Очарованный

Он очарован Белым, как и полагается Рыцарю Печального Образа. Чжи Ху всегда предпочитал всем прочим представителям спектра этот цвет, противопоставляя его похоронному окрасу крыла ворона, в который была укрыта его самая первая трагедия: отца и мать хоронили в гробах из черного дерева... Согласно корейской традиции старший сын усопшего обязан соблюдать траур по покойнику дольше всех остальных родственников. Чжи Ху самоотрешенно следует обычаю до сих пор, или же это давно превратилось в болезненную привычку, лейтмотив всей его экзистенции? Вот и теперь он выбрал вместо мрачного фрака дирижера белоснежный халат врача. Чжи Ху педантично поправляет отворот рукава своего белого савана, улыбаясь отполированному допельгангеру. До судьбоносной встречи с ее нежным упорством, Чжи Ху казалось, что он был погребен вместе с родителями в тот злополучный день. Тогда любимый дедушка бросил его, одного, на кладбищенской дороге. Она... Мин Со Хён протянула ему руку, выманив с того света своим божественным сиянием. Но и белокрылый ангел покинул его со временем: ведь небесные существа созданы для того, чтоб неустанно стремиться ввысь. Затем... внезапно появилась, попутно разбудив Спящего Красавца, Гым Чан Ди, не менее настырная, но земная и отчаянная. Во всех смыслах. Благодаря ее неугомонной тяге к жизни... он сам стал Херувимом. Ее "Пожарником" и "платочком", утешающим бальзамом разорительных костров вечно пылающего девичьего сердца. И согретая этим жаром, в его душе заалела новая любовь. Чжи Ху почувствовал себя живым... и нужным. Но его Прекрасная Дева (если это название, вообще, применимо к Чан Ди), в конце концов, шагнула навстречу другому, более похожему на нее в своей грубой мирской страсти, и перестала как прежде раздувать тлеющие угольки. С равнодушным приближением зимы холод с каждым днем овладевает им все крепче и крепче. Чжи Ху пытается изо всех сил не дать угаснуть замерзающим светлячкам, впадающим в анабиоз. Человек в белом боится сам погрузиться в непробудный сон мертвеца и цепляется за людей и долг... в благородном порыве, завещанном Гиппократом и его собственным дедом. Так... он, может быть, спасая их, заодно спасет и себя.