Колыбель

      Пульс стучал по кончикам пальцев от волнения. Он снова был здесь. Володя, стараясь не оглядываться, прошел в знакомую комнату. Вожатская стояла в тишине и полумраке. Внутри замер ледяной воздух, по доскам вокруг окна шли трещины изморози, а туго скрученные матрасы казались впавшими в анабиоз гигантскими улитками.       Оглядывая тихую комнату, он поймал себя на ощущении, что именно так, должно быть, выглядит его душа последние полгода. Будто летом замуровали не только этот кусок пространства, но и все его мысли и надежды. Он встряхнул головой и пошире распахнул дверь, чтобы температура хотя бы сравнялась с той, что в остальном здании – отопление дадут только вечером.       Время тянулось, пока он разбирал вещи, ужинал и готовил с новой напарницей корпус к заезду. Ложась спать, он понял, что за весь день сказал едва ли пару десятков фраз. Но печаль уходила: светлые коридоры и уютно заправленные ряды кроватей заставляли предвкушать встречу с детьми. Сейчас отрядов было меньше, чем летом, но Володе все равно достался самый младший – третий.       Все мысли о Юрке он задвигал как можно дальше, под кожу, в бессознание. Они встретятся снова, а там уже можно будет переживать, радоваться, хлопать по плечу. А после, под ивой, гладить отросшие кудрявые волосы и… Нет, ему надо поспать – завтра справляться с толпой малышей. Но снились ему светлые родные глаза и крепкая рука, охватывающая его пальцы. ***       Утром приехали автобусы. Сердце стучало в голове, и Володя подумал, что это от того, что думает он теперь именно сердцем. Ксюша, работавшая в этот раз с ним, сразу же начала собирать около себя их отряд, а Володин взгляд не мог оторваться от второго автобуса, где ехали старшие. В голове уже не просто стучало, а шумело так, что слова вокруг сливались в какофонию. Из дверей показался русый затылок, и Володя замер. Это точно был он. В толстой куртке, с рюкзаком на плече и покрасневшими щеками. Голова повернулась, и яркие лучистые глаза уставились прямо на Володю. Мир окончательно стих, и даже в голове стало пустынно. Юра что-то сказал приятелям и, не отрывая взгляда, направился к нему. — Доброе утро, товарищ вожатый, — слова прогремели звонко и весело, достали до самого дна Володиного дурацкого сердца. Он и забыл, какой красивый у Юры голос. Письма казались теперь жалким подобием общения, кривой карикатурой их чувств. — Доброе, а ты почему без шапки? — Юрка засмеялся, и Володю прошило мурашками от того, насколько идеальным был этот звук. — Прекращай быть таким вожатым, Володь! — он легко хлопнул его по руке. Володя бы даже не почувствовал, если бы не был наэлектризован одним только присутствием Юры рядом.       Поняв, что стоит столбом почти не мигая, Володя принялся суетливо поднимать воротник Юриной куртки, пытаясь уберечь уши от ветра. В глазах Юры в придачу к счастью поднимались нежность и надежда. Володя так четко различил эти эмоции, что испугался. Любой, кто сейчас посмотрит на них, все поймет. Он одернул руку и попытался отступить назад, как в этот момент сзади его обхватили короткие руки. — И вы тоже плиехали! Улааа! — Олежа выглянул из-за спины вожатого и обрадовался еще больше, — Юла! Это так здолово, велнуться сюда, плавда? А ты ласскажешь нам стлашилку? А мы будем ставить новый театл?       Олежа зачастил что-то еще, Володя же поднял голову на Юрку. Тот улыбался самой счастливой улыбкой, по которой – он даже не представлял до этого, насколько – он так скучал. Юра подтянул рюкзак на плече и снова коснулся вожатого: — Я тоже счастлив вернуться в «Ласточку». ***       Дальше время полетело до обидного быстро. Прошла линейка — Володя мог смотреть только на стройный силуэт во главе первого отряда — промчались обед, тихий час, борьба со снегом, ужин. За время, отнятое у них на тихом часу разбором вещей и оргсобраниями, было тоскливо больше всего. Знать, что Юра ходит где-то рядом, но при этом быть загнанным в рамки вожатских инструкций становилось невыносимо. Поэтому Володя улучил момент только перед самым отбоем, когда подбежавший Юрка быстро шепнул ему на ухо: «Я постучусь в окно. Жди». И, подмигнув, побежал дальше к звавшей его Ирине. Володя успел задеть пальцами чужую ладонь. Несмотря на холод, та была теплой, но мозолистой. Он пообещал себе отчитать Юрку за такое пренебрежение рукавицами.       На отбой Юра тоже не пришел, и Володя стал волноваться. Паранойя, что Юра не так уж соскучился и его влюбленность прошла, цвела в груди все сильнее. Сердце жгло как раскаленное, Володя хватал воздух, не давая себе хоть немного подумать трезво. Ксюша заметила его рассеянность и отправила отдыхать, тем более что из комнаты мальчиков уже не доносилось ни звука.       В вожатской паника достигла критических масштабов, Володя испугался, что расплачется как маленький. Но все прервал глухой стук о стекло. Расплющенный снежок прятал за собой пляшущего от мороза Юрку, который наконец-то надел шапку и теперь от всей копны остался только вихор, непослушно кудрявившийся у глаз. Володя вылетел на улицу, застегиваясь на ходу, как тут же попал в крепкие объятия. — Ты сдурел? Увидят же! — Володя отстранился, но надежно схватил Юрку за предплечья, чтобы тот не подумал, что он отталкивает его. — Да все по корпусам сидят, кому охота в такой холод высовываться! — голос стал еще звонче, показалось Володе. Какое-то время они стояли молча, внимательно рассматривая друг друга, будто не виделись не полгода, а лет двадцать. — Так необычно быть здесь зимой, — первый подал голос Юрка. Володя осмотрелся: карусели почти не было видно за сугробом, а пышные кусты, где они прятались летом, стояли голые и понурые. — Это точно, — согласился Володя, — но ты мне вот что скажи: я тебя просил руки беречь? — Просил, — Юрка чуть виновато, но довольно опустил глаза. — Тогда где твои варежки? — Да мне правда не холодно! — с улыбкой оправдался тот, — а еще я могу делать так!       Он схватил рукав Володиной куртки и просунул ладони кожа к коже под нее, обхватив длинными пальцами почти до локтя. В животе полыхнуло бешеным огнем, и в Володе проснулось привычное чувство опасности и сверхосторожности. — Прошу, пойдем куда-нибудь! — почти взмолился он. — На самом деле у меня есть для тебя сюрприз, — загадочно протянул Юрка и потянул его за собой. Одна его рука все еще держала Володину под курткой, и тот отвлекся на ощущение мягкого родного тепла, поэтому только у выхода на тропинку понял, куда ведет его Юрка. — Юр, мы не пойдем к иве, — тот вопросительно и как будто даже с грустью обернулся на Володю, так что пришлось объяснить, — не лето же. Посмотри, какая темнота, а мы даже без фонариков. Да мы в реку навернемся! — Я это предусмотрел, — он прошел еще чуть-чуть и наклонился, что-то ища в снегу. Рука, оставленная в растянутой куртке без живой грелки, начала мерзнуть, — вот! Он развернул небольшой пакет, где обнаружились фонарик и маленький термос. — Специально полдня за Ириной таскался, чтобы она на всю смену отдала. Сказал, что по вечерам читать темно, — похвастался он. — А термос откуда? — Дядя привез осенью. Из ГДР! — У Юры в глазах горели азарт и волнение. Володя понял, что сам почему-то волнуется не меньше: он с Юрой, его чудесным, нежным Юркой, а в груди заходится так, будто что-то грядет. Хорошее или плохое, пока было неизвестно. Юрка поднялся и махнул к выходу на тропу: — Теперь точно за мной!       Они шли под светом единственного луча вглубь леса, а Володя переживал все больше. До ивы путь неблизкий, так они полночи провозятся. Хотелось не переставлять ноги шаг за шагом, а позвать парня впереди, дернуть как следует на себя, повалиться в мягкий сугроб и оказаться губами к губам на расстоянии вдоха. Втянуть в себя забытый запах Юркиной кожи, погладить румяную скулу и отрезать все миллиметры между ними. Погруженный в размышления, Володя смотрел только под ноги, потому не заметил проблеск среди деревьев. — Ну вот и пришли! — Юра хлопнул в ладоши и оказался близко к Володе, заглядывая за стекла очков, — я… хочу кое-что сказать. Я безумно скучал по тебе все эти полгода. Письма облегчали задачу, но с каждым днем мне все сильнее казалось, что лето было лишь сном, а ты – недосягаемой мечтой. Но ты здесь, прямо передо мной, — он осторожно взял Володю за руку, — и теперь я не могу поверить, что это происходит на самом деле.       У Володи перехватило дыхание. Кожа горела там, где его касался Юра, облачка пара изо рта таяли на лице. Володя впитывал каждое слово, каждое мгновение, таял от одной мысли, что они стоят рядом здесь и сейчас. Юра сделал еще шажок, их носы почти соприкоснулись, очки запотели от смешавшегося дыхания. Володя двинул головой вперед, и в этот же момент Юра быстро дернул шапку вожатого на глаза. Очки съехали, Володя еле успел их придержать, а Юрка уже обошел и обнял его со спины, разворачивая правее. — Не подглядывай! Иди вперед, я буду тебя направлять.       Володя положил свои руки поверх Юриных и двинулся в надежде, что Юрка предупредит о торчащих корнях. Так они прошли шагов двадцать, под шапкой видно было только полоску снега под ногами, но видно все лучше и лучше. Кроме того, он слышал неразборчивое жужжание, но не мог определить его источник – Юрка пыхтел в ухо. Наконец они остановились, и Юра объявил: «Смотри!»       Володя приподнял шапку, но увидел лишь размытое свечение, пока не нацепил очки. Они стояли на малюсенькой полянке перед сложенным покрывалом, а по кругу на уровне колен тянулась вереница дрожащих огоньков теплого желтого цвета, кое-где исчезающих в снегу. Свет отражался от пухлых гор снега, плотный ряд деревьев не давал увидеть его с тропы. Выглядело все это, как островок тепла и уюта в зиме, тайный бункер, скрытый самой природой от непосвященных. «Колыбельная» Чайковского, воплотившаяся в колыбель для них двоих.       От ребер до кончиков пальцев покатились мурашки, а за ними разлилось тепло и невыразимое счастье. Володя подтянул к себе Юрку и прижался к нему всем телом, обнимая за плечи, пытаясь впаять его в себя, соединить их души сквозь одежду и тела. — Юрчка… Это… Это настолько потрясающе, но как… Ты лучший на свете, мой родной, дорогой Юрчка… Он принялся рассыпать мелкие быстрые поцелуи по лицу парня, не в силах изъясниться словами. Затем остановился и взял сияющее лицо Юрки в ладони: — Я люблю тебя, Юр, — серьезно прошептал он.       Тот кивнул, положил руки Володе на талию и подался вперед. Володя закрыл глаза и прижался к горячим губам. Стало… правильно. Будто блуждающая под кожей пустота нашла выход и исчезла. Забрала с собой все звуки, волнение, страх и боль. Запертые в клетке строк и адресов слова оказались не нужны. Поцелуи длились и не кончались. Замерзли ноги от неподвижности, напрочь запотели очки, но Володя ощущал любовь изнутри. Юрка ластился и скользил под касаниями, вытягивал шею. Володя оторвался от него только когда почувствовал, что колени больше не держат. Они расстелили плед стороной, которая не успела промокнуть, и Юрка отогрел его очки, бережно протирая каждое стеклышко. — Так все-таки, откуда? — Володя оглядел гирлянду, зацепленную за нижние сучки промерзших стволов. — От завхоза. Не спрашивай, что мне пришлось и придется еще сделать на благо этого лагеря ради древнего генератора и одной из самых длинных гирлянд, чтобы мне отдали их без лишних вопросов. Я лишь хотел показать, как ты мне дорог, Володь. Володя взял его острый подбородок и легко огладил шрам: — Я всегда буду стараться стать достойным тебя.       Они просидели в колыбели часа два, но никакого времени не могло хватить, а усталость брала свое. К тому же Володя переживал, что Ирина начнет искать Юрку — пора было сворачивать волшебство. — Канистры, что выдал Саныч, должно хватить часов на тридцать работы гирлянды, — Юрка многозначительно поиграл бровями, выключая генератор. Во мраке холод стал почти осязаемым. Володя закатил глаза, но улыбка его выдала. Они отправились обратно, не расцепляя рук. Уже на территории лагеря Володю окатило холодным потом. — Юр, от нас же следы остались! Ладно в лесу, но на территории же увидят и все поймут! — Володя не пытался скрыть панику, ему стало душно и тесно, пульс в ушах становился все громче. — Так, остановить панику. Володя. Володь! — Юрка сжал его за плечи, — сейчас мы что-нибудь придумаем. Давай заметем их и все. — Как ты себе это представляешь? Все равно видно будет, что мы сюда шли, весь путь мы до утра мести будем. — Ну хорошо…. А что если запутать? Просто наделаем кучу следов и непонятно будет сколько человек куда ходили! — Это тоже долго… — Нет, зато весело! — Юрка энергично пробежал кривую линию вокруг их отпечатков. Получалось действительно непонятно, пересеченные следы терялись, —Ну же, давай!       Они двинулись к жилым корпусам, стараясь протаптывать часто и много. Каждый раз, приближаясь друг к другу, они тихо смеялись и касались друг друга. Постепенно это превратилось в догонялки, и Володя усмирил внутреннего монстра паранойи. Но на всякий случай дошагал до самого порога администрации, чтобы отвести подозрения окончательно. — Спасибо тебе. Это было незабываемо, — они прощались на перекрестке, и Володя осмелился только провести по руке от плеча до пальцев Юры, хотя над «Ласточкой» царила ночь и темнота. — Я тоже. Тоже люблю тебя, Володь, — Юра сказал это негромко и почти неуловимо сжал его пальцы, но Володю тряхнуло, а в животе вместо веселья и азарта вновь занялось тихое ровное счастье. ***       Два дня спустя они сидели в теплом пыльном зале театра, прогоняя новогодний концерт. В этот раз труппа была и в половину не такой большой, но почти вся состояла из Володиного отряда, поэтому тихо не было. Вожатый то и дело утихомиривал веселящихся малышей, успевая по десятому кругу отвечать на вопросы про деда Мороза и одновременно рассказывать что-то Юре, застывшему над очередной синей тетрадью сценария. — …говорил, тебе нужна причина получше, Сашка вон не поверил. Да что ты там черкаешь в моем тексте? — Юра тут же захлопнул страницы, скрывая свое творчество, и обратил все внимание к детям. Володя полистал исписанные столбики стихов, но ничего нового не нашел и вызвал следующего чтеца. Олежка выбрался на сцену и, приняв смешную позу, начал декларировать: — Говолят, под Новый год что ни пожелается, всё всегда плоизойдет, всё всегда сбывается… Слушая, Володя бездумно продолжал переворачивать страницы, перейдя на пустые клетки. На одной из них в самом углу нашлась аккуратная В внутри яблочного сердца.