Вредина

      Студенческая повседневность отзывается кричащим надоедливым пиканьем будильника, который охота со всей дури смахнуть с комода и вдребезги разбить о серые обои. Опустевшая квартира, пронизанная сверху донизу зубрёжкой дисциплин и правильной пищей в холодильнике, наводит подступающую тошноту и вязкий вкус в ротовой полости, подобный дерьму кошачих. За пластиковым окном виднеется бок жёлтого Солнца, цепляющегося лучами за игольчатые верхи елей и сосен. Кайл Брофловски, оттопырив изумрудные очи, белки которых прорезали полопавшиееся капилляры, дотянулся до восклицающего предмета и с шумом уронил кисть на выключатель. Юноша восстал со скомканной постели, посмотрел на плакат канадских комиков, которые объявили каминг-аут и отправились в мировое путешествие, протёр глазёнки и вновь оседлал кровать, зарыв тонкие пальцы в кучерявые поля огневушек. Он на мгновение потерялся, испепеляя бренным взглядом плинтус, однако прилетевшие сообщение в Твиттере, словно птица, ударившаяся в стекло, возвратила студента в чувства. Кайл дрогнул от прохлады, развалившейся в комнате, разблокировал сенсорный телефон и скривил презирающую гримасу. Телефон чёрным по белому высвечивал весть от любимой девушки, которая с далёкого детства обгрызала сердце рыжего еврея, издеваясь и дразня, словно мухоедка, манящая бабочку:

«Ка-айл, Моисеевский жмот, встретишь меня у университета? Я ужасно соскучилась по твоей отвратительной физиономии».

      Брофловски смял уста, напыжился, сводя густые брови к переносице, нажал на номер и без капли сожаления отправил мадам в чёрный список. —Больная, — огрызнулся юноша, откидывая прочь гаджет и подступая к шкафу-купе.       Студент выбрал тёмного тона футболку, на которую накинул просторную клетчатую рубашку, отыскал штаны, теснящие лодыжки, и кеды с высоким голенищем. Он подхватил портфель, который бережно наполнил толстыми книгами, конспектами и всяческой канцелярией: от цветных выделителей до банальных стикеров. Обратив внимание на вибрирующий телефон, где на экране проявлялись инициалы возлюбленной, Брофловси пожал плечами и потопал в гигиеническую комнатушку, где навалил на зубную щётку слой мятной пасты, прошёлся щетинками по клычкам, освежил лицо прохладной водицей и заострился на выступающих бурых волосках над губой и подбородке. Юноша потянулся за бритвой в желании избавить кожу от сорняков, как их называла его дама сердца, которая жутко бесилась, когда Кайл запускал себя до вида безобразного бездомного. Однако он остановился и решил, что и так сойдёт. Похуй. Безразлично. Студент, закинув рюкзак, спустился со второго этажа, перешагивая размахом ступени, отворил дверь в коридоре и пустил товарища с тушью, цвета квадрата Малевича, под глазницами, облупленного табаком и кофе. —Ты так и не помирился с Венди? — беспокойно спросил Кайл, выхватив с уст белокурую деву с тлеющей шевелюрой, отчего гот нервозно потускнел. —Пошла она нахуй, — отозвался Стэн, поправляя грифельную чёлку, придавленную шапкой с помпоном и валясь на плюхающийся диван. — Вертится и вертится у этого Грегори, как смерть у моих глаз. Как же она надоела, как и эта солнечная погода. Солнце намеревается уничтожить меня, словно мотылька выжигает огненный свет керосиновой лампы. Её любовь подобна лезвию, об которое омерзительно вскрыть вены. Сучка. —Тебе приготовить кофе? — игнорируя депрессивное настроение Марша, заботился Брофловски, отправляясь на кухню, где он затушил сигарету, замочив табачное изделие, и избавился от белоствольного объекта. — Стэн, тебе нужно поговорить с ней, пока Грегори окончательно её не очаровал, — рассуждал студент, набирая жидкость в металлический чайник, ставя предмет на конфорку и расставляя на столешнице из осины кружки. —Кайл, вот тебе не насрать, — ворчал гот, обкусывая кожицу с губ и равнодушно вглядываясь в портрет бродящего по кулинарной каморке.       Пока Брофловски раскидывал перемолотую кофейную крупу в ёмкости, Марш тише мыши переступил порог и дотронулся до пламенных кудрей, касающихся плеч, отчего Кайл обернулся и изогнул недоумевающую жаркую бровь. —Ты не собираешься их укладывать? Ого, да у тебя усишки отросли, — лукаво усмехнулся чёрный студент с ночной помадой. — У тебя есть усики, значит проход в трусики, — смеялся друг безумного детства. —Придурок, — светлея, обронил Брофловски, проворачивая выключатель на панели плиты. —Тебя Эрика не сожрёт? — поинтересовался Стэн, усаживаясь за устеленный стол и опираясь об смуглую ладонь. —Пошла она нахуй, — повторил фразу еврей и захохотал под одобряющие восклицания Марша.       Студенты тяпанули по кружке горького напитка, позвонили по видео-чату Кеннету и Леопольду, которые после школы двинули на Гавайи и обустроились на островах, напечатали послание дружкам-геям из Южного парка, обещая в скором времени навестить Родину и посетить кофейню «Братьев Твик», входящую в обязанности молодых хулигана и невротика, как и образование, широко улыбнулись друг другу, когда прочитали несколько каламбуров про отношения Америки и России на странице социальной сети Джимми и с Богом выбрались наружу февральскую. Гот дерзко уронил ногу на край скейтборда, который подпрыгнул и впился в руку в вороньей перчатке без перст, а Кайл, вскрыв укромный гараж с лёгким беспорядком, выкатил велосипед. —Погнали? — бросил Марш, уложив доску с колёсами, ступив подошвой берц на шероховатую поверхность, отталкиваясь от тротуара и рассекая морозный воздух.       Он помчался к учебному заведению, балансируя скорость и положение тела, переваливающегося из стороны в сторону. —Погнали, — кивнул еврей и оприходовал сидение велосипеда, спеша догнать ровесника, который нехило обгонял кряхтящих старушек с тростями, мусор и сугробы. —Кайл, отстаёшь, — заметил Стэн, сверкая серьгой-крестом и выставляя кисть. Он обхватил фонарный столб, чтобы максимально изящно свернуть за угол. — Тот, кто приедет последним, покупает обед, — кричал гот, пугая голубей и мохнатые хвосты котов. —Ну, посмотрим, — подхватывая азарт, произнёс медный юноша и помчался к парку, примыкающему к университету.       Брофловски, объезжая прохожих и детей, резво крутил педали, он анализировал самый подходящий и короткий путь, который лежал по аллее из сухих тополей и обрывался по середине на крутом склоне. Кайл летел чрез столбы искусных деревьев, глядя с птичьего полёта и обгоняя Марша. Студент остановился, выпустил мраморный туман, рассеявшийся в пространстве, из груди и ринулся по рельефному склону. Он крепко вцепился в поручни, круто выворачивая руль и ступая колёсами на плоские тропинки. Содрогание и кочки. На последних секундах до финиширования Стэна Брофловски приметил холмик, который послужил трамплином для велосипедиста и впоследствии стал вторым дыханием для победы. —Я первый! Да! Первый, — радостно огласил Брофловски, жадно глотая кислород, вскидывая тонкие предплечья к ясному небу и приветствуя пыхтевшего гота. —Ха-ха-ха! — гоготал Стэн, сползая со скейтборда и обнимая товарища за крепкие плечи, — твоя взяла! С меня... —Кайл! Еврейская ты морда! — звонко бренчал высокий голос, и девушка стремительно, как пуля автомата, приближалась к студентам. —Эрика? — удивлённо отозвался Брофловски и сомкнул глазницы, так как дева нехило прошлась оплеухой по впалой щеке еврея. — Какого чёрта?! — гневался юноша, пока девушка поправляла ремешок, очерчивающий неясную талию, и заправляла за ушко выпавшую прядь. Она схватила любимого за грудки и, нахально нагнув к себе, соединила младые уста, оставляя после прикосновения маркую красную помаду. — А-а? —Спасибо, что встретил меня, светоходящий уебан, — с раскатистой улыбкой промурлыкала Картман и мягкой походкой устремилась в здание, шевеля крупными бёдрами, спрятанными под юбкой-солнце до колена. — Красный цвет тебе к лицу, еврей, — обернувшись и звонко засмеявшись, добавила Эрика.       Студент опешил. С одной стороны, где пылала пощёчина, его отвергли, но с другой, где была смазана женская косметика, приняли без раздумий с той же пылкостью, присущей разъярённому, но всё ещё любившему человеку. —Ты видел это?! — запарился смущённый до кончиков ушных раковин Кайл. — Стэн? — обратился юноша к другу, который обнял ночными губами сигарету и глубоко затянул в горловину сизый ядовитый дым.       Марш подступил к смутному студенту, зарыл пальцы в бурых кудрях на затылке, подставил красное лицо и пустил туманную струю. Брофловски съёжился и закашлял, морща физиономию, однако Стэн уловил момент и смачно коснулся тонких линий, перекрывая тьмой маки. —Венди, это разве не твой бывший? — спросил Грегори, указывая на скейтбордиста и крепко тесня кисть отличницы. —М? Стэн? — отозвалась девица с вьющимися длинными волосами, которые отлично подчёркивал фиолетовый берет. — Стэн?! Почему он целует Кайла? —Вот вам не похуй, — буркнул Кристоф, откинув на заснеженный газон дымящееся изделие. —Чёрный подходит тебе больше, — протянул он и зыкнул мрачной синевой на Тестабургер, залившуюся от горячих чувств румянами. — Кайл, я пошёл. Увидимся в столовке, — отозвался гот и присоединился к группе себе подобных, которые окружили его, как тьма яркую звезду. —Эй, грешный, ты бы держался от этих смертных подальше, — приметил Дэмиен, шагая вместе с Филиппом в университет. —Бесполезные мучавшие тягостность своего существования жертвы оборта. —Ах, Кайл, доброе утро, — славно поздоровался Пиррип, сплетая пальцы юноши Ада, — Торн, но ты сам гот в какой-то степени. —Ты не понимаешь, это другое, — рычал дьяволёнок, подхватив лучезарного студента и закинув тощее английское тело на плечо. — Пойдём-ка, Филипп, я объясню тебе разницу. —Дэмиен, пожалуйста, не нужно, — обкрасившись в рассвет, мотнул головой великобританец. —Что за чертовщина? — перебирал в сознании обстановку рыжий еврей и вёл серебряный коня к велопарковке, где он во избежание угона прицепил шланг противоугонки к металлическому поручню, а позже забрался в лагуну и недра образования.       Брофловски уверенным шагом дошёл до своего шкафчика, краем уха уловив интимный диалог, выглянул в вестибюль. —Венди, он меня не любит, — опечаленно вздыхала Эрика, тупя разноцветные очи. — Хорошо тебе. За тобой парни, как за костью, гоняются. —Все, кроме Марша, — сердилась девушка, расчёсывая густые грифильные пряди у зеркала. Она вспомнила утренний поцелуй бывшего, отчего сильно дёрнула локон и ахнула. — Он такой непостоянный, Эрика! Какой-то загадочный и неординарный, как искусство. Грегори замечательный парень, но его эго готово затмить меня своим сиянием, а Стэн... —Долбоёб, — пафосно молвила Картман и вздёрнула ворот блузы. —Возможно, — произнесла Тестабургер и приподняла уголки губ к ясным небесным глазам. — А что насчёт Кайла? Почему бы тебе не строить из себя недовольную истеричку, если ты так беспокоишься за ваши отношения? —Просто я его маленькая вредина, — прикусив конец насыщенно розового языка, подмигнула пышка, — к тому же он еврей. Рыжий еврей. Понимаешь? Этот парень собрал в себе все дефекты человечества. Кайл выглядит, как обсосок, но мне нравится его манера речи, смешная реакция, серьёзность и покорность. Да, он иногда блокирует меня в Твиттере, не отвечает на звонки, не разрешает таскать свою одежду, однако ты бы видела его смущение при поцелуе, робость в касаниях, когда я прошу растянуть юбку или застёжку на лифчике, смятение, когда я обижаюсь из-за того, что он не купил мне крылышки или лак, не прося об этом, безумную ревность и чувство собственника, которое движет им каждый раз, когда в поле зрения рвотных глаз попадаюсь я и какой-нибудь хахаль. Кто бы что не говорил, кто бы что не делал, а его сердце моё, — лукаво повествовала Эрика. — Верно, Брофловски? — роняя имя любимого, задала вопрос Картман, и студент с огневой шевелюрой выступил из-за убежища. Он спешно подошёл к девице, поймал и мягко потянул её за собой. —Эрика?! — вздрогнула Венди, но подруга улыбнулась в оскале и отмахнулась, мол, всё так и должно быть.       Они миновали аудиотории, преподавателей и шумные компании юношей и дев, взобрались по лестничной площадке шахты и, выйдя на крышу университета, обратили взоры на полыхающие языки светила, пожирающие синь невесомого полотна. —Эрика, ты токсичная, — скидывая с плеч верхнюю одежду, молвил Кайл и накрыл кровлю клетчатой тканью, усаживаясь и приглашая девушку на свои стройные ноги.       Мадам дерзко усмехнулась, вскинула край юбки и опустилась на бёдра рыжика, задев коленями мягкое покрытие, обвила шею и пронзила властным взглядом уста еврея. —Иди в жопу, рыжая жмотина, — бычилась мадмуазель, теребя медные завитки. — Почему ты вечно кидаешь меня в ЧС и не хочешь общаться? Неужели так сложно написать первым или встретить у школы с цветами или коробкой конфет? Ты думаешь, что я буду терпеть это? — заводила шаманку неколебимая злостью Картман, надувая щёчки и губки. —Успокойся, пожалуйста, — мусолил виски Брофловски, пока крутышка набирала в аккуратные глазницы море и роняла крупные капли, — Детка, не плачь! Солнце, только не слёзы. Ты прекрасна без них. Будут тебе цветы, будут тебе конфеты, — собрав в кожу пальца соль, ласково произнёс студент. —Вот и славно, еврейская мордашка, — вмиг утихомирилась она, приласкавшись к колыхающейся груди юноши, кровяной мотор которой истерично пробивал рёбра. Громко. — Такова судьба твоя мужская...сучка...Кайл? — услышав внутренний ураган и примесь ощущений, стыдливо вопросила она, приподняв кругленький носик, и обкинула парня голубой и карей радужками очей. Однако рыжие грубые волосинки на лике испортили весь романтичный настрой. Девушка изобразила омерзительную физиономию. — Если ты урод, это не значит, что я токсичная, — буркнула она и повалила студента в буйном поцелуе, кусая и оттягивая нижнюю губу, играясь и цепляясь, словно полосатый енотик, пускающий и выпускающий кузнечика из мохнатых лапок.       Кайл спокойно принимал ласки девушки, поглаживая русые пряди и изогнутую талию. Однако стоило еврею мягко коснуться широких ягодиц, то Эрика вспыхнула и отстранилась. —Убери свои пакли, — молвила Картман, отчего Брофловски скинул ладони и замер, так как девушка прицепилась к чувствительной шее, окрашивая участок гематомой. — Так лучше, — отозвалась она, обхватив и повернув подбородок Кайла. Пышка заострила внимание на пролезшем бордовом пятне и состроила невинное личико. — Ну, Кайльчик, мне пора, милый. Увидимся после пар, лады? Жду обещанные цветы и конфеты. Шоколадные, светоходящий.       Он остановил Эрику, обхватив мягкую ладонь, и попросил остаться. Однако дева показала бранный жест и покинула юношу, который свалился и глянул на чистоту небесной глади. —Моё сердце в крепких цепях И губы в тисках под замком. Я безумен в секундах, часах, Мне свободы дух не знаком. Любовь проедает сознанье, Ты — Богиня и Смерть моя, Ненависть, как увяданье, Покидает с рассветом меня, — читал стихотворение Брофловски раннему явлению, остывая от накала страсти и смазывая кровавые отпечатки помады по всему лицу, пока Филипп и Торн, давя запястья друг друга под столешницей, внимали речи преподавателя, пока Стэн и Кристоф, докуривая сигарету и сбрасывая пепел в снег, наблюдали за их любимыми, воркующими под древом, пока Кенни и Баттерс распивали кокосовое молоко, гуляя по морской набережной и собирая в ивовую корзинку нежные ракушки, пока в родном краю Твик и Крэйг готовили сладкий капучино и признавались друг другу в вечной любви.