Неделя

Год назад. Мона спрятала голову под одеяло. Руки панически тряслись, страх сковывал тело. Сны не приносили отдыха, не приносили успокоения, всё направляло лишь на него. Всё о нём. Предсказания показывали его, хотя гадала она не думая о нём, он чудился на улицах, его образ преследовал её мысли. Она даже не знала его имени, не знала ничего о нём, знала только то, как примерно он выглядит. И то, вместо лица было лишь белое смазанное пятно. Она уткнулась лицом в подушку и тихо, жалобно заплакала. Слёзы пропитали наволочку, и плакать стало неприятно. Она перевернулась на спину, но теперь слёзы стекали в уши. Мона жалобно заскулила и сжала в ладони простынь. Понедельник. Мона жила с ним уже год. Он ещё приходил к ней в кошмарах, хоть и куда реже, чем после той встречи. Она почти свыклась с ним. Иногда даже здоровалась с галлюцинацией на улицах Мондштадта. Она видела его каждый день. Тёмно-фиолетовая одежда, большая непонятная шляпа. Когда галлюцинации только начались, она ещё могла разглядеть некоторые детали его внешности, но постепенно всё смазалось и остался лишь полупрозрачный образ. Он ходил за ней, поджидал в углах квартиры, наблюдал, стоя за плечом Тимея. Поначалу она пугалась и шарахалась, но теперь он стал её спутником. Мона даже пыталась прочитать его судьбу, но всё проваливалось. Иногда ей казалось, что он не человек. Но она упорно отбрасывала эту мысль и лишь махала незнакомцу в шляпе на очередной прогулке. Сегодня Мона была в Долине ветров. Она нечасто выбиралась из затхлой комнаты с алхимическими препаратами, но недавно Гёте начал слишком часто навещать её, требуя плату за аренду. Так что весь день она проводила на улице, возвращаясь лишь под вечер. Долина ветров всегда была великолепна. В любое время и в любую погоду. Могучий дуб с длинными, уходящими в землю корнями, создавал причудливый узор теней под собой широкими ветвями с пышными, растущими во все стороны ветками. А из-за статуи Барбатоса рядом порхали кристальные бабочки. Вблизи дуба текла узкая каменистая речка, в которой иногда можно было увидеть нескольких уток, журавлей или мелкую рыбу. А трава в Долине всегда была зелёной и сочной, и иногда, по утрам, в Долине появлялась роса. Это было поистине великолепное зрелище - вся Долина, от мелкой травки возле озера, до длинных веток могучего дуба сверкали под лучами восходящего солнца. Впрочем, это никогда не длилось долго - под горячим солнцем капли росы быстро высыхали. Дуб Моне всегда нравился. Он казался таким большим, необъятным, хранившим множество воспоминаний тех, кто отдыхал под ним. Она поначалу удивилась, увидев галлюцинацию в непривычном положении. Мужчина отдыхал под дубом, прикрыв лицо своей шляпой. Раньше он всегда стоял в отдалении, никогда не двигался. Она прекрасно знала, что едва подойдёт, он тут же перенесётся в другое место, и она снова не увидит никаких подробностей. Но с каждым шагом его фигура лишь становилась чётче, понятнее, стала заметна отсутствующая левая кисть, короткие шорты… — А-а! — Мона резко вскрикнула, телепортируясь. Это была не галлюцинация. — Кх? — Скарамучча приподнялся на локтях, услышав женский вскрик. Странно, что никого рядом не было. Только мокрая трава метрах в десяти. Он бы вздохнул, если бы умел дышать. Но сейчас он не мог даже имитировать дыхание. Тарталья знал, куда стоило надавить в первую очередь. Слова — самое опасное оружие из существующих, и Скарамучча овладел им в совершенстве. Глотка была выбита полностью, оставив вместо половины горла зияющую дыру, грудина разворочена так, что он с трудом собрал свои детали после битвы. Он чувствовал расходящиеся по лицу трещины, разрушенный шарнир на запястье. Раздробленный так, что левую ладонь пришлось тащить в кармане. Скарамучча рассыпался на глазах после битвы, но часть “ран” успел всё же залечить по пути сюда. У дуба всегда было тихо. Едва он сюда пришёл, он понял, что тут сможет отдохнуть после путешествия. Мондштадт всегда был самым спокойным местом. Мало людей, мало монстров. Скарамучча не без труда встал, опираясь на ощетинившийся осколками огрызок руки. Вторник. Мона пролежала в кровати весь прошлый вечер, не отвечая на стуки в дверь. Она лишь судорожно сминала в руках простынь, тихо-тихо плакала от страха и пыталась не смотреть в дальний угол комнаты, где стоял этот мужчина. Он получил больше деталей, и теперь она могла лучше его разглядеть, но Моне было невыносимо страшно. Наверное, это была просто очень удачная галлюцинация. Мозг просто вытащил то, что было уже давно, просто вспоминает, она просто снова переживает прошлое, да… Верно же? Она снова вышла из дома рано утром. Сегодня она постаралась держаться подальше от дуба, надеясь, что галлюцинация обойдёт её стороной. В этот раз он стоял рядом с костром. Не двигался. Мона спокойно вздохнула, подошла ближе, собираясь затушить устроенный хиличурлами костерок. Но он двинулся, поднял руку в её сторону и что-то неразборчиво прохрипел. Она увидела его лицо, на секунду остановилась, парализованная страхом, и телепортировалась обратно в Мондштадт.

***

Кажется, это была та девушка. Он уже не помнил её голоса. Но она была такой интересной. Путешественница не смогла опознать в нём фатуи, а она, едва его увидев, сбежала. Она знала куда больше, чем кажется, и Скарамучча хотел узнать, как много. Она немного изменилась с прошлой встречи, приобретя шорты вместо колготок и раздражающего купальника, но, кажется, она его боялась. Получится ли с ней поговорить, когда он починит горло? Скарамучча задумчиво покачал головой, присаживаясь рядом с костром и потирая восстановленную ладонь. С ней вчера и правда было сложно. Горло тоже пора бы восстанавливать, и он равнодушно достал деталь, что заменяла ему голосовые связки. Тарталья её знатно покорёжил, и Скарамучча даже засомневался, что сможет её восстановить. Мона на трясущихся ногах доползла до квартиры, полностью игнорируя ворчание подошедшего Гёте прямо над её ухом. С трудом открыла всегда такую лёгкую дверь, схватилась за стол, скидывая астрологические механизмы. Всё упало на пол с оглушительным грохотом, маленькая астролябия разлетелась на составные детали. Она с трудом подошла к другому столу и попыталась увидеть в звёздах свою будущую судьбу. Ничего не происходило. Звёзды молчали. Вернее, они не говорили ничего плохого. Кажется, что звёзды скрыли её судьбу от неё самой, или просто отрицали её наличие, или может быть странный мужчина без горла не принесёт ей бед, но Мона в это не верила. Звёзды никогда не ошибаются, значит что-то с ней не так. Надо поспать, надо отдохнуть, и Мона сползает по стенке, теряя сознание. Среда. Сегодня Мона попытается подойти к нему ближе. Она попробует увидеть его, разобрать этого человека. Может, даже спросит его имя. Да, она точно сможет это сделать. Всё равно, если он снова её найдёт, она не сможет быстро скрыться в куполе воды. Телепортация истощала и забирала много сил, и на ближайшую неделю она точно осталась без способностей к ней. Мона нашла его на том же месте, что и вчера. Он сидел рядом с уже потухшим костром. Она подходила медленно и аккуратно, готовая в любой момент сорваться и убежать. Он казался зверем, таившим в себе опасность. В любой момент он может набросится на неё. В любой момент может произойти что-то ужасное. В любой момент… В животе всё переворачивалось от страха, ноги слабели с каждым шагом. Сердце отстукивало по рёбрам панику, истерику, пульс отдавался в ушах. Мужчина наблюдал за ней внимательно, издалека и не двигался. Без шляпы он казался почти безобидным. Она лежала рядом, открывая Моне взгляд на изображение маски. Скарамучча поднял голову, чуть наклонил её. Мона стояла в пяти метрах от него, и уже могла разглядеть покрывшие лицо трещины и дыру на шее. Там, где у обычных людей было горло, у него просвечивала какая-то странная деталь. Левая ладонь лежала на колене. Он будто просто прикрутил её обратно. Даже на таком расстоянии она могла почувствовать обволакивающий её глотку, удушающий запах шафрана и клёна. — Ты… Не человек, — Мона с трудом выдавила из себя слова. Всё проходило через огромный ком страха и паники в горле. Мужчина медленно кивнул, будто не желая её спугнуть. Он открыл рот, говоря ей что-то. Но Мона не услышала. Все слова вырывались из него рваными обрывками, и он часто прерывался, поправлял горло пальцами. — Не преследуй меня, — Мона проговорила это едва слышно, побледнев, медленно переступила назад и сорвалась с места куда подальше. Она бежала водяным потоком, пока не иссякли все силы, и даже тогда пыталась ещё выдавить последние остатки выносливости. Когда она добежала до Мондштадта, легче не стало. Теперь его галлюцинация покрылась трещинами, приобрела чёткие очертания и стояла слишком близко. Он открывал рот, пытался что-то сказать, но галлюцинации ведь не говорят. И Мона была искренне благодарна за это. Он наблюдал, как она пыталась что-то разглядеть в звёздах о нём, но тщетно. Четверг. По мысу Веры Мона шла спокойнее. Она собрала пару цветков-сахарков, осмотрела предположительные места для наблюдений из телескопа. Галлюцинация шла рядом, и ей казалось, что она слышала как по его лицу расходятся трещины, как отпадают куски фарфора, из которых наверняка сделана его кожа. В таком виде он почти не пугает. Мыс Веры всегда был спокойным и тихим местом. На нём, помимо цветков-сахарков можно было полакомиться закатниками и полюбоваться на море с высоты птичьего полёта. Изредка тут можно было встретить сестру Винд. Поэтому новая встреча с этим мужчиной выбила из Моны дух. — Скарамучча, — голос тихий, напряжённый. Одно лишь слово обхватило её мозг, заструилось по венам. Неглубокий, заставляющий сосредоточиться только на нём одном. Этот голос пустил корни в её сознание. Шафран и клён снова окутывают как холодное одеяло. Мона резко развернулась. Зрачки сузились до размера булавочных головок, когда она увидела настоящего мужчину, а не галлюцинацию. Он не нападал, ничего не говорил, а только смотрел на небо. Смотрел с таким странным, непонятным Моне разочарованием, презрением. — Тебя не существует! — Она на миг застыла, а потом, бросая все, что собрала на мысе до этого, убежала прочь. — Надо же, ты догадалась о моих намерениях, но не угадала, существую ли я, — задумчиво пробормотал Скарамучча, уходя прочь с мыса и одним движением ладони убивая хиличурла, бегущего на него с факелом. Пятница. Почему он не напал на неё? Почему он ничего не делал, а просто ходил и разговаривал? Его зовут Скарамучча? Кто он? Что он такое? Что с этим существом? Чего оно хочет? Мона одной рукой держалась за голову, а другой скребла стену. Она не знала что делает, не знала что хочет то существо. Ей казалось, что она не знала вообще ничего. Звёзды молчали. Астрология не помогала. Таро казались бесполезными кусочками картона в её ладонях. Она не выходила даже в город. Тихо сидела рядом с кроватью, держась за голову. Маленькая квартира, переоборудованная Моной в свою лабораторию, была полностью разгромлена. Астролябии валялись на полу в разобранном виде, стеклянные элементы разбиты и впивались в ладони. Она разбила всё своими руками, в панике пытаясь найти ответ на то, что происходит. Руки покрылись глубокими и не очень порезами от стекла. Четыре стены давили на неё, потолок медленно опускался, а галлюцинация Скарамуччи равнодушно наблюдала за происходящим. Он сидел на стуле, изучающе скользя по ней тёмно-фиалковыми глазами. Мона тихо хрипела. Она не могла выйти в город, не могла пойти на улицу. Он преследовал её везде, хоть она уже и привыкла к нему, но сейчас он стал чётче. У галлюцинации теперь было почти выздоровевшее горло. Он был полноценным человеком. Если бы не трещины на лице. Суббота. Наверное, за эту ночь в ней что-то перевернулось. С утра она снова была спокойна. Не хотела бежать, прятаться. Возможно, пять дней бесконечного страха её наконец вымотали. Страх отступил, исчез, растворился. Ей стало даже интересно, кто сделал с этим существом такое. Может быть получится его снова найти. Если, конечно, он ещё не ушёл. В Моне сейчас не осталось ни чувств, ни эмоций, ничего. Только оглушающая пустота и слабый интерес к происходящему. Она не знала, где его искать. Прошла по Долине ветров, изучила Склон Песни ветра, заглянула снова на мыс Веры. Осталось всего одно место, куда она могла пойти, но не может же побитый и уставший путешественник сунуться к стражу руин? Хотя, это опасно только для человека. А может и нет… Мона так и не поняла, что он за существо. В Храме Тысячи ветров и правда не было слышно ни звука механизма. Страж руин разгуливал там каждый день, и даже Люмин не осмеливалась туда заходить, но сейчас стояла оглушающая тишина. Разрушенные ступеньки, сломанные колонны… заброшенный храм во всей своей уходящей красоте. И вряд ли кто-то сможет догадаться, что раньше, на месте этих руин был величественный амфитеатр, а эти руины - лишь жалкая тень былого великолепия. В некоторых местах, где камни площадки совсем исхудали, была видна голая земля. Но даже на этих, казалось бы, безжизненных кусках земли можно было увидеть несколько небольших кустиков. Мона медленно обогнула колонну и оглядела храм. И правда, на одной из галерей виднелась маленькая сине-фиолетовая фигурка. Мона распрямила спину, поджала губы и шагнула наконец навстречу своему страху. Разбитые ступеньки осыпались под ногами, так и норовя спустить Мону обратно вниз по лестнице. — Тут был страж руин, — Мона неуверенно оглядела площадь. — Ключевое слово — “был”, — Скарамучча высокомерно усмехнулся, снимая шляпу и откидываясь на ступеньки. Сейчас, когда он сказал больше одного слова, стало слышно, как его голос странно ломается, то понижаясь, то повышаясь. Он не вставал, будто находясь рядом с пугливым, ещё не прирученным зверьком. Запах шафрана и клёна окутывал его. — Так… Ты уже в порядке, — Мона сама не была уверена, вопрос это или утверждение. На лице Скарамуччи уже не было ни одной трещины, как и на горле. Сейчас он выглядел как самый обычный человек. — Да, — Скарамучча исподлобья взглянул на неё, осматривая с ног до головы. — Как тебя зовут? — Голос снова странно надломился, отчего Мона поморщилась. — Мона, — она коротко втянула в себя воздух, невольно опуская уголки губ. — И что ты тут тогда делаешь? Домогаешься? — Теперь губы искривились в полу-презрительной усмешке. Скарамучча лишь развёл руками, будто не понимая значение этого слова. Он выглядел совершенно безобидным, спокойным, непонятным. И после того, что Мона увидела в нём во время первой встречи это казалось… Странным. Она фыркнула. — У тебя неправильный голос, — Мона наклонила голову, снова то ли задавая беззвучный вопрос, то ли предъявляя претензию. — Я не мастер в починке, — Скарамучча усмехнулся. Мону раздражали эти скачки интонаций и тембра. Они прямо таки давили по ушам, и она не знала, как с таким разговаривать. А, казалось, что поговорить всё же надо. — При нашей первой встрече ты сбежала, как трусливая… — Он прервался, глядя на Мону. В животе что-то странно сворачивалось при виде её, такой высокомерной сейчас. Интересная. В одежде мотивы звёзд и небосвода, что-то, связанное с гаданием. Он испытывал презрение к этим вещам, но что же тогда она в нём смогла увидеть? Скарамучча хотел разгадать эту тайну. Разгадать эту женщину. — Ты сбежала. Ты поняла обо мне чуть больше. И это… Любопытно, — Мона морщилась при каждом искажении голоса, и он сымитировал усталый вздох. — Дай сюда, — она сама не особо задумывалась уже о том, что именно делает. Мона резко села ему на колени, наклоняясь слишком близко. — Как это открыть? Скарамучча бы сглотнул, будь у него хоть какое-то слюноотделение. И резко бы выдохнул. Но он лишь откинул голову назад, пальцами проломил горло. На глазах Моны фарфоровая кожа осыпалась в его ладонь, и открылась маленькая деталь. Она чем-то напоминала астролябию, но лишь отдалённо. Вся опутанная нитями, уходящими вверх, ко рту. Она секунду посидела, не в состоянии переварить нормально этот вид, и засунула пальцы в горло Скармуччи. — Я знаю лишь о звёздах и небе, — тихие щелчки отдавались в пальцах и теле Скарамуччи, который почти не вслушивался в речь Моны. Её ляжки придавили его колени. У него не было сердца, но Яэ злобно пошутила, наделив тактильностью. И сейчас Скармучча чувствовал тепло чужого тела. Внизу что-то скручивалось и расслаблялось. — Тогда почувствовала просто, что ты несёшь беду. Но я не могу про тебя ничего узнать, — звон нити и ещё один щелчок. Он молчал. — Тебя будто не существует под небосводом Тейвата. Будто ты… Ха-ха, лишь в моей голове. Мона ещё раз что-то повернула и отстранилась. Скарамучча скосил на неё глаза, чувствуя как вес медленно смещается. Он не хотел этого позволить. Ладони схватили талию неожиданно крепко, и он перевернул их тела, зажимая хрупкое, будто у самой дорогой куклы в Тейвате, тело между собой и холодными камнями степеней. Скарамучча коснулся её губ сначала неуверенно, а потом будто вгрыззся, пытаясь узнать больше об этом чувстве удовлетворения и ярких сполохах во всём теле. Мона оттолкнула его столь резко и неожиданно сильно, что он отлетел и упал с галереи на спину. Он даже не попытался встать, когда она в спешке скрылась за колоннами. — Твою мать, — он злобно цыкнул, сел, чувствуя, как голос изменился, вернулся в норму. Мону снова колотило, но теперь не от страха. По телу расходились волны тепла, даже жара. Всё переворачивалось и восстанавливалось. Едва она закрывала глаза, на губах чувствовался странный вкус холода, равнодушия и тишины. Он пах шафраном и клёном. В Мондштадте не было этих деревьев и растений, но Мона знала о них из-за странных духов, которые привозила Люмин. Но он точно пах этими двумя запахами. И Мона хотела почувствовать их снова, изучить вкус его губ сильнее. Он сам был не теплее камня в Храме Ветров. Она читала о том, что испытывала сейчас. Но никогда не соблазнялась этим развлечением. Секс не входил в необходимые для изучения астрологии пункты. В подростковом возрасте она читала про него и иногда мастурбировала, а во взрослом возрасте всё стало куда сложнее, да и не до отношений было. А сейчас Мона хотела Скарамуччу. И это чувство захватывало её. Низ живота скручивало почти до тошноты, и хотелось как можно скорее это напряжение убрать. Воскресенье. Она пришла в Храм Ветров. Стража руин как не было, так и нет. Скарамучча сидел не на галерее, а внизу. Он будто не захотел подниматься обратно, равнодушно уставившись в стену перед собой. Шляпа всё ещё валялась на ступеньках. Мона села чуть поодаль. — Ты интересная. После нашей встречи я хотел тебя узнать. Хотел поговорить, — Скарамучча начал первым. И его голос тоже напоминал запах шафрана и клёна. — А потом, за последние несколько дней, ты приходила. И внутри начало скручиваться что-то странное, и тело требует чего-то, и я не понимаю чего, — Скарамучча раздражённо цыкнул. — Может быть… Мона прервала его, перехватывая за запястья и целуя. Также жадно, как и он вчера. Также страстно. Она кусала его губы и он пытался успеть ответить. Её шляпа неудобно падала почти ему на лицо, и он раздражённо вырвал руку из её хватки, откидывая шляпу куда подальше. Мона потянулась к его одежде, стянула хаори и прервала поцелуй, чтобы укусить в шею. Скарамучча весь концентрировался на её губах, восторженно замирая и чувствуя, как в животе распускался цветок желания. Мона же стянула с себя накидку, оставляя ярко-красные укусы на неожиданно мягкой, уже зажившей коже. Она вела ладонями по его торсу, и тело Скарамуччи вздрагивало, откликалось на её прикосновения, желало её. Она села на его бёдра, чувствуя уже вставший член. — Не лежи как плитка, трогай меня, — она презрительно фыркнула, понимая, как странно выглядит, приказывая с прилившей к щекам кровью. Скарамучча приподнялся, и Мона увидела перекатывающиеся под кожей мышцы. Он скорее жилистый, тощий, но видимо дальние путешествия выковали достойный её взгляда рельеф. Она двигала бёдрами, тёрлась о его член и Скарамучча сдавленно стонал, наконец ладонями скользя по ляжкам, по тонюсенькой талии, переходя на грудь. Он скользнул руками ей за спину, пытаясь найти хоть какую-то застёжку купальника, и не найдя просто потянул ткань вниз, оголяя грудь Моны. В фиолетовых глазах скакали изголодавшиеся молнии, и он приподнял её, будто ему это ничего не стоило. — Ой! — Мона смущённо вскрикнула и попыталась прикрыть грудь ладонями. Скарамучча положил её на свой хаори и стянул костюм. Взгляд скользнул по всему телу Моны, всё ещё в чулках и рукавах, но уже такому прекрасному. Убрал её ладони с груди. Наклонился, поцеловал ключицы, грудь, и не отпуская чужих рук, прошёлся языком по левому соску, обхватил его губами. Мона изгибалась и стонала, не ожидая такой активности от Скарамуччи. Он же казался столь неумелым, непонимающим, но, видимо, интуиция берёт своё. Он наконец отпустил её запястья и его ладони скользнули вниз по талии, остановились на её бёдрах и начали осторожно их гладить. Мона мягко перехватила его ладонь и направила к себе на клитор, тут же рвано вздыхая от удовольствия. Скарамучча нежно, медленно поглаживал, чувствуя тёплую смазку на холодных пальцах. Она дрожала в его руках, выгибая спину. — Продолжай, — она шептала совсем тихо, едва слышно, но он уловил и прикусил сосок, вырывая из груди Моны ещё один стон. Пальцы гладили клитор совсем нежно и мягко, иногда чуть опускаясь и входя внутрь. Мона извивалась, слегка царапала спину и нажала ему на голову, опуская ниже. Неожиданно Скарамучча подчинился, с остервенением накидываясь на хрупкое тело. Он прикусил по очереди оба соска и медленно опустился, оставляя одну ладонь на груди. Целовал и кусал живот, бока, бёдра. — Поработай языком на благо хоть… — Она не успела договорить, когда Скарамучча наконец коснулся клитора холодным, шершавым языком. Спина Моны выгнулась, а в глазах заплясали яркие огоньки восторга. Он облизывал, обводил его и надавливал, играясь с её телом. Ладонь сжимала сосок и он ни на секунду не сбивался с установленного самим собой ритма. Она извивалась в его ладонях, не соображая практически ничего. Язык обводил клитор снова и снова, пальцы медленно погружались в тело Моны, размазывая солоноватую смазку по всей вульве. Скарамучча, казалось бы, совсем потерялся в собственных ощущениях, не зная что делать с таким возбуждением. Он убрал ладони, стянул с себя шорты, просто пытаясь избавиться от боли, но Мона внезапно приходит в себя и оттолкнула Скарамуччу, переворачивая его, оказываясь сверху. Оба раскрасневшиеся, у него губы мокрые от смазки, а у неё растрескавшиеся от вздохов. Она целовала его с таким наслаждением, пробираясь языком в рот, обводя зубы и нёбо, отчего Скарамучча глухо посмеивался. Мона,обиженная такой реакцией, опустила руку и направила член в себя, наконец садясь бёдрами, и оба забыли обо всём. Бёдра Моны дрожали, когда Скарамучча притянул её к себе, увлекая в поцелуй и убирая с лица длинные хвостики. Несколько секунд она не двигалась, а потом медленно приподняла бёдра и опустилась, и в глазах двоих взорвались фейерверки. Скарамучча вернул ладонь на её грудь, другой придерживая бёдра. И Мона вновь застонала, уже куда более развратно, громко и не скрывая своих ощущений. Скарамучча стонал в ответ, путаясь в чувствах и эмоциях, но зная, что возбуждение и желание, мучавшие его последний год, скрывались именно тут, и наконец они уходили. Мона двигала бёдрами, постепенно наращивая ритм, и их стоны вознеслись над Храмом громкой птицей. Обволакивающий голос Скарамуччи вливался в её уши, требовал всего внимания лишь к нему, и у Моны совершенно сорвало крышу. Тело почти её не слушалось, она кусала свои и его губы, царапала его грудь, а Скарамучча слабо стонал в каждый ритм. Он снова забрал власть в свои руки, перевернул их и обнял Мону, прижимая к себе за плечи, целовал её везде, где мог дотянуться, уже входя в её тело в своём ритме. Она выгибалась и царапала его, а он рычал в её губы, уже практически вдалбливаясь внутрь. На новом толчке она замерла, не в состоянии ни двинуться, ни сглотнуть, ни вдохнуть. Она цеплялась за спину Скарамуччи, оставляя глубокие борозды, сопровождающиеся звуком разбивающегося фарфора. Но обоим на это наплевать. Он целовал её лицо, щёки, губы, шею, забывая о том, кто он сам и где они, впитывая в себя каждый звук, каждое её движение, рычал громко, как голодный зверь, а от этого звука у Моны пошли мурашки по коже. Он ослабел вслед за ней, наваливаясь всем весом. Мона рассматривала небо, вдыхая аромат клёна и шафрана, а Скарамучча уткнулся в её ключицу, всё ещё сжимая нежное тело в своих объятиях. Он отстранился, перевернулся на спину, и тоже устремил взгляд вверх, в пустоту. Мона почти расстроена уходом смеси запахов, и только теперь осознала что произошло. Лицо пошло красно-белыми пятнами, пока Скарамучча медленно, будто отстранённо одевался. — Ну и… Что дальше? — Мона растерянно привстала, забирая свой купальник. — Мы ещё встретимся, Мона, — Скарамучча перевязал хаори. — И, если ты всё ещё хочешь попробовать прочитать мою судьбу… Куникудзуши. — Что? — Меня зовут Куникудзуши, — повторил он.