Глава 8
Июль 1822-го года
После нашумевшего случая с медведем Кирила Петрович Дефоржа за-уважал, полюбил и не думал уже его пробовать. Что до Маши, случай сей произвел на нее еще большее впечатление. Воображение ее было поражено: она видела мертвого медведя и Дефоржа, спокойно стоящего над ним и спокойно с нею разговаривающего. Она увидела, что храбрость и гордое самолюбие не исключительно принадлежат одному сословию, и с тех пор стала оказывать молодому учителю уважение, которое час от часу становилось внимательнее. Между ими основались некоторые сношения. Маша имела прекрасный голос и большие музыкальные способности, Дефорж вызвался давать ей уроки.***
Прошел месяц с того момента, как маленький Саша Троекуров обзавелся французским гувернером-учителем, он даже начал уважать (после случая с медведем уж точно) и привыкать к сдержанному и немного, как ему казалось, холодному характеру месье Дефоржа, который в свою очередь, все-таки находил время не только для скучных уроков, но и для игр со своим непоседой-воспитанником. К тому же, в наблюдениях Анны о том, что характер ее маленького кузена очень походит на характер самого Дубровского была значительная доля правды. Казалось бы, отними десяток лет – и вновь увидишь в Володе того озорного мальчишку со светло-русыми локонами, какой уж тут «благородный разбойник». Анна не часто, но задавалась вопросом о том, что будет, если кто-нибудь кроме нее узнает Дубровского. Что будет дальше? И если еще совсем недавно княжна даже хотела, чтобы это удалось Маше, то теперь, она отчего-то гнала такие мысли прочь. Пусть все идет своим чередом… Нет, лучше пусть все остается так, как есть. После случая с медведем Анна еще целый день не могла прийти в себя. Закрывшись в своей комнате, при том никого не пуская к себе, она не вышла ни на обед, ни на ужин, не поддавшись на уговоры кузины. Страх и испуг так сильно овладели сердцем и сознанием девушки, что она едва ли могла выкинуть из головы своей весь рой дурных мыслей. «Но ведь, к счастью, ничего плохого не случилось!». – пыталась успокоить себя Анна, в который раз рассекая пространство комнаты мерными шагами. Ничего плохого не случилось, так почему же сердце девушки никак не может успокоиться? Почему оно так сильно стучит, норовя, если не выскочить из груди ее, то пробить дыру? Анна вздохнула, рухнув на кровать. Девушка медленно закрыла глаза – черная пелена перед взглядом ее, точно рассеялась, так ясно и четко рисуя образ Владимира Дубровского: его красивое бледное лицо с легким румянцем на скулах, искрящиеся и гордые карие глаза, тонкие губы, изогнутые в мягкой усмешке… Анна чувствовала, как тепло разливается по всему телу ее, словно сейчас, в эту самую секунду, крепкие руки Владимира нежно касаются ее плеч и талии, притягивая к широкой юношеской груди и вовлекая в долгие и такие желанные объятия… Стук в дверь вернул Анну в реальность. В комнату зашла Маша. – Извини, Anette, я думала ты еще не спишь. – Я не сплю… – ответила Анна, садясь на кровать. – Мне не спиться. – И мне, – улыбнулась Маша, подойдя к кузине и присев рядом с ней. Время было уже много за полночь. – Ты выглядишь уставшей, – произнесла Маша, вглядываясь в бледное и немного осунувшееся лицо Анны. – Все в порядке, – отмахнулась княжна, потирая глаза руками и переводя взгляд на кузину. – Просто сегодня был очень тяжелый день. – Развлечения папеньки порой бывают слишком жестокими, – тихим эхом отозвалась Маша, в голосе ее послышался едва уловимый упрек. – Но ведь месье Дефорж не дрогнул, – вдруг добавила она, не скрывая восхищенной улыбки. – Он поступил храбро и говорил очень гордо. Знаешь сегодня я посмотрела на него совсем иначе, заметила в нем какое-то… – Маша с трудом подбирала подходящие слова, чтобы выразить свое приятное изумление. – Какое-то самолюбие, совсем не свойственное людям его сословия. – Самолюбие свойственно всем и каждому, – ответила Анна. – Это человеческое качество уж точно существует вне чинов и сословий. Разница лишь в том, как люди показывают свое самолюбие. – Это, действительно, правда, – согласилась Маша. – Теперь я понимаю. – Но что до месье Дефоржа, – продолжила Анна, ближе придвинувшись к кузине. – Знаешь, я заметила в нем какое-то необыкновенное благородство. – Благородство? Наверное, это звучит слишком громко, – удивилась Марья, и, неожиданно для Анны, сказала. – Он напомнил мне одного человека… Княжна испуганно замерла, воззрившись стеклянным взглядом на кузину. «Ужели узнала?». – вдруг промелькнуло в мыслях девушки. – Кого же? – растерянно спросила Анна. – Быть может, это покажется тебе странным, но француз напомнил мне Володю Дубровского. Анна молчала, не зная, что ответить. Еще совсем недавно она хотела, чтобы Марья узнала Владимира, теперь же не находила в себе сил рассказать ей правду. – Почему именно Дубровского? – спросила Анна, а в мыслях рассмеялась от глупости собственного вопроса. Действительно, почему же именно Дубровского? – Не знаю, – грустно ответила Маша. В комнате повисла пронзительная тишина. – А ты его помнишь? – наконец заговорила Анна. – Ты помнишь Володю? – Конечно помню. Я помню все, Anette. Помню, как нам было весело играть вместе, когда мы были детьми. Помню, как Владимир приезжал к нам из Петербурга на летний сезон, помню, как мы писали друг другу письма, когда были далеко, – Маша вздохнула. – Сложно поверить, что последний раз я видела его уже шесть лет назад… – Mari, – мягко обратилась Анна к кузине, вспомнив вопрос, ответ на который княжна (да и не только она) хотела узнать еще год назад. – Почему ты перестала писать Володе и отвечать на его письма? Маша вдруг переменилась в лице. Она посмотрела на Анну каким-то потерянным взглядом, полным волнения и тревоги. В первые секунды княжна испугалась такой неожиданной реакции кузины, но отступать было поздно. Анна вспомнила, как еще гот назад пообещала Володе никогда не говорить об этом с Машей, но именно сейчас могло открыться то, что изменило бы жизни и Маши, и Владимира, и самой Анны навсегда. Могла ли Ильинская упустить такой шанс? – Ты, действительно, желаешь знать, Anette? – прежде спросила Марья, возможно, надеясь, что кузина передумает. Услышав же решительное «да», девушка поднялась с постели. – Я скоро вернусь. – с этими словами она вышла из комнаты. Такое поведение Маши все более убеждало Анну в правильности ее поступка, хотя, если бы об этом узнал Дубровский, он бы в один миг убедил княжну в обратном, но Владимира здесь нет, а, значит, он не узнает. Анна чувствовала, что поступает правильно. Маша вернулась в комнату кузины спустя несколько минут. Вновь сев рядом с Анной, она протянула ей распечатанный конверт. Княжна молча взяла его из рук Маши и вынула письмо, писанное рукой Владимира: «Здравствуй милый друг мой, Mari, Прошлое письмо твое порадовало меня (впрочем, как и все твои пись-ма). Пишу тебе, чтобы сообщить, что уже в следующем году я отправляюсь в военную кампанию – подумать только, кто бы знал, что давняя детская мечта осуществится так скоро! Но сейчас не о том. Не устану повторять, что был бы счастлив, ежели бы ты приехала в Петербург, хоть и на несколько дней. Знаешь, зимой он особенно прекрасен – столичное общество живет в предвкушении праздников, но в особенности главного праздника – ежегодного Императорского бала в Зимнем дворце, который превращается в настоящую сказку. Только представь, милая Mari, роскошные залы, свечи и цветы, музыка и танцы! Что может быть прекрасней? Как бы я желал, чтобы незабываемые эмоции от сего праздника ты разделила вместе со мной. Знаю, ты скажешь, что отец твой суров и едва ли согласиться отвезти тебя в Петербург, но ведь он любит тебя и ужели лишит единственную дочь свою возможности, хотя бы и на день, оказаться в волшебной сказке настоящего праздника? Впрочем, быть может, ежели бы ты, милая моя Mari, приехала в Петербург, я, при встрече с тобой, вновь так и не решился бы сказать все, то, что должен сказать уже давно. Я люблю тебя, Mari… Прости мне мою вольность. Знай, что ты самый важный и дорогой человек в моей жизни, что никого и никогда я не полюблю более тебя, потому как светлый образ твой навсегда запечатлен в сердце моем. Теперь же, милая моя Mari, когда тебе стал известен, пожалуй, самый потаенный секрет души моей, прошу, ответь: могу ли я рассчитывать на твою ко мне благосклонность? Мне должно знать, нашло ли искреннее признание мое отклик в душе твоей.С трепетной любовью и надеждой на скорую встречу
Владимир Д.»
Конверт выскользнул из рук Анны, упав на ее колени. Лицо девушки побледнело, а скулы обожгли слезы. Княжна замерла не в силах произнести и слово, не в силах поднять взгляд на Машу, так сильно впечатлило ее письмо, писанное Владимиром ее кузине. Сердце больно кольнуло, а все тело обдало холодом. – Володя решился открыть тебе свои чувства… – тихо произнесла Анна. – Я не смогла ответить ему тем же, – послышался голос Маши. – Но я не хотела обидеть его, потому решила, что нам больше не стоит видеться и вести переписку. Он бы вскоре забыл меня… Я не хотела причинить ему боль… «В итоге же причинила, – пронеслось в мыслях Анны. – неизвестность страшнее любой правды…». – она вновь вспомнила ту встречу с Дубровским. В карих глазах промелькнула печаль, так внезапно сменившая задорные и счастливые огоньки предвкушения скорой военной кампании. Анна заметила это и, конечно же, поняла причину прежде, чем друг поделился с ней. – Володя, что случилось? – мягко спросила девушка. Владимир грустно усмехнулся. – Аня, скажи, Маша писала тебе? – Да, – ответила княжна. – на прошлой неделе доставили письмо. Дубровский вздохнул, и без того бледное лицо его стало еще бледнее, однако, в следующую секунду он постарался улыбнуться как ни в чем не бывало. – Она тебе больше не писала? – спросила Анна, с присущей ей проницательностью заглядывая в глаза Владимира. – Нет, – ответил молодой Дубровский. – То письмо полгода назад было последним. Анна удивилась. В письмах к ней Маша и не обмолвилась о Владимире, хотя раньше часто писала о нем, порой даже пересказывая кузине его письма, а теперь – ни слова. Анна не решалась спрашивать причин, однако сейчас, узнав (вернее сказать, почувствовав), переживания друга, девушка была настроена совершенно решительно. – Я могла бы написать ей, о… – Нет! – жарко возразил молодой Дубровский, отступив на несколько шагов от девушки, – Аня, ты не сделаешь этого, если ты мой друг! – Почему? Володя, ведь вы с Машей не виделись уже почти пять лет! – изумилась княжна громкому заявлению Владимира. – Потому как она догадается, что я рассказал все тебе, хотя я ничего тебе не говорил, ты сама догадалась, – на одном дыхании, точно дитя, усердно пытающееся доказать свою правоту, отчеканил молодой человек. – Володя, – засмеялась девушка, подойдя к другу и поправив прядь темно-русых волос, которые с каждым годом становились все темнее, небрежно упавших на лоб его, – ей-Богу, как ребенок! – Обещайся, что не станешь писать ей, – продолжал настаивать Владимир, взяв княжну за руки. – Обещаюсь. – Хорошо… – успокоился молодой человек. – Anette, ты плачешь? – удивилась Маша. Анна вздрогнула, быстро утирая слезы с лица. – Ты не жалеешь, о том, что сделала? – спросила девушка, стараясь отвлечь кузину от своих слез. – Нет, – не раздумывая ответила Маша. – Зная, кем Дубровский стал сейчас и чем он промышляет, я понимаю, что поступила правильно. Никогда бы не смогла связать жизнь свою с разбойником.