ID работы: 11704543

Драгоценный самоцвет

Слэш
R
В процессе
281
автор
Размер:
планируется Миди, написано 69 страниц, 8 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
281 Нравится 97 Отзывы 77 В сборник Скачать

Глава четвертая, в которой Му Цин страдает от похмелья, испытывает вдохновение и разговаривает со старым другом

Настройки текста
Голова раскалывалась, словно по ней били чугунным молотом. Му Цин застонал, не открывая глаз. Слава богам, в комнате царил полумрак: на плотные блэкаут-шторы он в свое время не поскупился. Ощутимо мутило. Похмелье было жестоким: кажется, он вчера действительно перебрал. Перебрал и… Му Цин резко сел в кровати. В голове застучало сильнее, но куда хуже был жгучий стыд, пронизавший его с ног до головы, стоило вспомнить события вчерашнего дня. О, гуй побери! Зачем он поддался влиянию момента и позвал Фэн Синя к себе? Ясно же было, что внимание того было вызвано всего лишь благодарностью за одолженную футболку. И, наверное, скукой. Он просто принял желаемое за действительное. « — Поехали ко мне, Фэн Синь. — Му Цин, я… Ты пьян. — В этом и смысл. Так я заказываю такси? — Подожди, стой. Это неправильно». Му Цин закрыл ладонью лицо и тихо застонал. Дурак. Жалкий, глупый дурак. Такой, как Фэн Синь, не выберет его — даже для секса на одну ночь. Кто вообще тянул его за язык? Одно дело — сайты знакомств и клубы, где все максимально просто и понятно. И совсем другое — реальная жизнь. Во рту было горько, сухо и неприятно — так же, как и на душе. Жутко хотелось пить и принять обезболивающее. Му Цин заставил себя подняться с кровати и, пошатываясь, добрел до кухни, где жадно осушил стакан воды. Разум немного прояснился, и он, собрав встрепанные волосы в пучок, направился в ванную. Принял таблетку, почистил зубы и долго-долго стоял под душем, то и дело жмурясь от стыда, когда перед внутренним взором проносились картины вчерашнего вечера. Из душа он вышел немного посвежевший, но донельзя раздраженный на самого себя. «Я не буду об этом думать. Не буду. Я все равно его больше не увижу. И почему это вообще меня задело? Пф. Есть проблемы и поважнее». Вернувшись на кухню, Му Цин открыл холодильник, завис на некоторое время, изучая полупустые полки, и закрыл дверцу снова. Глотнул еще воды, сел на диван, со стоном откинувшись на подушки, и разблокировал смартфон. «Позвони мне, как закончишь развлекаться, — сообщение от Хуа Чэна висело в WeChat еще со вчерашнего дня. — Есть что рассказать». Му Цин вздохнул и отложил телефон в сторону. Разговаривать совершенно не хотелось. Отвращение к себе свернулось внутри плотным клубком, усиливая похмельную тошноту. Он глянул в окно — сгущались тучи, и первые капли дождя уже пометили стекло прозрачными следами. Впереди был еще один день — пустой и бесполезный, как он сам. …Непогода разгулялась вовсю, когда Му Цин незаметно для себя задремал, склонив голову набок. Капли дождя стучали по старому карнизу точно мелкие камушки, и каждый такой удар отдавался в затуманенном разуме горькими мыслями… « — Эй, гаденыш! Камень ударил его в плечо, заставив на мгновение сморщиться от боли. Он немедленно заставил себя вернуть бесстрастное выражение лица — жизнь еще с детства научила его, что слабину нельзя выказывать ни перед кем. Особенно перед ними. Стоит им учуять запах страха — сожрут живьём, точно дикие звери. Но вот незадача — страха Фу Яо не чувствовал. Только тёмную, тягучую злость. — Воровское отродье, — усмехнулся один из них, долговязый оборванец со шрамом на левой щеке. Он был у них главным — вожак стайки таких же, как Фу Яо, нищих подростков. Они жили в одних и тех же трущобах, копались в одной и той же грязи в попытках вырастить хоть что-то съедобное на бесплодной земле: Фу Яо искренне не понимал, за что им его ненавидеть. За то, что пытается вырваться отсюда? А кто не мечтал бы об этом? — Как там поживает твой папаша? — добавил второй и жестом изобразил повешенного, выпучив глаза и высунув язык. Они медленно окружали его, точно степные шакалы, и Фу Яо весь подобрался. Драки не избежать, это было ясно, как день. А из оружия у него была только палка, с которой он тренировался, раз за разом повторяя движения, подсмотренные в монастыре у учеников-даосов. «Я по крайней мере знаю своего отца», — эти слова обжигали ему язык, так и норовя вырваться наружу. Но он только крепче стиснул зубы. Нельзя было опускаться до их уровня. Нельзя, если он хотел… Фу Яо шагнул вперёд, но его тут же толкнули обратно, в центр круга. Он сжал обеими руками свое самодельное оружие, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не нанести удар первым. — Монастырская крыса, — фыркнул толкнувший его парень и с презрением сплюнул на землю. — Скачешь с палкой, как деревенский дурак… Что, думаешь, они возьмут тебя в ученики? Хочешь стать благородным заклинателем? Ха! — Хватит языком трепать, — оборвал его главарь. — Проучим его, ребята! Они накинулись все разом, но Фу Яо ожидал этого. Он быстрым движением наклонился, защищая голову, и молниеносно развернулся. Палка в его руках метнулась по кругу, калеча противникам ноги. Раздались хриплые вскрики, и Фу Яо с силой рванулся вперёд, выбиваясь-таки из круга. Бежать он не собирался — лишь хотел получить преимущество. — Что, крысеныш, зубы показываешь? — главарь злобно потирал колено. — Жалеть не будем, учти! — Кого ещё жалеть придётся, — пробормотал сквозь зубы Фу Яо, крепче перехватывая палку. — Че вякнул?.. Их было семеро, и Фу Яо дрался как в последний раз. В настоящей стычке, даже с неопытными противниками, не было времени размышлять над даосскими приёмами, но некоторые из них он уже использовал бессознательно. Но все же их было семеро, и в какой-то момент палку выбили у него из рук. Фу Яо не сдавался, молча продолжая работать кулаками, но все чаще пропускал удары и в конце концов начал выдыхаться. Они повалили его на землю, с остервенением пиная ногами. Закрывая голову руками, он лежал без движения, и ждал, пока это кончится. Каждый пинок в ребра и живот отдавался болью во всем теле, и рот наполнялся остро-металлическим привкусом. — Ладно, гуй с ним, — наконец раздался насмешливый голос. — Пошли отсюда. Фу Яо лежал ничком, пока не стихли их шаги. Лишь тогда он позволил себе застонать, глотая пыль и гнев, медленно поднялся, сплюнул сгусток крови и огляделся по сторонам. Тренировочное оружие валялось поодаль, сломанное пополам. Он долго смотрел на него, а затем со всей скопившейся злостью отбросил ногой в сторону и, пошатываясь, побрел прочь». Му Цин проснулся резко, как от толчка, со свистом втянув воздух сквозь сжатые зубы. Он не сразу осознал себя — фантомная боль в ребрах ощущалась совсем по-настоящему, а рот был словно взаправду наполнен сухим песком. Сон был слишком реальным. Совсем как тот, первый, который и заставил его взяться за «Драгоценный самоцвет». Тогда он, как завороженный, не мог оторваться от ноутбука несколько часов, и остановился только тогда, когда глаза стало жечь от перенапряжения. Вот и сейчас, едва придя в себя, он вскочил с дивана — в глазах на мгновение потемнело — и бросился к рабочему столу. Этой сцены в «Самоцвете» определённо не хватало. *** Спустя час он с удовлетворением закрыл ноутбук и откинулся на спинку стула. Теперь «Самоцвет» казался более полным. Более правильным. Лучше раскрывал характер и жизненный путь Фу Яо — человека, который и побеждал, и проигрывал, но никогда не сдавался. Му Цину хотелось быть похожим на него. Но пока он только проигрывал и то и дело малодушно думал отступиться. Впрочем, возможно, «Самоцвет» стоило просто доработать, дошлифовать? Может быть, ему недоставало еще каких-либо сцен или даже целых глав? Может быть, Му Цин слишком рано поставил точку в этой истории, слишком поспешил отправить роман в издательство? Решено. Он снова возьмется за роман. Он найдет все недоработки, заполнит пробелы, доведет историю до совершенства… Мысль эта наполнила его вдохновением. Из всего того, что он писал — в стол, разумеется — «Драгоценный самоцвет» был для него истинной любовью. Снова погрузиться в него с головой, снова пройти вместе с Фу Яо путь из трущобной грязи в мастеры-заклинатели, дыша воздухом того мира, что так часто являлся ему во снах… а позже, набравшись решимости, сделать все, чтобы роман все же увидел свет… Да, так он и сделает. «Бзззззз. Бзззззз». Му Цин дернулся от неожиданности. Телефон, завалившийся за подушку на диване, ожил и буквально разрывался, привлекая его внимание. Звонил Хуа Чэн. — А-Цин! До тебя не дозвониться. Как дела? Можно поздравить с очередным приключением? — Можешь поздравить только с тяжелым похмельем, — горько усмехнулся Му Цин, вновь вспоминая постыдные подробности «приключения». — Тебе отказали? Невозможно. Ты явно что-то скрываешь. — Ничего я не скрываю. Прсто посидели в баре с Цинсюанем. — Решил все же начать вести социальную жизнь, как я тебе и советовал? — Свой совет себе посоветуй. Сам никого, кроме меня, не подпускаешь к себе ближе, чем на пару ли. — Ты сейчас немного дальше. — Душнила. — Грубиян. Оба рассмеялись, и Му Цин улыбнулся — впервые за день. Их дружба с Хуа Чэном порой была единственным, что не давало Му Цину совсем опустить руки. Пусть общение у них было довольно специфичным, наполненным взаимными подколами и шутками «на грани», Хуа Чэн был единственным человеком, которому Му Цин доверял и на которого мог положиться. Он старался не нагружать его своими проблемами и переживаниями — но Хуа Чэн каким-то мистическим образом чувствовал его настроение и зачастую выводил на откровенные разговоры, после которых Му Цину становилось легче. Ненамного — но все-таки легче. Общее детство, точнее — отрочество, прошедшее в одном из самых бедных районов Цзясина, связало их прочно и надежно. Хуа Чэн был младше Му Цина на пару лет, происходил из совершенно неблагополучной семьи и то и дело сбегал из дома — от побоев отца и упрёков вечно пьяной матери. Му Цину в каком-то плане повезло больше — его мать была мудрой, добросердечной и любящей женщиной — но на добросердечии много не заработаешь, и Му Цин брался после школы за любые подработки: таскал мешки со строительным мусором, расклеивал листовки, мыл полы в местных забегаловках. Иногда, если денег получалось выручить больше обычного, он покупал дешёвые сладости соседским ребятишкам. Те каждый раз так радовались, завидев его, что сердце Му Цина наполнялось теплотой, а усталая спина постепенно расслаблялась: он чувствовал, что делает все не зря, и исполнялся ещё большей решимости вытащить себя и слабую здоровьем мать из нищеты. Так они и познакомились с Хуа Чэном: однажды, вынося тяжелые мешки с мусором из кафе, Му Цин увидел ошивающегося возле мусорных баков тощего долговязого пацана: тот явно дожидался, когда выкинут просроченные продукты. Му Цин закинул мешки с мусором в бак, остановился, порылся в рюкзаке и протянул подростку один из двух относительно свежих сэндвичей, что приберег для себя и матери. Парень недоверчиво взглянул на него — его скуластое грязное лицо было все покрыто синяками, и у Му Цина сжалось сердце. «Пошли ко мне домой, — сказал он, — тебе явно стоит нормально поесть и помыться». «Я не…» «Не переживай. Никакого подвоха тут нет. Посмотри на меня, я сам не из богатых». Госпожа Му приняла незнакомца радушно: щедро накормила, обработала его синяки и ссадины, не терпя возражений, запихнула в ванную, выдав чистое полотенце. Му Цин поделился с ним одеждой; он и сам был худой, но на Хуа Чэне все болталось, как на вешалке. Эту ночь он провел в их доме, а наутро исчез, будто его и не было. Впрочем, через три дня он снова явился к заднему выходу кафе, где работал Му Цин. «Мне нужна работа, но меня никуда не берут, потому что мне всего тринадцать. Может быть, ты можешь помочь?» Хозяин кафе — человек серьезный, но, в общем-то, неравнодушный, прислушался к Му Цину, и с этого дня Хуа Чэн мыл полы и выносил мусор наравне с Му Цином. Он был загнанным и молчаливым, но Му Цин умел находить подход к детям — пусть ребенком Хуа Чэна и сложно было назвать. Так постепенно они и сблизились; Му Цин узнал про семью Хуа Чэна и стал под разными предлогами таскать его к себе домой, чтобы тот подольше не возвращался туда, где ему плохо. Хуа Чэн был настоящим бедствием: в его присутствии мистическим образом перегорали лампочки, начинала барахлить техника. «Простите, госпожа Му, я не хотел…» «Глупости какие. Неужели ты думаешь, что это из-за тебя? Эту лампочку и так давно пора было менять». «Из-за меня. Дома ведь происходит то же самое. Мать говорит, что я родился под несчастливой звездой». «Сказала бы я пару ласковых этой женщине. Этот синяк ведь она поставила?» «…» «А-Чэн, ты уже взрослый и должен понимать, что нет никаких счастливых или несчастливых звёзд. Мы сами отвечаем за себя: только упорный труд может привести к цели». Потягивая дешёвый чай, Му Цин слушал рассуждения матери и думал, насколько было бы проще, если бы счастливые звезды все же существовали: он бы не пожалел сил, чтобы достать с неба целую их горсть и вытащить из нищеты близких людей… — Ау-у. Ты заснул там, что ли? Я спрашиваю, как успехи с книгой? Му Цин моргнул. — Ну… пока так себе, но я решил ее немного доработать. — Серьезно? Куда еще? Как по мне, все идеально. — Издательства так не считают. — Хочешь, я сделаю так, что их прикроют? — А-Чэн, ты в мафиози подался? — Ну, как тебе сказать… Му Цин нахмурился. — Ты ведь не занимаешься ничем противозаконным? — Чист как бриллиант высшей пробы, — быстро сказал Хуа Чэн. Слишком быстро. Му Цин, впрочем, решил не допрашивать друга — рано или поздно все расскажет сам. К тому же Му Цин не верил, что Хуа Чэн способен продавать наркотики или заниматься иным нелегальным бизнесом. — Поверю на первый раз. Хуа Чэн рассмеялся. — Серьезно, А-Цин. Я просто успел обрасти здесь хорошими связями. И знаешь… кажется, я нашел его. — Кого — его? Постой… серьезно? Вот этого твоего… как его… Се Ляня? — Да. Пока это только предположение, но я чувствую – это он. Впрочем, я ведь знал, что он в Пекине. — Постой, - нахмурился Му Цин, - ты потому уехал именно в Пекин?.. — Конечно. Университет был просто предлогом. — Ты знаешь, что это называется сталкерством? — Прекрати. Я же никого не преследую. — Но ты ненормально зациклен на нем! — Я просто хочу отблагодарить его за спасение моей жизни. Разве это плохо? Му Цина кольнула совесть. — Прости, — сказал он. — Я должен был быть тогда рядом. — Перестань. Кто знает, может, тогда глаза лишили бы тебя. — Все равно. Я… — Мы же уже говорили об этом. Здесь нет твоей вины. И все обошлось, разве нет? Му Цин хмыкнул. В определенном смысле — действительно обошлось. В той драке Хуа Чэн лишился глаза, но помощь подоспела вовремя, чтобы он не лишился еще и жизни. С тех пор Хуа Чэн не унимался — разговоры о чудесном спасении стали ежедневным уделом Му Цина, который только больше мучился виной, что именно в тот день опоздал на работу, помогая так некстати приболевшей матери. Хуа Чэн видел парня, что спас его, еще несколько раз — Се Лянь, так его звали, был из богатой семьи и жил в огромном доме в центре города. Охрана туда никого на пушечный выстрел не подпускала, и Хуа Чэну так и не удалось как следует отблагодарить его. Спустя пару месяцев дом загадочно опустел. Затем пошли слухи, что господин Се с женой погибли при загадочных обстоятельствах, а их единственный сын уехал в неизвестном направлении. Хуа Чэн тогда с месяц ходил как в воду опущенный, что-то рисовал в блокноте, который не показывал даже Му Цину, а затем, видимо, что-то для себя решив, вернулся в благостное расположение духа и сообщил Му Цину, что собрался поступать в университет в Пекине. — Как поживает госпожа Му? — спросил Хуа Чэн, явно меняя тему. — Хорошо, спасибо. Я недавно навещал ее. Просила передать тебе привет. А лучше — чтобы ты заехал в гости. — Пока не получится, А-Цин. Обними ее за меня. — Обязательно. Они поговорили еще где-то с час, и к концу разговора Му Цин обратил внимание, что у него немного саднит горло. Продуло все-таки на ветру, мрачно подумал он. Не заболеть бы. *** К вечеру стало ясно, что он все-таки простыл. Горло болело уже довольно ощутимо, и то и дело бросало в дрожь. Му Цин завернулся в плед, измерил температуру — 37,7 — и, стуча зубами, набрал сообщение Цинсюаню. «Я простудился. Выйдешь завтра за меня?» Ответ пришел незамедлительно — и вполне в духе Цинсюаня. «Хахаха, Му-сюн, боюсь, у меня уже есть жених!» Му Цин закатил глаза. Впрочем, следом быстро прилетело другое сообщение: «Конечно, выйду. Выздоравливай, Му-сюн, только лао Чжэню сообщи!» «Конечно. Большое спасибо, Цинсюань». «Не за что! Завезти тебе лекарств?» «У меня все есть». Вот угораздило — и как раз тогда, когда нужны деньги. Оставалось только надеяться, что болезнь не затянется надолго. Что ж, хотя бы будет больше времени подумать над «Самоцветом». Возможно, ему приснится еще что-нибудь, что придаст ему вдохновения… С этими мыслями Му Цин и направился спать, выпив жаропонижающее, тщательно прополоскав горло и поставив ноутбук рядом с кроватью на случай внезапного ночного озарения. Но в этот раз он спал глубоко и без сновидений.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.