Парк Развлечений

Так странно, его тело не пахнет ничем. Ни пластмассой, ни цветами, ни пеплом, ни фарфором. У него, будто бы нерушимая улыбка. И лицо, такое детское, простое, доброе и, в тоже время, хитрое. Даже обидно, что он всего лишь кукла. У него душа ребенка, жадная, непосредственная; капризность, привычки и свои не раскрытые таланты. Интересно, а сколько ему на самом деле лет? Но когда спрашиваешь его, зовешь, он уходит в тень, лишь поблескивает его цепочка прикрепленная на шляпу. Иногда мне кажется, что он плачет. У него всегда опущена голова, рыжие пряди коротких оборванных, но аккуратных волос выделяются, но, все также оттеняются огромными полями белой ведьмовской шляпы. У него забавное лицо, остекленевшие глаза, совсем, как у человека, который бьется в лихорадке. Вы когда-нибудь смотрели в их глаза? Эти глаза и впрямь могут показаться стеклянными, поблескивают в свете искусственного света, слегка бледнеют. Только эти глаза больного человека, вовсе не кукольные, по-сравнению с его глазами. Глаза Куклы Мага всегда открыты в них замерли звездочки, как бы абсурдно это не звучало. До его кожи холодно касаться. Он всегда такой хладнокровно-стойкий, и может создастся иллюзия, что он не живой, этот Джинджер Бред. *** Первое, что запоминается в схватке с ним– широко раскрытые бесстрашные глаза, глаза наполненные звериной злостью, решимостью, и длинные, невероятные, розовые волосы, собранные в высокий конский хвост, пусть и бессмысленный. Все равно, пол лица скрывают выбивающиеся пряди. У него острые черты, пухлые губы, слегка розоватые, но бледные, в глазах странный блеск. Может быть, та самая искра его жизни? Еще не до конца сформировавшийся подросток. Под плащом скрыто тщедушное тело, из-под одежды Блек Спела виднеются остро очерченные ключицы. Угловатый мальчишка с длинной косой. Миниатюрная безумная смерть, хотя нет, не безумная, а слабая, но самоуверенная. Такая странная. У Назару, привычка делать все наспех, быстро, что свойственно подросткам с их бессмысленным максимализмом. Но он так любит своих братьев, а любит ли он своего капитана – Юни? Любит ли Блек Спел? Он так часто говорит о братиках. Братик Гамма и Братик Тазару. Иногда это раздражает, но может они единственные, кто у него остались? Нет же, у них есть Юни, пусть и лишившаяся рассудка временно, которая всегда так милосердна ко всем. Назару никогда не упоминает о ней. Он считает ее предательницей? Да, наверное. *** Никогда не смотрел на него больше пяти минут. Почему? Я не знаю ответов, меня выбешивает его хладнокровие и улыбочка. Никто из нас, не выдает тайны наших исчезновений из жизни базы Мельфиоре в Японии. Но мы любим убегать. Каждый по –своему. Я люблю убегать, именно убегать, словно бы не боясь столкнуться с Вонголой. Хотя, почему «будто бы»? Я точно не боюсь с ними столкнуться. Я ведь все смогу их одолеть, ради братиков. Ради Гаммы, Ради Тазару. Но думаю за такой поступок, как побег, они точно меня наказали бы. А Джинджер бесшумно исчезает. Когда я вижу его вновь, он одет совершенно не в то, что обычно, лишь шляпа остается на месте, полы которой до сих пор скрывают лицо. -Ты боишься солнечного света? – мне кажется вполне уместный этот вопрос, на что, слышу его смех, такой приторно-детский, но этот смех хочется слышать. -А Назару как всегда глупит. – говорит он не уместную фразу, как будто бы разговаривает сам с собой. Всегда кажется, что он сам с собой. Даже бесит! Нет, ну честно. Он ходит быстро и проворно, но все же не быстрее меня. Почти всегда догоняет, но, как будто специально держится за спиной. Куда мы идем? Мы идем к грани детства. Маленькому кусочку нашего счастья, пустого и невменяемого. И тогда не хочется кричать на него, как всегда. Мы идем в парк. Он одет в простой комбинезон и тенниску желтого цвета, а я - в фиолетовую тунику и белые шорты. Без формы, мы обычные люди, не подчиняющиеся ни чьим приказам. В форме мы лишь пешки в игре высших, тех искусственных Погребальных венков и Бьякурана. Как и Джинджери Бред, теперь я знаю все, но Кукла Мага попросила меня молчать. Ведь он рассказал мне все, разъяснил, а мне оставалось лишь слушать его, откинувшись на спинку сидения в стальном, ярко раскрашенном лебеде, плывущем по миниатюрному озеру аттракциона. Он единственный, кто знает ответы на все на свете, он единственный, кто читает мысли из всех нас - капитан, настоящее тело, которого никто никогда не видел. Обидно, и даже жалко, ведь иногда хочется знать ответы на все вопросы, как Джинджер Бред. Только, эта Кукла колдуна при всей своей необыкновенной способностью, совершенно не сильнейшая. Его сила в жалких насекомых. Хотя, не помню, пауки насекомое? Бр-рр, ненавижу пауков! *** Он так трогательно хватается за руль в кабинке колеса обозрения. На самом деле, он немного боится высоты. Невольно, проводя с ним время, перестаешь контролировать способность читать чужие мысли. Он напоминает храбрящегося мальчишку, что стоит у двери комнаты, в которой нет света. Мальчишку, убежденного в наличии монстров под кроватью. Такой забавный. Он смотрит на меня осуждающее, насуплено, и даже немножечко зло. Какой простой, слишком простой. Назару не может отцепиться от руля, но делает отчаянные попытки в сознании. Страх. Никогда бы не подумал, что этот воюющий мальчик боится столь мелочных вещей. Когда колесо делает один круг, он выходит первым, чуть ли не отталкивая меня обратно в кабинку, не давая выйти, поэтому я уже усвоил – он всегда выходит первым, то ли торопится вылезти из кабинки, принесшей ему некий страх, то ли опять же пытается казаться старше, пытается своеобразно выиграть во всем. Вспыльчивый. Да. Определенно, он вспыльчив. Когда маленький мальчик, держащий в руках сахарную вату случайно наступает ему на ногу, он начинает кричать. И громкий, к тому же, я зажимаю ему рот рукой. И шепчу, приподнимаясь на носочки, на ухо: «тише». Он успокаивается, так же быстро, как и взорвался. Правда, щеки его еще пылают в признаке оставшейся злости. Иногда создается ощущение, что о самоконтроле, этот мальчишка не слышал. Наверняка, он провалил кучу миссий. Но его храбрость и стойкость совсем, как у оловянного солдатика, защищающего перед жабой миниатюрную хрупкую балерину. А что защищает он? Интересно, он видит мой взгляд из-под полов шляпы. Он сосредоточенно изучает всегда весь список каруселей, хотя, наверняка, изучил его наизусть и видит нужный, и тут же вся его концентрация, подобно карточному домику, падает. *** Мы всегда прощаемся у набережной, словно влюбленные из каких-то американских комедий. Но я никогда не признаюсь, что люблю его. Да, конечно, прямо не хватает еще розовых соплей развесить и плакать в уголочке! Я что не мужчина, что ли? Но это стало нашим своеобразным ритуалом. Он стоит почти на обрыве разбитого бордюра, иногда ветер развивает его рыжие волосы, он снимает шляпу, лишь перед тем как мы прощаемся. Раздражает! Неужели нельзя обойтись без нее и в парке?! Но я никогда не задаю этот вопрос, он просто забывается. На фоне темнеющего пасмурного заката, он кажется светящейся фигуркой, его мраморная ненастоящая кожа приобретает живой оттенок, и волосы, такие ярко рыжие, кажутся тысячами шелковых нитей медного и медового оттенка. Неужели он, правда, кукла? Мне не хочется в это верить. Я обнимаю его, жадно прижимая к себе. Именно тогда я понял, что его кожа ничем не пахнет, и она холодная, но это приятный холод. *** Я исчезаю, так же неожиданно, как и прихожу, он уже привык, сначала кричал, стоя посредине улицы и что-то твердя наступающему сумраку, когда меня там не было, но потом, он смирился. Как смешно и просто. Слишком просто, Назару смирился. Я оставляю за собой холод, я знаю, я не ощущаю его тепло, просто знаю, что моя кожа от его прикосновений нагревается. Мне бы хотелось почувствовать, каково это, на самом деле, а не в иллюзорном понятии, - обниматься. Мы еще сбежим, Назару. И потом еще раз, чтобы украсть чужие минуты других нас, только дождись следующего раза.