Жалкие жертвы

Марк смотрит на него, Фэша, своими большими-большими серыми глазами, сглатывает, нервно заправляя прядь волос за ухо, морщится почти незаметно — вот она, его слабость. Она такая горькая и противная, эта слабость в любом своем обличии, что хочется вымыть рот с мылом — он, кажется, никогда не забудет этот ужасный вкус. Он не знает, любит ли Фэша. Не понимает и не может распознать любовь, отличить привязанность от мании, влечение от страсти. А Драгоций любит Василису. Василиса — Драгоция. Круг беспощадно замыкается, не давая ему, Ляхтичу, хотя бы на миг почувствовать то, чем совсем, кажется, не дорожит Огнева. Хотя бы на миг почувствовать — и с полным ощущением исполненного долга умереть. Марк часто дышит, заглядывая в бездонные глаза Драгоция, и мысленно всем своим существом оказывается в бездне; той самой, в которой бесследно исчезли тысячи фей, лютов, людей. И имя ей — вечность. Он даже, пожалуй, не прочь раствориться в ней без остатка — — потому что видеть любимого в объятиях другой просто невыносимо. — Фэш, — его голос дрожит, голова немного кружится; Ляхтич почти слышит как мерно стучит сердце стоящего напротив парня — совсем не колотится в предвкушении последующих слов. Не как его собственное, замирающее каждую секунду в готовности выпрыгнуть из груди. — Да? — Драгоций ехидно прищурился и улыбнулся, заранее готовый к любой колкости Ляхтича — он уже давно выучил их все наизусть. Горло будто сжимается, а внутри что-то с силой тянет слова назад, но Марк больше не может сдерживать себя. Если скажет — то, возможно, будет жалеть всю оставшуюся жизнь, но если не скажет — то просто напросто разорвется. Или кончится Время. Да и терпение у «Времени» тоже сможет кончиться. Марк уже чувствует, как окончательно теряет рассудок. Да, он не знает, любит ли Фэша. Не понимает и не может распознать любовь — наверное потому, что никогда не был любим — но, по крайней мере, знает, чего хочет больше всего на свете прямо сейчас. Говорили, что тварями не становятся искренне любящие. Марк же полностью искреннен в своих чувствах, но… — Ты… ты можешь по… — он задерживает на миг дыхание. Сердце бьется в груди слишком быстро, — …целовать меня? Ляхтич, видимо, является исключением. Жестоко. Между ними всего несколько десятков сантиметров — протянешь руку и почувствуешь тепло его тела. И даже этого для него слишком много. Марку кажется, что между ними миллионы квадратных километров, умноженных на самих себя. Или просто огромный океан — еще страшнее того, о котором он читал в старых книгах, написанных еще на Остале. Названий у этого океана много, а настоящее только одно — безответность. Фэш становится слишком серьезным для самого себе, улыбка и ямочки на его лице исчезают. Он смотрит на Марка внимательно, изучающе. Он невольно напрягается, чувствуя себя под этим взглядом ужасно беззащитным, как потерянный в толпе ребенок. В воздухе стоит настолько плотное напряжение, что его можно резать ножом и раскладывать по тарелкам. — Нет, — голос Драгоция обдает горящие щеки холодом. Марк резко отшатывается назад, словно испугавшись, и часто-часто моргает. Зря он надеялся. Ему кажется, что мир вдруг замирает, а потом идет трещинами, рассыпаясь на блестящие осколки часовых стрел — отголоски разбитых надежд. И они царапают кожу, больно впиваются в руки, проникают в легкие. И он уже готов отдаться на растерзание чертовым эррантиям — забирайте, не жалко! Между ним и Фэшем пропасть размером с чувства — и это медленно и мучительно убивает его каждую секунду. Марк готов на все ради этого поцелуя …но кому нужны его жалкие жертвы?