Это разве дружба?

Восемь — это много или мало?

      Восемь попыток разделить с кем-то кровать, восемь шрамов во всю спину, восемь шансов жить. Многие останавливаются именно на этой цифре, потому что девятый неверный выбор всегда приводит к смерти. Людей можно смело делить на две категории. Одни, не подумав, бросаются в омут с головой и свято верят, что кто-нибудь, случайно подвернувшийся, уж точно окажется тем самым, единственным. Другие, наоборот, слишком боятся рисковать, предпочитая смерти одиночество. Они всегда доживают до старости, хвастаясь тем, что у них всего одна-две полоски на спине.       У Вани их уже пять. Сегодня появилась шестая. Три шага — и он труп, который до сих пор не смог разобраться, чем отличается любовь от влюбленности. Каждый раз ему кажется, что выбор верный, что вот оно — то самое, чистое, светлое. Но рубцы упрямо появляются на теле, и он недоумевает. Он целых шесть раз ошибся в свои девятнадцать. Холодный воздух проникает под одежду, кусает голую шею, прожигает и без того саднящую рану. Нужно выпить. Срочно. Залить как можно больше алкоголя в себя, чтобы прекратить чувствовать себя неудачником. И больше не привязываться. Ни к кому. Никогда. Он достаёт телефон и звонит тому, кто точно сможет его понять. Хорошо, что хоть друзей можно выбирать безо всякого внешнего вмешательства. — Да-а, снова не вышло, — заваливаясь в комнату друга, произносит он, садясь рядом с тем за стол. Сергей скользит рукой по руке Вани и устало улыбается, ведь он проснулся пару минут назад после звонка. Ваню он не мог оставить после произошедшего, ведь тому тяжело, больно и, похоже, он просто устал от того, что никак не мог найти того самого, кто являлся его частью: второй половинкой, выбранной матушкой-судьбой. У самого Жожо было лишь три полосы, причем одна из них была с парнем из клуба по пьяни. Но об этой истории не знал Дипинс. Они поддерживали друг друга, помогали во многом, вытягивали из различного дерьма и были очень близкими друзьями, но речь про постель и отношения у них редко проскальзывала в разговорах. Это было неким, так скажем, табу. — Будешь чай с травами? Тебе стоит расслабиться. — Есть чего покрепче? — Виски, коньяк, вина еще было немного. — Отлично. Нальешь виски? — Да, сейчас, — Сережа встает из-за стола, направляется на кухню, достает почти полную бутылку виски, два небольших стаканчика и отправляется обратно. Ставит стаканы на стол, после чего открывает алкогольный напиток и разливает его по стаканам. Друга он решил поддержать во всём и подумаешь: на утро будет голова болеть, ведь одним стаканом они явно не ограничатся. — Знаешь… Спасибо тебе за все… Если бы не ты, я, наверное, давно бы уже не сидел здесь и поддался панике, — честно признается Бессмертных, как бы печально не звучала эта правда. Пешков не давал ему пойти на дно. Держал, как спасательный круг, и парень был ему невозможно благодарен. — Не стоит благодарности, для этого ведь и нужны друзья.       Виски плавно растекается по стаканам, переливаясь приятным оттенком янтаря, бросающимся в глаза. У Вани глаза на мокром месте, но он упорно держит слезы, прикрывая всю боль улыбкой — они близки, но не было желания в очередной раз показывать свою гребанную слабость и рыдать, как маленькая девчонка-подросток в пубертатный период после неудачного свидания, где какой-нибудь мачо-мудак отверг её. Хотя именно так он себя и чувствовал после очередной раны, оставившей след на коже, будто его кинули, оттолкнули и дали пинка под зад, выпихивая в колючки, которые мигом впиваются в кожу и продирают до самых костей, оставляя за собой болезненные воспоминания. Нет, шрамы не болят, но на душе тяжко, ноет так, ещё и лёгкие в грудной клетке прямо в костяной клетке — глубокий вдох едва ли можно сделать.       Первый глоток алкоголя режет горло, заставляет сорваться на кашель, но Ваня лишь губы рукой прикрывает, морщится, поднимая взгляд на Сережу, тот выглядел сейчас не лучше, глаза жмурит, но все равно не убирает стакан в сторону, не оставляет его одного в компании выпивки, и это теплом скользит по телу, обволакивает приятным греющим душу чувством, что хочется просто обнять, уткнуться куда-то в районе изгиба шеи Жожо и не отпускать его, благодарить судьбу, Бога, да кого угодно, за появление этого лучика света в его жизни, не позволяющего сдаться, руки опустить. Не позволяющего броситься в омут ужаса с головой. Порой казалось, что он его личный ангел-хранитель, всегда рядом был, советы давал, а сам почти всегда улыбался и никогда не поддавался панике и ужасу.       Второй глоток приятнее, уже не хотелось жадно глотать воздух, лишь бы горло не пекло, на голодный желудок крепкая выпивка берет сразу, взгляд уже сейчас плыть начинает, совсем немного, но это уже что-то. Ваня круговое движение стаканом делает, виски расплескивается в нем, проскальзывая вязкой волной по стенкам и останавливается, напоминая сейчас дорогущий камень. Они сидят в молчании, ничего не говорят, но понимают друг друга без слов. Сережа понимает всю боль, а Ваня его безмолвную поддержку, будто они одно целое: мысли одни на двоих, идеи.       Третий глоток, и язык скользит по губам, в глазах блестит, и это становится тем самым глотком, после которого счёт теряет свой смысл, ведь бушующий ураган в душе даёт заднюю, стихает почти полностью и лишь легко царапается где-то внизу живота, пытаясь привлечь к себе внимание, но Ване все равно, он смотрит в глаза напротив, сжимает длинными пальцами ребристый стакан и губу нервно грызет, выдохнув через нос. Скользит взглядом дальше, проходится по кудрявым волосам и ещё один глоток делает, а за ним ещё и ещё, пока взгляд не начинает окончательно терять свой фокус, а стены вокруг плывут. Проходит всего лишь полчаса, может, чуть больше, а может, меньше, Ване все равно, но факт остаётся фактом. Бутылка больше чем наполовину пуста, и алкоголь поровну в них. Он расслабляет, позволяет отпустить лишние мысли и отвлекает от душевной боли.       Ваня не понимает, в какой именно момент теряет контроль над мыслями и своими действиями, поднимается со своего стула и уже оказывается рядом с Пешковым, нависает над тем, не забыв отставить стакан в сторону. Ваня не понимает, в какой момент тянется к его лицу, кончиками пальцев касается щек, цепляется за них и целует до звёздочек в глазах, а его не отталкивают, не бьют в лицо сразу же, напротив, поверх рук ложатся чужие, сжимают аккуратно и на поцелуй отвечают. Ваня не понимает, в какой момент стол оказывается позади, а он коленями упирается в диван, нависает над… другом? Продолжая терзать его губы.       Он не понимает ничего, позволяет алкоголю унести с собой остатки сознания и здравого смысла, не боясь получить очередную линию шрама на всю спину. Вторую за день. Седьмую за всю жизнь. Останется всего лишь два шанса на выбор, если сейчас он отдастся моменту и ошибётся. Снова. Но Ване все равно, он целует, пока Сережа под ним мягко гладит всё, что попадается под руки.       Они оба позволили разуму заполниться градусом выпивки, оба отдались моменту, и, на удивление, открыв утром глаза, не увидят новых полос на теле, проснувшись в объятиях друг друга, пока воспоминания начнут всплывать вместе с болезненным похмельем.       Они позволили себе отдаться жару тел друг друга и осознают, что сделали это не зря, но сейчас по комнате разносится лишь приглушенное сопение. Ваня утыкается носом в основание шеи Серёжи, обнимает того длинными руками и прижимается ближе: кожа к коже.