Гарем

***

— Вставай, через не можу, через ще трохи… — в будильнике знакомый голос. Морщишься, выключаешь телефон и откидываешь его подальше, разрешая себе поспать ещё хотя бы пару минут. Но твоим планам не дано сбыться, через минуту раздаётся следующий звонок, уже в домофон. А это планировался твой первый за много месяцев день, когда никуда не нужно. — Кого там ещё принесло? — не можешь даже предположить, кто способен прийти к тебе в гости в такую рань, но от безвыходности плетешься к двери, по дороге пытаясь найти свои тапки. — Доброе утро, Тиночка! — за дверью по колено в снегу стоит Антон с двумя гитарами, одной в чехле за спиной, второй в руках, остаётся только предполагать, зачем ему вторая, — готова к репетиции? — радостно спрашивает музыкант, широко улыбаясь. В первые минуты тебе кажется, что это сюр или сон. Ни один человек не может в семь утра быть таким счастливым. Вздыхаешь и закрываешь дверь, надеясь, что тебе просто показалось. Но нет. Через минуту выглядыаешь снова, физиономия Антона продолжает освещать бодростью и свежестью твоё крыльцо. Отправляешь музыкального директора подключать аппаратуру и обещаешь присоединиться в скором времени. Посылать и отправлять обратно жалко, не зря же он ехал через весь город в такую рань. Сама тем временем решаешь позавтракать, после такого «доброго» утра, нужна энергия. Хочется хлеба или чего-то очень-очень сладкого. Входишь на кухню и столбенеешь. — Даниэль, положи моё авокадо! — кровь закипает в жилах, когда видишь, как мужчина безжалостно измельчает твой любимый овощ. — Тина, ну я же хотел приготовить тебе завтрак, — с южным акцентом говорит мужчина. Хмурится, наблюдая за тем, как ты спасаешь продукты. «То, что готовит Даниэль, опасно», — вспоминаешь свою же фразу. — Не нужно мне ничего готовить! Кто тебя вообще сюда выпустил? — возмущаешься ты, еле сдердживаешься, чтобы не избить ресторатора лопаткой. — Помнишь, я по твоей просьбе привозил сюда дочку? — ждёт твоего одобрительного кивка и продолжает, — Ты тогда так увлеклась Луной, что забыла меня выпроводить. Я уже неделю тут готовлю. — Треш, — берёшь со стола яблоко и направляешься к выходу. Мысленно обещаешь себе, что будешь меньше работать, чтобы быстрее замечать на своей кухне чужих мужей. — Подожди, попей, это должно быть вкусно, — протягивает кружку. Внимательно рассматриваешь консистенцию напитка, на вид вполне аппетитно. Делаешь пару глотков, но резко выплевываешь жидкость прямо на мужчину. — Это с алкоголем? — Да, коктейль «Тина», твой любимый, — улыбается Салем. — Ты норм? — крутишь пальцем у виска. И так утро не задалось, так ещё и пьяная теперь… Смотришь на лужу и не выдерживаешь, — мой теперь полы! По всему дому! С трудом приходишь в себя. Выходишь на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом, но слышишь неподалёку бурчание и странный скрежет. Оглядываешься и видишь, как Саша Попов пытается залезть в один из вазонов, которые садовник на зиму убрал под навес. — Що ти робиш? — хватаешь его за ремень и оттягиваешь от своего садового имущества. — Я просто хотел повторить путь Жемуки! — заходиться рыданием akter, — Чтобы меня тоже взяли в дом, кормили, поили и покупали красивые кофточки, — снова хватается за вазон. — Саша, я же сказала не приходить ко мне без шоколадки, эдельвейса и платьишка Диор! — У меня нет столько денег, — его голубые глаза смотрят жалостливо, но на тебя такие взягды давно не действуют. — У тебя мозгов нет! — решаешь, что купить новые вазоны легче, чем вразумить Попова, поэтому бросаешь сопротивляться, пусть пытается залезть дальше. Машешь на прощание рукой. — Ну хотя бы интервью, — кричит напоследок. — Успокойся… Возвращаешься в дом, вспоминая, какие у тебя были планы на день. Тебя не покидает ощущение, что ты что-то забыла. Раздумья прерывает звонок. «Туриченко» —Алоо… — вздыхаешь ты. —Дорогая, Тина, хочу от всей души поздравить тебя с твоим днём рождения! Желаю женского счастья, здоровья, благополучия. Успехов в творчестве, чтобы. — Кирилл, до моего дня рождения ещё год… — Но, я просто… — Не нужно каждый день звонит и поздравлять меня. До связи через год. — И запах скандала, — начинает петь, — и запах скандала. Пустое шоссе, пять минут до… Сбрасываешь. Решаешь собраться и куда-нибудь уехать из этого дурдома. Заходишь в гардеробную. — О, Тин, доброе утро, — в полутьме раздаётся чей-то голос. Вздрагиваешь. Прижимаешься к стене, вспоминая весь матерные слова, который только знаешь. Два Андрея, твои финалисты из Голоса Хайат и Рыбарчук сидят за столом для шитья и играют в домино. — А вы то что тут делаете? — Да так, просто сидим и ждём, — Рыбарчук поправляет в кармане пиджака подаренный тобой платочек с птичками и подходит к тебе, чтобы по привычке поцеловать в шею. — Ждём, пока ты приведешь нас к обещанной победе и сделаешь звездами, мамо… — добавляет Хайат. — Ну тогда сидите дальше, — понимающие оглядываешь парней и выходишь из комнаты. Замечаешь на полке статуэтку кенгуру и наконец-то вспоминаешь, о чем забыла. Нужно же срочно навестить Дана, который сейчас на важном ответственном деле. Бежишь вниз, хватаешь термос и включаешь чайник. Не глядя, запихиваешь в рюкзак продукты из холодильника. Снова звонок. На это раз Орlove. — Любовь всей моей жизни, свет моих очей, я еду к тебе, нужно что-то купить? — Хоть ты оставь меня в покое, плинтусное животное. — Что-то случилось, моя королева? — Ничего, — сбрасываешь и в этот же момент обжигаешься о чайник, — чёрт! — Тиночка, звала? — из ванной комнаты в белоснежном халате и полотенце на голове выходит Полякова. Проверяет, все ли хорошо с красной помадой на губах и заправляет выбившиеся локоны. Смотрит на тебя вопросительно, но влюблённо. Забывает закрыть за собой дверь, ты замечаешь, что в твоей ванной поет и принимает душ голый Винник. Ты уже не знаешь, что сказать, и как выразить свое удивление. Тебя даже не волнует, почему Оля отзывается на имя черт, тебя волнует, что они то тут забыли. Хотя нет, ты не хочешь этого знать. Пытаешься собраться с мыслями. — Завари, пожалуйста, Балану чай, я пойду оденусь, — решаешь, раз она уже здесь, пусть хотя бы поможет. Сама идёшь к шкафу, чтобы достать куртку. Открываешь одну створку — оттуда выпадет с криком «мама» Ломакин, сжимающий под мышкой кенгуруша. Открываешь вторую, оттуда выскакивает Машуковский напевая припев из песни «Красиво». «В тебе все сводит меня с ума, сводит меня с ума…» Крутит перед твоим лицом бёдрами. От греха подальше закрываешь шкаф, размышляя, что ещё из тёплого у тебя есть. — Малая, какую хочешь надеть? — оборачиваешься и видишь Потапа, держащего в руках две дублёнки: бежевую и синюю, розовый пуховик, черную шубу и прошлогоднюю куртку-рубашку. — Любую, — поворачиваешься спиной, Лёша галантно помогает тебе одеться. — Надел тебе шубку, она самая тёплая, а вообще там метель и минус большой. Неплохо было бы купить тебе что-то длинное, чтобы попу прикрывало. Нужно же думать о себе, ты же хоть и секси, но мать, — целует тебя в висок. — Обязательно. Оля, чай готов? — Да, я уже дожариваю рис… — слышится из кухни — Какой рис? — Ты говорила, что твой любимый чай настоен на жареном рисе, а я же смотрю все твои интервью, поэтому все знаю, — держит в руках лопатку и самодовольно улыбается. Она уже не в халате, а в худи «Скандал», по вверх которого надет кружевной фартучек. — Боже, ну это же не так работает. Ты же отравишь мне Балана, — завариваешь обычный чёрный чай сама. — Так, когда закончишь, не забудь выключить плиту, а тем, что приготовила, обязательно напои Винника, и не забудь выпить сама! Всё, лавки-лавки, — посылаешь подруге воздушный поцелуй. Сжимаешь под мышкой термос и пытаешься вспомнить, где оставила рюкзак с продуктами. Выходишь в коридор и видишь, как Дыцевич доедает последнюю сосиску. — Кирилл, что ты делаешь! — Люблю тебя сильно… — Кошмар. Доедай уже тогда... и после себя крошки убери, Даниэль только полы помыл. — О, Даниэль, у него осталась пахлава? — восклицает Кирилл. — Спроси, — закатываешь глаза. Решаешь идти только с чаем. Не накормишь, хотя бы согреешь. Открываешь дверь, неожиданно ощущаешь под ногами препятствие, а затем понимаешь, что летишь. Полет неминуемо заканчивается столкновением с запорошенной снегом дорожкой. Не понимая, что произошло, поворачиваешься и видишь Потапенко, который смеётся и, злорадно показывая язык, убегает. — Спасибо, конечно, подножки мне давно не ставили, — трёшь ушибленное место и пытаешься встать. — Малая, боже, что с тобой случилось? — к тебе подбегает Лёша, помогает вставать и отряхивает от снега. На его лице читается реальное беспокойство. — Потап, скажи честно, у тебя биполярка или раздвоение личности? — Не замечал. Не ударилась? — Не ударилась, а вот телефону пришлось хуже, иди просуши его в рисе, если после твоей подруги Оли что-то осталось. Потап уходит в дом, ты пробираешься к калитке. Проходишь мимо спортзала, там Жук вместе с Женей Котом танцуют под «Это любовь». Пять секунд шокированно наблюдаешь за преданностью и любовью мальчиков к твоей музыке, потом закатив глаза, идёшь дальше. Слой снега в некоторых местах двора превышает твой рост, что неприменно наводит на мысли: — Столько мужиков в доме, а дорожки не чищены, вот так… — останавливаешься, замечая у забора небольшую фигурку с лопатой, — Юля, котя, это ты? — Тиночка, доброе утро, — уставшая Санина опирается на лопату и машет. — Ты то что тут забыла, любимка моя? — на Юле шапка из твоего мерча, тёплые кроссовки. Понимаешь, что вам с tinakarolshop нужно придумывать что-то ещё, чтобы получше утеплить подругу. — Отпросилась у мужа и сына и решила тебе помочь. — Юлечка, срочно беги в дом и грейся, я скоро приду, если там кого-то встретишь, не пугайся, — с сожалением вспоминаешь, что творится у тебя дома. — А Юре тоже в дом? — Какому ещё Юре? — Грибнику. — И он здесь? — вздыхаешь ты, — Не, он пусть чистит. И кстати… Кого встретишь в доме, всех отправляй чистить снег. Лопаты в гараже. — Знаю, мне как раз лопату Виталик выдал, он в гараже вместе с Витей, твоим охранником, стены шпаклюют. Уже не задаешь никаких вопросов и ещё сильнее убеждаешься в том, что нужно почаще быть дома. Сворачиваешь в лес и ищешь глазами нужную сосну. Несколько раз подходишь не к той, но на третий раз находишь пристанище Балана. — Дан, Дан, — подходишь к сосне и пытаешь потрясти ствол. «Оно там живое вообще?» — проносится в твоей голове. — Тина? — Слава богу, — узнаешь тембр, — спускайся. Я принесла тебе чай. — Спасибо, я просто ждал тебя утром. — У меня дома такой дурдом. Видимо, какое-то обострение. — Бывает. — Может, ты вернёшься в наш мир, — стряхиваешь снег с его бровей, — Уже застудил там себе все. Волнуешься за балановские детородные функции. — Осталось чуть-чуть, всего лишь две песни дописать. Альбом почти готов. — Я слышала то же самое год назад, — бурчишь под нос. — Что? Не услышал. — Ничего, ладно, я пойду. А то, есть вероятность остаться без дома. С трудом добираешься до дома, подходишь к крыльцу и замечаешь под дверью огромную кучу снега. И что теперь делать? От бессилия уже опускаются руки. — И кто это сделал? — спрашиваешь, надеясь на чистосердечное признание виновника. — Мы, — слышится голос. — Кто мы? Выходите, ну же смелее — Из-за стены выходят новые за сегодняшний день лица: грибник, Нави и Демин, все, как один, в шапках с помпонами и в дутых штанах. — Тиночка, мы... просто чистили, чистили, так увлеклись, что забыли, что тут дверь, — за всех отчитывается Демин. Прижимаешься к стене, кладя руки на пояс и чуть слышно шепчешь: «Святой Монатик, помоги» Ради всего святого, что осталось в этом мире. В этот самый момент, чувствуешь, как кто-то хватает тебя за ногу. В испуге отпрыгиваешь, но практически сразу узнаешь руку Димы. — Монатик, ты? — Да, Тин, полезли, я тунельчик прорыл! Прямо до двери, кажется… — из ямки высовывается улыбающаяся голова Димы. Лезешь за Монатиком и, правда, оказываешься прямо у двери. Не хватает слов, чтобы выразить благодарность этому человек. Дима, видимо, и, правда, святой… — Спасибо, Димочка, ты меня спас… — Ну я не совсем спас, — смущённо закусыает губы, — то есть, спас, но, если бы не я, этого сугроба бы не было. Это я им сказал, что нужно скидывать снег к двери. Говорил, что ты просила. Это я так шутил. В мире не осталось ничего святого. Заходишь в дом и слышишь подозрительную тишину. В душе закрадывается маленькая надежда на то, что все ушли. Проходишь в гостиную и видишь, что все сегодняшние гости, одетые в твой же мерч, дружно сидят вокруг телевизора и смотрят концерт «Красиво». Горят камин, аромосвечи, мигает гирлянда на окне. Оля ходит и предлагает всем на выбор: рисовый чай, рисовую кашу, отваренный рис, плов и ёжики — кто, что больше любит. Салем с Кириллом продолжают мыть полы, Саша сидит в обнимку с вазоном, Антон подыгрывает самому себе на видео на гитаре и громко предупреждает всех, когда будут его сольные кусочки. Жук с Котом танцуют, по очереди изображая тебя, к ним пытается присоединиться Машуковский. Потап хейтит каждое твоё движение, но одновременно пускает скупую мужскую слезу от восхищения. Паша проверяет, все ли грузят в сториз концерт, и придумывает надписи. Твоя котя Юля гладит твою котю Жемуку, а Попов то и дело завистливо дёргает её за хвост. — О, Тиночка, присоединяйся! — кто-то один замечает тебя, и весь гарем направляет взгляд на тебя. — Нет уж. Я пойду спать, — постепенно вскипаешь, — Потому что у меня больше нет сил терпеть весь этот беспредел, творящийся в моем доме! Я хочу побыть одна! — Тин… — Что ещё? — вскрикиваешь ты. — Вот твой телефон, никто не звонил… — Так некому, все же здесь! Все же рядом, и бывшие и несостоявшиеся и Юлия Санина, — наиграно улыбаешься. — Никто не звонил... Только это… тебе Коломойский перевод прислал... с сумме шесть нулей... на мороженое. — Спокойной ночи, — выхватываешь телефон. Это последняя капля. Разворачиваешься и направляешься на свой этаж. За спиной ещё долго слышишь голоса, но не фокусируешь на них свое внимание. Единственное, что тебе хочется, упасть на кровать и закрыть глаза. Ложишься, складываешь руки на груди и равнодушно смотришь в потолок. Медленно переводишь взгляд на окно и видишь за стеклом счастливую физиономию Валика. Третий этаж, метель, практически пологая крыша, боди… — Валик, и тебе привiт! Улыбаешься и закрываешь глаза — это финиш.