«Memento mori» — надпись, красовавшаяся около четырех лет на ребре его левого предплечья, с другой стороны от позорной блеклой метки пожирателя. Драко неторопясь поднял руку и немного изменил ракурс, чтобы увидеть татуировку под другим углом.
Ничего не поменялось, слова, значения которых, кажется, знал каждый, кто хоть немного жил в Магическом мире или хотя бы частично был образованным, выведены каллиграфическим почерком и продолжали выделятся на белой коже.
— Помни, что смертен…
Голос эхом разнесся по маленькой ванной и, отражаясь о стены, заставил вздрогнуть. Он усталый пришел домой, в свою маленькую разваливавшуюся квартиру, кое-как скинул одежду и забрался в горяченную воду, не обращая внимания на то, как конечности начали быстро краснеть, а горло сжиматься от удушающего пара.
Согреться. Согреть себя. Перестать мерзнуть.
Жизнь понеслась куда-то не туда с курса пятого. Наверное, тогда, когда Драко в шутку и за компанию с Блейзом набил в тайне от всех эту маленькую татуировку, он не подозревал, как иронично эти же слова будут выглядеть спустя года. Сейчас он мечтал о смерти, мечтал встретить ее, как давнего друга, ему не было страшно. Страх расстаться с жизнью давно казался ему смешным.
Он понял это также давно, как первый раз захотел умереть, просто исчезнуть из этого мира, испариться, стать чьим-то вздохом или ароматом хвои в лесу. Он бы смог свободно, как ветер, кружить по земному шару, оставаться в широких просторных полях, в лесу, запутываясь между кронами деревьев, на озере, наблюдая, как изящная лань пьет воду.
Но мог и не стать этим ветром. Может за гранью ничего и нет? Может просто наступит темнота? Ничего страшного. А если станет призраком? Тоже неплохой вариант — наблюдать за чужой жизнью со стороны.
В родовом поместье появился змееподобный красноглазый дурак, захотевший захватить весь мир для одной ему какой-то понятной цели. Малфой Мэнор начал затухать, чахнуть от частых «Круцио» и «Авада Кедавра». Просто превращался в груду безжизненных камней, как и его обитатели. Они, как тень, бродили по коридорам, кланялись Лорду, трогали книги в библиотеке, покрывшиеся пылью, и убирали мертвых павлинов с травы.
Драко больно было смотреть на все это. На отца, что стал самим отражением той самой подруги-смерти. На мать, что опускала глаза, когда смотрела на пытки, сжимающую его руку в своей холодной ладони, на слезы, скатывающиеся по ее бледным щекам. На себя, которого с трудом мог узнать в зеркале.
Тогда он впервые посмотрел на жизнь под другим углом. Все бессмысленно. Абсолютно все. Счастья нет, Драко это понял. Видимо, судьба распорядилась так, чтобы его радость закончилась в детстве. А дальше ничего не поменяется, потому что, что бы он ни делал, все останется также.
Окно из его спальни находилось невысоко от земли. Он раскрыл его, на дрожащих ногах забрался на подоконник. Драко очень долго всматривался в темную траву, блестевшую после дождя в лунном свете.
«Не высоко. Шансы, что я умру от падения очень малы. Скорее только получу ранения, а потом, буду мучиться от боли, буду смотреть на маму, утирающую слезы…»
Он осторожно слез с подоконника, стараясь не вывалиться из-за того, что его потрясывало.
Шрамы появились неожиданно, но не казались чем-то неправильным, будто они всегда были с ним, а теперь проявлялись, как аллергия. Впервые они случились в Хогвартсе, месте, которое кому-то стало дороже, чем дом, но только не ему.
Это был тот самый шестой курс. Те муки выбора, которого у него, вообще, как такового не было, мешали спать, есть, сосредотачиваться на учебе, на том, о чем так весело лепетала Панси или на матче. Они стали его вторым кошмаром, но, в отличие от Волан-де-Морта и Нагайны, были нечеткими и просто выкидывали в разные печальные варианты последствий.
«Разрывали изнутри», — как-то придумал он четкую формулировку.
На столе лежала линейка. Железная длинная, которая была незаменима на уроках. Не нож, не палочка — линейка, стала его истинным другом по разделению несчастья. От отца приходили письма с требованиями, с упреками и снова наставлениями, от которых хотелось избавиться от скудного ужина. А он хватал линейку и прочерчивал острым ее концом по выступающей синей венке.
Это нельзя назвать шрамами — так белые царапины, которые потом стремительно краснели, а под утро уже заживали, будто не было ночной истерики и слез в подушке за заглушающим и плотно закрытым пологом кровати. Никто из друзей его таким не видел. Драко бы себе этого просто не простил. Он хотел оставаться сильным и веселым в глазах других, а в глазах Блейза и Панси особенно, но и также безумно хотел, чтобы эти чертовы царапины не сходили под утро, чтобы край рубашки случайно задернулся вверх, и они мимолетно разглядели израненную кожу, обняли, утешили, были бы рядом. Но друзья будто оставались слепы. Хотя он их винить не мог.
Линейки стало мало. Это Драко понял позже, когда случайно ее потерял. В мыслях даже закралась приятная надежда, что Панси случайно все же обнаружила его «новое пристрастие» и просто забрала ее. Но под утро он нашел ее под столом. А ночью под руку попался нож. Короткий и тупой, но теперь царапины не заживали через некоторое время, а оствались настоящими белыми или слегка розовыми шрамами на тонкой коже.
Рукава рубашки стали длиннее, а улыбка шире.
Ужины стали действительным адом. Еда не лезла в пищевод, оставаясь непонятным комком в горле. После бессмысленной трапезы он избавлялся от содержимого желудка. Каждый день его пищей стали нескончаемые любимые яблоки, что хоть как-то поддерживали его жизнь, вода, которая несколько раз проверялась на наличие посторонних заклинаний и ядов, небольшие кусочки пирога. Панси странно закатывала глаза и качала головой, когда Драко ни разу не притрагивался к ужину в Большом Зале, но молчала, может, просто не знала, что сказать, как помочь.
Учеба тоже медленно катилась вниз. Он просто не видел в ней смысла, как и во всем последнее время. Улыбку вызывали радостные ученики, которые сновали по коридорам Хогвартса, не подозревающие, что грядет, не смыслящие, что смысла в жизни нет. Улыбался и понимал, что это фальшь, маска, скрывающая крик.
Седьмой курс проходил как-то мимо. Поттер со своими дружками не появился. Почему, он не знал, но в глубине души очень надеялся, что, что бы то ни было, но у них все получилось. Драко продолжал ходить по коридорам школы, но чаще в одиночку. Стал приходить на ту самую Астрономическую башню. Он поднимался, вспоминал, пускал одинокую слезу и смотрел вниз.
Он бы не простил себе, если бы погиб тогда, ведь спрыгнуть вниз — будет унижением. Упадет, как и с башни, так и в глазах окружающих. Темные тучи не пугали, не пугала и темнота, и страх смерти. Пугало, что мать от горя сойдет с ума, что друзья будут плакать, стоя над его гробом, а другие пожимать плечами, мол так ему и надо. И Драко отходил от края подальше.
«Вот бы стать ветром», — шептал он, смотря в темное небо.
А потом были Пасхальные каникулы, Поттер, каким-то чудом попавший к ним в поместье, Беллатриса с ее противным приторно-сладким голосом, отец, сжимающий шею, молящий признать, что пред ними не подделка. И глаза. Зеленые глаза, которые старались смотреть куда угодно, только бы не на него.
Глупый. Поттер не знал, что Малфой бы никогда его не сдал, даже под страхом круциатуса. Драко это понимал, поэтому в глубине души улыбался от тщетных попыток Гарри скрыть свою сущность.
И тот же самый Гарри лишил его палочки. Оставил, как ребенка, без защиты. Пожиратели переходили все рамки дозволенного, понимая, что сам Драко сопротивляться и отражать нападение не может. Опять удушающий ужас.
«Хватит. Я больше не могу. Не хочу.»
И Драко нашел у себя в закромах маленький пузырек яда. Получасовое недееспособное состояние и смерть наконец придет. Это грело душу. Сегодня действительно было прекрасное настроение. Он убрал склянку в ящик прикроватной тумбочки и спокойно закрыл глаза, зная, что его ждет очередной кошмар, от которого он проснется и уже не сможет уснуть.
На следующий день Драко, как и хотел, попрощался. Вел оживленнее беседу с отцом, сказал маме как сильно ее любит. Они удивленно выгибали бровь, но не понимали. А он улыбался и радовался, что и не поймут.
Драко каждый раз говорил, что все его проблемы напускные. Что смысла в его смерти не будет, как истинной оправданной причины. Ее попросту нет. Только дикое желание.
Стеклянный пузырек стоит пустой. Драко лежит на кровати, положив руки себе на живот, наблюдающий как темнота кидает ему приятные образы.
Это он в детстве бежит по саду, это первый полет на метле, а это Гарри, замахнувшийся на него кулаком, с озорным огоньком и азартом в зрачках. Странно, что человек, в которого он безответно влюблен, за что корил себя не раз, видится ему перед смертью. Нет, не видится. Он ждал воспоминаний, но их не случилось, поэтому сам стал рыться в памяти.
Драко закрыл глаза, а когда открыл, увидел плачущую маму, которая что-то говорила и гладила его по голове. Слов никак не разобрать, все слышалось как через вату. Вовремя подоспел и крестный, опять спасший ему жизнь.
«Судьба — злодейка», — подумал он тогда.
Вода в маленькой ванне уже остыла. Драко снова посмотрел на запястье.
Memento mori. Помни о смерти.
В его жизни не случилось ничего примечательного. Он не принес кому-то большую радость, скорее наоборот. Не испытал настоящей любви и отношений. Не смог встать горой за своих друзей. Он не сделал ничего. И даже если и сделал, то точно этого не осознавал.
Драко опустился в воду, зажмурив глаза. Почему бы и нет? Сейчас не прибежит мама, которая находится во Франции, не смерит холодным взглядом отец, который заключен в Азкабан, не появится ныне покойный Снейп.
Видимо, он расслабился, потому что в глазах защипало. Он покрепче зажмурил их, выпуская воздух из надутых щек. Легкие начали судорожно сжиматься, ноги по рефлексу дрогнули, но Драко, пересиливая себя, лежал на дне маленькой ванной.
Будут ли воспоминания? Когда-то Малфой долго задумывался над тем, что ему привидится перед смертью. Все истории говорили о прошедших воспоминаниях или о том, что человек не успел сделать, или о муках совести и т.д. Но ему не особо хотелось сейчас видеть что-либо. Это отнимет решимости.
Легкие начали судорожно сжиматься. Драко не нашел лучше решения, чем считать на каждый «недовздох».
Раз. Перед глазами промчалась плачущая мама с письмом в руках.
Два. Какая-то людная улица, где Драко вздыхает полной грудью. Он всегда мечтал переехать, но не знал, что именно это его подсознание будет сейчас волновать.
Три… Какой-то лес, где он, подняв сцепленные с кем-то руки, бежит и смеется.
Что? Драко резко открывает глаза и поднимается, нервно откашливаясь, хватается за горло и боится смотреть на себя в зеркало. Осознание, что не смог, что
мог, что теперь ему страшно от того, что он не успел сделать в жизни. А потом пустота, сжимающая за грудную клетку в своих объятиях. Малфой медленно поднимается, вытирается и выходит.
***
После войны сложнее чувствовать себя живым человеком. Сложнее смотреть и улыбаться. Нет. Маска треснула под напором от чужих слез и криков, а во снах до сих пор появляются яркие вспышки заклинаний и мертвые тела бравых. Драко опускается перед одним из них на колени и проводит по мокрому лбу, прикрывает глаза и смотрит вслед пожирателю, который уже скрылся.
Война забрала много у всех, а у него жизненные соки.
Он искал работу, но все просто отворачивались.
«Пожирателям здесь не место».
«Мы прекрасно знаем, кто Вы».
«Убирайтесь, здесь Вам делать нечего».
А кто-то вежливо говорил, что вакантные места закончились.
Изо дня в день Драко существовал в пределах маленькой старой квартиры недалеко от Лютного переулка. Она — единственное, что не стало забирать Министерство и еще немного денег, которых хватило бы на еду на пару месяцев и на сезон, если поэкономить. Но душа кричала, что еще не поздно, что можно бороться, хотя разум смеялся и шептал, что уже все кончено. А шепот этот был громче любого крика.
Драко прожил лето, не вылезая особо из судов, осень, в поисках работы, Рождество, которое встречал, только смотря салют за окном, гладя запястье, где мелкой сеткой рассыпались белые шрамы. В этот самый день только год назад он решил, что больше не прикоснется к ножу никогда. Держался долго, а потом понял, что это его зависимость. Каждая новая линия забирала частичку душевной боли. Каждая царапина напоминала о том, что в его жизни нет смысла, что он никчемный и глупый.
«Сам надумал себе проблемы и строит из себя тут жертву», — сказал как-то отец. С тех пор он ни разу никому не жаловался. А зачем?
«Я в порядке».
«Все хорошо».
«С чего вы взяли?»
Этот январь оказался холодным. Снег валил, почти не прекращая, образуя на дорогах «кашу», а еще и лютый мороз. Драко выглянул со своего маленького балкончика и открыл окно. Точно выше, чем в мэноре. Разбиться можно легко. Но вот боль от отбитых органов и поломанных костей будет еще мучить перед тем, как сердце окончательно остановится. Это был печальный факт.
Малфой закрыл его, последний раз любуясь ночным городом, выключил чайник, так и не достав чашку, и свалился на тонкую софу, прекрасно осознавая, что бессонница никуда не уйдет, а голос внутри будет шептать громче.
Окно снова открыто. Но сегодня погода другая. Он завороженно высовывает руку наружу и наслаждается морозной свежестью утра. Снег, искрясь на солнце, мелкими хлопьями падает на землю и создает приятнейшую атмосферу какого-то блаженного удовольствия.
— Нет, не сегодня.
Он забирается на подоконник, садясь на колени, и смотрит вниз, а потом на крыши других домов, что видны на самом высоком этаже.
— Я хочу увидеть весну. Это будет самый красивый день апреля.
Окно с неприятным скрипом закрывается. Драко подхватывает теплую мантию и собирается на подработку в аптеку.
***
Время — понятие растяжимое. Что некоторые называют немногим, может продлиться годами, а что другие считают целой вечностью — только неделей.
Холодные морозы сменились непереставающим февральским бураном, капелью марта и наконец сухим апрелем. То самое состояние природы, когда уже нет снега, но все еще не начало цвести. Прекрасное время, когда возвращаются птицы, когда начинает пробиваться первая трава, потому что лужи уже высохли. А люди начинают строить планы на лето.
Драко возвращается раньше обычного в понедельник. Его уволили. Сократили из-за какого-то возмущавшегося клиента, который поднял шум, не утихавший еще неделю. А сегодня уже среда. Ему и так платили копейки, на которые он покупал немного еды, а сейчас денег вообще нет.
Драко отдвигает от себя пепельницу. От старой привычки он избавился полгода назад. Ну, точнее, на сигареты просто не было денег.
Он с удовольствием смотрит в распахнутое окно, вдыхает «аромат весны» и забирается голыми ступнями на подоконник.
Вроде свидетелей не так много. От силы пару человек, что сейчас зашли в магазинчик напротив. Драко закрывает глаза, еще раз вдыхает воздух и ничего не представляет. Голова пуста.
Раньше бы он этого не сделал. Пытался неоднократно, но потом с бешеным сердцебиением отступал от окна на другой конец комнаты или Астроноимической башни, оправдываясь тем, что «кишка тонка». А сейчас нет. Он четко понимает, что готов.
— Стой! Стой, где стоишь, не двигайся! Малфой, слушай меня, — голос раздавался снизу. Драко медленно открыл глаза, понимая,
кто пытается до него докричаться.
Поттер собственной персоной. Стоит в летней футболке и размахивает рукой с палочкой.
— Драко,
смерть — это не выход.
Где-то он уже это слышал или читал. К сожалению, в памяти сейчас не пронеслось ничего из того, чем он тщетно пытался себя увлечь, погружаясь в книги, сбегая от реальности.
— Слышишь меня? Подожди, пожалуйста, тридцать секунд, буквально. Подождешь?
Подбородок сам коротко кивнул несколько раз.
— Так. Какая у тебя квартира?
— Двести тридцать, — почти шепотом, но Гарри, стоя в 16 метрах от него под балконом, услышал.
— Хорошо. Тридцать секунд, не шевелись. Просто замри.
Через мгновение его дверь распахнется, а сильные теплые руки обнимут поперек груди, снимая с подоконника. А еще будут слезы. Слезы, которые смочат футболку Поттера, пока он будет обнимать трясущегося блондина. Руки, перебирающие белые волосы, поглаживающие по спине, шепот, который будет разноситься только, чтобы немного успокоить.
И Гарри останется с ним до утра следующей среды. Почему, никто не знает, даже он сам. Только вот теперь Драко будет спокойнее засыпать, а просыпаться от приятного аромата блинчиков, разносящегося по всей квартире. Не будет нравоучений и упреков, не будет слез и мольбы. Только спокойные разговоры за кружкой чая.
Потом Гарри узнает, что Драко действительно не здоров, а также то, что он боится идти к врачам. И не станет настаивать.
В среду на следующей неделе Драко проснется один, но с кружкой кофе на столе в кухне и запиской, что Поттер скоро вернется. А Гарри приедет от целителя разума после консультации на своей машине и кинет лишь два слова, как только зайдет: «Собирайся, поехали!»
***
Они путешествовали по миру. Увидали, кажется, все, но каждый раз открывали для себя что-то новое. Гарри увез Драко. Увез из его прошлой жизни. Увез, а вернется только вместе с ним.
И через полгода, когда они вдвоем, подняв руки и переплетя пальцы, будут бежать по лесу, крича, что-то невразумительное, и стоя под водопадом, промокая до нитки, и смотря на прямое шоссе, ведущее в следующую точку, и перекусывая в маленьких магловских кафешках, слизывая соус с губ, Драко скажет, что он счастлив.
Кошмары никуда не делись. Депрессия, которую он отрицал долгое время, сейчас вытекала из состояния дистимии, а РПП, за которым Гарри тщательно следил, тоже потихоньку отступает. Поттер уговорил-таки его обратиться к специалистам и сам возил его туда каждый месяц.
Без ссор не обошлось, но потом было вдвойне приятнее сжимать друг друга в объятиях во сне и шептать «я люблю тебя».
Драко полюбил Гарри. Он любил его сарказм, глупые шутки и ухмылки. Любил делить с ним одно одеяло, перетягивать его на себя, а потом прижиматься к теплой груди. Любил пить с ним горячее какао, смотря на языки пламени в камине. Любил, когда он укрывал пледом, когда целовал в макушку. Любил и был любим, хотя думал, что такого уже в его жизни не будет.
— А почему все же «Memento mori»? — Гарри, осторожно перехватив его запястье, поглаживал надпись.
— Потому что нужно помнить, что мы смертны и
должны успеть сделать все.
Через два года, как он стоял на подоконнике самым прекрасным днем апреля, Драко напишет матери письмо о том, что выходит замуж, а она пришлет ответное, пропитанное счастьем, радостью, благословением и несколькими слезинками. Вместе Гарри и Драко найдут наконец место в необъятном мире, где захотят остаться и построить дом. И все у них будет хорошо.
Счастье в мелочах, что делают нас счастливыми. Смысла в жизни нет, но он и не нужен.
