В объятиях мистики

***

      Солнце едва-едва поднималось над горизонтом, опаляя контур гор вдали янтарно-золотым свечением. Кроны деревьев уже напитывались солнцем, которое ещё не успело проснуться. Холод тёмной ночи медленно отступал, коронуя дневное тепло в предкушении нового дня. Мир ещё спал.       В этой общей сонной тишине не спал лишь один человек, если его можно так назвать. Томный взгляд гетерохромных глаз скользил вдоль равнины, на которой "мифоискатель" обосновался вместе с увязавшимся за ним другом. Он не жаловался на его компанию, нет, но... Иногда ему всё же нужно побыть одному. Например, как сейчас. Тишина ласкала слух, обволакивала душу точно теплый плед в холодный зимний вечер. Вся тревога, все нервы уходили на второй план, когда Берг, глядя на поднимающийся солнечный диск, сидел на свежей полевой траве. Восходы всегда для него были чем-то особенным.       Давид не такой. Кровавые закаты для него становились чудом каждый раз, когда поздним вечером, несмотря на толпы кровожадных монстров снаружи, он выходил из их с Никитой убежища. Солнце, окрашивая небосвод в алый цвет, медленно заползало за горы, за море, за пределы видимости. И каждый раз от этого зрелища у Роменского захватывало дух. Сами они с Никитой были, точно Инь и Ян, точно восход и закат, точно жизнь и смерть. Идеальное дополнение друг друга, хотя и абсолютно не похожи. Так в жизни и бывает.       Противоположности притягиваются.       Берг пропустил момент, когда стал доверять шатену в смешных, неизменно жёлтых очках свою жизнь. Если бы это можно было назвать жизнью, он бы так и сделал. "Существование в оболочке из крови и плоти," - всплыло в голове, но эти мысли в голове быстро вытеснял образ восхода солнца.       За спиной раздался тихий шорох, отвлекая от великолепной картины. Оказалось, Роменский уже проснулся, не обнаружив рядом копну двухцветных волос. -Давно не спишь? - со сна голос сипел, придавая разговору какое-то особенное спокойствие. -Да я и не ложился, - негромко ответил Берг, похлопав по земле рядом с собой. - А ты чего проснулся так рано? -Холодно сегодня...       Тело мифоискателя всегда было холодным, это Давид отметил с самого их старта. Сколько бы он ни хватал парня за руку, когда было страшно, сколько бы ни обнимал во сне, сколько бы ни прикасался якобы "случайно", результат был один и тот же. Он всегда был холоден, словно мертвец. -Ночь только-только закончилась, иди поспи ещё. -Я уже не хочу, - упрямо заявил темноволосый, укладываясь на плечо Берга. По спине последнего пробежалась толпа холодных, как снег, мурашек. Сколько ещё он будет врать? Он сам уже долгие годы утопает во лжи, что затягивает его, как болотная трясина, утягивая за собой Давида. В эту мутную отвратительную воду, готовую разорвать лёгкие, едва тот вдохнёт аромат неправдивых слов. Сколько можно врать? Но Никита молчал. Молчал, недоговаривал и откровенно лгал в эти чистые невинные глаза, заливая их грязью. Смотреть на это, знать, что ты виновник, было невыносимо больно. И снова он молчал об этом. О чувствах, о себе, о нём, как будто это было чуждым для всего мира. Взгляд упал на полусонное тело друга у себя на плече. Минуты тянулись за минутами, а легче всё не становилось. Груз души не смогло потушить даже поднимающееся всё выше солнце, ради которого Берг всё ещё здесь. Всё ещё с Роменским. Всё ещё в этом мире. Тихий вздох разорвал тишину, прежде чем рука в черном рукаве легла на плечи парня, притягивая к себе в подобии объятий. Так спокойнее, так правильнее. -Давид, ты сильно устал? - невзначай бросил Никита, снова отведя взгляд на солнце. -Нет, а что? - фразу прервал тихий зевок. -Нет, ничего. Спи.       Он обязательно расскажет, но не сейчас. Сейчас не то время, не то место. Ветер запутался в цветных волосах, мягко растрепав их. Потом, обязательно.       Он уловил вдалеке движение знакомой фигуры. Затем ещё одной. И ещё. Темные, светлые, окровавленные - всех цветов и мастей. Вот и Лукас на горе, а вот там расположилась Саманта... И даже Бобби подоспел, разглядывая белоснежными глазами сидящих на траве. "Они не тронут," - Берг это знал. Они не заберут его отсюда, пока он сам не решит. Ему ещё есть, ради чего оставаться здесь, думал он, прижимая уже спящего парня к себе в лучах яркого утреннего солнца. Это и есть жизнь.