Листья шуршали на асфальте

      В час дня городские шумы стали глуше. Серый туман, ранее совсем невидимый из-за искрящегося своими последними силами солнца, как лавина, наползал на улицы. Воздух стоял чистый, но отяжеленный влагой, и потому носы прохожих шмыгали усиленнее и кашляли они чаще и с особым ожесточением. Ветер то лениво играл с бродячими животными и кронами деревьев, то резкими порывами дергал людей за шарфы и рюкзаки, усиливая их раздражение. Переполненные с утра улицы редели, тучи, смешиваясь с туманом, путали восприятие оставшихся пешеходов и размывали далекий горизонт и близлежащие магазины с остановками. Вместе с туманом район обуяла меланхолия. Даже извечно громкие перекрестки выглядели так, словно сдались перед величием разворачиваемой картины и уступили ей роль, привлекающую всеобщее внимание.       Моменты перед грозой всегда похожи на сказочное преображение. Это невероятное таинство для тех, кто умеет наблюдать. Все живое сплочается, как будто для встречи особого праздника, мир перестраивается за считанные часы, создается впечатление, что открываются врата для иного мира, который вползает в наш и меняет его в свое удовольствие. С возрастом мы разучиваемся замечать эту суматоху, не ведем нить сквозь изменения, поэтому весь шарм природы - от разряжения воздуха до потемнения улицы - теряется, переходя в рядовое «сейчас разольется не на шутку».       Темная фигура, уверенно рассекавшая серое марево, приближалась к остановке. Туман стал плотнее, и теперь для человека видимая зона ограничивалась жалким десятком метров. Издалека силуэт был похож на прыгающее пальто, но чем ближе он подходил, тем угловатее и резче становились его черты. Ничем не примечательный черный капюшон не сильно развлек людей на лавочках, только пожилые женщины искоса сверкнули водянистыми глазами на пришельца и продолжили шептаться, изредка перекрещиваясь. Фигура остановилась на приличном расстоянии от знака с автобусом. Невероятно фантастической была эта высокая фигура - длинные худощавые ноги, пушная короткая куртка и широкий капюшон, удачно скрывавший вместе с туманом и мглой лицо человека. Он не делал лишних движений, и во всем его естестве чувствовалась остновательность и какая-то решительность. Звуки стали ещё тише, ветер, не жалевший людей на остановке, странно огибал эту фигуру. Туман стал ещё весомее, на языке чувствовалась сладость.       Вдалеке послышались громкая музыка и рев мотора. Пространство рассекли два луча желтых фар, они осветили силует, который, в отличие от других сидевших на остановке, не обратил казалось на них никакого внимания. Мимо пронёсся новенький красный кабриолет с розовыми от алкоголя громко смеющимися девушками в сверкающих нарядах и драгоценностях и тройкой веселых парней, один из которых со сведенными на переносице бровями, вцепился в руль мертвой хваткой и был поглощен управлением дорогой машиной.       Фигура подняла на мгновение лицо и оно осветилось лоском богатой жизни, но в первую очередь светом фар и кнопок с подсветкой. Длинные ресницы, пышные темные волосы, упрятанные в капюшон, острый нос и высокие, но слабо выраженные скулы - вкупе это выглядело обычно и неправильно, одно мешало другому, но если приглядется чуть дольше, то можно было найти в чертах фигуры особую красоту, потаеную силу и даже наверное мудрость. Полуприкрытые веки и маленькие бледные с трещинками губы, руки в относительно высоко пришитых карманах, неподвижная поза - теперь уже каждый обитатель остановки поглядывал на невидаль. Но за короткий миг ее лица никто не разглядел, слишком уж сильно люди погрузились в осуждение и воспоминание «ветренных подростков», пронесшихся недавно мимо. - Маринка-то, поди, совсем Бога-то утратила, каждый день по чужим домам ходит, а в свой каждую неделю мужчин каких-то водит, - все не унималась тетка в розовом беретике и с неподходяшей под него зелёной выцвевшей сумкой. - Как Раиса умерла, так и пошла эта девка наследство пропивать! - Это ее точно кто-то из друзей или знакомых приобщил, она так-то не плохая была, и в школе хорошо училась и помогать приходила, - перечисляла, загибая пухлые пальцы в многочисленных кольцах сидящая рядом женщина, столь же тучная, но менее грозная. - Раиса не показала ей, что к чему. Мужика хорошего сама не встретила, так и дочка в них не разбирается. Да что, Марина иль Рая дуры? Не, это из-за того, что семью не сделали хорошую! - розовый берет надулась от гордости со своих суждений. Логика, выработанная тяжелой жизнью многих поколений, страдающих от недостатка образования и беспомощности перед судьбой, была железной, переросшей в мнение. - Да что там! Вот моя Наточка всю юность за учебниками сидела, и что ты думаешь? - и в университет поступила, и профессию получила, и теперь за ней толпами бегают! - вытягивала шею от сознания собственного превосходства в мерянии детей соседка беретика.       Спор, ранее погасший по неведомой причине, возобновился с новым жаром. Некоторые из людей на остановке кидали ухо на диалог двух старых сплетниц, с явным презрением к этому праздному занятию и с таким же явным любопытством.       Фигура смотрела перед собой на проезжую часть. Несколько коричневых листьев, поочередно обгоняя друг друга, двигались в неведомом направлении. Ауру неземного спокойствия разрушил хриплый вой: - Красотаа, - протянуло где-то совсем рядом с неподвижным силуэтом. Безошибочно он повернулся к источнику звука. Быдловатого вида мужичок, приземистый, но явно сильный, с трехнедельной щетиной и в грязной местами парке смотрел в ту же строну, что и фигура пару секунд назад. Он слабо пошатывался и пьяно улыбался, иногда тихонько икая и при этом невесомо подскакивая на месте. Фигура смотрела на него, заскучавшие обитатели остановки затихли и смотрели с предвкушением зрелища на силуэт и мужика. - Прикурить будет? - мужчина сделал шаг в сторону силуэта и снова шатнулся. - Не курю, - неясным ласковым хрипловатым тоном ответила фигура. - Совсем? Какая беда! Ну, а деньжат не подкинешь? Я ведь, представляешь, кошелек посеял!- еще шаг и снова «ик» с долгим выдохом ядреного перегара. - Ишь ты, кошелек он потерял, - проворчала розовый беретик, на что получила несколько осуждающих взглядов и шиканье со стороны своей подруги. - Вам до дома? - невозмутимость силуэта поражала своей неуместностью, но все, кто был на остановке почти не сомневались в том, что этот человек точно не от мира сего. - Дома? Эть ты так, а нет его у меня! Я пëс бродячий, вонючий и страшный!! - мужик закрутился на месте, горланя так, чтобы все слышали его. - Нужен я, скажи на милость, своей жене, такой? Она вот считает, что нет, - с громким «ик» мужчина рухнул на грязный газон рядом с неподвижным силуэтом, почесал затылок и махнул головой. Молчание фигуры было таким выразительным, что пьяный кожей почувствовал - от него ждут предысторию: - Вот приперся я к ней, щебечу: «Юлька!! Не хотел, черт попутал!!! Я ж люблю тебя больше жизни, никогда усомниться в себе не давал повода, а тут - ну праздник у человека, Юлька!». Ей хоть бы хны, как в ледышку превратилась. «Уходи, - говорит, - сейчас же, уходи и чтобы глаза мои тебя не видели больше!». Н-да... - снова почесавшись и помолчав с минуту, мужичок предпринял попытку подняться. Ему удалось. Он был сильным мужчиной, его от природы развитые мышцы, которые он явно использовал в повседневной жизни, подчинялись ему с легкостью. Только пребывающий в пьяном шоке мозг не мог дать им достойную команду. - И вот я здесь, - он улыбнулся во все свои желтые зубы, совершенно пьяно, и зашатался в беззвучном смехе.       Осуждение было в глазах всех обитателей остановки. С высоты своих лет каждый, стоящий там, рассуждал о низости этого грязного человека и не находил ему оправдания. Худощавый мужчина в старомодной советской шляпе поправил очки и завернулся в свое бежевое истрепанное пальто, радуясь, что когда-то выбрал институт вместо работы на стройке по «выгодному» контракту и не оступился так же, как и эта жалкая, по его мнению, личность.       Фигура молчала и теперь. Все ждали ее ответа, но настроение, какое обычно бывает перед заварушкой, угасало с каждой минутой все сильнее. - Любите ее, да? - тихим и все таким же ласковым тоном спросила фигура. - А то как нет! Она ж такая красавица, была и сейчас, даже пополнела удачно. А какие глаза, а говор русский! Она учительницей преподавала, а щас уроки на дому ездит дает. Эх, Юлька моя! - мужчина сделал круг, блаженно улыбаясь. Фигура издала смешок. - Что же вы тут? - она сделала шаг к мужчине, который резко, как ему показалось самому, остановился и нахмурился. - Волю своей любимой исполняю! - ответил он. - Она бы не этого хотела, - видно было, что силует наклонил голову. Мужичок слегка побелел от обуревавших его противоречивых чувств. С каким намерением он подошел к этому странному «хлычу», как он прозвал силует? - ободрать, как получится, на деньги, сигареты, может даже утащить кошелек, если ловкости хватит. Пьяный уже пару дней не появлялся домой, он был голоден и до состояния нестояния пьян, поэтому мораль слегка притупилась. Сейчас именно фигура наступала на него, а он так смешался, что не знал, как поступить, чтобы не остаться в дураках - матюкнутся крепко и пойти на других жертв или дослушать странного незнакомца и возобновить попытку нападения с какой-нибудь другой стороны. - Считаешь? - вяло хрипнул мужичок. - Угу, наверняка. Идите к ней, - мягкий, но действенный приказ. И тут мужчина лопнул. - Чëй-то я тебя должен слушать, а? Ты кто такой вообще? Деньги гони, сказал, и вали отсюда, пока я..! - проорал он и поднял кулак, но рвануть за ворот куртки силуэта духу не хватило. Застывшей фигуре крики были нипочем. Стоящие на остановке же подскочили на местах и пуще прежнего стали всматриваться в двух людей. Туман, как занавес, решивший, что любопытным не место в диалоге, вложил, казалось, все силы в сокрытие этих двоих - совершенно сизый вал упал на остановку. - Едьте, не мучайте ее, - ласково проговорила фигура. Ветер затрепетал по всей округе, завыл, бешено цепляясь за все подряд и разнося листья и сухую землю по дорогам и тротуарам. Люди судорожно вцепились в свои вещи, стараясь удержать их и себя самих на месте. Пьяница метнулся назад, как колосок в поле, но чудом устоял. Он услышал слова силуэта и уставился на него с подозрением. Он чувствовал, что черная фигура права, да сомневался. Ветер так же мгновенно стих. - Я подвел ее, что и говорить, да люблю!.. Как помочь, я ж пьяный вдрызг, а она, бедненькая, сладу мне не найдет! Как я виноват, как виноват!! - он схватился за свои редкие местами седые волосенки и опять зашатался, завывая на конце предложений. Силуэт стоял в полоборота, не двигался, наводя на окружающих страх с примесью почтения. - Она простит, потому что любит, - сказала фигура, повернувшись телом и начиная медленное плавное движение к мужичку. - И вы любите. Вы все сможете, - силуэт подошел вплотную к вытаращившему глаза мужчине. Пьяный был ниже фигуры и смотрел на ее лицо снизу вверх, руки его медленно шевелились около груди, а рот раскрывался то шире, то уже, как у рыбы. Он прерывисто выдыхал и почти не моргал, глядя, видимо, прямо в глаза силуэту. Тот выжидал, ничего не говоря. Выжидали и люди на остановке. Долгую минуту длилась эта комедия, пока мужичок не выдохнул полной грудью и выпрямился. Он был задумчив, брови нахмурены, опущенный взгляд стал совсем осмысленным. Ветер гнал листья по проезжей части. - Так что вы думаете, идти? - сказал он, робко и смущенно поглядывая на силуэт и перебирая в грязных морщинисты руках истинно рабочего человека нижний край куртки. - Да, непременно, - с неизменной теплотой проговорил тот. - Ей Богу, совсем не думал, что творю. О Юльке-то не думал, когда пил, как пьяница последний. Да ведь Миша-то, Миша в отставку уходит, как не провести со всеми почестями... А что неделю пропадал, так то мы решили с пьяну на рыбалку за город... Продолжили пить... Черт попутал, ей Богу! - ухмыльнулся мужичок, похлопывая по каманам. - Ать, полтинника всë ж не будет, а? Кошелек-то я, действительно, потерял. - Держите, - фигуга протянула мужчине смятую бумажку и вместе с второй рукой зажала на мгновение грязный кулак. Смущенный мужчина закивал в разные стороны головой, цыкнул совсем тихо и с лучистыми морщинками у глаз и поджатыми губами посмотрел вверх, надо полагать, в глаза фигуры.       Так и разошлись. Мужичок, засунув руки в карманы, поплелся нетвердно и пошатываясь куда-то обратно в туман, а силуэт, слабо махая одной рукой, остался неподвижен. Внезапно люди на останоке почувствовали, что стали частью чего до жути интимного, и им всем захотелось забыть это воспоминание. Розовый беретик смотрела с досадой на свою подругу, которая, махнув рукой, сказала что-то похожее на «Пути Господни неисповедимы» и уставилась на дорогу, где куда-то неспешно катились листья.       Туман был таким же плотным и серым, мгла все еще царила на остановке, и только особый вид молчания, продиктованный этой тёмной фигурой, словно укор, был между людьми на остановке. Нескоро приехал ненужный никому из них автобус, на котором и уехал таинственный силуэт. Его лица толком никто не рассмотрел, никто не понял, был ли это юноша или крайне некрасивая девушка. Мастерски лавируя между людьми, заглядывающими в самые нозри, силуэт увез эту тайну с собой на пустом автобусе. Этот человек нес что-то в себе и открывал, как этому запутавшемуся пьяному мужчине, только тем, кому считал нужным. Совершенно диковинное создание не подходило под рамки моральных принципов стоящих тогда на остановке людей, они где-то на задворках сознания приняли, что этот силуэт был выше всего, что они знали. И люди искренне постарались забыть это проишествие, но, как и любое сильное потрясение, оно плотно въелось в их память, с мельчайшими деталями отложилось на серой коре, и было для всех одинаковым.