Уставший

      Рома всегда хотел стать главным героем своей истории. Сколько он себя помнит, мальчишка с головой погружался в очередную фантастическую историю о приключениях, да так, что оторвать его становилось весьма проблемной задачей. Он мог часами сидеть и представлять, как будет исследовать другие миры, такие чудесные, но отдалённо похожие друг на друга в мелких деталях. Позднее, став постарше и, по словам ближайшего друга, умнее и амбициознее, стал все чаще предаваться не только толстенным старым книжонкам о магии, но и о космосе и его бескрайних просторах – будучи совсем ребёнком, Лололошка верил, что этой галактике ловить уже нечего, человечество достигло своего пика. Теперь же он точно понимает: их родной мир не настолько хорошо изучен, как ему хотелось бы думать, что уж там говорить о других.       Лололошка искренне считает себя более достойным человеком, чем остальные. И, делая комплименты прогрессу в изучении магии и связанных с ней артефактах, Челлендж только поддерживает это заблуждение в юном путешественнике. Роме только этого и достаточно: ему льстит мнение, что он наверняка намного лучше своего окружения, если не всех людей сразу. Мысль о том, что у него есть потенциал совершить нечто грандиозное и самому открыть новое и войти в историю, кружит Роме голову не по-детски.       Что не говори, а Лололошка отчасти своей признаёт своё тщеславие. В каждой своей вылазке наружу – хоть с товарищем, хоть с самим собой – неизменно берёт с собой небольшую записную книжку, куда записывает каждое мгновение, каждое событие, которое, по его нескромному мнению, может сослужить началом нового исследования. Подросток искренне полагал, что вот совсем скоро этими записями будет не стыдно поделиться не только с потомками, но и со всем миром в целом.       И когда Валера в шутку предложил начать исследовать другие виды, начиная с того, к какому частично относился сам, он мог поклясться, что голубые глаза Ромы буквально заискрились от счастья. Лололошка согласился сразу же, видя в этом возможность и проявить себя, и узнать поподробнее о природе своего друга. Их дуэт неразлучен, и ни Челлендж, ни Лололошка ни разу не задумывались о том, чтобы оставить кого-то из них за бортом – это просто немыслимо.       Рома маленькими шажками претворяет свои детские грёзы стать полноценным путешественником, бороздящим неизведанные места других миров и притрагивающимся к давно забытым тайнам. Такое ощущение, что парня нисколько не заботило, что в один момент его странствие может кончиться весьма печально, и никто никогда не услышит его захватывающих историй. Для Лололошки на первом месте всегда оставалось желание укутаться в шкуру хорошего главного героя. И Челлендж делает все, чтобы помочь своего возлюбленному оставаться в этом идеале.       В Краю время суток определялось далеко не солнцем – в конце концов в это место никогда не заглянут лучи солнца, а часы будут предательски отображать неверное значение. У каждого долговязого обитателя были свои внутренние часы, в соответствии с которыми он планировал свой – обычно неизменный и однотипный – распорядок дня. И, как сообщали знания об этом месте, время суток здесь с абсолютной точностью совпадало с земным.       Лололошка нередко здесь бывал, да и то по прихоти Челленджа вновь посетить родные места, в чём путешественник просто не мог отказать себе составить ему компанию. Частые высокие строения, разбросанные по островкам в пустоте, определённо имели свои преимущества перед населениями в обычном мире.       Рома много лет грезил быть в чём-то намного лучше других, стать настоящим мастером. Тогда почему всё идёт не так? Почему все его попытки открыть нечто необычное, нечто новое почти всегда заканчиваются на половине пути? Почему ни одно исследование он так и не доводит до конца?       Всё, до чего бы Лололошка не прикасался, рано или поздно теряет интерес со стороны юноши. Он просто перестаёт видеть в этом смысл. Несомненно, подросток хорошо разбирался во многом, но ему этого было недостаточно.       И даже при таком упорном сопротивлении постепенной потери интереса, Рома продолжил писать, когда часами ранее их совместная прогулка подошла к концу. Щуря глаза в попытках разобрать собственный почерк, местами напоминающий писания из смеси языков древнейших цивилизаций, Лололошка старательно напрягал уставший взгляд. Редкие крики ночных птиц и раздражающие стрекотания хорошо были слышны за стенами дома, то и дело сбивая внимание и прерывая мысль, пока путешественник из последних сил сжимал в руках выскальзывающее из тонких пальцев рук перо – игнорируя посторонние раздражители, Лололошка верно продолжал писать. Ведь он же обещал закончить хотя бы часть своего нового исследования.       Дописывая очередную строку, он с каждой минутой всё чётче и яснее ощущал, что его дневной запас энергии подходит к концу. С каждым словом перо в руке кажется тяжелее. И как бы сильно не сжимал он пальцы, как бы не изменял положение предмета в руке, он нехотя осознавал, что ещё чуть-чуть – и спать он сегодня будет, тяжело уткнувшись лицом, прямо на раскрытых листах. Отложит тяжёлое перо на своё законное место, тяжело и крайне устало выдохнет и сложит тяжёлые руки на столе, положив на них тяжёлую от мыслей голову и отдаст своё тело тяжёлому сну, после которого проснётся с тяжёлым сожалением, что не смог закончить записывать четверть изученного.       На плечи путешественника внезапно легла пара холодных рук. И учитывая, что вместе с Лололошкой в комнате никого больше не было, не исключено, что из-за усталости он и не заметил, как к нему присоединилась одна знакомая ему особа, что сейчас нагло вторглась в его личное пространство.       Рома резко обернулся и, подняв глаза, чуть улыбнулся уголками губ, мигом вырываясь из лап сонливости.       И действительно, перед ним находился Челлендж: всё ещё держа руки у него на плечах, он стоял совсем рядом и снисходительно улыбался. Реакция друга заставила его издать тихий смешок и по-доброму чуть сощурить фиолетовые глаза.       Неудивительно, что эндерианец знал о, как ему казалось, не совсем здоровой тяге к знаниям путешественника. Он просто не мог до конца понять, почему же его близкий человек не может сфокусироваться на чём-то одном. Почему-то мысли об этом казались ему абсолютно нелогичными и нелепыми – впрочем, люди по своей натуре для Челленджа изначально не имели ни грамма логики.       — Тебе не кажется, что стоит отдохнуть?       После этого вопроса гибрид затих, выжидая реакции. Тогда Рома немного посмеялся и, поставив перо в чернильницу, легонько коснулся кончиками пальцев чужой ладони:       — И в кого ты такой заботливый?       На что Челлендж усмехнулся. Раззадоренный, он потрепал кудрявые волосы напарника и насмешливо протянул:       — В первую очередь я забочусь о качестве собственного ужина, дурашка, — гибрид лукаво одарил Лололошку сверкающим взглядом. — ты же знаешь, здоровые люди с хорошим режимом сна намного вкуснее.       — И то верно... — уставши заключил Рома, явно не совсем довольным таким положением дел. Всё таки, за него Челлендж явно не завершит запись. — предлагаешь снова в обнимку поспать, как вчера?       Едва почувствовав прикосновения к волосам, Лололошка продрогнул, но под заботой Валеры моментально расслабился и умилённо улыбнулся.       — Будто тебе это не понравилось, — продолжил эндерианец, в ту же секунду подхватывая путешественника на руки, стоило ему слезть с неудобного стула. — давай, пора закругляться.       Лололошка стал ёрзать на месте, стараясь устроиться в своеобразных объятиях поудобнее, а когда ему это наконец удалось, шумно выдохнул: ему было тяжело привыкнуть к подобным знакам внимания. Впрочем, именно поэтому ему было так интересно с ним общаться.       И тут Рома в полной мере осознал, насколько сильно сейчас он устал, и что искра энергии, появившаяся с приходом Валеры и радостью от этого события, вот-вот перестанет светить. Честно говоря, не подхвати эндерианец его на руки, сейчас бы путешественник лежал пластом на полу – он настолько устал, что даже собственные ноги отказывали держать своего хозяина.       Уже в кровати, Лололошка лежал на боку и с мягкой улыбкой вглядывался в лицо Челленджа: тот привычно умиротворённо смотрел в ответ, подпирая голову ладонью. Эндерианец ничуть не беспокоился – он знал, что мысли парня занимает безобидная мирская ерунда, заменив собой переживания о записях.       Рома прильнул ближе к напарнику, а тот лишь довольно замурчал в ответ и протянул правую руку, не придавленную собственным телом, к подростку, приобнимая.       Последнее, что чувствовал Лололошка перед погружением в сон – лёгкий поцелуй на губах.