Шашлык из слёз

      Я стоял на влажном песке уже, кажется, целую вечность. Холодные брызги от бушующих волн долетали до раскрасневшихся щёк, а пронизывающий ветер постоянно срывал капюшон старого поношенного худи.       Оно было мне велико. Терпеть не могу носить чужие вещи. Но когда чудом сбегаешь из плена, выбирать не приходиться.       Сознание изо всех сил старалось очиститься, стереть из памяти ужасные события, случившиеся всего сутки назад. И мне даже казалось, что солёный запах моря и тяжёлые октябрьские тучи помогут справиться.       Но есть вещи, от которых просто так не избавишься.       Я знал: поддаваться чувствам и усталости почти наверняка означало подписать себе смертный приговор. За мной уже точно послали погоню. Ладони сами потянулись к лицу. Меньше получаса назад под ногтями была запёкшаяся кровь. Но теперь кожа стала красной от ледяной воды. И я почти не чувствовал, как промёрзла каждая клеточка тела.       Ничего не существовало в ту секунду, кроме морского шума, растерянного меня и свинцового неба, норовящего вот-вот разразиться проливным дождём.       Родная Греция, ты манишь меня оливковыми рощами. Они протянули свои ветви к небу, в них путается мягкий солнечный свет. Манишь солёным бризом, заставляющим так часто облизывать пересохшие губы, лёгким вином, изысканными блюдами, запахом свободы и вечной весны…       Я всегда буду возвращаться к тебе, слышишь?.       Как блудный сын, из раза в раз приходя домой. Где бы я ни был и сколько бы ни хотел убежать. Ведь я видел тебя с твоего становления, пышного расцвета, а сейчас… Что с тобой стало? Зевс любил меня, Македонский лично жал руку, а Посейдон стал духовным братом. Люди пали. Стали мелочными, алчными, гнусными. Я сжал в руке золотую ветвь оливы. Они идут за мной. Ха! Мир ловил меня, но не поймал! И вам не под силу. Набравшись смелости, я забежал в ледяную воду. Ломит кости, но я бегу! Короткий миг чтобы собраться с духом. Нырнул. Нет больше холода, а хвост куда удобнее в плавании. Сначала нужно навестить Тритона.       Вода была настолько холодной, что ощущалась скорее, как кипяток, но через время я привык и смог плыть спокойно, путь предстоял недолгий, но опасный. Проплыв несколько десятков метров в глубину, какой-либо свет потерялся, оставив меня в темноте. Вокруг я слышал привычный этому месту низкий рокот, справа от себя я увидел колоссальную циклопическую постройку в виде тетраэдра. Да, здесь спал старина Ктулху, мой давний друг, который не просыпался уже очень давно и лучше бы он этого не делал, всегда это заканчивалось огромным пиршеством с нектаром и нимфами, и несмотря на внешнюю привлекательность этого события, по своей сути это была старая добрая божественная вписка, на которой Ктулху напивался больше всех. В последний раз это закончилось созданием, как люди это назвали, Марианской впадины.       Размышляя, я погружался все глубже и глубже. Наконец стали показываться редкие сирены, за козьими головами которых еле поспевали прозрачные щупальца, двигающиеся отрывисто, словно еле сопротивляющиеся толще воды. За сиренами последовали уже особенно высокие глубоководные водоросли и кораллы, а за ними и здания в единоличном владении Тритона. Лавируя между подводными тварями и постройками, сделанными из материала, все так же оставшегося для меня загадкой — пористого, но очень уж твердого и острого.       Когда я оказался у главного здания, Тритон сам вышел, отталкивая своим массивным бело-зеленым телом дельфинов, стоящих на страже у импровизированного дворца.       — Наконец-то! Сколько лет сколько зим, дружок!       Рыжие волосы еле держались в укладке, которую Тритон явно долго пытался вылизать так, чтобы она стояла на одном месте, а очки авиаторы ему приходилось держать одним из многочисленных щупалец, чтобы те не всплыли на поверхность. Даже он уподобился людишкам, как же противно…       Соленая вода размывала силуэты Тритона, когда он приблизился. Рыжий по бледно-голубому, слово за словом — точно так же океан размывал всю ту пустую болтовню, что мне приходилось слушать в тщетных попытках выбить из старого друга Её местонахождение. Тайна, загадка, сложность… Выше чем любое божество, недостижимее человеческого катарсиса, абсолют прекрасного… Много лет я ждал возможности вырваться из человеческих лап, чтобы отыскать ту, что обрекла меня на годы заточений. Но я не злился.       Я бредил.       Много воспоминаний пришло в мою голову с момента визита к Тритону и ещё столько же пришло, когда он, наконец, смог подарить мне огонёк света в этой темной дороге. И я, не думая, отправился навстречу собственной гибели. Или свободе? Не было для неё имя лучше, чем то, которым она назвалась сама… Я остановился и одними губами прошептал заветные слоги:       — Маргарет…       В моих мыслях она не смотрела на меня, будто боялась встретиться взглядами и увидеть в моих глазах то, что было давно забыто нами обоими. Самое страшное наказание. Ведь даже в мечтах я не мог насладиться ею сполна. Я знал, что Маргарет не изменилась ни капли. Трепет надежды разливался по всему телу, а сердце, казалось, сжалось до горошины. Весь мир, каждый божок, каждая водоросль и проклятый Тритон перестанут существовать в тот самый миг, когда её карие глазки-блюдца посмотрят на моё лицо.       — Ты снова за старое? — тихо спросил Тритон, по-отечески покачав головой. — Не понимаю, о чём ты, — огрызнулся я.       Нет, наши с Маргарет чувства — это то, чего не позволено касаться никому. Я не просто так лелеял их и берег. Поэтому мои планы останутся при мне. К тому же…       Вряд ли кто-то из них по доброй воле позволит себя убить. Ведь только это позволит нам, наконец, встретиться.       Боги и божки были ничтожны в плане моральном. Не думаю, что они смогли бы понять меня и мою любовь. Но всё же, они были невероятно сильны физически. Их тела — сгустки мышц и чистой магии минувших времён. Я не справлюсь с ними. Но Маргарет… Я не видел её пару веков и чертовски соскучился. Попробовать попросить отдать её стоит. Не уверен, что выйдет. Весь подводный мир без ума от её тонких копыт, он нежной шёлковой шёрстки и от сладкого медового голоса, который подобно звуку колоколов готов каждое утро будить своим безмятежным «бе-е-е». Что ж, пан, или пропал.       — Слушай, Тритон, — начал я хрипло, — вижу, ты уже понял причину моего прибытия. Маргарет уже начали искать люди. Они не заслуживают её. Отдай эту красотку мне, а?       — Ты уверен, что хочешь этого?       — Конечно. Я мечтал об этом с самого первого дня разлуки.       — Примешь её в любом обличии? Даже если она будет не похожа на себя?       — Клянусь.       — Хорошо.       Тритон похлопал в ладоши, и щупальцем вытер с глаза подступающую слезу, будто отец, который отдаёт свою дочь замуж. Слуги-русалы тут же вывели из-за огромной арки, за которой скрывалась темнота, нечто прекрасное в белом шёлковом платье. Короткие золотые локоны расплывались в воде, образуя подобие нимба, молодая грудь вздымалась от неровного дыхания.       Моя Маргарет!..       Она в новом облике осталась так же шикарна и любимая мной. Я тут же бросился к ней с объятиями. Но она отшатнулась. Высокомерно переступив через меня, направилась к Тритону, нежно смотря на него горизонтальными зрачками в изумрудной радужке. На её шее висел медальон в форме ракушки. Вода от него расходилась в вибрации. Видимо, это он сделал из неё человека.       Я от разочарования и злостью подплыл и сорвал его разбивая на осколки. Тритон с пониманием кивнул и с сожалением сказал.       — Понимаю, сынок, ты расстроен. Хочешь, мы поможем ей изменить мнение о тебе? Я помню как вы любили друг друга.       — Да, прошу! Это человеческое обличье сотворило с ней! Она раньше была добра ко мне…       — Как скажешь. Тритон снова хлопнул. Трижды. Девушку увели. Я не могу называть её Маргарет.       Наступила оглушающая тишина, а после её пронзили женские крики и блеяние козы. Да! Наконец мне вернут мою любовь! Грубый мужлан с бородой показался из арки. Он плыл плавно, но нельзя было не заметить его мощи. Видимо, повар. Тритон других на свою кухню не пускает. Я посмотрел на его руки, когда он подплыл ко мне вплотную. На них лежал поднос. Я снял крышку и увидел сочный, мягкий и ароматный…       Шашлык.       Я упал на то, что раньше было коленями с истошным криком.       — МАРГАРЕТ! НЕТ-НЕТ-НЕТ!       Я прижал к себе шашлык, его тепло… его тепло было совсем таким же как исходило от нее, которое я чувствовал всем своим телом, которое было тем, что оставляло меня в живых все это время. Что же теперь делать, я никогда не почувствую его вновь, я стал пустой козлиной оболочкой, во мне не было ни-че-го, сплошная пустота и шашлык.       — Что ты с ней сделал?       Я подскочил и схватил Тритона за щупальце, сжимая его со всей силы, но ему было нипочем, он мерзко хихикал, глядя своими мелкими глазками в мою душу, он видел что там творится, видел шашлык в моей душе и пустоту, которая ее окружает. Мне стало так противно все его существо, весь этот мир, несправедливый, жестокий, в котором как ни крутись станешь шашлыком.       Мои руки непроизвольно сомкнулись на толстой шее Тритона, а он был даже рад.       — Сильнее дави, щенок.       Одно его движение щупальцем и я отлетел на другой конец залы, напоровшись на острые стены, но кровоточащая спина не смогла остановить меня от мести и я снова подплыл к старикашке, но тот стоял, не двигаясь, казалось, что он пытается на чем-то сосредоточиться, таким серьезным и напряженным было его лицо, и в какой-то момент я заметил, как из-за его позвоночника начинают выползать будто угри лопасти пропеллера, уже начинающие крутиться под его кожей, которая стала напоминать бушующий океан.       Я ускорился и попытался его схватить, но опоздал и пропеллер уже был наготове, а огромная туша Тритона с молниеносной скоростью двинулась наверх, к поверхности воды.       — Я отомщу тебе, Тритон! Ты познаешь не только мой гнев! Знай и дрожи, ведь когда я вернусь, от тебя не останется ничего…       Но он уже ничего не слышал и мне ничего не оставалось, кроме как склониться над шашлыком Маргарет. Я слышал ее голос в своей голове, видел её лицо, видел все, что мы вместе пережили, но все это было только в моем сознании, а перед глазами только сочный шашлык.       Зубы неожиданно для самого себя впились в сочное мясо и я начал пережевывать то, что осталось от нее, теперь я знал, нет, я был уверен, что она будет только моей, Маргарет будет жить внутри меня и ничему я не позволю нас разлучить, во веки вечные.       На глаза попался нож, до этого лежащий на подносе, который сейчас мертвым грузом остался на морском дне, руки потянулись к нему и когда я смог до него добраться, то незамедлительно воткнул себе в живот, из горла вырвался крик, вода вокруг меня окрасилась в бурый цвет, но я продолжал резать кожу, создавая ещё большую дыру. Это было больно, я чувствовал как жгло все тело, но продолжал, и, наконец, добившись того, чего хотел, посмотрел вниз. Картина была не из приятных: внутренности начали выливаться в воду вместе с кровью, но мне нужен был желудок.       Я вырвал его голыми руками и еще раз позволил себе предаться воспоминаниям о возлюбленной, а затем…затем я увидел свет. Да, такой знакомый и теплый.       Я узнал его из тысячи.       Ведь это была улыбка Маргарет.