За расставаньем

      — Если вы не возьмёте меня крёстной, я вас не прощу.       Ваня давится своим привычным утренним кофе, Саша — чаем. Дети, все четверо, смотрят недоумённо на взрослых, взгляд переводя то на одного, то на другого, синхронно, как в теннисе. Игорь смешок давит, засранец, тост жуёт так быстро, что улыбке расплыться просто не даёт — Ваня его не первый день знает. Видит все его приколы. Женька над ними возвышается фигурой богини правосудия, нахмуренная, вместо весов в руке чайник, из которого она себе только что чай налила, вместо меча — чашка. Только не слепая, взирает грозно, только посмей что-нибудь против сказать, не прирежет, но чаем обварит. Горячим.       — Какой крёстной, Жень, — возмущается Саша, откашлявшись. — Кому?       — Кому будет, — заявляет Женька. — Всё, вы вместе, дом большой, пора дату свадьбы назначать, а значит, можно и подумать о том, чтобы кто-то был. И не надо мне тут говорить, что не хотите. Я знаю, что хотите оба.       — Так никого ж пока не планируем, — откашливается, наконец, и Ваня. — Чего так рано-то?       — А пока вы запланируете, место крёстной забьёт кто-нибудь, и пиши пропало. Оно мне надо?       Саша в ответ хмурится тоже, как бы не больше Женьки. Саша вообще так мило хмурится, что хочется каждую складочку между бровей кончиками пальцев разгладить, и губами потом.       — Мы же уже давно договорились. Я с Ваней не говорила об этом, но он же не был бы против. Ванюш, ты же не был бы?       — Против чего, против Женьки крёстной? — Ваня фыркает. — Да с чего бы мне? Но реально, рановато ещё говорить об этом.       — Раз договорились, — продолжает Женька, как будто и не было слов про то, что не вовремя разговор, — тогда часть вторая. Саш, ты у Илюши крёстная. Нужен комплект. Вань, будешь крёстным?       Ваня не знает, орёт громче он или визжит Саша через несколько секунд тишины. Дети так и сидят, смотря то туда, то сюда, только в радостных улыбках расплываются, и Илюша Игоря за рукав дёргает, мол, пап, пап, а теперь можно рассказать Есе и Тёме и Васе, что у мамы кто-то будет ещё маленький? Они стол огибают за долю секунды, обнимают её оба, расцеловывают, и Саша подзатыльник ей отвешивает легко, чисто для вида, тут же в шутку ругаться начиная, что раньше не сказала, и что шампанское ещё неделю назад пила — Игорь влезает, объясняет, что они бокалами поменялись, ничего такого не произошло — и на кухне, где ещё висят гирлянды, праздника становится вдвое больше. Рождество — семейный праздник, как ни крути, вот оно, и родители Саши спят ещё, но его родители скоро должны приехать, и Андрюха с женой и детьми заглянуть обещался, и новости — одна другой лучше, как вообще они до этого всего дошли так быстро? Не быстро, на самом-то деле, вовсе нет, они с этими людьми вместе уже годы, но ощущается это так, будто события одно другому на пятки наступают. Всего-то и стоило что снова сойтись. Всего-то, думает Ваня, но это сейчас так — а тогда, когда это ещё не произошло, это казалось самым сложным квестом.       — Пап, — Еся, со стула слезшая, его за рукав тянет, — а если у Илюши будет младший братик или сестричка, то мне можно будет ходить к ним играться с малышом?       — Это решать не только нам с мамой, но и родителям Илюши, — поясняет Ваня, по волосам её треплет привычно. Уже привычно — к хорошему быстро привыкаешь. Иначе как хорошим назвать присутствие его двух любимых девочек — пусть Саше и за тридцать, оберегать её и заботиться о ней он собирается не меньше, чем если речь о Есе — он не может. Василиске он не врал, как ни крути, да и зачем бы ему. Но Еся, кажется, не собирается прекращать с вопросами, и, кажется, её удерживает от того, чтобы задать их им обоим сразу, только то, что Саша с Женькой до сих пор обнимается.       — Пап, — требует она снова, — а у меня когда кто-нибудь будет? А то у Илюши будет братик или сестричка, а у Тёмы я есть, а у меня кто?       Тишина, воцаряющаяся на кухне в этот миг, наверняка могла бы войти в какой-нибудь фильм или какую-нибудь пьесу — Ване вспоминается «Ревизор» с его замершим финалом. Сказал бы ему кто, когда он подростком был ещё, что вся его жизнь по-своему театральную пьесу напоминать будет, причём каждый раз разную, не поверил бы — а вот, пожалуйста, получите и распишитесь. Ему нравится, на самом деле, что в последнее время в этих всех пьесах преобладает романтический мотив. Семейный мотив. Не трагический.       — А у тебя, — находится он, наконец, — пока ещё мы не знаем. Но если кто-то будет, мы тебе обязательно скажем. А ты что, хочешь?       — Хочу, — кивает Еся согласно, довольно. — Если будет братик, я его буду учить, как надо хорошим братиком быть, а если будет сестричка, я буду ей косички заплетать, когда у нее волосики будут длинные.       Ваня не сомневается в том, что она сможет и то, и другое. Воспитательница из неё будет явно хорошая, уж строить-то она умеет, как и её мама, парой слов. А косички… ну, когда-то он Саше волосы заплетал, и даже укладывал иногда, пусть и коряво чаще всего выходило поначалу. Потом ничего, приноровился, даже помощь предлагать начал по поводу и без. Сейчас, когда они вместе, он ей, конечно, всякие укладки шикарные не делает, но как отказать себе в удовольствии расчесать ей волосы и собрать их во что-нибудь удобное и милое? И не только ей, но теперь уже и дочке. Да, он бы не отказался от ещё одной. Как и от сына, впрочем. На душе тепло от одной только мысли о том, что у них с Сашей будет ещё один ребёнок. Если будет — но он за эту идею руками, ногами и даже зубами. Он сделает всё, чтобы, если Саша решится на ребёнка, она ни разу не пожалела об этом, потому что она заслужила быть счастлива. Она заслужила того, чтобы он хотя бы в этот раз позаботился о ней с самого первого дня, раз уж в прошлый он так проебался.       — Я тоже кого-нибудь хочу, — заявляет Тёма, видимо, решив ковать железо, пока горячо. — Если тёть Саша захочет, то я буду очень рад.       — Надо же, какое единодушие, — смеётся Саша, Женьку всё ещё обнимающая. — Я-то думала, надо будет детям объяснять что-то, надо будет чтобы они к этой мысли привыкли, а они ещё друг друга как следует не знают, а уже третьего хотят. Это как вообще, вы мне скажите?       — Просто мы семья, — важно заявляет Тёма. Илюша его взглядом ревнивым смеривает и к Есе на всякий случай придвигается — не привык ещё, что у его лучшей подруги есть кто-то, помимо Василиски, кто ей дорог так же, как он. Ваня думает, что шансы того, что так же ревниво он будет смотреть на других парней рядом с Есей и через несколько лет, достаточно велики — Ваня думает, что посмотрит на его поведение, а ещё о том, что ему вообще-то не нравится оборот, который его мысли принимают. Его дочь ещё ребёнок, и о каких бы то ни было отношениях её, помимо дружеских, говорить рановато — наверное, для него рановато будет и когда ей лет двадцать стукнет. Но до тех пор ему бы дожить спокойно и без какого-нибудь сердечного приступа, который ему могут родные детишки обеспечить в любой момент, принимая во внимание их характеры.       Рождество — семейный праздник, как ни крути, и Андрюха с женой и детьми приезжает-таки, знакомит Есю с её двоюродными братом и сестрой, и родители Саши к ним присоединяются довольно быстро, и дом наполняется гомоном ещё до обеда — Ваня завидует немного, когда Игорь то и дело обнимает Женьку, ладонь на её животе, пока ещё незаметном, устраивая. Ваня радуется за них, и радуется за свою большую семью, и радуется тому, что они все рядом, что все вместе, ценят друг друга, и разве это не счастье? Разве не счастье то, как обнимает его Саша, устраивается у него на коленях, голову на плечо ему опускает, не стесняясь и не переживая о том, что подумают те, кто вокруг, потому что вокруг только близкие?       Счастье, думает Ваня, когда оно захлёстывает его с головой, это то, как Саша перед сном его ладонь со своей талии на живот переводит и кивает в ответ на его вопросительный взгляд, ещё неуверенно, но с затаившейся в глубине глаз надеждой.