Под прикрытием

      Сегодня был такой же откровенно плохой день, как и другие. В участке как обычно даже вечером стоял шум из-за не останавливающейся работы в отделе. Все как всегда: куча нераскрытых дел, которые прибывают раньше, чем другие успевают закрываться, постоянные разговоры, гул кофемашины и непрерывное клацанье клавиатуры на пару с шуршанием бумаг. Кто-то уходил, кто-то приходил, потоком поступали новые заявления из дежурной части, постоянные судмедэкспертизы, розыски… И, в принципе, на Вернона Роше каким-то чудом сваливалась работа не только с его отдела, но и с других. Косвенно, конечно, но практически абсолютно все знали его как человека, который работает здесь уже много лет и сталкивался практически со всем, в силу своего чрезмерного и опасного трудоголизма. Волей-неволей, а пришлось ему больше, чем просто поверхностно разобраться не только в своей работе, но и в чужой. И, несмотря на то, что все были в курсе, что он далеко не профессионал в некоторых областях, все равно за советом обращались в основном к нему, зная, что что-то толковое он да скажет.       Не то чтобы Роше прямо-таки умирал на работе, однако пару раз в больницу он с нее уезжал (если не брать все то множество случаев, когда он уезжал туда из-за того, что ему пуля куда попала, что-то на задержании вывихнули и прочее и прочее…) от того, что свалился прямо на работе. Хотя, может, и не пару раз, а больше — по самым разным причинам. Как бы не пытались его знакомые и друзья отгородить его от переработки, Вернон неизбежно валился без сил в какой-то момент. После работы частенько сидел один в баре, на выходных приходил в участок «разгрести документы», возвращался домой от силы раза четыре в неделю (и то в самом лучшем случае), принимал звонки от разнообразных сослуживцев, которым нужно было помочь или хотя бы сказать, кто знает что делать. И с этим никто, даже сам Фольтест — начальник отдела — не мог ничего сделать, несмотря на то, что сделал он очень многое, чтобы Роше не свел себя в могилу всего за пару лет и не сошел с ума. По итогу все смирились, просто стараясь держать Вернона под контролем, давая уставать так, как он привык всегда, и все же заранее предупреждая моменты, когда его приходилось тащить в больницу или вытягивать из-под пуль, потому что от критического недосыпа у бравого полицейского опять притупились реакции.       И только сейчас, когда ему давно уже стукнуло за тридцатник, а седина на висках стала заметна почти любому рассеянному оболтусу, Вернон стал вести себя иначе — странно. Да, он все еще работал как не в себя, все еще был по сути самым активным и самым исполнительным сотрудником, все еще выполнял работу качественно и постоянно держал на столе кружку с концентрированным кофе, однако перестал ночевать в участке и почти никогда в последние полгода не приходил в свои заслуженные выходные. Когда его попытались расспросить, то поначалу получали односложные ответы, а потом Роше и вовсе вспылил, рыча гневно на того, кто мешал ему заниматься делом. Его оставили в покое. К лучшему ли то, что теперь этому трудоголику было куда уходить, или к худшему, никто не знал. Но стало заметно, как под глазами этого человека немного посветлели синяки, кожа стала не такой бледной, и в принципе он стал выглядеть заметно свежее, особенно для тех, кто давно его не видел. Это было облегчением для всех.       — Роше, что с тобой случилось? — как-то раз весело фыркнула Бьянка, глядя на Роше, когда тот как всегда просиживал свой перерыв за работой. — Может, раз такое дело, отдохнешь и днем разок?       — В другой раз, — как обычно хмуро, но совершенно легко ответил тот, не отрываясь от дел.       — Что, только дома разрешаешь себе расслабиться или куда ты там пропадаешь? А то мало ли, любовницу завел.       — Кота.       — Что?       — Кота завел.       Роше так и не глянул на свою коллегу, целиком погруженный в работу, но и так, в принципе, было понятно, что он не врал. Хотя бы потому, что сказал он это немного тише, так, как будто бы притащить домой питомца было каким-то небольшим преступлением. Хмыкнув тихо напоследок, девушка слабо похлопала его по плечу и ушла, чтобы сделать себе кофе. Бьянка и впрямь не ошиблась, когда поверила Роше, хоть он и сказал далеко не всю правду. К тому же, в добавок еще и смысл исказил немного. Не он завел кота, а тот сам завелся. Приходил когда хочет и насколько хочет, иногда оставаясь на несколько недель подряд, иногда исчезая на пару месяцев, изредка забегая на часик-другой, пока человека не было дома, чтобы украсть еды из холодильника, помять постель и оставить грязную кружку на подоконнике. Это оказался очень своевольный кот, который иногда вредничал без конца, фырчал и внаглую чего-то упрямо требовал, а порой становился настолько нежным и ласковым, что не только «приходил мурчать на коленки», но и сам к себе тянул, гладя по волосам и прижимаясь всем телом, давая только один выбор: либо завернуться с ним в одеяло и лежать в обнимку, либо обниматься на диване, завернувшись в плед.       И со временем этот кошара с зеленым глазищем стал собою вымещать из его жизни «лишнюю» работу. Возвращаясь домой каждый вечер, даже если за окном было давным-давно темно, а спать из-за этого оставалось часов пять (принимая во внимание время на возможную готовку, душ и прочие прелести повседневной жизни), Вернон постоянно убеждался в том, что это не бессмысленно, когда в проходе замечал лишнюю куртку, повешенную кое-как на капюшон, и берцы, с которых натекла лужа из растаявшего снега. Постоянно перевешивая правильно чужую верхнюю одежду на петельку, вытирая воду и отставляя обувь туда, где она должна стоять. Все это делалось поспешно, одновременно с тем, как раздевался сам человек, чтобы поскорее пройти вглубь квартиры. Это все происходило далеко не регулярно, поскольку очень часто он приходил в пустую квартиру, темную, тихую, будто абсолютно мертвую, однако даже так иногда Роше просыпался от того, что кто-то залезает сначала на его кровать, а потом и под одеяло к нему, пристраиваясь под бок или со спины прижимаясь.       Да, Иорвет определенно был котом. Не эфемерным Старым Лисом, грозным террористом, которого долгие годы никому не удавалось не то, что поймать, а просто собрать о нем достаточно сведений или хотя бы размытую фотографию его лица заполучить. Ходили слухи о нем, как о лидере белок. Жестоком, расчетливом и жутком, как будто бы в реальный мир тот пришел из чьего-то кошмара. Причем того, что родился в голове абсолютно больного параноика, который к тому же обладает слишком хорошей фантазией. Вернон уже знал, когда стал полицейским, что собирается найти если не его, то того, кто породил все эти слухи и страшилки, которые даже в полицейской академии ходили, пока он в ней учился. Ему и впрямь хотелось это сделать. Не ради чьего-то признания или славы, а просто для того, чтобы в этом городе стало на одну угрозу меньше.       Спустя много времени его тихой самодеятельности, он и впрямь нашел его. Поначалу Старый Лис казался таким же, как его описывали, разве что вызывал он не только иррациональный страх, который сложно оказалось подавить полностью, но и некий трепет. Первая их стычка не увенчалась успехом ни для одного, ни для другого. Тем более что Роше к тому времени уже набрался опыта. На его стороне был эффект неожиданности, а появившийся словно из ниоткуда азарт помог ему сражаться наравне с врагом. Эту встречу они оба помнили четко и ясно. Иорвет зафиксировал для себя образ бешеного человека, абсолютно бесстрашного и опасного, который, если бы ему повезло чуть меньше, смог бы его прикончить, а Роше — такого же безудержного, хитрого и изворотливого эльфа, который тоже мог его прикончить при большей удачливости.       Дальнейшие события уже не столь четко запомнились им. Они то сталкивались, то надолго разбегались по своим углам, погружаясь в свою работу с головой и полностью отдаваясь ей, но каждый раз, когда они снова встречались, это будто бы снова делало их живыми. Будь то отчасти случайная встреча, засада или внезапное нападение, они всегда оставались наедине, а когда кто-то другой приближался, то резко расходились. Не сговариваясь и не устраивая подлянок друг другу, когда они оба отвлекались на посторонний шум, тут же прерывали драку и кто-то из них убегал. Это все казалось их персональной борьбой, а победа должна была оставаться личной. И по итогу их оказалось всего две.       Один раз Иорвет уделал Роше. Повалил на пол, тяжело дыша, прижал острый нож к шее, случайно порезав кожу и пуская по ней кровь. А потом, переведя дух, впервые заговорил с тем, кто на него охотился столько лет. Точнее… Провел для того долгий, чересчур пафосный и наполненный слишком громкими словами монолог, ехидно и широко скалясь, а потом, когда видимо закончились все слова, поцеловал его. Хотя поцелуем это можно было назвать только с натяжкой: скоя’таэль скорее укусил от души за нижнюю губу, в конец заставляя Роше выпасть в полнейший осадок. И шок от этого оказался настолько сильным, что тот и впрямь очень долгое время думал, что Лис сделал это специально: чтобы с легкостью сбежать от него. Зачем, правда, не ясно, ведь тот мог запросто убить его, но это и не имело такого большого значения.       А вот победа самого Вернона оказалась не столь яркой по ощущениям, но несмотря на это стала куда более значимой для них. Ему удалось заломить чужие руки, крепко сжать их и придавить рвущегося эльфа, выматывая его и со временем заставляя наконец замереть. Уперев пистолет прямо в чужой затылок, Роше не сразу осознал это, а потому растерялся, когда понял, что ему и сказать-то нечего. Крутить эльфа и тащить в участок было бы неправильно как-то, а убивать он его и вовсе, оказывается, не собирался. В итоге Вернон так и застыл. Пока не разозлился на самодовольно фыркнувшего врага, и не грызанул его за загривок, заставляя дернуться и напрячься всем телом.       Потом все становилось только страннее и страннее. Сначала из работы Иорвет превратился во врага, потом — в соперника, за которым Роше все так же гонялся, но теперь иногда они останавливались до или после драк, заговариваясь с друг другом далеко не всегда на повышенных тонах. А со временем все эти стычки стали перерастать во что-то то ли уже совсем нелепое, то ли безумное, потому что зачастую оно становилось каким-то недоподобием флирта, смешанного с чистой агрессией и мордобоем. А в какой-то момент Иорвет и вовсе отказался драться, глядя на Роше с серьезным прищуром и приближаясь бесшумно, мягко. Тогда-то впервые у Вернона и возникла эта дурацкая ассоциация с котом, которая по сей день никак его не отпускала, назойливо крутясь вокруг него практически всегда, когда в мыслях возникало имя этого трижды проклятого остроухого.       Именно он пустил его жизнь под своеобразный откос, по сути втиснувшись в нее и распихав все остальное. Сначала начал караулить его и тащить в кафе или бар, потом приперся в его дом, спиздив запасные ключи Роше, потом начал доставать постоянными смс-ками и вот: теперь уже сидит на его кухне, присвоив домашнюю одежду законного жителя этой квартиры и замотавшись в его плед словно гусеница в кокон, и ждет, пока его личный человечек, наконец вернувшийся после работы, приготовит ему еды. А ведь Вернон готовил, и делал это по своей воле. Даже не потому, что стряпня самого эльфа была просто отвратительной, а он сам был способен из самых лучших ингредиентов и по самому точному рецепту сделать горелую кашицу. И не потому, что от Роше еда требовалась нагло, громко и с претензиями — к слову, когда «бессовестного нахлебника» один раз послали, тот гордо ушел из дома под возмущения на чрезмерную обидчивость своего ушастого чуда — а просто потому, что хотелось.       После работы Вернон был вымотан, а стоять у плиты и готовить что-то большее, чем кипяченая вода, совсем не прельщало, однако глядя на то, с каким аппетитом и довольным выражением лица его «кот» уплетал эту еду в три хари, он чувствовал, что это того стоит. И особенно остро он это начал понимать, когда эльф то ли из благодарности — на которую, казалось, он не способен — то ли из нежности или удовлетворенности начинал лезть к нему с лаской. Порой Иорвет просто садился рядом, чтобы в буквальном смысле помурчать и погладиться, а порой утаскивал на диван, уже сам заласкивая. И ведь умел делать так, что Роше не то, что на себя становился не похож, а просто на живое существо, превращаясь в податливый пластилин, из которого можно слепить все, что хочешь. И если бы умел мурчать, мурчал бы тоже.       Дом постепенно из одинокой собачьей конуры стал рассадником то порой домашнего уюта, то ссор и драк, то взаимного ехидства и фырканья. А иногда, когда кто-то из них был искренне в дурном настроении и ничего не помогало, они сначала ругались с друг другом, выпуская пар, а после просто сидели вместе, включив какой-то дурацкий фильм, чтобы выкинуть все из головы. И все это целиком стало гораздо важнее работы, несмотря на то, что та занимала большую часть жизни Вернона Роше. С Иорветом никогда не было легко или спокойно, совсем наоборот, но с этим оказалось жить гораздо легче, чем с каким-то пресловутым миром и согласием.       Сегодня был такой же откровенно плохой день, как и обычно. Вернувшись домой, Роше снова не увидел никаких следов, оставленных своим эльфом, а на телефон уже который день не приходили смс. А это значило, что Иорвет снова пропадет на долгое время. Так всегда было и, вероятно, будет и дальше. Поэтому сняв с себя только все самое необходимое, Вернон медленно прошел внутрь квартиры, чтобы завалиться на диван прямо в том, в чем был, и поскорее заснуть. Сейчас его дом снова на время превратился в бетонную коробку, такую же мертвую, как и раньше. Если раньше Роше не приходил сюда так часто, не придавая значения тому, что иногда не пересекается с Иорветом, то вот уже полгода он не мог отказаться от этого и как самый настоящий преданный пес возвращался, ждал, предвкушая только одного.       Правда, на этот раз прямо посреди ночи его разбудил громкий лязг проворачиваемого в скважине ключа и последовавшие за ним звуки: хлопок двери и шуршание одежды в коридоре, торопливые шаги и отбрасываемая куда-то в угол тяжелая обувь. Встать сразу не получилось, но тем не менее мысли прояснились, а руки сами на автомате щелкнули выключателем, как только он таки поднялся. Когда загорелся свет, Вернон, щурясь, увидел в проходе Иорвета. Стоявшего в куртке, со снегом в капюшоне, на волосах, да и… полностью покрытого им, хоть тот в тепле квартиры и начал быстро таять. Роше протер глаза в попытке поскорее привыкнуть к свету.       — Спал, да, dh’oine? — проговорил эльф немного хрипло и негромко, привлекая внимание к своим побелевшим, явно холодным губам. Он медленно подошел ближе.       — Нет, блять, бодрствовал, — беззлобно фыркнул в ответ Вернон, наконец раскрыв нормально глаза и почти что согнав с себя сон. И только потом наконец обратил внимание на то, что скоя’таэль подозрительно аккуратно держит что-то в руках, спрятав это под курткой. — Что это?       Ему не ответили. Только глянули странно, неловко и даже самую малость боязливо, что совсем не вязалось с обычным поведением этого чертилы, а после осторожно, будто бы в лапах своих держали по меньшей мере треснувший хрусталь, раскрыли куртку, показывая… обычного котенка? Грязного, слегка дрожащего, с черной короткой шерсткой. Месяца три отроду — ни больше, ни меньше.       — Ты сородича своего принес ушастого? — спросил Вернон недоуменно, хмуровато глядя на скоя’таэля, пока тот сам не начал потихоньку мрачнеть — все сильнее и сильнее, не отводя глаз с человека, однако не отвечая. — Ты взял его с улицы, чтобы он жил у нас теперь?       На него все так же смотрели как на врага народа, дергая левым ухом и сводя брови к переносице. Роше, конечно, тоже не желал первым прекращать эти переглядывания, чтобы получить наконец-то ответы словами через рот, но потом отступился, лишь тяжело вздохнув. Все и так стало понятно: ему домой принесли найденного мелкого пушистика, чтобы о нем позаботились, выкормили, пригрели, выучили… Потому что так-то у этого эльфа дом был только один, и тот — квартира его бывшего заклятого врага. Который прямо сейчас подался вперед, мягко кусая Иорвета за нижнюю губу и так и не отстраняясь после этого.       — Будет Веткой младшим, — усмехнулся Вернон, наблюдая за тем, как тот наконец расслабился, опуская напряженные плечи и выдыхая совсем тихо. «Кот» своего bloede dh’oine даже сам ласково куснул его в ответ, улыбнувшись.