Огни маяка

Солнце восходит поздно, тяжело выбирается из-за облаков, те сегодня ужасно походят на тучи, такие же серые и тяжёлые, и так же ужасно медленно плывут над огромной водной гладью, грозясь то ли расплакаться, то ли надавить на плечи так, чтобы плакать захотелось уже людям. Однако море рядом с ним шумит волнами, вылизывая до чистоты гладкие бока камушков скалистого берега, отзывается на молчание своими историями и, как будто бы даже, смеётся, не над ним, а вместе. На песке, после столького времени, уже не холодно даже лежать, только совсем мелкие камешки залетают под толстовку, неприятно царапая тело, и в отросших волосах путаются песчинки. Ломаная улыбка скользит по тонким губам, остаётся на лице, в единственный и по прежнему молчаливый ответ на все истории моря. Дышится сегодня, удивительно легко, несмотря на то, что грудь к земле придавливает что-то и топчется ещё сверху, крошит его рёбра в переплетении, там где все они единым, глаза открыть — страшно, как будто, предай он это блаженное состояние, море перестанет дружить с ним и доверять секреты, а этому никак нельзя случится. Шаги, скрытые за шумом беснующихся волн, удаётся различить не сразу, только когда в привычную солёную песню врываются шорохи и скрипы — маленькие песчинки распадаются на ещё более маленькие и кричат, умоляют о пощаде — и глаза всё-таки приходится открыть. — Как ты себя чувствуешь? — раздаётся рядом шуршащий голос Матвея и его тёплые руки ложатся на плечи, стоит немного привстать. Парадоксально, но после всего, что было, именно человеческие прикосновения, заставляют сердце вновь успокаиваться в груди, внутри, или где-то там ещё, становится в несколько десятков раз легче. Пальцы у него длинные и тёплые, его собственным, вечно ледяным, не чета. Игорь чуть находит силы и поворачивает голову — образ Матвея давно на подкорке, но хочется обновить, записать новую информацию, считать её так, чтобы каждая секунда, каждое малейшие движение и изменение эмоций на его лице, осталось в голове. Игорь прячет их все, так трепетно боясь потерять, боясь вновь остаться ни с чем, в сыром и тёмном одиночестве, где свои истории ему рассказывают кошмары из детства и происходящих событий, а смеются уже не вместе, а над ним. Игорь отчётливо вздрагивает, и мягкие объятия Матвея укутывают его, подобно кокону из тёплого одеяла в зимний вечер с кружкой какао. — Ты просидел здесь всю ночь. — Замёрз. — совсем слабо и бесцветно шепчет Игорь, за ночь он наслушался стольких историй, что кофта почти промокла и сейчас очень тяжело прилипает к телу. Матвей губами чертит на затылке маленькую прямую, напугать боится больше и не рискует, не идёт дальше. Игорь ведь ломаный, вывернутый болезненно и только-только, едва-едва, начавший приходить в себя. — Пойдём в дом? Или ты ещё хочешь посидеть здесь? — и Матвей никогда не давит, всегда оставляет выбор и право внести третий вариант, пользуясь и называя Игорю всего одно правило — ему самому должно быть комфортно рядом. — С тобой хочу. — Игорь не часто пользуется этим правом, но вот почему-то сейчас выговаривает три коротеньких слова, и Матвею очень искренне хочется улыбнуться ему — он молодец, он всё делает правильно. — Со мной конечно, — кивает Матвей. — Давай я принесу плед и какао, и ты согреешься? — Нет… — боязливо шепчет Игорь, и сердце Матвея успевает улететь куда-то вниз, бухнуться в желудок, когда он сглатывает и продолжает, пытаясь показать себя тоже с другой, обратной, стороны, — с тобой в дом. Ты тоже замёрз… Игорь ведь несмелый, Игорь не может вот так сразу подойти, как Матвей, и мягко повести за собой в дом. Игорю нужно уцепиться зрительно и обязательно эмоционально, чувствовать как пальцы Матвея тихонечко сжимаются на его сухой и прохладной ладони, у самого же горячностью отдают и прикосновениями ласковыми, поглаживают слегка-слегка, позволяя вести за собой и подталкивая на этот шаг. Игорь ведь пока ещё только-только вспоминает простые человеческие мелочи и учится, почти по новой, заботиться и помогать. У Дивеева понимаем просто слишком отчётливо в подкорочку мозга долбится, стучится, вламывается и под рёбрами тянет, ноет — Мотя хороший, очень-очень хороший, самый лучший, но не железный. Никто из них не железный — ни Матвей, ни он сам, ни, даже, смотритель маяка, проживший здесь один почти всю свою жизнь, — никто. Губы Матвея дрожат и расплываются в мягкой улыбке, тихонечко касаясь виска, тот отдаёт привкусом моря и песка и Мотя смеётся тихонечко, совсем негромко, смотря прямо в лицо Игоря. Он смущён и улыбается тоже. — Пойдём, мой хороший, — наконец соглашается он, и море волной осторожно подбивается ближе, — погода сегодня не ладится. — Просто немного ветрено… — всё ещё пытается выкрутиться Игорь, но Матвею и так ясно немного больше, и он оставляет за Игорем это право — не говорить словами то, что там на самом деле твориться в голове. — Конечно, воронёнок, просто ветрено. Выучить Игоря за это время был несложно, запомнить кое-какие детали — труднее, но Матвей поклялся себе, когда забирал из больницы, что сделает для Игоря всё, что только будет возможно, и сделал. Игорь надломился однажды, приоткрылся тихонечко, и Матвею изучать стало полегче. Сейчас — не трудно совсем. Но у моря, здесь, другая задача — вылечить и залечить, стереть всё что было и наполнить новым, чтобы Игорь сам мог почувствовать себя лучше и отпустить себя, дать себя любить. Побочным эффектом, как заметил Матвей, оказалось желание заботиться, узнавать о самочувствии и варить какао, как бы Мотя не пытался, но какао всегда лучше выходил у Игоря. А сейчас море учит Игоря улыбаться, немного смущённо и неловко, но Матвею нравится, Матвею хочется целовать его и кричать на весь мир, что у него самая прекрасная улыбка, но он не смеет — боится напугать. Море шумит им вслед, песок осторожно прощается, говоря всего лишь — до скорой встречи, — а дом смотрителя встречает их запахом пряностей и тёплого молока. Кожа Игоря идёт мурашками, губы дрожат в улыбке, Матвей останавливается напротив и долго смотрит в глаза. Мне нравится как ты улыбаешься, как смотришь и как касаешься, читается в этом взгляде, и губы Игоря совсем дрожат, сухие и тонкие, когда он тянется и осторожно накрывает губы. Пугается. Матвей не ожидал, Матвей не мог предусмотреть всего, и вот этого он никак не мог предугадать. Широкие и тёплые объятия, накрывают сильные, надтреснутые плечи. Игорь осторожно углубляет поцелуй и Матвей почти в реальности чувствует, осознаёт, что по его спине бегут мурашки. — Ты пахнешь морем, — признаётся Матвей, выдыхая ему в губы, гладя щёки и смотря в глаза. Отпустить, выпустить из рук и сердца не кажется возможным ни сейчас, ни никогда. Лицо Игоря светится улыбкой, настоящей, пусть даже чуть-чуть всё ещё робкой. Матвей укладывает голову на плечо и как будто бы вместо сердцебиения слышит морской прибой. — И на вкус такой же. Игорь встряхивает немного головой и песчаная крошка вновь сыплется с волос, за столько времени он тоже кое-что научился понимать в Матвее. Он прикрывает глаза и делает шаг навстречу, когда столько времени просто стоял на месте. — Ты тоже мне очень нравишься, Моть…