с которым вместе рос. Больше такого не случится, с кем бы то ни было. Из размышлений вырвал звон монет, упавших на прилавок. Дилюк с запозданием понял, что это плата за бутылку вина, которую утащил Венти. Глянув на настенные часы, хозяин таверны лишь обречённо вздохнул — работать ещё долго. После длительного самоанализа, который особо ни к чему так и не привёл, он отбросил это дело. Теперь он протирал стаканы с задумчивым видом, но в мысли не уходил, внимательно слушая, о чем говорят посетители таверны. Слухи лишними не бывают.

***

      — Да хорошо-хорошо, говори, что хочешь. — вздохнула с облегчением Розария и, будучи раздражённой оттого, что её вечер теперь испорчен надоедливой сестрой, решила не идти на Утёс.  — Мне пора. — только и сказала монахиня, как уже скрылась в тени дерева, а дальше поспешно ушла в Мондштадт. Ей нигде нет места, казалось. Её везде достанут и напомнят о том, что на самом деле они отличаются. А главное отличие Королевы ночи в том, что ей нужно защищать этот город ценой своей жизни. Аж тошно стало… Ну, не будем о плохом. Розария уже гораздо спокойнее идёт к воротам, не забывая на мосту безжалостно убить одного из голубей. Тимми заступорился. Сестра коротко хмыкнула и, одарив одного из рыцарей холодным взглядом, пошла в таверну. Именно тогда она заметила, что кое-кто стремительно вылетает из неё. Очень знакомая фигура…  — Что же это… — пробубнила себе под нос аловласая и на секунду широко раскрыла глаза. Это же капитан кавалерии! И что он делает? Розария, словно настоящий хитман, прячется в тени здания и не отстаёт от Альбериха, стремясь понять, что такое случилось. Конечно, сестра бы никогда так не сделала, будь у неё другие дела. Скука порой убивает. И теперь она преследует Кэйю… Отлично! Замечательно! Но Розарии же правда интересно, что приключилось… Это же опять из-за ханжи Рагнвиндра? В любом случае, спрашивать прямо она не будет. Сам расскажет. Кэйа практически не смотрит на дорогу, из-за чего чуть ли не врезается в прохожих. Голова идёт кругом, но, к сожалению, не от вина, а от накатывающей истерики. Альберих быстро заходит в свой дом, громко хлопая дверью, снимает свои сапоги и проходит в спальню. Мужчина садится на мягкую кровать, пусто смотря в стену. Ему уже ничего не хочется. Однако, надоедливому голосу в голове он поддаваться не хочет, поэтому через секунду в тихой комнате раздаётся характерный щелчок от винной пробки, которая катится куда-то под тумбочку. Скорее всего, она там пролежит до конца жизни Кэйи, а то и больше. Альберих долго думать не стал, сразу же начав опустошать бутылку. С каждым глотком всё сильнее хотелось разрыдаться, словно маленький ребёнок. По лицу стекает горькая скупая слеза, мешаясь с напитком алого цвета. Расправившись с вином, Кэйа, как и хотел, падает лицом в подушку, начиная безудержно плакать. Голос в голове с каждым днём всё громче. Это действительно очень сильно пугает капитана. Он не хотел бы лишиться жизни из-за неразделенной, как ему думается, любви. В конце концов Альберих вновь сдаётся. В порыве необъяснимой злости и обиды, он разбивает бутылку, беря осколок в дрожащие руки. Он вновь и вновь оставляет себе всё новые порезы на бедрах, желая хоть как-то избавиться от этой гложущей обиды внутри. Они ведь сами договорились, что между ними будет просто секс. И ведь ему с самого начала эта идея даже понравилась. Тогда почему сейчас он плачет и ставит на себе новые шрамы? Почему не может остановиться? Он и сам не знает. Розария тихо забралась на подоконник и, она надеется, незаметно стала наблюдать. Сначала ей было тошно от одного вида текущего по подбородку вина. Такая бесценная трата драгоценного алкоголя! Но чем больше она смотрела, тем больше убеждалась в том, что жизнь Альбериха не удалась. Очень не удалась. Девушка дёргается от душераздирающих рыданий, трясёт ногой, когда видит намокшую подушку. И как только капитан кавалерии разбивает бутылку, аловласая судорожно ищет щеколду на окне. Закрыто изнутри. Не найдя другого выхода, монахиня точным движением кинжала ломает стекло и, игнорируя осколки в своей коже, врывается в квартиру. — Остановись, сейчас же! — Розария подскакивает к Альбериху и берёт его за обе руки, крепко держа его. Как бы Королева ночи не хотела что-нибудь сказать, из горла вырывается лишь громкий вздох. Ей больно видеть разбитых людей, ведь она видит в них себя. И это так мерзко для неё! Жалость — удел слабых. Кэйа, услышав звук бьющегося стекла, опешил и случайно сделал очень глубокий порез, что заставило его прошипеть от боли. Он поднял заплаканный глаз вверх, чтобы увидеть нарушителя его одиночества. Пелена из слёз, что обжигали щёки, застилала глаз, руки тряслись. Альберих еле-еле слышал голос монахини, практически не разбирая слов. Он настолько устал, что не мог даже выдернуть свою руку из рук Розарии. Он понимает, что сейчас выглядит очень жалко. Понимает, что, скорее всего, и девушка скоро отвернётся от него, потому что она, по её словам, ненавидит, когда люди показывают свои слабости. Хотя, беспокоиться сейчас нужно совсем не об этом. Кровь стекала по бёдрам, пачкая всё вокруг. Но, к сожалению, Кэйа на данный момент не может даже отвечать на вопросы Розарии, что уж говорить об обработке и о перевязке? Сейчас мужчина был больше похож на овощ, чем на дееспособного человека. Хоть сил и осталось мало, но Альберих по-прежнему оставался в сознании. Он прекрасно слышал все слова Розарии. Он и сам не понимает почему, но её поведение вызывало улыбку. Кэйа тихо усмехнулся, когда монахиня убежала из комнаты. Помирать он сегодня уж точно не собирается. Из-за сильной боли в ногах ему всё-таки приходится дождаться девушку с бинтами, хотя он был бы не прочь подняться самостоятельно. Истерика отступает на второй план, разум проясняется, резкая боль в бёдрах даёт о себе знать. Только сейчас мужчина осознает, что, кажется, в этот раз он перегнул палку. Когда Розария заканчивает с перевязкой и укладывает Кэйю на кровать, тот с лёгкой усмешкой откидывает голову назад, наблюдая за девушкой, которая продолжает метаться по комнате, стараясь убрать все осколки с пола. Когда монахиня всё же присаживается на край кровати, Альберих ещё пару минут безмолвно смотрит на неё, и, всё-таки, решается задать вопрос, — неужели ты и правда так сильно переживаешь за меня? Мужчина недолго смеётся после своего вопроса, глядя на удивлённое и слегка смущённое лицо девушки, — сил, у меня, конечно, не осталось, но поговорить я с тобой смогу, я думаю. — Хорошо. Тогда начну я, — сейчас Розария, когда оправилась от изумления, нахмурила брови и почти что зашипела: — Кэйа, мать твою, Альберих. Я, конечно, всё могу понять, но мог бы хотя бы намекнуть, что хочешь сдохнуть, — но, поняв, что привычная маска холода дала трещину, опустила взгляд на свою рясу и медленно поправила её, выдыхая: — Я имею ввиду, что тебе не стоит так больше делать. В следующий раз я могу не успеть. — Королева ночи встаёт с постели и берёт один бокал красного вина. Конечно, это было ей. А капитан кавалерии не может сейчас пить, тем более на пустой желудок. Аловласая не желала терять своих, если так можно сказать, друзей. Ведь именно Кэйа, если и был сначала настороже, то проникся чувством симпатии к новой монахине. — А теперь твой черёд. Ты же хотел поговорить? — Розария, с нечитаемым выражением лица чуть наклоняется и ставит на тумбочку бокал игристого. Достаточно. На слова монахини Кэйа лишь рассмеялся. Не потому, что девушка сказала что-то смешное, а потому, что такой Розарию можно увидеть очень редко, — прости. Я не собирался сегодня подыхать. Просто… Эмоции нахлынули, скажем так. И, ещё, если ты однажды не успеешь — не вини себя. Не ты в этом виновата. Альберих слабо сжимает пальцами одеяло, прокручивая в голове всё, что произошло сегодня. Ему больно, стыдно и страшно одновременно. Он временами поглядывает на девушку, не решаясь что-либо сказать. Ему мерзко от самого себя. Он не хочет, чтобы кто-то видел его таким. Особенно Розария. — Эй, — всё же решается продолжить диалог Альберих, — ты нахер моё окно выбила то? Там на кухне открыто было, — засмеялся Кэйя, смотря на возмущённое лицо аловласой. Само собой, девушка была в панике и у неё не было времени, но капитан просто не может упустить возможности постебать Розарию за разбитое стекло, — и ещё, ты следила за мной? Как ты узнала? — Во-первых, не извиняйся. Это ни к чему. Во-вторых… Если я смотрела на тебя через окно спальни, то через него и войду, верно ведь? Новое стекло сам вставлять будешь, — а тут Королева ночи помялась немного, да вздохнула и отвела взгляд: — Не подумай. Я не маньячка какая-то, но день выдался слишком скучным, а ты так подозрительно выбегал из таверны, что не увидел явной погони. — девушка снова взяла бокал и, покрутив в руке, с равнодушным взглядом добавила: — И что ещё за эмоции, что резаться нужно? Ума не приложу… — и так тихо это сказала, словно ветер шептал. В свете заката лицо Розарии было хорошо освещено, а в тусклых красных волосах мерцали блики. Завораживающе. — А, это… Дилюк. Снова. Ты же знаешь о наших… отношениях, верно? Вот… сегодня утром я снова пошёл к нему. Я знаю, что не стоило бы, но я, скажем так, не удержался, — Кэйа мнётся с ответом, постоянно запинается, стараясь не смотреть на девушку. Стыдно перед ней о таком рассказывать. — Я понимаю, что сам согласился на подобные отношения. Меня всё устраивало сначала, но сейчас я понимаю, что мне очень сложно без него. Звучит очень глупо, на самом деле, — посмеялся мужчина, неловко заправляя волосы за ухо и поправляя повязку, — но мне очень тяжело. Я больше не хочу просто трахаться, я хочу быть с ним. Я понимаю, что это неправильно, но я не могу с собой ничего поделать, — с горькой усмешкой заключает Альберих, всё же переводя взгляд на монахиню и наблюдая за её реакцией. Ему было до жути интересно, что она ответит? Не назовёт ли слабаком, или что-то в этом роде? Столько вопросов и так мало ответов. Скорее всего, Кэйа просто накручивает себя, но после такой серьёзной истерики ему уже плевать. — Ты выглядишь так, словно заслуживаешь любви, Кэйа, — совсем мягко сказала Розария, без единой тени злобы или тихой ярости. Девушка подходит к разбитому окну и проводит пальцами по стеклу, которое ещё осталось в раме: — Но я не смогу понять тебя. Царица, — Архонт любви, - желает своему народу всего наилучшего. Совсем не понимаю, почему мне выдали этот Глаз Бога… — о, нет, она знает, но никому никогда не расскажет. Не будет омрачать невинные души «молодых». Больше Королева ночи ничего не добавила, оставаясь стоять спиной к капитану. Но, когда та всё же развернулась, чтобы взять бокал вина, на её лице можно прочитать… Ничего. Пустой взгляд, болезненный вид. Её самый обыкновенный арсенал. Наверное, когда-то Розария умела любить. Тогда её волосы были яркими, а сама она была вспышкой во тьме. Вскоре, когда бандиты напали на повозку с её родителями, она сама стала тьмой. Разрушающей, скромной. Затягивающей, холодной. Коготками будет царапать глотку, станет прилипать к стенкам лёгких. Она не даст сбежать. Ни в коем случае. — Ты мне льстишь. — кратко отвечает Кэйа, наблюдая за девушкой. Она загадочна, холодна, обворожительна. Её пустой взгляд пугает прохожих и посетителей собора. Пугает всех, кроме Кэйи. Он знает, что за этой пустотой есть нечто большее, закрытое на сто замков. Он не поднимает эту тему. Ему и не нужно. Он знает о своей подруге ровно то, что должен знать. Альберих уважает её, поэтому старается никогда не пересекать черту и не говорить на колкие, болезненные темы. Жизнь у них и так не сахар, так зачем же ворошить прошлое? — Так. Что думаешь? Мне стоит пойти к нему? Я не хочу больше подобных ситуаций, это слишком выматывает. Я хочу поставить вопрос ребром. — Альберих находит в себе силы и, игнорируя боль, встаёт с кровати и берёт со стола стакан воды, чтобы немного прийти в себя. — хочу в лоб спросить: чего он хочет? Мне надоела эта неопределённость. На людях мы заклятые враги, а наедине — страстные любовники. Мне осточертело играть в этом ёбаном спектакле, пропитанном ложью и недосказанностью. Я не хочу вставать каждое утро и, смотря на себя в зеркале, говорить о том, как же сильно я себя ненавижу. — с ноткой грусти в голосе Кэйа завершает свой монолог, становясь рядом с Розарией и рассматривая прохожих, что беззаботно идут по улочкам старинного, загадочного и безумно красивого города. Дети играют и смеются, взрослые улыбаются, торговцы подзывают потенциальных покупателей к прилавкам. За окном жизнь в самом разгаре, вот только в мрачном, практически пустом помещении воцарилась тишина, словно никакой жизнью здесь никогда и не пахло. Альберих громко ставит стакан обратно на стол, вновь переводя свой взгляд на опешившую от такого внезапного подъёма мужчины Розарию, молчаливо требуя ответа. — Я говорю только правду, ты это знаешь, — также отвечает ему девушка, кратко ухмыляясь. Да, Альберих именно тот человек, который нужен ей рядом. Не задаёт лишних вопросов, и сам не открытая книга. — Интересный ты выбрал день для откровений, капитан, — Розария, не зная, чем себя занять, несколько секунд смотрит в пустоту и цокает языком. Нужно купить некоторые продукты для этого заморыша. А то сломается от одного касания ветра, ей Богу. — Сначала тебе нужно привести себя в порядок. Выглядишь, мягко говоря, отвратно. Затем можешь зажать своего Дилюка где-нибудь в уголке и расспросить. Чем ч- Барбатрос не шутит? — Да-да, я в курсе, что выгляжу отвратно. Спасибо за констатацию факта, миледи. — усмехается Альберих и, не успев никак дополнить свою фразу, садится на кровать. — Когда пригласишь его на рандеву у себя дома, не забудь заменить стёкла. А ещё не вставай с постели, павлинчик. Маленьким капитанам кавалерии нужно спать, — Королева ночи кладёт руку на плечо Альбериха и, проведя к кровати, буквально толкает на мягкую перину. «Надеюсь, что будет жив. Пока что умирать не дозволено ему» Кэйе ничего не остаётся, кроме как сделать недовольное лицо на ещё одну колкую шутку со стороны монахини, — во-первых, я выше тебя, а во-вторых, зачем? Пф-ф, не собираюсь я менять стекло, не-е.~ — в саркастичной манере заключает Кэйа, провожая девушку благодарным взглядом. Всё-таки, без неё он давно бы загнулся. А самой Розарии давно пора бежать. Конечно, не на хор в соборе, а на свою настоящую работу. Монахиня выпрыгивает из окна и стремительно бежит к другим воротам Мондштадта, где её не увидят. — Чёр… Барбибатос! — всё-таки поранилась стеклом. Сестра в раздражении три раза стучит каблуком по земле и вновь стремглав мчится в дорогу, срываясь с места. Где её наводка? Маленькая бумажка с обозначением на вырезанном куске карты… Разговор был хорош, помог вправить мозги. Но хорошего понемногу. Альберих осматривает комнату, и, если честно, приходит в ужас. Первым делом он решает закинуть окровавленную одежду в холодную воду, чтобы вывести алую жидкость из ткани. Пока одежда отмокает, у него есть время прибраться в комнате. Он настолько увлечён своим занятием, что ему уже даже всё равно на боль в ногах, которая временами даёт о себе знать. Кэйа, вооружившись тряпкой, оттирает кровь с пола. Теперь дело осталось за малым — привести этот дом в человеческий вид. Закончив с уборкой, Кэйа уходит в ванную комнату, чтобы заменить окровавленные бинты. Он снимает повязку и с отвращением смотрит на глубокие порезы. Мерзко. Он надеется, что сегодня ему дадут чёткий ответ и всё прекратится. Он перестанет так страдать каждый вечер. Мужчина просто хочет, чтобы шрамы зажили. Он не хочет больше их трогать. Наконец, отвлёкшись от противных мыслей, Альберих повторно обрабатывает порезы дезинфицирующим средством, мажет заживляющей мазью и вновь накладывает повязку. Он точно решил для себя, что сегодня всё закончится. Все его страдания. Завтра начнётся новая глава его жизни. С Рангвиндром, или без него — неважно. Пока одежда сушится, у Альбериха появилась возможность написать письма и отправить пару почтовых голубей. Первого с письмом, содержащем просьбу о замене стекла в окне, а второго с посланием для Дилюка, в котором написано точное время их встречи и адрес капитана, если Рангвиндр, вдруг, позабыл. Спустя час окно было уже в порядке. Как же хорошо, что Кэйа на такой высокой должности и все его поручения выполняются в первую очередь. Альберих ещё раз осматривает комнату, которая сияет от чистоты. И всё бы хорошо, но эту идиллию нарушает урчащий живот капитана. Всё-таки, он ничего не ел со вчерашнего дня, поскольку был на нервах. Капитан усмехается, вставая из-за стола и подходя к шкафу. Так как его привычная одежда всё ещё сушится, нужно выбрать что-то попроще. Кэйа достаёт свободную рубашку молочного цвета с широкими рукавами и чёрные обтягивающие штаны, в которые элегантно будет заправлена рубаха. А что? Вполне в его стиле. Мужчина привычно перевязывает волосы в хвост и поправляет чёлку, после чего выходит из дома и направляется в «Хороший охотник», чтобы подкрепиться. В заведении он, впрочем, как и всегда, выбирает куриные шашлычки с грибами. Закончив свою трапезу, он направляется к прилавку Бланш, чтобы закупиться хоть какими-то продуктами. Когда все мелкие дела в городе были сделаны, Кэйа возвращается домой. Альберих раскладывает продукты по местам, ещё раз проверяет все углы в своём доме, удостоверяется, что всё хорошо убрал и присаживается на кровать, обдумывая то, что сегодня произошло и то, что сегодня вообще будет. Именно сейчас в горле появляется ком. На капитана резко нахлынуло волнение и страх. А может, он и вовсе не хочет знать ответа? Может, его всё устраивает? Нет. Назад пути уже нет. Он больше не будет убегать от проблем. Он хочет знать ответы на свои вопросы.

***

      Дилюк только успевает переступить порог винокурни, как ему тут же приносят письмо, и суют в руки. На конверте нет никаких штампов, значит не из ордена. Кто вообще пишет ему письма? Развернув конверт, он быстро пробегает взглядом по содержанию, и немного выпадает в осадок. Кэйя зовёт его к себе. Ему что, днём мало было? Вот же неугомонный. Но делать нечего, так что Рагнвиндр тяжело вздыхает, и снова отправляется в город. Никаких трудностей по пути не возникло, и вот мужчина уже стоит перед домом капитана кавалерии. Немного помедлив, он все-таки стучится в дверь, и ждёт ответа. Услышав стук в дверь, Кэйа чуть ли не падает со стула. Он явно не ожидал, что Рангвиндр явится так скоро. Альберих встаёт, поправляет одежду и волосы и на трясущихся от волнения ногах идёт открывать Дилюку. Подойдя к двери, капитан делает глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, натягивает свою привычную улыбку и открывает дверь. Не успевает он и слова сказать, как его сразу же затыкают поцелуем. Не то, чтобы ему это не нравилось, но сейчас он пригласил Дилюка совсем не для секса. Альберих пытается отстраниться, просит притормозить, когда Рангвиндр отрывается от его истерзанных губ, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие и вновь слиться с капитаном в поцелуе, но винодел совсем не хочет его слушать. Возможно, он думает, что это просто игра, чтобы побольше его завести? Кэйа не имеет даже малейшего понятия о том, что происходит сейчас у мужчины в голове, поэтому решает пустить всё на самотёк. Возможно, Рангвиндр остановится, когда заметит нечто странное. И действительно, предположение оказалось верным. Затуманенный взгляд Дилюка вдруг цепляется за бинты на бёдрах капитана. Он никогда раньше их не замечал, или этот идиот уже успел сегодня где-то пораниться? Что то подсказывало, что спрашивать не стоит, но Рагнвиндр все равно спрашивает, с долей раздражения в голосе: — Что это такое? Как же блять не хочется отвечать на это, но выбора у капитана, кажется, никакого нет, — это… нервы, скажем так. И вообще, я просил тебя остановиться. Ты что, не слышишь меня? — выпутываясь из чужих крепких объятий, произносит Альберих, потихоньку одеваясь обратно, — и вообще, я звал тебя не для этого. Кажется, Кэйя слишком резко начал, поскольку за его вопросами последовало недовольное бурчание со стороны Дилюка, мол, он отвлекает его от работы, которой, кстати, сегодня очень много. Сердце сжимается, к глазам подступают слёзы, становится тяжело контролировать свои эмоции. Альберих видит, что Рангвиндр спешно одевается и уже собирается уходить, поэтому, перешагнув через себя, капитан хватает возлюбленного за руку, обращая его внимание на себя. — Я.. я люблю тебя. И нам нужно об этом поговорить. Кэйя сказал.. Что любит его? Рагнвиндр застыл на месте, словно громом пораженный. Мужчина медленно развернулся к капитану, попутно все-таки вырвав руку из чужой хватки. Всё в Альберихе выдавало крайнюю степень волнения — кусает губы, заламывает руки, чуть ли не дрожит под взглядом алых глаз. После своей же фразы Кэйя на секунду «выпал» из этого мира. Он… Сказал это? Он смог это сказать? Он сам себе не поверил. Он не думал, что когда-нибудь сможет признаться, да ещё и так прямо. И это всё, конечно, просто замечательно, но как теперь посмотреть на него? Что он сделает после этого? Не отвергнет ли? В голове крутятся только самые худшие варианты из всех возможных, потому что Альберих давно потерял надежду на взаимность. Капитан всё же поднимает взгляд на оппонента, когда тот вырывает руку из цепкой хватки Кэйи. Неужели, это его ответ? Он просто уйдёт? Нет. Альберих очень сильно удивляется, когда замечает, что Дилюк стоит на месте. Но ещё больше его поражает то, что в глубоких, вечно безразличных, алых, словно самый великолепный закат, глазах нет ни капли презрения. Скорее… Он растерян? Что бы это могло означать? Кэйа не знает. Ему страшно. Он в очередной раз закусывает губу, да так сильно, что, кажется, скоро и вовсе прокусит её. Смотреть в глаза виноделу долго не получается. Уж слишком он серьёзен сейчас. Альбериха буквально ломает этот взгляд — такой пронзительный и строгий. Хочется убежать, свернуться в крохотный комок и забиться в самый дальний угол комнаты, лишь бы не испытывать его на себе. Кэйа успел уже дюжину раз пожалеть о том, что просто не дал ему уйти, что остановил, что признался в том, что так долго мешало ему дышать полной грудью. Дилюк абсолютно не был готов к такому. Он не знает, что сказать, или сделать, поэтому просто стоит, и прожигает взглядом дыру в капитане. Наконец, спустя несколько минут, когда напряжение в комнате стало почти осязаемым, хоть бери да в ведра зачерпывай, Рагнвиндр наконец смог выдавить из себя, чуть охрипшим от волнения голосом: — Сними бинты. — звучало больше как приказ, нежели просьба — пожалуйста. — добавил он, несколько погодя. Кэйа не сразу выходит из своих мыслей и сначала не понимает, что от него хотят, но когда до капитана доходит, его будто прошибает током. Показывать свои порезы — последнее, что Альберих хотел бы сделать, — д-да там… ничего особенного, я просто помогал Розарии за городом с хиличурлами и… — рыцарь понимает, что врать бесполезно. Его голос дрожит, он заикается и это, безусловно, выдаёт его, поэтому ничего не остаётся, кроме как молча снять бинты и принять всё, что ему скажут. — Ладно. — вздыхает капитан, снова раздеваясь, и медленно, дрожащими от подступающей истерики руками, развязывает бинты. Снова к горлу подступил ком. Альбериху до сих пор было противно смотреть на себя, но на Дилюка сейчас было смотреть ещё сложнее, поэтому выбора у него особо не было. — они все были и раньше… Некоторым уже пару лет… Просто ты не замечал этого. Благо, в той подсобке мало чего вообще можно увидеть. — горько усмехается Кэйя, готовясь к очередному скандалу. Сказать, что Дилюк был в шоке — не сказать ровным счётом ничего. Он просто впал в прострацию, стоило бинтам сползти на пол. Все бедра были покрыты ужасными шрамами, а про новые порезы и говорить нечего. Он готов был увидеть что угодно — от неведомой болезни, до страшных боевых ранений, но чтобы Кэйя сам… Рагнвиндр с трудом начал говорить, с большими паузами, едва осознавая, что вообще говорит: — Ты.. — он сглотнул ком в горле — совсем с ума сошёл? — сказано было крайне спокойно, будто ничего в этом нет особенного. Ну так, поругать, да и ладно, первый раз что ли. Но на деле, винодел чувствовал себя так, как если бы все его внутренности сдавили и заморозили. Кэйа присел на стол, готовясь слушать выговор, оскорбления в сторону своей наивной и падкой на холодных мужчин персоны. Он был готов ко всему. Услышав первые слова Рангвиндра, в которых не было абсолютно никакой эмоции, Альберих лишь грустно улыбнулся, слабо кивая. Примерно такой реакции он и ожидал — холодной, отрешённой. Не стоило ни на что надеяться. Сейчас внутри капитана что-то с треском разбивается о скалы и падает в океан нескончаемой душевной боли. Дилюк, немного придя в себя, почувствовал, как его наполняет злость. Не на Кэйю, а на себя. Скорее всего, были упущены миллионы намёков со стороны капитана, просто проигнорированы, списаны на идиотскую попытку флирта, и благополучно забыты. А Кэйя не забывал. Альберих вновь начал уходить в себя, начиная загоняться, говорить самому себе, что он зря это всё затеял, что ему изначально было ясно, что его пошлют далеко и надолго. Он знал, что скорее всего, после этого разговора никогда больше не увидит на лице винодела ничего, кроме отвращения. Но из мыслей его вырывает резкий, злой голос. — Я спрашиваю, ты что, с ума сошёл? — Кэйя дернулся от резкости и громкости голоса, прозвучавшего так внезапно. Такая резкая смена обстановки заставила капитана вздрогнуть. Чужие крики эхом отдавались в голове, врезались в подкорку, оставляя больные отпечатки. Кэйа был готов ко всему. Он был готов даже к грубой пощёчине, настолько ему уже было плевать на себя, да на него даже смотреть было страшно: грубые, уродливые шрамы на бёдрах, слегка выпирающие от долгого голодания рёбра, синяки под глазами, которые каждый день прятались под лёгким слоем косметики. Вот он — настоящий, заблудившийся в своих страданиях, по уши влюблённый Альберих, который уже даже не пытается залатать душевные раны. Он, наоборот, делает их глубже. И от этого становится ещё хуже. Он ждал, ждал любых действий, любых, даже самых жестоких и ранящих слов. Однако получил совершенно неожиданную реакцию. Дилюк буквально подскочил к Кэйе, и заключил в крепкие объятия. Конечно, винодел много чего плохого хотел сказать, но только по отношению к себе. Хотя, пара слов все-таки достанется и Альбериху: — Ты — полный идиот, ты знал? Ты.. Должен был рассказать раньше. Эй, слушаешь? Слушай внимательно, потому что повторять дважды я не буду. Я. Тебя. Тоже. Люблю. — проговорил Дилюк медленно, с паузами между словами, чтобы один недалёкий павлин его точно понял. Это было слишком неожиданно. Кэйя даже не поверил, что это на самом деле происходит, а не воспаленное сознание подкидывает желанные образы. Может, ему это просто кажется? Незаметно для Рангвиндра, капитан даже ущипнул себя за руку, чтобы убедиться в том, что это всё правда. Он поднимает изумлённый взгляд на Дилюка, не веря ни одному из своих органов чувств. Но последующие за крепкими объятиями слова повергли мужчину в шок. Что он только что услышал? Что… Винодел тоже любит его? Да ну, бред. Быть такого не может. Скорее всего, это просто дешёвая отговорка, чтобы поскорее уйти отсюда. — Не лги мне. Я тебе не верю. — Альберих пытается ответить максимально холодно, но дрожь в голосе выдаёт его настоящие эмоции. Он решает задать последний вопрос, — это правда? — на что получает одобрительный кивок. Дилюк настолько сосредоточился на том, чтобы донести до Альбериха, что он ему втолковывает, что даже не понял, почему ему говорят не лгать. Но когда звучит следующий вопрос, осознание сваливается, словно наковальня на голову. Кэйя настолько был уверен, что его чувства воспримут в штыки, что отвернутся, не станут даже смотреть в его сторону, что просто не мог осознать простую правду: его чувства взаимны. И, не было никого, кто мог бы подтолкнуть его к таким выводам. Он сам, Дилюк Рагнвиндр, собственной персоной, вбил эту мысль в его голову. Винодел мысленно отвешивает себе такую оплеуху, что, кажется, чувствует её физически. А вне мыслей осторожно подается вперед, и Кэйя впивается в полюбившиеся шершавые губы своими, вкладывая в этот поцелуй все те эмоции, которые копились в нём всё это долгое время. Рагнвиндр со всей возможной нежностью и трепетом отвечает на поцелуй, так же как и Альберих, стараясь передать искренность своих слов и намерений. По щеке Кэйи бежит обжигающая слеза. Только вот на этот раз, это слеза облегчения. Вовсе не боли. Альберих нежно кладёт холодные руки на чужую шею, сильнее прижимаясь к Дилюку. То, что было давно мертво, начинает оживать. Бабочки вновь начинают порхать в животе, заставляя разбитое сердце вновь собираться по кусочкам и биться чаще. Нежно сминая чужие губы своими, Кэйа отпускает всё. Абсолютно всю боль. Когда же капитан, словно потерянный ребёнок, утыкается Дилюку в плечо, и рыдает так сильно, что сердце разрывается, винодел понимает для себя одну простую вещь. Он никогда больше не заставит капитана так страдать. И не так тоже, вообще никак. Он готов сделать что угодно, и обещает себе, что плакать отныне Кэйя не будет. Им предстоит ещё через многое пройти, оба это знают. Ссоры, едкие замечания, неумение доверять. А еще, Дилюк обещает себе основательно поговорить с Альберихом на счёт его.. Наклонностей. Но они обязательно справятся со всем, и обязательно вместе. Свежие раны он подлечит, старые уже практически зажили. А шрамы сойдут. Сердца рано или поздно излечатся, ни оставя ни капли той боли, что испытывали. Теперь, когда все карты открыты, все секреты рассказаны, а все слова были услышаны, бояться больше нечего. Наступает мирное время, и можно позволить себе расслабиться, позволить себе быть честным, довольным, позволить себе чувствовать. Солнце уже село за горизонт, погружая во тьму маленькую комнатушку, в которой только что погасла свеча. В комнатушке, где спят в объятиях двое мужчин, прижимаясь так, будто, если отпустить, то второй растворится, как сон, галлюцинация. Но оба знают, что это не так. Теперь никто неожиданно не исчезнет, и можно мирно спать, вдыхая такой прекрасный, родной аромат. Теперь оба с уверенностью могут сказать, что началась новая глава в их жизни.

***

      Альберих всю ночь спал очень спокойно и крепко и, кажется, ничему не под силу его разбудить. Даже золотые лучики солнца на рассвете, которые незаметно прокрались в комнату и игриво щекотали смуглую кожу на оголённых участках, одаривая её своим теплом, не могли помешать этому чудесному сну. Впервые за долгое время Кэйе снится не кошмар. Наконец в своём сне он видит что-то светлое, нежное, беззащитное. Капитан не может сказать точно, что это, но это и не нужно. Сладкий сон заканчивается и Альберих просыпается, пока что не открывая глаз. Он боится, что откроет глаза и встретится с суровой реальностью, в которой не было ни признания, ни ответа на все главные вопросы, ни поцелуев на ночь, ничего. Все случившееся вчера, больше напоминает фантазии душевно больного. Но вся тревога разом пропадает, стоит Кэйе почувствовать лёгкие, невесомые прикосновения на своей щеке, за которыми последовали такие же мягкие поцелуи. Альберих приоткрывает глаз, намереваясь увидеть источник своего беспокойства. Рагнвиндр чуть улыбается, когда видит, что Кэйя проснулся, и тихо, чтобы не рушить красоту момента, говорит: — Доброе утро. Капитан выглядит так, словно сейчас схватит сердечный приступ. И это совсем не удивительно, ведь сам Дилюк чувствует себя примерно так же. Нежность зашкаливает, выливается через края. Чтобы убедиться в том, что это не часть прекрасного сна, Альберих нежно проводит пальцами по чужой щеке, плавно переходя на шею. Наконец придя в себя, Кэйа облегчённо выдыхает, одаряя винодела своей настоящей улыбкой: немного не идеальной, не заученной, настоящей, самой искренней, после чего обнимает Рангвиндра крепче, прижимаясь как можно ближе к мужчине. Дилюк вырисовывает кончиками пальцев на его спине одному ему известные завитки. От лёгких, щекочущих прикосновений становится так спокойно, что глаза смыкаются обратно. Когда Альберих уже почти провалился в сон, послышался слегка хриплый голос Дилюка: — Может хотя бы позавтракаем, Кэйя? - капитану приходится отвечать на вопрос, — ну неет.. Можно ещё пару минуточек?.. — бурчит Кэйя, зарываясь ещё глубже в чужое плечо. Слишком уж долго он ждал этого момента, чтобы вот так вот просто лежать с любимым человеком, ни о чём не думая. Они лежат ещё какое-то время, просто обмениваясь медленными, тягучими, ленивыми поцелуями, пока Кэйа всё же не находит в себе силы поднять свою тушку с кровати, — я сначала схожу в душ, с твоего позволения. Можешь со мной сходить, если хочешь, конечно же. — усмехнулся Альберих, накидывая свою домашнюю одежду и удаляясь в ванную комнату, чтобы принять необходимые утренние процедуры и сменить бинты. Нет смысла отвечать, все равно, вне зависимости от ответа, все произойдёт в точности так, как того желает Альберих, поэтому Дилюк тоже направляется в сторону ванной комнаты, чтобы хоть немного привести себя в порядок, заранее захватывая два полотенца, потому что Кэйя, как и ожидалось, свое не взял. Он чистит зубы, умывается, а потом замечает, что капитан всеми силами пытается обработать бедра, но порезы глубокие, болят сильно, и получается у него из рук вон плохо. Тогда Дилюк присаживается рядом, мягко забирает из рук Кэйи дезинфецирующее средство и кусочек мягкой ткани, которым пытались как-то обработать ранки. Он осторожно промакивает поврежденную кожу, и сначала Альберих шипит от боли, слабо дёргаясь, а после, неприятные ощущения почему-то уходят на второй план. Намного сильнее теперь ощущаются нежные прикосновения и холодный воздух, который Дилюк выдувает на недавно обработанные раны. Казалось бы, обычная забота, попытка снизить боль и напряжение, но почему это так.. Возбуждает? Хочется зарыться подрагивающими пальцами в копну алых волос, слабо их сжать и… Нет, это слишком. Капитан отводит взгляд от Рангвиндра, дабы не думать ни о чём таком, но получается весьма плохо, потому что ощущения берут верх над любыми моралями. Что-то внизу живота стягивается в узел, заставляя Кэйю дышать чуть чаще, чем было до этого. Альберих, безусловно, терпит до конца процедуры, но его томный, полный желания взгляд выдаёт его с головой. После обработки, Дилюк убирает дезинфецирующее средство на место, а использованную ткань выкидывает. Потом поворачивается лицом к Альбериху, что следит взглядом за каждым его движением, словно хищник за добычей. Этот взгляд давно знаком виноделу, и он понимает все только по нему одному. Вдвоём они залезают в душ, и какое то время просто нежатся в теплой воде. Струйки стекают по лицу и телу, расслабляя, и одновременно раззадоривая. Желание нарастает, становится всё сильнее с каждой минутой. Потом Рагнвиндр чувствует, как чужие руки разворачивают его лицом к их обладателю, который пару мгновений смотрит в глаза, а потом тянется за поцелуем. В этот раз поцелуй больше не ленивый, более требовательный, а руки оглаживают крепкое, подтянутое тело. Кислород заканчивается уж слишком быстро, и Дилюк отстраняется, смотря как по волосам, лицу, телу стекают дорожки воды. "И все-таки, тёмная кожа — это красиво" - думает Дилюк. Альберих всем своим видом просит большего, а когда видит на себе изучающий взгляд, вовсе скулить хочется. Кошмар, и почему этот мужчина так любит издеваться над ним и испытывать на прочность? Наконец, убедившись, что смог запечатлеть этот момент в своей памяти навсегда, Рагнвиндр наклоняется вперёд, проводит языком от основания шеи до челюсти, слегка прикусывает мочку уха, руками же исследует каждый сантиметр смуглого тела. Стоит Рангвиндру коснуться языком разгорячённой шеи, Альберих невольно прогибается в спине, зарываясь цепкими пальцами в намокшие волосы своего партнёра. Дышать становится очень тяжело. Капитан тонет во всех ощущениях, уже и вовсе не зная, что ему делать. Когда винодел проходится рукой по члену, Альберих открыто стонет в поцелуй, совершенно не стараясь сдерживать себя, ведь они не в подсобке одного из самых известных заведений Мондштадта. Стон вибрацией проходит по всему телу Дилюка, заставляя покрыться мурашками. Кэйе хочется плакать, когда чужие пальцы входят в него. И вовсе не от боли. Просто ему хочется нечто иного, а Дилюк вновь его изводит. Ну ничего, терпеть остаётся недолго. Когда Рангвиндр касается заветной точки, Альбериха будто током прошибает. Его накрывает волной неописуемого наслаждения, что заставляет прогибаться под умелыми руками, откровенно выстанывая чужое имя подрагивая всем телом. Хочется кричать, когда винодел повторяет свои действия, но в этом рыцарь себя уже сдерживает. Когда чужие пальцы покидают его, внутри становится очень пусто и Кэйа разочарованно вздыхает, но долго отдыхать ему не приходится. Его практически сразу разрывает от новых эмоций ощущений. Он открыто стонет, впиваясь короткими изящными ногтями в широкие плечи и проходясь ими по лопаткам, слабо царапая. Кэйа расслабляется от безумно приятных ощущений, полностью отдавая себя на «растерзание» в чужие руки. Он продолжает слабо царапать чужую спину, при этом пошло выстанывая имя своего партнёра. Проходят минуты, кажущиеся часами. Альберих уже не может нормально стоять, и, если бы его не держали сильные руки, уже бы свалился на пол, как тряпичная кукла. Спустя ещё пару особенно глубоких толчков, Кэйя напрягается всем телом, стонет особенно громко, и, дрожа всем телом, расслабляется, становится мягким, словно масло. После скорой разрядки капитан принимает в себя ещё парочку глубоких толчков, издавая последние блаженные стоны и полностью обмякая. Он медленно сползает по стенке вниз, стоит Дилюку покинуть его, слегка подрагивающее от пережитого оргазма, тело. Дилюк проводит по всей длине ещё пару раз, и с тихим стоном сползает на пол, садясь рядом с капитаном. Альберих пытается восстановить дыхание ещё где-то с минуту, после сливаясь с Рангвиндром в ленивом нежном поцелуе, укладывая ладонь на чужую щёку и слегка поглаживая её большим пальцем. Вдвоём они отходят несколько минут, обмениваясь ленивыми поцелуями. Потом, наконец, моются, и выходят из душа. Взгляд винодела снова падает на бедра, и он, не говоря ни слова, осторожно промакимает порезы полотенцем, накладывает повязки, и поднимается, целуя Кэйю в лоб. Натягивая последние вещи, они выходят из ванной комнаты, и вместе валятся поперёк кровати. Кэйя беззвучно смеётся, а потом вскидывает лицо, на котором написано безграничное счастье. Дилюк нежно проводит ладонью по его щеке, а потом обнимает, заставляя уткнуться носом в плечо. Они лежат так несколько минут, слушая спокойное дыхание, и биение сердец. Блаженную тишину прерывает вопрос Рангвиндра, который Кэйа уже даже и не мечтал услышать: — Кэйя, не хочешь пойти со мной на предстоящий праздник? — Ты правда хочешь пойти туда со… мной? — с каким-то недоверием и волнением щурится Альберих, привставая на локтях и заглядывая в чужие спокойные глаза. Получая в ответ положительный кивок, капитан вновь лучезарно улыбается, — конечно пойду. Ты снова задаёшь глупые и ненужные вопросы. Разве мой ответ был не очевиден? — Кэйа заливается смехом, прежде чем валится обратно на плечо к своему партнёру. — Конечно, я пойду. Только сначала нам действительно нужно позавтракать. — мягко заключает Альберих, выпутываясь из чужих объятий, вставая с кровати и подходя к зеркалу. Немного подумав, он собирает волосы в пучок, чтобы те не мешали при готовке, после чего отправляется на кухню, попутно задавая Рангвиндру вопрос, — что хочешь на завтрак? Чай? Кофе? Меня? — Кэйа игриво смеётся, завязывая фартук у себя за спиной, — шучу. Что будешь есть? Кэйя с волосами, убранными в пучок, это отдельный вид самого высшего искусства. И почему он все время носит низкий хвост? Высокий пошёл бы ему не меньше, а может и больше. Отгоняя от себя образы Кэйи со всевозможными изящными прическами, Дилюк поднимается, и, пропуская вопрос о завтраке мимо ушей, следует за самим капитаном на кухню. Мужчина находится сидящим за кухонным столом, задумчиво смотрящим в одну точку, по видимому, дожидаясь кипения чайника. Рагнвиндр, не особо думая, подходит, обнимает, слегка облокачиваясь на стол и положив подбородок на плечо. Альберих переводит на него взгляд, и мягко улыбается, как бы говоря «все нормально». Тогда Дилюк отходит, и садится на второй стул, заботливо поставленный хозяином квартиры. Капитан внимательно наблюдает за последующими движениями Рангвиндра, запоминая каждую детальку у себя в голове. Дилюк с распущенными волосами — просто нечто. Кэйа давно не видел его таким, поэтому даже такой простой вид растрёпанного Рангвиндра заставляет его сердце трепетать. Из мыслей его вновь вырывает до жути спокойный и мягкий голос винодела: — Сделай мне чай, пожалуйста. Я достаточно бодр, чтобы не пить кофе. Я не против любого завтрака, какой у тебя найдётся. — Хорошо, сделаю тогда чай. У меня как раз где-то был тот, который ты любишь. — Альберих усмехается, вставая со стула и доставая из шкафчика практически новую упаковку чая и ставя её на столешницу неподалёку от чайника. Услышав следующую фразу, капитан задумчиво прикладывает руку к подбородку, забавно при этом хмурясь. Он бурчит себе под нос, перебирая все возможные блюда, которые может приготовить из имеющихся ингредиентов. В итоге он решил остановиться на одном, сразу же начиная доставать все необходимые продукты для этого блюда и приступая к готовке. Признаться честно, Альбериху всегда нравилось готовить. У него это было что-то вроде хобби, конечно же, после дегустации вин. В свободное от работы время он занимался либо тем, либо другим, а иногда и всем сразу. Через несколько минут великолепный аромат стоял уже по всему дому, ещё сильнее распаляя голод. Кэйа снимает с плиты чайник, когда тот начинает подавать признаки жизни. Ещё противнее магов бездны, ей-богу. Так бы и ёбнуть его об стену, да вот новый покупать придётся. Капитан разливает кипяток по чашкам, давая воде немного остыть, а сам в это время заканчивает с приготовлением завтрака. Кэйа быстро накрывает на стол и садится напротив Рангвиндра, выслушивая похвалу и смущённо улыбаясь. Всё-таки, не каждый день комплименты от этой ледышки услышишь. У Альбериха даже иногда складывается впечатление, что их глаза бога местами перепутали. Капитан посмеивается от своих же мыслей, наконец приступая к трапезе. С едой Альберих расправляется довольно быстро, поэтому он первый встаёт из-за стола, направляясь к раковине и игнорируя абсолютно все предложения Дилюка с помощью, — я и сам могу справиться, не переживай. К тому же, ты гость, а заставлять своих гостей работать — верх неуважения. — заключает Кэйа, мило улыбаясь Рангвиндру и одновременно забирая и его грязную посуду. Прислуги в доме у него не было, поэтому всё приходилось делать самому. Хотя, не то чтобы капитан был против. Повседневная рутина наоборот всегда помогала ему избавиться от лишних мыслей и отдохнуть от загонов, не прибегая при этом к алкоголю. Через пару минут Кэйа слегка вздрагивает от неожиданных прикосновений. Сильные руки со спины окольцовывают его талию, прижимая Альбериха поближе к их обладателю, который оставляет мягкий поцелуй на смуглой шее, после утыкаясь куда-то в это же место носом. Никакой пошлости, лишь проявление любви. Но Кэйа не будет Кэйей, если не пошутит об этом, — если ты продолжишь так делать, у меня встанет, и именно тебе придётся разбираться с этим.~ Шутки у капитана все ещё специфичные, с налётом флирта, однако в этот раз Дилюка почему то это забавляет. С губ слетает смешок, а в глазах блестят искры веселья, когда Кэйя разворачивает голову, чтобы увидеть, не послышалось ли ему. — Архонты, Кэйя, ну почему ты такой невозможный? — Дилюк ещё раз беззлобно усмехается, чувствуя как разливается тепло внутри, но все же отходит, и садится на стул, чтобы дождаться, пока Альберих закончит с посудой. Если бы кто-то сказал ему, что он когда нибудь сможет побыть с Кэйей в такой уютной домашней обстановке, и просто посмеяться от его шуток, Рагнвиндр, как минимум, рассмеялся бы смельчаку в лицо, а как максимум — врезал. Но сейчас все ощущается таким простым и правильным. Было так приятно смотреть на Кэйю, у которого не плещется в глазах океан боли и не высказанных слов. Который не пытается вызвать реакцию каждым своим словом, а просто говорит, от чистого сердца. Было приятно видеть Кэйю, такого домашнего, искреннего, умиротворенного, довольного, рядом с собой. И понимать, что больше он не уйдёт. Не закроется за тремя замками и десятью масками, упорно пряча настоящие чувства и эмоции, и позволит любить-любить-любить. А ещё, позволит самому себе быть любимым. А теперь они вместе пойдут на праздник. Ещё пару дней назад, он и мечтать о таком не мог, что уж там. Теперь каждая беседа будет наполнена не повисшим в воздухе напряжением, не холодным безразличием и пассивной агрессией, а чем то новым, тёплым, что сворачивается в груди, и словно мурлыкает, как пригретый кот. Впрочем, Кэйя и сам похож на кота. Всё ещё немного пугливого, словно не до конца доверяет, как вёл бы себя подобранный с улицы, но уже привыкающий к новым хозяевам и тёплым рукам, что гладят по мягкой шерстке и чешут за ушком. От дальнейших сравнений Кэйи с котом отвлекает чужая рука, заправляющая прядь, упавшую на лицо за ухо. Дилюк отгоняет от себя остатки задумчивости, видя перед собой немного обеспокоенное лицо капитана, и мягко улыбается, перехватывая руку, и слегка потирая костяшки, прежде чем выпустить. Это действие, кажется, полностью успокаивает Альбериха, и он дарит ответную тёплую улыбку. И все-таки, Кэйя — невозможный. Невозможно красивый, невозможно мягкий, невозможно тёплый, хотя обладает крио. Можно было бы подобрать ещё много чего, в чем он невозможен, но незачем, ведь вся эта невозможность — единое целое, твой любимый человек. Дилюк пробегает взглядом по спутанным и растрепанным волосам капитана и говорит, наблюдая за реакцией: — Хочешь, я тебя причешу? А после, если хочешь, можешь заняться моими волосами. — вопрос, мягко говоря, повергает капитана в шок. Его глаза немного расширяются, и он с лёгким недоверием смотрит на Рангвиндра, попутно пытаясь выдавить из себя что-то наподобие ответа. Даётся ему это с большим трудом, но он всё же делает очень глубокий вдох, начиная говорить, — ты… Правда хочешь? Я не хочу тебя заставлять, я и сам бы мог… — Кэйа краснеет, не знает куда себя деть, в итоге вновь смущённо опуская взгляд вниз. Но, получив положительный ответ, он будто смелости набирается, без раздумий выпаливая, — очень сильно хочу! Ой, то есть… Э-э… Было бы неплохо, да… — он неловко смеётся, заправляя прядь волос за ухо и немного сжимая в пальцах край рубашки. Через пару минут мужчины удобно усаживаются на кровать и Кэйа расплетает волосы, вручая Рангвиндру расчёску и поворачиваясь к нему спиной. Он сейчас переживает сильнее, чем перед своим первым разом. Но вся тревога вмиг улетучивается, стоит Дилюку коснуться прекрасных, немного спутанных синих локонов. Альберих полностью расслабляется, отдавая себя на «растерзание» виноделу, улыбаясь уголками губ и прикрыв глаз. Он давно не чувствовал себя так комфортно и спокойно. Хотелось прижаться спиной к Дилюку, положить голову на плечо, нюхая любимый запах парфюма, но и мешать Рангвиндру делать причёску не хотелось. В итоге капитан сидел с высоким хвостом, удивлённо смотря на себя в зеркало. Очень сильно хотелось потрогать волосы, но он просто боялся испортить такую прелесть. Кэйа благодарит Дилюка мягким поцелуем в щёчку, при этом тепло улыбаясь, — теперь моя очередь~ — Альберих пересаживается за спину Рангвиндра, беря в руки расчёску и зарываясь рукой в копну огненно-рыжих волос, чтобы немного их поправить. Капитан убирает чужие волосы на бок, оставляя короткий нежный поцелуй на чужой шее, тихо посмеиваясь с чужой реакции и отстраняясь, чтобы продолжить то, что он начал. Он с удовольствием расчёсывает чужие волосы, при этом счастливо улыбаясь. Он уже и не помнит, когда винодел последний раз разрешал ему трогать свои волосы, хотя всегда очень хотелось это сделать. Когда чужие руки проходятся по волосам, по телу бегут мурашки. Когда к ним подключается расчёска, Дилюк, кажется, прямо-таки замурчит от удовольствия. Должно быть, это самое расслабляющее расчесывание волос в его жизни. Все то время, пока они с Кэйей были в ссоре, Дилюк никому не позволял притрагиваться к своим волосам. Всегда наспех рассчесывался, нередко выдирая целые клочки, и точно не получая от этого никакого удовлетворения. Сейчас же, чувствовал в своих волосах нежные руки, мягкие движения рассчески, будто Кэйя боялся лишний раз прикоснуться. Такой трепет и осторожность согревали, разливаясь внутри океаном тепла. К сожалению, фантазии у Кэйи хватило только на такой же высокий хвост. Альберих пару раз видел Дилюка с таким хвостом и, блять, это было так красиво. Закончив со своей работой, Кэйа садится напротив Дилюка, беря его за руку и заглядывая в рубиновые глаза напротив, — на улице… Мы снова будем делать вид, что не знаем друг друга? Ну, чтобы не было лишних вопросов и с твоей репутацией всё было нормально…? — Альберих резко грустнеет, опуская голову вниз. Всё-таки, он понимал, что если они появятся на людях вместе, то репутация их обоих может сильно упасть и некоторые контракты с «долей ангелов» могут быть разорваны. В глубине души он надеется, что винодел наплюёт на всё это, но понимает, что вероятность этого практически равна нулю. Дилюка передергивает, когда он слышит вопрос. Когда видит грустного капитана — сердце готово остановиться. — Кэйя, послушай. Мне абсолютно плевать, что подумают окружающие. Мне не важно чужое мнение о наших отношениях. У них нет права судить. Единственное, что имеет значение — наш собственный комфорт. Я просто попрошу тебя не вешаться мне на шею прилюдно, но не из-за чужого мнения, просто мне будет неловко. Я всегда буду на твоей стороне, не зависимо от того, что скажут или сделают другие. Услышав ответ на свой вопрос, Кэйа чуть сжимает чужую руку, опустив голову. Ему правда не отказывают? Альберих не может поверить своим ушам, по щеке скатывается первая слеза. Спокойно поплакать ему не дают, нежно приподнимая его голову за подбородок. Чуть поглаживая щеку большим пальцем, Дилюк лихорадочно старается подобрать слова извинений, как вдруг его крепко обнимают. Окончательно сбитый с толку, он обнимает в ответ, растерянно глядя на чуть подрагивающие плечи. — Кэйя, если я что то сказал не так, то прос- — договорить ему не дают, затягивая в поцелуй. Через несколько мгновений Альберих отстраняется, слабо толкнув Рангвиндра в плечо, — за что ты извиняешься, дурак? Я счастлив слышать это от тебя. По мне разве не видно? — рыцарь усмехается, вытирая слезу с щеки и мило заглядывая в глаза напротив. Они готовы были бы просидеть так вечность в объятиях друг друга. Тем не менее, времени у них сидеть не было. Фестиваль скоро должен был начаться и им нельзя было опаздывать. Кэйе уж точно, иначе он получит нагоняй от Джинн, — нужно собираться. Если хочешь переодеться — возьми мою одежду. Там точно должно быть что-то твоего размера. — Альберих мило улыбается, вставая с кровати и подходя к шкафу. Одежду Кэйи Дилюк брать не решился, поэтому просто надел свою старую. Незачем привлекать ещё большее внимание к их персонам, чем уже есть, появляясь на празднике в одежде капитана. Хотя, когда нибудь он все-таки возьмёт что-нибудь из его гардероба, может и подойдёт. Альберих открывает скрипящие дверцы, начиная рыться в своей одежде и пытаясь найти хоть что-нибудь подходящее. В итоге он останавливает свой выбор на свободной полупрозрачной рубашке с укороченными рукавами, которая привычно будет заправлена тёмно-синие облегающие штаны, красиво обтягивающие сильные бёдра. Дополнят образ кожаные сапоги на небольшом каблуке и тёмный плащ чуть ниже колен. Капитан забирает выбранную одежду, отходя от шкафа и без стеснения начиная переодеваться перед Рангвиндром. Ну а чего он там не видел? Переодевшись, Кэйа подходит к зеркалу, оценивающе разглядывая себя. Решив, что образ получился слишком скучным, Альберих надевает свои привычные перчатки без пальцев и кожаный пояс. Всё ещё чего-то не хватало, так что капитан взял из комода какое-то украшение для волос, осторожно прикрепляя его, — а что, даже мило. — Капитан посмеивается, решая всё же оставить побрякушку на волосах. Он скрывает свой синяк под глазом лёгким слоем косметики, после чего поправляет свою повязку, оборачиваясь на Рангвиндра. Когда Дилюк видит, как оделся Кэйя, думает, что, в принципе, умереть от вида такой красоты было бы не самой худшей смертью. Невозможный. Будто специально все время делает все, чтобы у Дилюка сердце остановилось, а потом пошло снова, неровно пытаясь имитировать прежний ритм. Когда-то Кэйя сказал, что Дилюк сводит его с ума, а сейчас Рагнвиндр думает, что сумасшедший рыцарь в партнерах - это, конечно, плохо.. И сходит с ума вместе с ним. Кэйа слегка мотает головой, дабы отогнать навязчивые мысли о бесконечных поцелуях с Дилюком, откашливается и произносит, — ты готов? Мы уже можем идти? Хоть виноделу в целом плевать, если они опоздают, все же Джинн он уважает, и не хочет ставить её в неловкое положение, так что отвечает готовностью, и неспешно выходит из дома, чтобы Альберих, закрывающий дверь, от него не отстал. На улице шумно, ярко, весело. Все жители и приезжие сияют в предвкушении праздника, словно светятся изнутри, наполняя этим светом все вокруг. Мужчина мягко улыбается капитану, и направляется с ним к главной площади, где и будет проходить фестиваль, со всеми его развлечениями. Теперь можно веселиться. И, через что бы им не пришлось пройти в будущем, оба знают — ни один из них не даст другому погаснуть.