Назойливый луч утренннего солнца проникал, преломляясь, через давно немытое стекло окна мужского туалета и врезался прямо между лопаток сидящего на подоконнике Твика, точечно прожигая кожу под белой форменной рубашкой. Кажется, будто настырный луч хочет прогнать парня с насиженного места, чтобы полностью пробраться в помещение, но Твик упрямее, хоть спина уже и горит, но во всей школе не отыщешь места удобнее, чем подоконник мужского туалета на третьем этаже.
Затушив сигарету о грязную серую стену, которая вся была изъета мелкими следами скуренных сигарет, Твик, сжав губами следующую, поджёг её спизженной у дяди Тома простенькой синей зажигалкой из его коллекции. Табачный дым опалил нёбо и горло, а после белым облаком вырвался из приоткрытого рта. Если его спалят, то точно стуканут этому мудлоиду-директору, а он опять спизданет об этом Крэйгу, который снова будет смотреть на него тем недовольно-обеспокоенным, чисто родительским, сука, взглядом. Зачем Твик курит? Ему ведь это не доставляет никакого удовольствия, а горло потом першит, и губы щиплет. Юноша всего лишь пытается таким извращенным способом спровоцировать Такера на эмоции, хоть на какие-то, которые бы выбивались из его сдержанного облика.
Сделав очередную затяжку, Твик откинулся спиной на прохладное оконное стекло и прикрыл глаза. В сознании сразу возник образ Крэйга, каким он его видел утром. Сегодня в университете запланирован учёный совет, поэтому мистер Такер предстанет там во всей красе, от чего Твика с утра чуть не расщепило на атомы от ревности – с утра он уже успел словесно сцепиться с опекуном из-за какой-то не стоящей внимания мелочи в качестве предлога. Юноша не знал никого, кому настолько бы подходили строгие костюмы, Крэйг же в черной рубашке под серым в тонкую белую полоску приталенным пиджаком и в соответствующих ему брюках на толстом чёрном ремне с тяжёлой металлической пряжкой-пластиной, выглядел просто непозволительно горячо. И таким его увидят все – соседи, случайные прохожие, коллеги, студенты, они все будут пялиться на него, пожирать глазами, мечтая об его внимании, представлять всякие непотребства, пока Твик будет сгорать от убивающей смеси тоски и ярости, думая об этом всем. А ему хотелось, чтобы все внимание Крэйга принадлежало лишь ему одному, безраздельно. Что ж, нужно признать, что опекун никогда им не обделял ребёнка, наоборот, уделял ему все свободное время, но Твик, к своему стыду и сожалению, непомерно жаден, ему и этого мало, но самая основная причина его неутолимой боли заключается в том, что Такер не воспринимает его иначе, как своего любимого ребёнка, мужчина относится к нему с заботой родителя, и в этом никто не посмеет снова его упрекнуть. Но этого недостаточно, хоть Твик и понимает насколько это неправильно, его желания порочны и преступны, и парень бесконечно винит себя за сам факт их наличия, но уже не может никак это игнорировать.
Он просто отвратителен.
Все, что ему доступно, это тайные мечты, он представляет, как Крэйг запустит руку в его волосы, не для того, чтобы ласково по-отечески погладить, а сожмет их в порыве эмоций и оттянет голову назад, предоставляя себе доступ к светлой тонкой шее, оставит на коже жадные метки поцелуев или укусов. Тогда взгляд Такера изменится, в нем не останется и следа этой мягкой заботы, ей на смену придёт огненная похоть и жажда обладания, его красивые сильные руки станут блуждать по телу не с деликатным беспокойством ощупывая синяки и отметины, а оставляя свои, следы страсти, эти руки заставят полыхать все тело, доведут до исступления, и принесут вожделенную кульминацию...
И тогда Твик сможет делать все, чего так страстно желает – будет прикасаться к Крэйгу, целовать его везде, каждый миллиметр кожи, он отдаст ему себя всего, без остатка, и сам присвоит Такера себе, завладеет его мыслями, сердцем и телом – все то, что противоречит этому сраному документу, подтверждающему их статус
"отца" и
"сына".
Чувствуя, как в паху переплетаются раскаленные канаты, Твик с тихим стоном прикусил губу и рукой смял рубашку в том месте, где она уходила за пояс школьных форменных брюк. Вот же блядство! До следующего урока осталось минут пять – не подрочишь нихрена.
Дверь неожиданно распахнулась, и в туалет вошло, принеся за собой запах мытых коридоров, приставучее, не знающее о понятии личного пространства, недоразумение – Стэнли Марш. Он учился с Твиком в одном классе и был в числе
"мажоров", однако Стэн был каким-то бракованным
"мажором", его тянуло на дружбу с
"нищебродами", и не только с ними, этому парню явно не хватало общения. В принципе, Марш всегда был более, чем безобидный, слегка придурковатый и наивный, добродушный и ведомый. Тактильный до невыносимого Стэн всегда стремился к физическому контакту, он дотрагивался до всех, казалось, это его особый способ общения, Марш запросто мог обнять, повиснуть на ком-то, иногда даже походя чмокнуть. В эти взаимодействия он смысла большого и глубокого не вкладывал, вокруг все это понимали, в том числе и его девушка, Венди Тестабургер. Хотя на взгляд Твика странные у них отношения – он ото всех и каждого слышит об их связи, но, что любопытно, сами они никак это не подтверждают, не опровергают, хотя их взаимная страсть очевидна. Ну, и хрен с ними, их дело, только вот...
– Твики! – Заметив его, Стэн буквально расцвел, как вишня весной.
Улыбаясь необъяснимой улыбкой, Марш приблизился к нему и обхватил руками, утыкаясь лицом ему в шею.
Вот в чем, собственно, дело. С Твиком Стэн позволяет себе гораздо больше вольностей, чем с другими, причём Венди это видит, и все её реакции ограничиваются лишь снисходительными улыбками в сопровождении одобряющих взглядов. Странная она – вроде лучшая ученица школы, из хорошей семьи, староста и первая активистка, президент студсовета, а в темно-карих глазах будто черти все время пляшут.
Слега отстранившись, но не расцепив обьятие, Стэн снизу вверх заглянул в лицо Твика, жадно сканируя его лицо своими синими глазищами. Он иногда напоминает щенка, ловящего взгляд своего хозяина, чтобы получить похвалу и ласку. Получает – Твик почти неосознанно ведёт пальцами по его мягкой чёлке, сдвигая её в сторону, в ответ Марш улыбается шире, в глазах появляется блеск, и он тянется к парню за поцелуем. Бля, как же он похож на Крэйга, отстраненно думает Твик, машинально отвечая на поцелуй, порой его это сходство реально завораживает. Парни примерно одного роста, но Стэн хоть щуплый, но жилистый, а регулярными футбольными тренировками ещё и мускулатуру себе нарастил. Лицо более миловидное, с мягкими и плавными линиями, не высеченное заостренными чертами, как у Такера, в глазах тёплая плещущаяся синева, в отличие от твёрдых резких камней жёлтого янтаря. Они так поразительно похожи при всех очевидных контрастах. И для Твика они ощущались по-разному – Стэна хотелось
подчинить, а Крэйгу хотелось
подчиниться.
Марш тихо простонал, ощутив, как сжалась рука Твика в его волосах, а поцелуй стал жёстким и болезненным, парень начал инстинктивно ластиться, чувствуя силу.
Стэн пахнет чем-то сладким, с примесью ванили (видимо, от Венди пропитался), что резко контрастирует с чисто мужским запахом Такера, кожа его мягкая и прохладная, но мысли Твика о шершавых ладонях Крэйга и его мозолистых пальцах, дыхание Марша поверхностно и легкое, в отличие от привычного ему размеренного и глубоко, такого...
взрослого.
В целом, Стэн похож на того юного Крэйга из ранних воспоминаний Твика.
Он отвернулся, разрывая поцелуй, отталкивая от себя этого клейкого придурка – лимит на физический контакт уже превышен.
– Я скучал по тебе, Твики, – томно прошептал Стэн, отбирая у него почти истлевшую сигарету и затягиваясь до сорванного вдоха.
– Всего-то выходные прошли, – юноша спрыгнул с подоконника, прямо в руки Марша. – Слушай, какого хрена ты постоянно ко мне липнешь? – Спросил Твик, искренне недоумевая. – Иди, вон, девушку свою лапай.
– Ты мне нравишься, – простодушно улыбнулся он, складывая голову на плечо парню. – Очень. И Венди ты нравишься.
– Венди? –
"Она-то тут причём?"
– Ага, – Стэнли поднял на него взгляд, и от горящей в насыщенной синеве жажды у Твика перехватило спазмом пищевод. – Она будет не против
втроем, я знаю.
Пиздец. Твик почувствовал приступ удушья и сильное головокружение – первые признаки начинающейся панической атаки. Слова Марша всколыхнули затаенный в глубине смешанный с липким омерзением ужас. Твик, не контролируя силу от бешенства и испуга, оттолкнул парня от себя.
– Чего?! Да ни за что! Это же... это аморально! – Возмущенно вскрикнул он, брезгливо скривясь. – Это, блять,
грязно!
Юноша, задыхаясь, стремясь скоре покинуть помещение, которое внезапно показалось маленьким и давящим, бросился к выходу.
– Тебе ли упрекать других в аморальности? – Ничуть не смутившись, Стэн бросил провокацию ему в спину.
И она сработала – Твик ошарашено замер перед дверью, глянув через плечо.
– Че ты там вякнул? – Тихо спросил он, ощутив внутри противную ледяную дрожь.
– А ты думал, что никто не заметит, как ты пялишься на своего, между прочим, отца, – ехидничал Марш, приближаясь к парню, пока не придавил его собой к заляпанной двери.
– Крэйг мне не родной отец, – не задумываясь выпалил Твик, у которого уже пятна перед глазами пошли от нервного напряжения.
– Вот тут ты и спалился, малыш. Нормальный человек бы сразу стал отрицать факт интереса, а ты отрицаешь свое родство с ним, – Стэн сзади обхватил юношу, скользя руками по груди к поясу брюк, и звонко чмокнул в шею. – Бедный Твики, твоя страсть просто кошмарна, но так притягательна. Мы,
все вместе, могли бы облегчить её. Ты же этого хочешь, признай,
солнышко.
Ну, уж нет, называть его
"солнышком" – это прерогатива Крэйга, с этой мыслью Твик выпутался, словно из щупалец спрута, из рук Марша и вылетел из уборной, распахнув дверь так, что та громко стукнулась о стену. Его ощутимо потряхивало не то от бешенства, не от омерзения, в голову настойчиво проникали из глубин подсознания воспоминания пятилетней давности, которые парень хотел бы вырвать из себя, растворить в кислоте, облить бензином и спалить дотла...
– Эм, Твик? – Окликнул его неуверенный тихий голос.
Обернувшись, юноша увидел перед собой убравшую руки за спину девушку с толстыми каштановыми косами и решительными серыми глазами, которые, бросив на него короткий взгляд, устремились в пол. Это была та самая его одноклассница, Молли Дикенс.
– Я тебя не поблагодарила в тот раз, – робко пробормотала она, предоставляя Твику возможность видеть, как постепенно её щеки краснеют все больше.
– Да, пустяки, тебе спасибо за смелость, – отозвался он, неловко дернув себя за прядь волос у виска.
– Вот, возьми, пожалуйста, – повысив голос выпалила девушка и протянула ему перевязанный красной ниткой конвертик, который прятала за спиной.
Впихнув послание парню в руки, Молли тут же убежала в сторону класса, напоминая и Твику о необходимости идти на урок – следующим у их класса история.
"Черт, о, нет" – досадливо подумал юноша, вертя пальцами конверт, примерно догадываясь о его содержании и уже начиная испытывать чувство вины.
Не то чтобы Твик был так уж популярен, ему передавали записки с признаниями, но не так уж часто. За постоянное, не всегда трезвое и взвешенное стремление вершить справедливость и выручать жертв издевательств, он приобрёл негласный статус местного Робина Гуда, с чем пришло и нежеланное внимание. Молли Дикенс – хорошая девочка, думал юноша, читая на ходу первые строчки её послания, добрая и храбрая, она ничем не заслужила его, бесстыжего парня, который подогревает в себе запретную страсть, Твику претит мысль, что он, даже невольно, может запятнать своей грязью такого светлого человека, как Молли. Ему придётся ей отказать, наверное, она расстроится, может даже заплачет, и это точно станет катастрофой. Боже, это определённо будет стрессовая ситуация! Твик нервно прикусил фалангу указательного пальца. Он понятия не имеет, как успокаивать кого-то, тем более девушку. И проигнорировать Молли тоже нельзя, он должен по-честному ей все рассказать, она может рассчитывать хотя бы на это. Господи, что же делать?
– О, явился, наконец, пидрила блондинистый, – в сопровождении этого нахального возгласа и последующих за ним едких смешков юноша вошёл в класс, вздрогнув от неожиданности.
Он молча отточенным движением показал средний палец (научился у мастера) однокласснику, Эрику Картману, которому и принадлежала эта фраза. Именно этот мудак был главным инициатором травли в сторону Твика, сам он в расправах не участвовал, всегда находил исполнителей, а после с упоением наблюдал за действом со стороны, находя всегда лучшую зрительскую позицию.
Не успел юноша занять свое место, предварительно проверив стул на наличие канцелярских кнопок или жвачки, как к нему подошла Венди и наклонилась к уху.
– Я передала твою объяснительную директору. Я его убедила оставить тебя без наказания после уроков, заяц, – девушка заговорчески ему подмигнула и погладила по щеке. В глубине её тёмных глаз патокой разлилось какое-то приторное ожидание, неужели они
что-то уже обсудили со Стэном?
– С-спасибо, – кое-как выдавил из себя Твик, внутренне ёжась от воспоминаний о разговоре с Маршем.
Усмехнувшись, Тестабургер ушла на свое место, обменявшись долгим горящим взглядом с вернувшимся в класс Стэнли. Эти двое всякий раз, оказываясь в одном пространстве, начинали полыхать и сжигать огнём, горящим между ними, всё и всех вокруг.
В класс торопливо вошёл учитель и сразу же начал лекцию. Погрузившись в свои размышления, Твик не пытался уловить смысл новой темы, но, вслушавшись, вдруг принялся жадно впитывать каждое слово преподавателя.
– ... С появлением интереса к Античности и качественных переводов греко-римской литературы многие западные мыслители обратили внимание на то, что любовь у них понималась совсем иначе, – самозабвенно вещал учитель. – Западный человек привык к одному слову, которое может обозначать очень разные вещи — от любви к еде до любви к Родине, и от любви к одному человеку до любви всеобщей или к Богу. Особенно четко акцентировал внимание на этом различии Фрейд, который заметил, что современный человек слишком сильно переносит значимость в любви на объект. Тем самым получается, что сам объект любви задает те чувства, которые вы переживаете. Античные люди напротив уделяли больше внимания на сам характер чувств, понимая что объект может оказаться случайным, – учитель подошёл к доске, рисуя схему. – Итак, давайте сперва разберемся с видами любви. В Древней Греции понятие любви, делилось на семь составляющих элементов: агапе, филео, эрос, сторге, людус, прагма, маниа. И каждый элемент — это лишь одна из сторон любви, которая не должна вытеснять остальные…
Твик слушал лекцию очень внимательно, даже делал пометки в тетради:
Сторге –
любовь-привязанность, эта любовь является также чувством, которое существует между родителями и детьми, или братьями и сестрами.
Да, он прекрасно знает это чувство, оно ежесекундно витало в доме Такеров на протяжении всего периода его взросления, оно олицетворяло само доверие, это терпеливое чувство, предполагающее умение ждать и прощать. Оно полностью соответствует понятию семейных уз.
Филео —
чувственная и нежная любовь. Греческий глагол «филео» подразумевает привязанность или дружбу в душевной сфере. Её часто называют «братской любовью».
А эта любовь очень похожа на связь Айка и Триши. Они больше похожи на лучших друзей, у них особые близкие взаимоотношения. Они могут без утайки делиться мыслями, чувствами, сомнениями, планами и мечтами — самым интимным, чем они не будут делиться с другими. Все их острые перебранки – это всего лишь такой способ общения, привычный обоим, крепости их брака многие могут позавидовать.
Эрос —
страстная физическая любовь. Любовь-увлечение, любовь-страсть. В ней большое значение имеет внешность и физическая привлекательность партнера. Отношения развиваются очень быстро. Сексуальное влечение очень велико.
Стэн и Венди находятся во власти эроса и совсем этого не скрывают, они буквально зависимы от этого чувства и друг от друга. При этом они оба довольно эгоистичны, в их взаимоотношениях нет места заботе друг о друге, только желание взаимного обладания. Их любовь – это спичка, которая рано или поздно в конце концов прогорит.
Прагма — прагматическая любовь, реалистические и приземленные отношения. Их традиционно называют «любовью по расчету». Это спокойное, благоразумное чувство.
Многие люди не осознают этого, но они превращают любовь во взаимовыгодные партнёрские отношения, в которых каждый получает свою собственную выгоду. Любовь разума, а не сердца, она процветает и в их школе, нередки "союзы" между "
нищебродами" и "
мажорами", где первые получают защиту от буллинга, а вторые – безотказного сексуального партнёра, чаще всего это единственная мотивация богатеньких ушлепков. И это лишь уровень школы, прагма на взрослом уровне имеет другие масштабы, о которых Твик совсем не хочет задумываться.
Людус – любовь-спорт, любовь-игра и состязание. Данная любовь основана на половом влечении и направлена исключительно на получение удовольствий, это потребительская любовь.
Эта любовь тоже знакома Твику, она присуща таким людям, как Кеннет и Барбара, их чувства носят легкомысленный, поверхностный характер, им всегда чего-то не хватает, они жадные до новых партнёров и острых ощущений. Такие люди пользуются другими, считая их своими трофеями. В этой любви нет глубины, нет доверия, нет будущего, всего лишь пестрая оболочка, полая внутри. Этой несерьёзной, коварной любовью они запятнали Крэйга...
"Агапе" означает "Божья любовь" или "безусловная любовь". Любовь агапе – самоотвержена, она отдает себя, не ожидая ничего взамен. Агапе означает служить другому. Она осуществляется посредством воли и не полагается на чувства, и основана она на выборе.
Самая почитаемая любовь у Крэйга – агапэ – высший вид любви, самая чистая и преданная, жертвенная и безусловная. Ну, по крайней мере к нему, Твику. Ему не нужно заслуживать любовь Такера или искать ей подтверждения, она просто есть, она неизменна, вне зависимости от того,
хороший Твик или
плохой. Он уверен, что Крэйг, не сомневаясь, жизнь свою за него отдаст. Твик видит это изо дня в день, и прекрасно понимает, что недостоин этой любви...
Маниа — любовь-одержимость. Маниа — любовь-тревога, любовь-тоска. Это очень эмоциональная любовь, такое чувство встречается обычно у неуравновешенных людей, которые обращены в себя и полны внутреннего разлада, они излишне тревожны, ранимы, от этого у них случаются психологические срывы...
Твик с колотящимся сердцем отложил ручку и устало уронил голову в ладони.
А вот и его любовь – мания. Больная чёрная одержимость, которая разрушает его, заставляя причинять боль Крэйгу. Он эгоистично не может себе представить жизни без него, Твик хотел бы привязать своего опекуна к себе любыми мыслимыми и немыслимыми способами. Это чувство чрезвычайно опасное, изматывающее, иссушающее, несущее вечную неуверенность в себе, в любимом, ревность, недоверие. Это не любовь, это мука, она берет человека в плен, подчиняет его себе.
Твик ужасен, он безумно, с жаждой маньяка хочет очернить любовь-агапэ Крэйга, осквернить самыми немыслимыми способами её святую чистоту. Такер видит в нем ребёнка, свое истинное чадо, но любовь Твика с самого первого взгляда была другой. Да, он помнит самое начало их знакомства, удивлённо-восторженное личико юного Крэйга, склонившееся на над ним. Дело в том, что у Твика отсутствует детская амнезия, это очень редкий случай, один из миллионов. Это одна из причин его почти сломленной личности, одна из причин его становления подопытным кроликом у психологов, это одна из причин его неприязни к себе, это одна из причин его многочисленных страхов, основной из которых – потеря Крэйга – смысла его жизни. Твик, наверное, болен. И отравлен. Но не существует панацеи от самого же себя, поэтому, раз Такер видит в нем своего ребёнка, тогда Твик им и останется, притворится, сыграет роль, сделает все, чтобы не потерять и не осквернить
своего бога...
***
"Дорогой Твик!
Прежде всего я искренне хочу поблагодарить тебя за честь и отвагу, которые присущи только тебе в этом жутком болоте. Мне безумно больно каждый раз видеть тебя в синяках и побоях, но, к сожалению, я слаба и боюсь давать отпор. Но, глядя на тебя, мне уже не так страшно, я бы хотела бороться с несправедливостью вместе с тобой. Ты замечательный, и ты мне очень нравишься. Да, это признание, и я не смею рассчитывать, что ты его примешь, но я попытаюсь. Каким бы не был твой ответ, я бы хотела услышать его от тебя лично. Пожалуйста, встреться со мной после уроков на заднем дворе школы.
Молли"
Уже раз десятый Твик перечитывает записку от одноклассницы, ровный кусочек бумаги уже весь истерзан и измят его дрожащими пальцами. Юноша вот уже минут пять мерит шагами задний двор школы, прокручивая в голове то, что собирается сказать Молли. Только бы она не расплакалась, тогда он и сам может слезами зайтись, а это будет пиздец как стремно, боже. Отвергать кого-то, особенно такого хорошего как Молли, это такой стресс!
– Твик... – парень настолько задумался, что не заметил появления девушки. – ... Привет.
– П-привет.
Она была немного взволнована и, кажется, подыскивает слова, осенний ветер резким порывом сдул с плеч её косы и взметнул форменную юбку. Взгляд Дикенс упал на сжатую в руке Твика записку, и она кивнула на её.
– Вижу, ты прочитал моё письмо, – робко заговорила она, натянув рукава пиджака на кисти и убрав затем руки за спину.
– Да,... то есть нет, ... в смысле... эм, – он растерялся, все слова вылетели из головы. – Видишь ли... ну, спасибо за твои слова, но... ты... агх! черт!... Прости меня... ты очень хорошая, а я... ну, вот...
– Твик, – Молли тихо, но настойчиво перебила его несвязную речь, – у тебя уже есть кто-то, кого ты любишь?
Резко вздрогнув, парень удивлённо уставился в её серые глаза, в них застыли понимание и печаль, Твик почувствовал, что может говорить свободнее. С дрожащим вздохом он произнес тихое "да".
– А этот человек тебя любит?
На подсознательном уровне юноша смог довериться этой девушке.
– Не так, как я его...
– "Его"? – Настала очередь Дикенс удивляться, но она быстро взяла себя в руки. – Что ж, тогда, кажется, мы оказались в похожих положениях.
– Прости меня, Молли.
– Тебе не за что извиняться. Как и мне. Как и тому человеку, которого ты так любишь, – девушка доброжелательно улыбнулась. – Можешь, пожалуйста, вернуть это мне, – она кивнула на свою смятую записку в руке Твика. Забрав её, девушка дрожащей рукой спрятала бумажку в карман. – Я надеюсь, что ты будешь счастлив, правда.
– Ты заслуживаешь гораздо больше счастья, чем кто-либо, Молли, – искренне проговорил юноша, видя, как одноклассница быстрым жестом стёрла слезу с щеки, а затем вдруг рассмеялась.
– Ну, тогда увидимся завтра в школе, – Дикенс через силу улыбнулась и, кивнув на прощание, ушла, не оборачиваясь.
– Конечно, – запоздало отозвался Твик, мысленно поражаясь её духовной силе.
В тот же миг его телефон заявил о себе звуком входящего сообщения, отправитель – Стэнли Марш, содержит оно всего одно слово и символ:
"Милашка⬆️"
Непонимающе хмурясь, Твик посмотрел вверх: в окне второго этажа он заметил слившиеся в обьятии силуэты Стэна и Венди, которые наблюдали за ним. Заметив его взгляд, парочка приветливо помахала руками, а лица озарились коварными улыбками.
– Бесят, – буркнул юноша себе под нос и, поправив рюкзак на плечах, спешно пошёл в сторону выхода с территории школы, мечтая поскорее оказаться дома.
