За расставаньем

      — А что это вы тут делаете?       Когда они перебрались на пол, Ваня сам не понял — просто в комнате у Саши изумительно мягкий ковёр, на котором они устроились с ноутбуком, листая сайты мебельных компаний и обсуждая, что и куда бы подошло. Ноутбук его, и в его недрах нашёлся и план дома, и все размеры, и даже фотографии комнат, и они сразу же начали представлять себе и даже на планшете Саши дорисовывать ту или иную мебель. Пока что только в гостиной — ему уже нравится, что получается. Перевернувшись на спину, он Есю, над ними нависшую, хватает поперёк живота и на них обоих роняет. Она смеётся заливисто, брыкается, коленкой ему в бок почти не больно заехав, руки тянет, чтобы в Сашу вцепиться, и выглядит такой счастливой, что где-то в сердце щемит. Дочь. Ему нравится даже мысленно произносить это. Ему нравится напоминать себе, что вот она, прямо здесь. И пусть он пропустил столько всего, теперь он намерен не пропускать ничего больше. Теперь он намерен быть рядом в каждый важный момент в её жизни. Теперь он намерен сделать всё, чтобы она хотела его рядом в эти важные моменты видеть. Папа он ей или кто?       — А вот сейчас увидишь, — заявляет Саша, тоже перевернувшаяся уже, вылавливает рыбкой дёргающуюся Есю и на себя тянет. — Как ты думаешь, где мы будем в Москве жить?       — Вместе с Тёмой и папой! — уверенности в голосе Еси на нескольких таких вот маленьких непосед хватит, а паузу перед «папа» заметить ещё постараться надо. Сейчас она так и сияет, довольная, улыбается. Они тоже улыбаются — синхронно. Когда-то они всё синхронно делали, ну или почти всё. Сейчас время прошло — сейчас они снова начинают. Может быть, уже не раз и не два это было — может быть, он просто не замечал.       — Правильно, кнопка, — он руку тянет, чтобы по голове её потрепать. — А для этого надо, чтобы в доме была мебель. Чтобы было где спать, где есть, где зубки чистить утром, и так далее. Поэтому мы с мамой сейчас выбираем это всё.       — А мне уже выбрали?       Егоза. Абсолютно чудесная егоза.       — Тебе ещё нет. Ты же будешь в этой комнате жить, поэтому выбрать надо тебе.       Еся кивает согласно на его слова, призадумывается — ненадолго, правда.       — Это как в кукольном домике выбирать, что куда поставить? — уточняет она, дожидается кивков от них двоих — снова синхронных, и от этого улыбка наползает сама собой. — А можно мы возьмём то, что у меня тут есть? У меня и кроватка красивая, и столик...       — Если мы всё возьмём, то в твоей комнате будет совсем-совсем пусто, — возражает ей мягко Саша. — И когда мы будем приезжать сюда, на каникулы, или повидаться с бабушкой и дедушкой и Васей, у тебя не будет тут ни кроватки, ни столика, ни чего-то ещё.       — Тогда надо новые купить? — это снова скорее уточнение, чем вопрос. — А можно они будут похожие на те, что у меня тут есть?       — Если мы найдём что-то похожее, то обязательно, — уверяет Ваня, снова на живот переворачивается, к ноутбуку возвращаясь. — А если нет, то выберешь что-то другое, чтобы тебе понравилось.       — Хочу жёлтое, — заявляет Еся предсказуемо тут же, с Саши сползает червячком и между ними двоими на ковре устраивается сидя. Мнётся — видно, заметно невооружённым глазом — и рот дважды открывает, прежде чем всё-таки решиться. — Пап, а мы и в Москве будем на каток ходить? Можно я буду тренироваться с Тёмой?       — Я устрою, — обещает он. В груди щемит — ей всё ещё непривычно звать его папой, это заметно, но кем бы он был, если бы требовал от неё этого? А она пытается, и у неё ещё и получается. — Ты его, кстати, где потеряла?       — Ой, — Еся ладошку ко рту прижимает, смешно глазки округлив, и встаёт быстро, чуть не завалившись в процессе набок. Торопыжка. — Я ему сказала, что посмотрю, что вы делаете, и приду обратно, и не пришла. Я сейчас, не смотрите без меня!       Последнее она уже на бегу выдаёт, топотушкой за дверь вылетает, и слышно из-за незакрытых дверей, как эмоционально она объясняет брату, что они будут «выбирать мебель, как в кукольном домике», и они будут вместе жить, «поэтому надо, чтобы каждый сам себе комнату выбрал», и «идём быстрее, чтобы нас мама с папой не ждали сильно долго, а то им надоест ждать и они что-то другое пойдут делать». Ваня не знает, что греет больше, то, как легко у Еси это «мама с папой» вылетело, хоть и можно пока по пальцам пересчитать разы, когда она его так до сих пор назвала, или то, как Саша, воровато на дверь оглянувшись, видимо, чтобы убедиться, что никто ещё не прибежал, к его губам тянется. Кажется, будто им обоим тот поцелуй, под дверью детской, какие-то тормоза сорвал. Кажется, будто без её поцелуев он дышал вполсилы, а сейчас опять может вдохнуть полной грудью, и лёгкие режет от кислорода, и сердце бьётся ровнее, мощнее, и... И они почти пропускают появление в дверях детей, увлёкшись. Впрочем, сын смотрит так, как будто всё понимает. Хотя наверняка и правда понимает, не совсем маленький же уже. Ване страшно подумать о том, что было бы, не прими Тёма его чувства к Саше. Ваня не устаёт благодарить бога и все высшие силы за то, что это не так.       — Всё, я вернулась, — оповещает Еся, между ними на попу плюхается с размаху — ковёр мягкий и правда, главное, с высоты его роста не падать, а так, как она, вполне можно. — Давайте смотреть.       — Еся-командир, — Ваня бровями играет. Саша на него смотрит вопросительно всего пару секунд, потом до неё, по-видимому, доходит, и брови её сдвигаются якобы сердито. Он уже готов уворачиваться от острого локотка, который может ему в бок впечататься — нет, она, резким движением к нему подавшись, за ухо его кусает, и вот это настолько неожиданно, что он даже не успевает картинно взвыть, якобы от боли, только зависает, шокированный. Еся хихикает, между ними зажатая, фыркает Тёма где-то сзади, ну просто заговор, не иначе. И в заговоре этом даже дети его не на его стороне, ну что ж такое-то? Все против него. Не то чтобы это было всерьёз. Не то чтобы он серьёзно по этому поводу переживал. Не то чтобы это действительно был какой-то заговор или типа того. Они, в конце концов, всего лишь дурачатся. Тёма рядом с ними устраивается — он уже не малыш, как он заявил недавно, и ему не обязательно что-то с рисунками.       Впрочем, он, кажется, тоже проникается к тому времени, как Еся становится почти-обладательницей кровати, столика со стулом и шкафов, что могли бы стоять в спальне у любой принцессы: с гнутыми резными ножками, с узором, а главное, мягкого и ненавязчивого жёлтого цвета, скорее солнечного, чем какого-нибудь одуванчикового оттенка. Кукольного домика тут, в Питере, у неё нет — это не значит, что его не будет в Москве. Это не значит, что он не готов купить ей все те игрушки, о которых она только заикнётся. Это не значит, что он не готов баловать её за то время, что пропустил.       Это не значит, что то же самое не относится к Саше. Это не значит, что он не собирается относиться к ней, как к королеве. Но Саша сама Тёму ближе подзывает, и он, предатель маленький, с её стороны садится. Кто вообще его родитель тут?       — А мне можно просто сделать так, как в квартире у нас? — просит Тёма. Ваня выдыхает — от этого легче намного. От этого проще. Раз как в квартире, значит, выбирать особо ничего не надо. Значит, надо просто взять за основу. — Только я хочу обои другие.       — Обои выберем, — кивает Ваня. Да, это тоже надо сделать. И как можно быстрее всё заказать. Как можно быстрее всё устроить. Может быть, не новый год, но день рождения Еси он хотел бы отметить вместе с ними в их доме. В их доме, повторяет он мысленно, и от одной этой мысли теплее, чем от пухового одеяла на плечах. Ему нравится эта идея, которая казалась ему невероятной всего пару месяцев назад. Может быть, он торопится, предложив Саше переехать обратно в Москву, предложив ей съехаться — может быть, но он больше не готов упускать ни дня. Ни минуты. Да и к тому же, думает он, Саша может его притормозить, если у него вдруг начнут отказывать собственные тормоза. Всегда могла. Ну или почти всегда — достаточно на Есю глянуть, как на доказательство того, что иногда тормоза может сорвать у них одновременно.       — Тогда хорошо, — кивает и Тёма, как взрослый, и, кажется, интерес теряет к экрану ноутбука, только Сашу обнимает коротко, жмурится довольно. — Есь, а давай нарисуем, какие комнаты хотим?       — А давай! — радостно соглашается Еся, подскакивает с ковра, и в ладонь Тёмы вцепляется мёртвой хваткой. — Пошли рисовать!       Ваня их взглядом провожает, улыбку давит старательно. Они так быстро сблизились, что это кажется невероятным, но вот они, совсем рядом, в одной квартире с ним, ставшие лучшими друзьями меньше чем за день. Впрочем, это не сильно отличается от того, что происходит между ними двоими, им и Сашей — кажется невероятным, что они рядом, не прошло и двух месяцев после их воссоединения, и собираются по частичкам, по осколкам сложить обратно, восстановить прежнюю жизнь. И однако же именно этим они и заняты — хотя нет, не совсем этим, поправляет он сам себя. Нет, они не восстанавливают прежнюю жизнь полностью. Они строят что-то похожее на то, что у них было, но лучшее. Идущее тем путём, которым оно должно было пойти сразу.       — Они те самые идеальные брат и сестра, — посмеивается Саша рядом. — Мне даже жаль, что у меня такого брата не было.       — Знаешь, я удивлён, как он не проел мне плешь тем, что хочет кого-то младшего, желательно бы сестричку, — Ваня хмыкает, устраивается поудобнее на ковре, к ней двигаясь максимально незаметно — судя по взгляду хитрому, заметила-таки. Впрочем, чего он от неё ещё ожидал. — Он когда узнал, что сестричка у него уже есть, наверное, готов был плясать от счастья. Или прыгать.       — Не прыгал?       — Нет, — мотает он головой. — Он вообще уверен, что большой уже. Ты и сама заметила, сто процентов.       — Заметила, — подтверждает она. — А вот заметил ли ты, что они под дверью остановились и слушают, не знаю.       Возмущённое «ну мам» и «ну тёть Саш» под дверью в одно сливаются. Ваня смехом давится с Сашей на пару. Нет, если он и торопится, то пусть его останавливает кто-нибудь другой. Он сам останавливаться пока не планирует — иначе можно такие моменты пропустить. А такое пропускать не хочется ни за что.