Шприц

Почему то это было традицией, выпивать в баре Люпин вместе с Одасаку и Анго. Ему было чуть больше шестнадцати, а он запивал водку коньяком, перед этим закусив сушёным крабом. Голова освобождается от всех ненавистных мыслей,  засевших словно паразиты, и съедая изнутри разум. Как-то он на пьяную голову придумал стих, и решил обязательно всем рассказать его. Обычно молчаливый среди подчинённых, он не стеснялся быть собой перед ним. Ода Сакуноске единственный ради кого он встал посередине бара, еле держась на ногах, и стал читать. Кажется там было про жизнь Осаму? Времени прошло много, единственное что он запомнил, это акцент на словах судьба злодейка. Кажется Анго тогда тоже был с ними, но он совсем не помнит его реакцию на свою поэзию.  И лица Сакуноске он не помнит, от чего на душе становится невыносимо душно. Наверное он улыбался, и говорил, что стих подстать самому литератору. Дальше всё как в тумане. Алкоголь разрывает последние оставшиеся воспоминания о нём. Был ли он хоть раз трезвым, в присутствии него? Что точно он запомнил на всю оставшуюся жизнь, это умирающего друга у себя на руках. Пистолет имел полный магазин, и он бы сам застрелился рядом с ним, если бы не его слова. Его последние слова. Постепенно он стал забывать голос Одасаку. Ночами он лежал на своём дряхлом футоне в окружении пустых бутылок алкоголя, и перебирал каждый свой диалог с ним. Осознание того, что чаще всего твой друг молчал, пока ты говорил какую-то ерунду заставляло ненавидеть себя.  Впервые за долгое время он заплакал,  когда зашёл в пустую квартиру с ещё живым запахом Оды. В тумбочке около письменного стола, Осаму нашёл черновики по книге, которую писал Сакуноске. Его почерк, и листы, из его блокнота, и теперь ещё слёзы мёртвого внутри Осаму. Дазай сел на кровать, вчитываясь в каждую строчку написанную его покойным другом. А ведь у него была мечта, была цель в жизни, в отличие от Осаму. Проснувшись в чужой пустой квартире первое о чём он подумал,  что умереть должен был он, а не Одасаку. Алкоголь стал чем то вроде утреннего ритуала. Просыпаешься, и сразу стопочку для разгона. В агентстве всё равно никто не заметит, все и так считают его клоуном. Иногда он даже на работе употреблял, пока Куникиды не было рядом. Как-то ночью, по пути из заброшенного дома Сакуноске, он наткнулся на какой то дешёвый наркопритон. Зазывала на улице заметил его, и стал лукаво улыбаться, как бы приглашая войти. А что ему оставалось терять? Кажется сомнительные люди его не пугают, ведь сам он тоже был достаточно сомнительной личностью. Инфекции и прочее тем более. Плата была смехотворно маленькая. Заправив шприц он без колебаний воткнул его в вену. С первого раза. Из-за чего получил уважение со стороны здешних торчков. Но все эти люди, кто они ему? Он вышел на улицу, улыбнувшись всем и сказав что обязательно придёт ещё раз. Очередная ложь. Рядом проносится знакомый голос, родной голос Одасаку. Мозги не работают, он резко поворачивается чтобы увидеть друга,  но лишь видит смазанную картинку мира. Одасаку мёртв. — Дазай шепчет и шепчет это себе,  пока дома не падает на всё тот же гнилой футон. Его новый подчинённый такой добрый. И совсем как ребёнок.  Он не задаёт вопросов по поводу бинтов, по поводу всегда счастливого-суицидального настроения старшего коллеги, он даже старается не расспрашивать его о прошлом.  Возможно поэтому ему так хорошо с Ацуши.  Дни в агентстве и дни в мафии ничем не отличались. Неважно где он работал, всё одно. Вчера он забыл черты лица Одасаку,  а сегодня пришёл на работу пьяный и обдолбанный. Сидя на общем диване он наблюдал за остальными сотрудниками. Вот Куникида. Абсолютная противоположность Осаму.  Вечно кипишует, работает до потери пульса, в общем трудоголик. Имеет высокие моральные ценности и идеалы.  Спортсмен-комсомол-и-просто-красавчик. — Дазай-сан хотите мандаринку? — Осаму посмотрел на источник звука слегка лениво. Каково было его удивление, когда слева от него сидел Одасаку и чистил мандаринку. — Держите— он протянул ему очищенную половинку фрукта. Глаза осаму наполнились слезами. Он резко протёр их, но всё также его рыжий друг сидел рядом с ним и держал половинку, очищенную для Осаму. Дрожа всем телом, он протянул свои ладони к чужим, обвивая их, делая небольшое гнездо из рук, посередине которого находится мандаринка. — Одасаку… — глаза снова наполнились солёной жидкостью, а на лице расплылась широкая улыбка. — Почему вы не едите? Вы не любите мандарины? — Сакуноске тепло улыбался, смотря прямо в душу Осаму. Руки он так и не расцеплял, позволяя касаться себя. — Нет, нет, я ем, ем! — Дазай мотнул головой, заставляя себя отпустить чужие руки. Он выхватил эти дольки, и стал жадно поедать, не обращая внимания на косточки. — А вот мой подчинённый, Акутагава Рюноскэ, терпеть не может мандарины, он даже… Куникида слушающий весь этот бред, решил наконец-то вмешаться.  Красная пощёчина красовалась на правой щеке забинтованного. Боль отрезвила мысли, и только сейчас он понял, что сказал. — Опять пьяный пришёл на работу, идиота кусок! — Доппо тяжело дышал, выпрямившись во весь свой рост, смотря на Осаму сверху вниз. — Д…Дадзай-сан…кто такой Одасаку? — Ацуши напуганно смотрел на своего старшего коллегу, так и не прекоснувшись к своей половинке мандарина.