Целуй меня начисто

      Леви действительно любил принимать ванну. Просто лежать и нежиться в омуте тепла и блаженства, не спеша во времени, было поистине одним из его любимых занятий. К сожалению, в разведывательном корпусе такая изнеженная роскошь была редкостью. Это должны были быть душевые для рядовых солдат и новобранцев. Морозное, торопливое принятие душа с дешевыми насадками сверху, из которых капали капли еще долго после того, как выключали воду, и с холодными плитками, испещренными песком.       Однако, эти стандарты не касались командира разведывательного корпуса. Да, Эрвин мог принимать ванну, когда хотел, мог бездельничать в мыльной, чистой воде столько, сколько хотел. И Леви просто повезло, что они с Эрвином были так тесно связаны друг с другом, иначе ему пришлось бы пользоваться жалким душем, которым пользовались все остальные, а не лежать сейчас в ванне, шипящей от пузырей и пахнущей мятой. Он с облегчением вздохнул, опустив голову на жемчужный бортик ванны. Теплая вода просочилась в его кожу и кости, смыла тяжелое напряжение, охватившее его конечности, и погрузила его в дремоту. «Это приятный сюрприз», — подумал Леви.       Дверь в ванную с шумом захлопнулась, Леви почувствовал до боли знакомое присутствие. Он зевнул и лениво открыл глаза, и увидел Эрвина, прислонившегося к раковине в ванной. — Что ты здесь делаешь? — пробормотал Аккерман, вода заплескалась, когда тот выпрямился. — Ты здесь довольно долго. Несложно догадаться, что я забеспокоился. — сказал Эрвин, стягивая куртку и вешая ее на дверную ручку. Леви наблюдал за ним полуприкрытым взглядом, он был слишком заспанным, чтобы чувствовать себя смущенным из-за того, что Эрвин застал его, когда он мылся. Во всяком случае, мужчина ни разу не видел его в гораздо более интимных обстоятельствах. — Я в порядке. Просто наслаждаюсь водой, вот и все. — Я вижу это. Потому что ты храпел, когда я вошел сюда, — губы Эрвина изогнулись в ухмылке. — Я не храплю, — фыркнул он, закатывая глаза. Леви пришлось скрыть свое веселье под мрачной гримасой. — Конечно, — промычал Эрвин, и его слова омрачились сомнением. Он уже был раздет до боксеров, которые вскоре тоже снял. Вода заплескалась вокруг Леви, когда Эрвин скользнул в ванну, заняв гораздо больше места, чем было необходимо. — Ты высыпаешься в последнее время? — спросил Эрвин, его голос был мягким и нежным, как крылья бабочки. Леви заерзал, освобождая достаточно места для Эрвина, чтобы удобно устроиться перед ним. Он облокотился на его бедра, голова покоилась на изгибе шеи Эрвина. — Тяжело заснуть со всеми этими проклятыми документами, которые ты мне даешь, — ответил он. Тело Эрвина сотряслось от смеха. — Извини за это, любовь моя. Убедись, что в следующий раз ты сначала выспишься, ладно? — Мм, — промычал Леви. Дополнительный сон звучал великолепно, как что-то из его лучших фантазий. — Но кто тогда будет подписывать ваши дурацкие бумаги? Рука скользила по волосам Леви и медленно распутывала узлы и колтуны. — Я уверен, что они смогут подписать себя сами, — сказал Эрвин, легонько целуя Леви в затылок. По позвоночнику Аккермана пробежала дрожь. — Ты действительно иногда глуп, ты знаешь это? — сказал Леви, вытягивая шею, чтобы посмотреть Эрвину в глаза. Тот встретил его взгляд нежностью и любовью, и темноволосый подумал, что может просто растаять от жара, который заливает его щеки. — Я знаю, что я безумно в тебя влюблен, — сказал Эрвин, снова нежно целуя Леви в лоб.       Каждое ехидное замечание Леви умирало у него на языке. Его румянец становился все ярче, а сердце учащалось. Аккерман не знал, хочет ли он закрыть лицо руками, чтобы скрыть явное смущение, или примкнуть своими губами к губам Эрвина и никогда не отстраняться. Он ненавидел власть, которую имел над ним этот человек. Он ненавидел его ласковые слова, которые заставляли его краснеть, как школьницу и заставляли заткнуться. По крайней мере, это то, что он хотел бы сказать. Вместо этого он тосковал по губам Эрвина на своей коже, по его нежным прикосновениям и сладким рыцарским манерам. — Честное слово, — сказал он с легкой дрожью в голосе, — Когда ты говоришь такое дерьмо, я не знаю, хочу ли я столкнуть тебя с обрыва или поцеловать твое глупое лицо. — он неуверенно прикусил нижнюю губу. Он привык рубить головы титанам, а не быть сентиментальным со словами гладкими, как шелк — это была работа Эрвина, а не его. — Хм, думаю, я бы предпочел последнее, спасибо, — сказал Эрвин, с ухмылкой постукивая пальцем по подбородку. Лицо Леви снова помрачнело. — Конечно, ты бы предпочел последнее, — выцедил он. — Но я пришел в эту ванну, чтобы помыться, так что не мог бы ты… Не знаю, помыть мне спину? Или что-то в этом роде. — Конечно, — согласился Эрвин. Он порылся внизу под медленно рассеивающимися пузырьками и вытащил желтую губку. Выжимая ее, он наблюдал за тем, как вода создавала мыльную пену. — Наклонись ко мне, — мягко сказал Эрвин, и Леви сделал это. Он уперся лбом в колени, отчего теплая вода залила его до бицепсов. — Как ты думаешь, что подумают люди, если они войдут сюда прямо сейчас? — Я думаю, что они бы слишком много «охали» и «ахали», знаешь? — сказал Эрвин, как раз в тот момент, когда Леви почувствовал, как губка царапала его спину. Леви торжественно кивнул, но не без презрительной усмешки. — Однако они не были бы такими раздражающими, как Ханджи. Черт, она бы начала организовывать нашу свадьбу и выбирать имена для наших чертовых детишек.       Низким голосом Эрвин усмехнулся, в последний раз вытирая спину Леви, прежде чем положить губку на край ванны. — Я не вижу в этом ничего плохого. — его рука скользнула вниз по спине Леви к его плечу, оставляя на своем пути горячий покалывающий след. Леви вздрогнул и отшатнулся от чувственного прикосновения. — Мы немного заняты спасением человечества, чтобы беспокоиться о кольцах и маленьких плаксивых мальчишках, бегающих повсюду, тебе не кажется? — Хорошее замечание, — говорит Эрвин. Его рука переместилась к правому бицепсу Леви, слегка проводя по его мускулистым изгибам и покрывающим кожу белым шрамам. Несмотря на жар воды, Леви снова вздрагивает. Знакомые губы блуждают по его плоти, останавливаясь, когда находят новый шрам от ран, чтобы нежно поцеловать. Эрвина успокаивали каждый дефект, каждый шрам и каждое несовершенство кожи Леви.       Леви наслаждался поцелуями и впитывал любовь, как губка. Каждая часть его тела погрузилась в состояние неподвижности и спокойствия, и он не торопился что-то менять. Эрвину, похоже, это спокойствие было не знакомо, потому что его ласки становились более искренними и обширными. Эрвин провел большим пальцем по особо глубокому шраму на нижней части спины Леви. Его глаза сморщились с редкой улыбкой, улыбкой которая появлялась только тогда, когда он был рядом с человеком, которого называл своим домом.       Леви обернулся и посмотрел на Эрвина. Его глаза перескакивали электричеством с глаз на губы, которые выглядели слишком соблазнительно, чтобы он мог игнорировать их дальше. Так что с бьющимся сердцем и трепещущим желудком он плавно прижался к его губам своими. Его поцелуй был неуверенный, медленным и неуклюжим. Он не знал, к чему клонит, но знал, что губы Эрвина так чертовски приятны, и что ему нужно больше этого восхитительного вкуса. К счастью, Эрвин почувствовал его неловкость и решил взять инициативу на себя. Он обхватил рукой щеку Леви и мягко провел большим пальцем по его скуле. Леви вздохнул от поцелуя. Их губы растаяли вместе, как теплый шоколад — плавно и вкусно. Рот Леви слегка приоткрылся, ровно настолько, чтобы он смог вдохнуть дыхание Эрвина и ощутить вкус кончика его языка. — Подожди, — сказал Эрвин, разрывая их губы. — Я хочу кое-что сделать, пока это не зашло дальше, — бормотал он в губы Леви. — Могу я помыть тебе голову? — Хорошо. Просто не делай того, что делал в прошлый раз. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь, — Эрвин тянется за шампунем с улыбкой на лице. — Ой, отвали, — усмехается Леви. Он маневрирует своим телом, чтобы оказаться лицом к лицу с Эрвином, его темные глаза светятся весельем. — Ты точно знаешь, что я имею в виду.       Эрвин сбрасывает крышку с бутылки, и гладкие сливки растекаются по его ладони. — Нет, я ничего не помню. Не напомнишь? С губ Леви срывается стон. — Ну, раз твоя голова такая же толстая, как и твои чертовы брови, думаю, мне придется напомнить тебе еще раз, — говорит Леви, на что Эрвин усмехается. — Продолжай. — рука Эрвина скользит по волосам Леви с холодным шампунем на ладони. — В любом случае, — раздраженно фыркает Леви, отвлекаясь, — В прошлый раз ты так весело играл с моими волосами и пытался заплести их, что забыл на самом деле помыть эту чертову штуку.       Эрвин мечтательно вздыхает, как будто он вернулся в тот момент, который произошел всего несколько дней назад. Леви качает головой. — Что? — невинно спрашивает Эрвин, начиная растирать кожу головы Леви небольшими кругами, нанося шампунь на каждый волосяной фолликул на его голове. — Было весело, и я знаю, что тебе понравилось. — А откуда ты это знаешь? — Потому что я просто знаю, — говорит Эрвин. Вторая рука запутывается в черных волосах, покрытых кремообразной субстанцией. Руки втирают шампунь в его кожу головы и темные локоны, чувствуя себя льдом на больном месте. Они проводят так несколько мирных минут, Эрвин гладит волосы Леви, а тот горбится от удовольствия. Аккерману не хотелось покидать эту ванную и возвращаться в серость, обитавшую снаружи. Здесь было светло и спокойно. Все их беды были выброшены за закрытую дверь, чтобы негатив не просочился сквозь стены, распространяя свой смертельный яд.       К сожалению, все хорошее когда-нибудь заканчивается. Руки Эрвина выпутываются из волос, и Леви физически чувствует, как в его груди растекается разочарование. Он слышит всплеск позади себя, а затем чувствует снова, как руки роются в его волосах, на этот раз пропуская через них воду, смывая густую пену. Вода стекает по его шее и на спину, проходит по лопаткам и капает обратно в ванну. — Ты желаешь что-то еще? Что я могу сделать для тебя? — спрашивает Эрвин, вытягивая последние пятнышки седины из волос Леви. — Нет, — отвечает Леви. Затем произносит более застенчивым тоном, — Просто… Просто полежи со мной здесь. Немного. — Конечно, — бормочет Эрвин. Он кладет предплечье на грудь Леви и притягивает его к себе. Леви прижимается к его груди, колючая завеса мокрых волос падает на его закрытые глаза. Какое-то время они лежат, запутавшись в телах друг друга. Не как командир разведывательного корпуса и не как сильнейший воин человечества — просто как две задумчивые души, танцующие на ладони любви.       После того, как все пузырьки испарились, а вода остыла, Леви зашевелился на коленях у Смита. Тот лениво моргал, глядя на Леви. — Мы должны идти спать. — Сначала тебе придется слезть с меня, — самодовольно говорит он. Нахмурив брови, Леви медленно поднялся на ноги, позволив миллионам капель воды стечь обратно в ванну. Он перевернул ладони внутренней стороной с прищуренными глазами. Подушечки его пальцев были в морщинках. Неужели они действительно были в воде так долго? По-видимому, так, иначе не было бы похоже, что старение его пальцев ускорилось на сорок лет. — Давай, — говорит Эрвин, вставая на ноги и кладя руки поверх рук Леви, его голубые глаза вонзаются в Леви. — Перестань любоваться своими сморщенными пальчиками, давай обсохнем, а?       Открытие двери в спальню было похоже на погружение в черно-белый кошмар, который казался слишком реальным и ярким. В комнате было холодно и пусто; атмосфера, сильно отличалась от теплого пара в ванной. Но когда Эрвин шагал рядом с Леви и его рука твердо лежала на его плече, тусклость комнаты казалась немного светлее. Само его присутствие было тонким напоминанием о том, что он может идти по густым мутным водам реальности, и что у него достаточно сил для этого. Даже самые жестокие сражения и ужасную правду он вынес бы с храбрым лицом, пока Эрвин был на расстоянии вытянутой руки. Потому что с Эрвином было возможно все.