Моё сознание несётся
Ракетой в сторону солнца
В детстве Антон мечтал стать космонавтом. Ему очень нравился мультик «Белка и Стрелка: озорная семейка», перед сном мальчик всегда рассматривал энциклопедию по космосу, правда он быстро уставал читать, хотя картинки мог разглядывать часами. Космос казался ему безграничным и очень фантастическим пространством. У бабушки маленький Тоша обожал смотреть на звёзды вплоть до того, пока его глаза не слипались окончательно, и он засыпал. Живые мерцающие огоньки завораживали его, заставляли всматриваться в небо, и каждый раз Антон мечтал о своём будущем, представлял, как будет помогать маме с покупками, когда подрастёт, как будет учиться на одни пятёрки в школе, и как в конечном счёте станет самым известным космонавтом не только на планете Земля, но и во всей Вселенной! Антоша знал, что тайны космоса привлекали людей ещё очень и очень давно, задолго до его рождения. В прошлом, люди давали свои имена планетам, создавали образы богов, которым поклонялись, приносили им жертвы. Но тогда и до неба то сложно было добраться, не то что за пределы Земли. Наука начала стремительно развиваться, появились самолёты, воздушные шары, аэропланы, а позже дело дошло и до ракет с космическими кораблями. А сейчас люди изучили всего лишь крупицу того бесконечного пространства, которое окружает нас в глубине галактики со всех сторон. Но Тоша обожал эти знания, ему нравилось находить что-то интересное о Млечном Пути, Солнечной Системе, других планетах; он смотрел научные передачки про звёзды, кометы, метеориты; а ещё мальчик искренне верил, что где-то там далеко существуют разумные существа, возможно во сто крат умнее нас. Может быть, все эти аномальные явления, необычные объекты, замеченные в небе — их послания? Вдруг они хотят наладить контакт с землянами? И может быть, пока мы смотрим в телескопы, кто-то наблюдает за нами? Тоша знал, что нужно сделать целую массу вещей для того, чтобы окончательно открыть все тайны Вселенной. Он мечтал, что сам найдёт в глубине галактики что-то необыкновенное. Когда Антону исполнилось десять, он перестал думать о космосе. Он больше не хотел стать космонавтом. Он невзлюбил «Белку и Стрелку», энциклопедия оказалась заброшена в самую дальнюю часть шкафа, и даже детский телескоп, подаренный папой на день рождения, больше не был любимой игрушкой. Космос — череда жуткой неизвестности, он приносит только боль, а ночное небо возбуждает в душе ужасные воспоминания и пугающие мысли. Тоша боится космоса.***
Меня не стоит бояться В меня не стоит влюбляться
Все люди любят прикосновения. Прикосновение — наше первое общение с миром. Как только маленький ребёнок появляется на свет, первое, что он чувствует — это нежное касание ладони матери его ещё совсем крохотного тела. Пальцы женщины слегка подрагивают, когда она проводит ими по коже малыша, убаюкивая того — она до сих пор не верит, что это чудо принадлежит ей. Когда ребёнок подрастает, он всё ещё чувствует прикосновения. Их становится больше — руки мамы, папы, бабушек, дедушек, теть и дядь по очереди держат малыша, тискают его, играют в «идёт коза рогатая», делают массаж. Когда крохе исполняется примерно годик, его ладошки постоянно держат родители — помогают учиться ходить, а когда малыш вот-вот уже ходит самостоятельно, мама садится напротив него, вытягивает свои руки, перебирает пальцами, зовёт: «ну же, давай, беги ко мне». И ребёночек идёт, криво-косо, но доходит, падает в объятия матери и начинает громко смеяться. А затем касаний становится ещё больше. Друзья со двора, первые игры в догонялки, знакомство с классной руководительницей в начальной школе, одноклассники — все тебя обнимают, по-дружески хлопают по плечу, здороваются рукопожатием. Прикосновения — это совершенно обычно. Люди касаются друг друга каждый день: в знак поддержки, приветствия или наоборот, прощания. Прикосновения не должны вызывать страх или тревогу. Не у нормальных людей. Антон был ненормальным. Он боялся прикосновений. Ему не нравилось, когда кто-то тыкал его в плечо, жал ладонь, просто задевал случайно. Не то что не нравилось, он действительно боялся этого. Антон до сих пор мечтает, чтобы медицина дошла до момента, когда появится возможность стереть жуткие воспоминания из головы раз и навсегда. Он читал книгу «Скорее счастлив чем нет», никому не рассказывал об этом — было стыдно признаться, что его интересует литература для подростков в двадцать с лишним лет. После того как Шастун перелистнул последнюю страницу книги, на его душе остался какой-то непонятный и скорее даже глупый осадок. Он завидовал Аарону, хотя бы в тот момент, когда тот не помнил всего того, что с ним происходило, когда он жил прекрасной и беззаботной жизнью, забыв обо всех проблемах своего подросткового возраста. Было обидно, что Аарон мог повторно попытаться пройти процедуру в Летео, ещё раз забыть абсолютно всё, похоронив воспоминания в железном гробу на дне Марианской впадины, а Антон, к сожалению, не смог обратиться в Летео хотя бы раз в своей жизни. Летео просто не существовало. А вот воспоминания были — куда реальнее и пострашнее всяких выдуманных баек. Конечно, спустя несколько лет ему лучше, но не намного. Сейчас Антона чаще можно заметить в малознакомых местах, как-никак, они программу снимают, приходится по другим городам ездить. Но он по-прежнему старается держать ухо востро, особенно рядом с незнакомцами. Более-менее нормально парень терпит лишь прикосновения своей мамы и бабушки, ему все ещё тяжело лишний раз ощущать хлопок по спине от Димы или Серёжи, хуже, если его внимание пытается привлечь Воля, но все трое знают о проблеме Шастуна. Не так подробно, как хотелось бы, но достаточно для того, чтобы не заставлять Антона давать им «пять». Кажется, как будто это нормально, как будто, так и должно быть, но сам парень понимал, что это уже не какой-то крохотный пожар, это самый настоящий лавовый потоп из горящего жерла вулкана, а проще говоря, его максимум. Касания чужих людей продолжают вызывать жуткий дискомфорт, они не ощущаются противными или отвратительными, Антону не хочется как можно скорее помыть руки с мылом, если ему пожали ладонь, он был уверен в том, что мыло тут совсем не причём. Каждый раз, когда кто-то лишь слегка задевал его руку, плечо, тело, неважно — это место отдавалось либо пульсирующими вибрациями, будто на него вылили кипяток, либо наоборот, морозилось, точно Антона бросили в глубинах Антарктиды. Размышляя об истории своей болезни, Шастун вспоминал, как в первый раз произнес осмысленную фразу «я боюсь». Тогда мама повела его на школьную линейку в пятый класс, и хоть другие дети возраста мальчика уже давно не ходили за ручку со своими родителями, Майя придерживала сына. Держала за ладонь не так крепко, она знала — Антоша боится. Майя надеялась, что скоро это пройдёт. Антон продолжал бояться в свои двадцать пять лет.***
Ты очень милый парень Но таких как я больше нету
Антон неловко топчется на месте, пока молодой мужчина жмёт руку Диме и крепко обнимается с Серёжей. — Арс, честно, не думал, что мы с тобой ещё свидимся! — Матвиенко широко улыбается, он уже жаждет расспросить своего давнего друга о том, как жизнь без него пролетала, сколько ещё миллионов сердец он успел покорить, но всё-таки сначала нужно дать возможность Арсу познакомиться с другими импровизаторами. — Не виделись давно, но теперь, Серёг, тебе придётся потерпеть меня лет так сто, — смеётся Попов. Старший кидает взгляд на Антона — единственного, с кем пока не познакомился. Парень в свою очередь не проронил ни слова, пока Арсений находился в помещении. — Арсений, — мужчина протянул ему руку, не прекращая широко, как-то по-доброму улыбаться. Шастун мнётся, не зная, что сказать. Вернее, он понимает, что нужно пожать руку, он хочет это сделать потому, что улыбка мужчины вызывает доверие, но он просто не может. Парень надеялся, что Арсения заранее предупредили о его специфическом характере, но, похоже эти надежды оказались напрасными. Если только мужчина сам не решил посмеяться над его фобией, проверив, как Антон реагирует на прикосновения. — Что-то не так? — спрашивает голубоглазый. — Я боюсь, — выплевывает Антон первое, что приходит на ум. — Кого? Меня что ли? — искренне недоумевает Арсений, снова играя уголками губ. — Я настолько страшный? — Нет, просто… — запинается Антон, чувствуя, как горло окончательно пересыхает, а он всё продолжает тупо пялиться в голубые глаза напротив. «Арсений. Арсений. Арсений.» — бормочет внутренний голос как мантру. Какой же он страшный? Совсем наоборот. До приезда Попова Серёжа успел рассказать немного о друге, сказал, что ему тридцать три года. После этого в своём воображении Антон рисовал лишь крупного, здорового мужика, с бородой и накаченными руками, который на первый взгляд вызывает панику, вот только Арсений оказался совсем не таким. Короткие волосы, бритый подбородок, удобная одежда, даже чем-то похожая на ту, в которой молодёжь сейчас щеголяет по улице. Шастун невольно задумался — это у старшего линзы, или его глаза действительно настолько чистые и голубые? Парень ещё никогда не встречал людей с таким цветом глаз. — Да не переживай ты, есть я тебя точно не собираюсь. Антон держит руку наготове, понимая, что проигнорировать нового коллегу по работе как минимум некультурно, а в груди уже начинает нарастать тревога. Шастуну всегда приходится заранее готовится к рукопожатиям, либо каким бы там не было касаниям со стороны людей, пусть даже близких, но только эта подготовка всё равно нихуя не помогает. — Антон. Арсений с улыбкой чеширского кота пожимает его руку, в то время как Шастун проклинает этот момент на всех существующих языках мира, и возможно даже на своём собственном выдуманном языке. Ладонь Попова мягкая, ровная, без всяких мозолей и трещин, она до дури тёплая, но вот пальцы Антона пробивает током, а ещё они сразу же дико начинают мерзнуть. Как же он заебался. Почему так сложно быть нормальным человеком? Человеком, который не шарахается каждый раз от резких движений, не дрожит от прикосновений, может спокойно подойти и похлопать товарища по плечу в любой момент, когда захочет. Антон никогда не сможет делать всё это. — Мне нужно выйти, — бросает Шастун и тут же пулей вылетает из гримёрки. — Что это с ним? — вскинул бровь Арсений. — Тебе не сказали? — Серёжа кидает в друга упаковку еще не открытых чипсов, ухмыляется, когда тот не ловит их, но быстро снова становится серьёзным. — Антону хуёво, когда его кто-то трогает. И это ещё мягко сказано. Я, наверное, только с прошлой недели стал здороваться с ним по-обычному, и он не отмахивается от меня как от огня. Старается по крайней мере. — У него гаптофобия, — вздохнул Дима. — Боязнь прикосновений по-другому. Сколько с ним знаком, он всегда опасался касаний. Лучше Антона не дёргать лишний раз. Кстати, к сцене это тоже относится. Тем более к сцене. — Ясно. Гаптофобия, что ж, это что-то новенькое для Арсения. Он читал об этом заболевании в интернете, знал не так много, но никогда не общался с людьми, которые страдают этим недугом. Странно, что Антону не нравятся касания. Если можно сказать не нравятся. Он выдернул свою ладонь из руки Попова, будто тот ошпарил его горячим углём. Арсению Антон сразу чем-то приглянулся, хотелось бы узнать его по лучше, тем более им предстоит вместе работать, но раз парень предпочитает держать руки в карманах, то так тому и быть.***
Давай договоримся Будь со мной
Чай постепенно остывал — к нему никто не притрагивался уже минут двадцать. Равномерный стук колёс заставлял расслабиться, но Антон всё никак не мог уснуть, хотя и сидел в скукоженном положении долгое время. За окном ничего не было видно — кромешная тьма, метель делала своё дело. Тёмные силуэты корявых деревьев, напоминающие страхи прошлого, мерцали в ночном пейзаже, гнались за Антоном по пятам, но поезд, слава богу, был быстрее них. Антон ощущал себя брошенным щенком в этом безграничном мире. Антон не помнит, как уснул. Зато помнит, что ему снилось. Во сне Шастун снова стал долговязым десятилетним мальчиком, который кружился в омуте планет и звёзд, постоянно падал в чёрные дыры, громко кричал, но его никто не слышал. А потом появился он. И он опять схватил мальчишку своими потными руками, потянул на себя. Антон ломался на части. — Шаст? — парень резко распахнул глаза, подскочив в постели, но, кажется, кошмар выбил знания о чёртовых кроватях в купе, из-за чего Шастун ударился головой о верхнюю полку. — Эй, аккуратнее. Если хочешь пробить дыру, можем с утра этим заняться. Арсений протянул руку к лицу Антона, намереваясь хотя бы просто стереть кончиком большого пальца слезу, застывшую на щеке, но парень вздрогнул сильнее, забиваясь в самый угол кровати. — Н-не над-до, Арс… Пожалуйст-та… Попов потупил взгляд, не понимая, что ему делать дальше. Он впервые слышал, чтобы Антон заикался, да и впервые видел его настолько напуганным. Парень обнял себя руками, не переставая мелко дрожать не то от холода, не то от переполнявших его эмоций. У Арсения сжалось сердце, пока он смотрел на эту картину. Было ясно, что Антону не хватает рукопожатий, объятий, физических контактов, ему банально не хватает простых касаний, но почему он так смело огораживает себя неприступной стеной, когда Арсений пытается дотронуться до него? — Шаст, я могу чем-то помочь? Антон в панике замотал головой, не придумывая ничего лучше, как сказать: — Я боюсь. — Знаю, по тебе другого и не скажешь, — взгляд зацепился за кружку с недопитым чаем. — Давай я налью тебе горячую воду и заварю чай. Вдруг полегче станет, когда попьешь теплого. Антон хотел послать Арсения к чёрту. Пусть он хоть нахуй идёт, но сидя здесь, в этом купе. Антону будет спокойнее, если старший останется тут. Попов не может обнять его, поддержать поглаживанием по спине, но одно его присутствие здесь заставляет Шастуна успокоится, и вспомнить: Антон уже давно не там. Желание взглянуть в голубые глаза разрывало грудь, но юноша понимал, что, если сделает это, не сможет оторваться. Его будет распирать от необходимости смотреть в эти глаза круглые сутки, день и ночь, просто пробивать в них бездонные дыры своим томным взглядом. Но Антон знал — это очень странно, да и Арсению никак не объяснишь своих мыслей, учитывая то, что сейчас Шаст по пальцам одной руки может посчитать, сколько раз Попов по-настоящему прикасался к нему. — Антош, ку-ку, ты ещё здесь? — Я… Нормально. — Вижу, как ты «нормально», — схмурил брови Попов. — Я пошёл за чаем. — Не надо, Арс, правда, не стоит. Я всё равно не буду пить… Я… Не хочу. Арс, пожалуйста, ложись спать… Нам… У нас завтра концерт почти сразу как мы приезжаем, отдохнуть толком не успеем, только если в автобусе. Тебе не нужно со мной сидеть всю ночь. — Даже если я высплюсь и отдохну, то как же ты? — Это уже мои проблемы. — Нет, Антош, это наши общие проблемы. Тем более они связаны со здоровьем. Я не хочу, чтобы ты себя плохо чувствовал и был завтра на сцене как вялый овощ. Антон и так в ужасном состоянии. Арсений тут не поможет. — Пожалуйста, Арс, ложись спать. Я справлюсь. Старший вздохнул, так ничего и не добившись, полез на скрипучую верхнюю полку, поворачиваясь к стене, чтобы не смущать Антона. — Если что-то нужно будет, буди. — Угу. Антон продолжал буравить зрачками спину на соседней второй полке. Арсений не спал оставшуюся часть ночи, дав себе обещание, что если он услышит хотя бы мимолетный намёк на слёзы, то наплюет на всё и заставит Шаста рассказать не только о кошмаре, но и о том, что вообще с ним происходит.***
Смотри — я тебе покажу чудеса Лети…
Мелкий дождик накрапывал уже минут пятнадцать, не утихая, но и не начиная тарабанить с большей силой. Время близилось к одиннадцати вечера, на улице окончательно потемнело, поэтому Антон решил не выходить из отеля, а пройтись до общего балкона, где собственно начал курить. Парень следил за тлеющей сигаретой, дым от неё медленно поднимался, растворяясь уже где-то над головой, даже дождь не мог её потушить. Шастун сделал очередную затяжку, когда позади него раздался скрип половиц, и на балкон зашёл Арсений. — Опять губишь свое здоровье? — Почему бы и нет? Мне нравится, — пожал плечами Антон. — Ещё бы и легким твоим нравилось, тогда бы всё замечательно было. Парень ничего не ответил, взъерошивая волосы. — Устал после концерта? — Как собака. Со времени прихода Арсения в их компашку прошло уже пару месяцев. Поначалу мужчина, да и остальные ребята, переживали насчёт его прихода — гадали, как фанаты отреагируют. Спустя пару выпусков стало ясно, что Арсений пришёл не зря. Тысячи девушек сразу же оценили графскую внешность Попова, а после и его игру. Зрителям понравился новый импровизатор и за несколько недель он стал полноценным членом команды «четыре пальца и Пашка». Антону нравится Арсений, правда нравится. Возможно даже больше, чем следовало бы. Просто за всё то время, что они находятся в активной съёмке передач и выступлений в других городах, Шастун и правда устал. Ему нужна какая-то моральная разрядка, но он не знает, где брать силы после концертов. Ответ пришёл сразу — разговоры с Поповым. Было непривычно начинать общаться с человеком который вроде бы больше тебя в жизни познал, ему же за тридцать перевалило. В то же время Арсений был каким-то другим, добрым, отзывчивым, он правда всех и каждого мог поддержать перед выходом на сцену, рассказать что-то очень смешное, такое, что вспомнишь — и сразу улыбка на лице рисуется, а ты забываешь о всём плохом. — Арс, а ты… Никогда не хотел ничего забыть? — Я думаю, нет. — Ну а плохие воспоминания? — Смотря в каком смысле «плохие». Может быть тогда, когда что-то произошло, я думал, будто это ужасная и необратимая ситуация. А сейчас я к ней отношусь иначе. Да и все эти воспоминания укрепляют меня. Боль делает нас сильнее. — Я боюсь, что из-за боли стал ещё никчёмнее… — С чего ты так решил? — серьёзно спросил Арсений, кидая взгляд на Шастуна, пытаясь словить его зелёные глаза в темноте. — Я уже пятнадцать лет толком ни к кому не прикасаюсь… И никто не прикасается ко мне. Попов не знал, что ответить. Из многих ситуаций мог предположить, так сказать, выход, но как сейчас поддержать — не придумал. С другой стороны, мужчина был рад, ведь Антон заговорил на эту тему. Она для юноши была достаточно скользкой. — Твоя боязнь прикосновений связана с болью? С воспоминаниями? — н-да, молодец, Попов. Очень осторожно спросил. — Гаптофобия не начинается с нихуя, хотя… Знаешь, мне её даже не хочется так называть… Это звучит как диагноз, болезнь. Как простуда или даже рак. Я не болен, просто мне… Страшно? Зря я начал мусолить эту тему, — Антон оставил окурок в пепельнице. — Если ты не хочешь — не говори. Но всё нормально. Я могу тебя выслушать. — Скоро… — вздохнул Шастун, — скоро на небе звёзды появятся. Я не хочу их видеть. — Пойдём тогда в номер, — Арсений решил не расспрашивать о том, почему Антону не хочется видеть звёздное небо. Была бы воля Попова, он бы спокойно приобнял парня, но сейчас мужчина не хотел его пугать. — Закажем пиццы и посмотрим какой-нибудь фильм. — Спасибо, — вздохнул Шастун. — Да, Шаст, и знай. Ты не ничтожный.***
И мы потечём как реки В неоновые аптеки
— Паш, если сегодня будут мышеловки, может быть, я поучаствую? — Ты с дуба рухнул, Шастун? — А ты знаешь наших фанатов? Мне кажется они уже скоро начнут строить гипотезы, почему я никогда не выхожу на мышеловки, только в шокерах участвую. — Антон, шокеры и мышеловки — две разные вещи, — подключился к разговору Дима. — Шаст… Там и болевой порог разный, — попытался отговорить его Арсений. — Честно, особой разницы не вижу. И там, и там хуево. Антон понимал, что его не пускают в мышеловки из-за ебанной гаптофобии. Одно дело, когда тебя хуячат током без перерыва, но ты можешь обойтись без прикосновений, просто падая на пол и разбрасывая по всюду реквизит; другое — когда для того, чтобы отыграть импровизацию, тебе нужно сначала дойти до середины площадки, а когда ты оказываешься рядом с другом, то начинаешь судорожно хватать его за плечи, руки, да хоть за одежду, лишь бы дышать было легче с осознанием, что сейчас болят не только твои пальцы на ногах. — Ну ребят, правда, я справлюсь. Чего там, походить немного по деревяшкам с железками, делов-то. — Ты уверен? — спросил Серёжа. — Да. — Ну и чёрт с тобой, — беззлобно бросил Воля. — Нам выходить уже скоро. Через пятнадцать минут импровизаторы стояли за кулисами, прыгая на месте, дурачась, делая таким образом небольшой разогрев для выхода на сцену. — Арс, я боюсь. — резко сказал Шастун, встряхивая руки. — Чего? — Мышеловок, — парень не дал ответить Попову, быстром шагом уходя назад, когда из-за кулис раздалось «Арсений Попов!» Залетая на сцену под громкие крики зрителей, Арсений в который раз понял, что обожает свою профессию — сейчас у него получилось отыграть своё обычное смешное приветствие, придуманное на ходу, хотя в душе бурлило волнение, смешанное со страхом за Шастуна. Концерт прошёл более-менее спокойно, как обычно проходит — с огромным количеством глупых, но уморительных шуток, под громкие хлопки и возгласы фанатов, и слава богу, без травм. На объявлении «мышеловок» Арсений стал скакать перед Волей, лишь бы ему дали маску на глаза, Паша, как обычно это бывает, подыграл ему, сначала протянул маску, приговаривая: «это день Х, у Арсения в конец отказали мозги, и он сам просится на ножный массажек», но потом крикнул: «а хрен тебе, пойдут Шастун и Позов!», зал взорвался новыми овациями. Антон поймал летящую маску, присел, начал разуваться, долго расшнуровывая кеды, лишь бы по дольше продлить момент начала обратного отсчёта его мучений, но ничто не длится вечно. Перед глазами сплошная темнота, в ушах рев знакомой музыки, а на ладонях первые капельки пота. Зря он согласился. Стараясь перешагнуть эти злополучные мышеловки, парень осознал что дрожит то вовсе не от них — он боится, что слишком резко столкнётся с Димой, что тот упадёт на него, схватит за руку и не будет отпускать. Издавая громкое «ай» после каждого зажима мышеловок, Антон радовался, что это не касания, хотя, как и говорили парни, было до чёртиков больно. Арсений понимал, что то, как он сидит, слишком взволнованно, покусывая губы, скорее всего не укроется от фанатов, но конкретно сейчас не мог об этом думать. Каждый раз когда Шастун матерился от хлопков мышеловок, по коже Попова пробегали мурашки, но он знал, что самое плохое ещё впереди. Дима стоял почти рядом с Антоном, теперь им нужно было как-то продолжить импровизацию, но при этом каждый раз показывая какую-то дичь и постоянно сцепляя руки. — Мой повелитель, разрешите поцеловать вашу ладонь! — громко крикнул Позов, как бы предупреждая Антона, что сейчас возьмёт его за руку. — Раз… Разрешаю! — Шастун делает шаг и как раз в тот момент, когда Дима аккуратно жмёт его руку, большой палец оказывается зажатым между дощечкой и пружинным устройством. Тело прошибает жаром, с протяженным «сука» Антон пытается скинуть с ноги мышеловку, хотя на самом деле надеется содрать ожог после прикосновения Димы, просто нелепо размахивая руками. Зрители охают, ахают и ржут одновременно, в то время как Антону совсем не смешно. — Отпустите же меня! — Господин, но я уже отпустил вас, — обеспокоено произносит Дима. — У вас такая манера общения! Жуть просто! Аж слёзы пошли! — пытается отшутиться Антон, до конца понимая, какую же глупую ошибку он совершил, согласившись на «мышеловки». Арсений прикусывает кожу на указательном пальце, держа кулачки, чтобы у Антона хватило сил отстоять эту импровизацию на ногах без всяких обмороков и истерик. Он слишком волнуется за кучерявого парня.***
В известных всем переходах Стоят наши ледоходы
— Можно выпить?! — по телу проносится разряд тока, заставляя Антона дёрнуться, подобно оленёнку, который ещё не знает, как нужно ходить. Паша издает «а-а», смотря за тем, как Дима протягивает Антону импровизированное пиво. Парень наконец-то встает ровно на ноги, убедившись в том, что никто не собирается лупить его током. Антон опрокидывает в себя половину бутылки, пьет медленными глотками, чтобы лишний раз не поперхнуться. — Нельзя пить без букв! — кричит Паша, то и дело бросая взор на Попова. Тот смотрит на него в ответ взглядом из разряда «ты у меня сам сейчас с этими шокерами побегаешь», когда Антон снова не выдерживает и падает на пол, расплескивая воду в полёте. Воля слегка напрягается, совсем чуть-чуть, лишь бы для зрителей не было видно. Он знает, что Шастун после съёмок его просто мягко пошлёт, а потом посмеётся, перед тем как уйти домой. А вот Арс тем ещё мозгоправом станет, обматерит ведущего с ног до головы, пообещает во сне шокеры на него нацепить, чтоб неповадно было. — Ты пил то, где есть эта буква. Нельзя так! — говорит чётко Паша, пытаясь не то объясниться перед Арсением, не то поверить в слова, которые он сказал — знал же, можно было обойтись без нажатия на кнопку. Антон и правда хреново выглядит, бледный весь, дрожит почти. Дима помогает парню подняться, но чувствует, что это ненадолго. — Десерт! — тыкает пальцем Позов. — А может макарошки?! — почти выбешивается Антон, когда чувствует разряд по всему телу, а из-за воды опять соскальзывает на пол. — Сука! Шастун выставляет руки перед собой, слишком поздно видит пол, усеянный маленькими осколками. Закрывает глаза на пару секунд, а когда открывает их, чувствует сильную боль в правой кисти. Антон приподнимается, рассматривая руку, а сердце уходит в пятки и от крови, и от понимания, что сейчас в коже находится приличное количество стекла. Нельзя показать, что тебе больно. Нельзя. Нельзя. Нельзя. — Ой… Вот это жойска! Дима подскакивает со стула, подходит к парню, уже забив с высокой колокольни на эту ебучую импровизацию. Арсений реагирует также быстро, встает со своего сиденья, спешит в декорации, наплевав и на Волю, и на камеры, которые снимают его со всех сторон. — Доктора! — кричит Паша, выключая шокеры. Пол покрыт маленькими стёклышками, а ещё он весь в крови, будто Антон не ладонь поранил, а артерию. Сейчас, когда рядом с ним столпилась куча народа, становится ещё хуже, юноша смотрит на свою руку широко распахнутыми глазами. Нет, его не пугает кровь, его пугает то, что сейчас ладонь будут трогать. Хлопая глазами, Антон пытается сдержать слёзы, думая о том, как же жалко сейчас выглядит. — Паш, ты же знаешь, он не даст себя коснуться! — раздаётся голос Арсения через толщу воды. — Арс верно говорит, — кивает Серёжа. — Ты мозгами то думал, Паш? — Знаю я, ну а что вы предлагаете делать? — ведущий, явно на нервах, рассматривает пол. — Ему что ли самому руку перевязывать? Да, по его состоянию только это сейчас и делать! Эй, Антон, Антон, — зовёт парня Воля, щелкая перед лицом пальцами. — Ну давай, возвращайся к нам из своих мыслей. — А? — Шастун поднимает голову, сильно втягивая воздух, одна капля все же бежит вниз по щеке, скатываясь по подбородку и падая на ещё вытянутую ладонь. Внутри у Арса всё падает. — Паша, останавливайте съёмку и дайте нам минут двадцать. Я сейчас ему всё обработаю сам. Пойдём, Антош. — Я боюсь, — выплевывает Шастун своё коронное при всех. И сразу проклинает себя за это. — Блять, — бормочет Воля. Это же он виноват в травме парня. — Тихо, успокойся. Всё нормально будет. Просто потерпи, ладно? Пошли. Они уходят со съёмочной площадки. Арсений идёт впереди, пока ничего не говорит и даже не оборачивается на Антона — в пустом коридоре слышатся размеренные шаги и тяжёлые вдохи-выдохи, Шастун точно идёт за ним, плетётся на ватных ногах. Как только парни попадают в гримёрку, Попов включает свет, командует младшему: — Садись на диван. — Арс, может быть, я сам сделаю? — Ага, а ещё чего ты хочешь? — мужчина роется в шкафчике, вытаскивает оттуда небольшую аптечку. — У тебя глаза на мокром месте, Шаст. Мало ли, ты случайно еще сильнее эти стёкла себе в кожу затолкаешь. Уж лучше я обработаю, опыт имеется. Вытягивай ладонь. Антон старается вести себя максимально спокойно, хотя какой смысл быть сильным при Арсе? Он и так уже достаточное количество раз видел, как Шастун держится из последних сил, чтобы не зарыдать. Парень протягивает руку, зажмуривает глаза, пытаясь ровно дышать. Сейчас до него дотронутся. — Тош, я начну вынимать осколки. Мне придётся держать твою руку, чтобы ты не елозил ей, хорошо? Антон мычит что-то невнятное и кивает. Арсений ждет пару секунд, после чего аккуратно подхватывает ладонь Антона своими пальцами, чувствует, как парень вздрагивает, но не выдёргивает руку, глаза остаются также закрытыми, если не сжимаются ещё сильнее. Попов видит, как запястье парня покрывается мурашками, скорее всего убегающими вверх по всему телу. — Ты хотя бы дышишь? Антон понимает, что задержал дыхание. — Хоть с ртом открытом сиди, но только дыши, понял? — получив в ответ слабый кивок, Арсений переключает внимание на располосованную руку. Мужчина пинцетом начинает доставать мелкие осколки, почему-то уже сейчас дуя на ранки, чтобы было не так больно. Шастун тихо шипит сквозь прикушенные губы. — Не зажимайся, — Арсений наливает на ватку немного перекиси, обрабатывает порезы, параллельно с этим смывая кровь. — Я знаю, что больно. Потерпи немножко. Попов наконец-то перевязывает повреждённую конечность, разматывая бинт сверху вниз по ходу часовой стрелки. Недо-бантик Арсений завязывает на тыльной стороне ладони, чтобы он не беспокоил Антона колящей болью. — Ну всё боец, мы закончили, — мужчина позволил себе встряхнуть парня за плечо, и тот даже почти не вздрогнул. — Молодец. — Спасибо большое, Арс, — выдохнул Шастун. — Не ссы, больше трогать тебя не собираюсь. Пошли на сцену, интересно, будет вас Пашка ещё терроризировать или нет. Если будет, я его после съёмок привяжу к стулу и начну бить током до потери пульса. Антон слегка улыбается.***
Твоя ещё детская кожа Юные крепкие вены
Антон чертовски сильно радуется, когда идёт с классом в музей космонавтики. Он уже был там однажды вместе с мамой, прошёл правда не все залы, но узнал много нового, что успел рассказать своей учительнице, пока они заходили в музей. После большого количества экспонатов, деталей ракет и космических костюмов, ребятам дали перерыв перед просмотром мини-фильма для того, чтобы перекусить. Тоша быстро съел недавно купленный в буфете кекс и пошёл в туалет, чтобы не отвлекаться во время кино. Споласкивая руки под водой, Антон напевал себе что-то под нос, пока его не прервал звук открывающейся кабинки. Молодой парень, на вид не старше двадцати лет, подошёл к зеркалу, встал рядом с Антоном, тоже начал мыть руки, при этом улыбаясь мальчику. — Привет, я Олег, — сказал парень. — Привет! — в ответ улыбнулся Тоша. — Я Антон. — Ты такой радостный. Нравится здесь? — Очень сильно! Я просто обожаю космос! Ты тоже на экскурсии? Мы с классом через десять минут пойдём смотреть фильм, если хочешь, приходи к нам. — Спасибо, но я, наверное, не смогу. У меня сейчас перерыв, я прохожу практику здесь. От университета отправили. — Ты учишься на космонавта?! — восторженно спрашивает мальчик. — Да, планирую им стать, — ухмыляется Олег. Он растянул губы в подобие улыбки, но она оказалась такая же теплая, как и зима в Антарктиде. Мальчик принял всё за чистую монету. — Я тоже хочу стать космонавтом! Представляешь, папа на мой день рождения подарил мне телескоп! Я смог поближе рассмотреть Большую Медведицу! — Вау, это здорово, Антош, — парень осторожно, будто бы невзначай, повёл по руке ребёнка указательным пальцем, беря Антона слишком крепко за ладонь. — Хочешь увидеть настоящий космос? Не дождавшись ответа, Олег вывел мальчика из туалета и повел совершенно в противоположную от кафетерия, где были одноклассники Антона, сторону. Мальчику стало страшно. — Хочу, но… Как ты его покажешь? Я смогу полететь в космос только когда стану взрослым. — Ох Антош, если бы ты был взрослым, было бы не так интересно. Они заходят в тёмное помещение, где пока приглушён свет, оно чем-то напоминает кинозал, только вместо сидений штук тридцать пуфиков, а вместо экрана на потолке комнаты крутиться изображение созвездий. Антон понял — это планетарий. Вот только сейчас он совсем не радует мальчика. Олег толкает Антона на пол, усмехается тому, как взгляд мальчика цепляется за звёзды над головой. — Вот твой космос. Антон дрожит. Антону страшно. Антону очень сильно не нравится, что Олег трогает его, сильно сжимает запястья, начинает стягивать футболку. — Ч-что… ты дел-лаешь? — Показываю тебе космос, Антош. Рука очень крепко сдавливает пах через джинсы, обжигает сквозь ткань. Антон скулит. Он не возбужден, ему не приятно и не противно — ему просто до жути страшно. Олег беспорядочно лапает детское тело, стискивает кожу, щипет ее, получая все новые и новые всхлипы. Антон не сдерживается, он плачет. Слёзы беспорядочно текут по лицу, но мальчик даже не может утереть их, он не может поднять свои руки, которые сейчас кажутся каким-то тяжёлыми. — П-прекрати… — Смотри на космос, Антош, — стонет Олег, вдыхая запах детской шеи, перед этим облизывая её. Антон чувствует, как в его бедро упирается что-то большое. Антон боится. Перед тем как зажмурить глаза, будто это могло бы помочь скрыться из планетария, мальчик видит сквозь слёзы россыпь звёзд.***
Успех наших начинаний Какая безумная пара
Арсений спешит по перекрёстку, сворачивая на центральную площадь. Минут семь назад ему позвонил обеспокоенный Шастун, всё что он смог промямлить — это лишь просьба забрать его из центра, увести куда подальше. Мужчина не понял, что случилось, но взволнованный голос, прерывистое дыхание парня, заставило его подорваться с места и поехать за ним. На площади было уйма народу, не протолкнуться. Как искать Антона в этой человечьей гурьбе Попов не знал, но и просто стоять он тоже не хотел. Мужчина в третий раз набрал Шастуну, а тот в третий раз не взял трубку. Промямлив «блять», Арсений быстро побежал по тротуару, Антон просто не мог шататься в центре площади, раз он был испуганным, когда звонил. Проверяя все закоулки домов, Попов сдерживал рык — он, чёрт возьми, никак не мог найти Антона, он так волновался за него и просто не мог сдаться. Как обычно бывает в фильмах, мужчина заметил в проходе между магазином и жилым домом двух мужчин, один из которых явно был старше, но пониже, а второй своим ростом и одеждой напоминал Шастуна. Не долго думая, Попов свернул в переулок, и кажется не зря. — Извините, вы кто? — прокашлявшись, спрашивает Арсений. Антон стоит рядом с незнакомым парнем, выдыхает, когда рядом оказывается друг. — Антон, я замучился тебя искать. Нам уже уезжать надо. — Я друг Антона, — пожимает плечами мужчина, сверкая глазами. Арсений приподнимает бровь. Он знает всех друзей Шастуна. — А вы кто? — Не важно. Кстати, не самое лучшее место для общения. — Почему же? — На улице полно магазинов, лавочек и кафе, а вы стоите в переулке недалеко от мусорных баков. — На площади слишком шумно. Арсений бросает взгляд на Антона. Тот не сказал ни слова, он будто вообще не разговаривал с этим мужчиной даже до прихода Попова. Шастун просто дрожит, облокотившись на стенку, смотрит таким жалобным взглядом, как кот из шрека, только с большей надеждой и страхом. — Поговорите в другой раз, мы уже опаздываем на одно важное мероприятие. — Почему ты не сказал, что занят, Антош? — Отвали, — пищит парень себе под нос. Наверное, он так бы и продолжил стоять на месте если бы не Арсений, который взял его за ладонь и стал уводить из переулка. — Даже не попрощаешься? — Не смотри на него, Шаст. Просто иди, — командует Попов, наконец-то выходя назад на площадь. Десять минут они идут молча, Арсений даёт Антону возможность отдышаться, бросает на него беспокойные взгляды, но парень погружён в себя. Старший придерживает плечо Антона, пока тот, несмотря на высокий рост, семенит за ним, не успевая. — Рассказывай. Кто это был? — спрашивает Арсений, как только захлопывает дверь машины. — Олег, — выдаёт парень, нервно потирая ладони. — Он… Он космонавтом хотел стать. — Мне это особо ничего не даёт. Что он хотел от тебя? — Я не знаю, просто… Я так испугался… Блять… Извини, что набрал тебе, — Антон откидывается на сиденье, прикрывая глаза. Позвонил то он Попову не просто так. Его образ, сука, никак из головы не выходит. Арсений. Арсений. Арсений. Только он, блять на уме. Давно уже, наверное, но раньше Антон внимания не обращал. Он уже прирос почти, с корнями, блять. И такими огромными, что хрен вырвешь без боли. Ебаный дуб у Лукоморья. — Ничего страшного, хорошо, что позвонил. Теперь этот тип не тронет тебя, — Арсений заводит машину. — Он связан… С моим… — Антон не знает как правильно сформулировать фразу, чтобы вроде бы и объяснить всё Попову, своему спасителю, но при этом и не сказать ничего лишнего. — С твоим страхом? — подсказывает мужчина. — Прошлым? — Да, — больше Антон не говорит ничего. — Отвези меня домой, пожалуйста. Если тебе не сложно. Арсений кивает, выезжая на дорогу. Пока что достаточно. Парня всего трясёт, он явно испытал немалый стресс там, в переулке, так что пусть пока приходит в себя. Может быть, успокоится, и решится рассказать ещё что-нибудь. — Я уже не вывожу, Арс, — начинает слабым голосом бормотать Шастун спустя пять минут поездки. — Зато я могу вынести, Антош. Необязательно тащить гроб костей своего прошлого самому. Вдвоём будет легче. В другой ситуации Антон бы посмеялся со сравнения, сказанного мужчиной, но сейчас не до этого. — Я… Я расскажу тебе, ладно? Очень скоро. Я доверяю тебе, но мне нужно… Нужно подготовиться? — Да, конечно. В любое время, хорошо? Даже если захочешь поговорить ночью — звони. Я возьму трубку. Они добираются до дома в тишине. — Спасибо, Шаст. — За что? — За то, что ты мне доверился.***
Будь со мной Смотри — я тебе покажу чудеса Лети…
Сейчас Антон нервно перебирал кольцо на руке, готовясь произнести три слова, которые не говорил вообще никогда. Шастун уже пару дней сидел дома с простудой, сегодня ему вроде бы стало полегче. В гости заглянул Арсений, разговор лился плавно и спокойно, пока Антон не затронул недавний случай на площади. И вот парень рассказал Арсению всё, что было в планетарии пятнадцать лет назад. Почти всё. Арсений сидел рядом, он, наверное, уже понимал, куда клонит парень, но просто не мог прервать его. Пусть лучше Антон выскажется, а потом забудет обо всём как страшный сон, не без помощи Попова, конечно. — Он изнасиловал меня… — дрожащим голосом прошептал Антон, в следующую секунду испугавшись, что Арсений не услышал его. Он не хотел повторять это ещё раз. Цепочка всех непоняток, связанных с гаптофобией парня, его страхов, наконец выстроилась в единый пазл, не оставив после себя лишних деталей. Арсений подзавис на пару секунд. «Он изнасиловал меня». Сколько Антону было тогда? Десять? Арсений сжал губы, превращая их просто в тонкую полоску. Эти слова долбили по мозгам, заставляли думать о том что тогда чувствовал маленький мальчик. Он, должно быть, ощущал панический страх, дикую боль, не осознавал происходящего. Почему малыш испытал всё это? Глаза у Антона изрядно покраснели, и это произошло точно не из-за простуды. Парень запрокинул голову к верху, но слёзы потекли за уголки глаз, оставляя после себя влажный след. — Это не твоя вина. Ты был ребёнком, а он ублюдком, который этим воспользовался, — шипит Попов. — Он урод, Шаст. Урод, мудак, еблан, выродок, слов не хватит, чтобы описать его. Увижу ещё на улице — прибью. Прихлопну как мелкую букашку. Шастун мотает головой. Всё это слишком тяжело. Ещё никто никогда не доходил так близко до истины. — Прекрати, Арс-с, ты меня пугаеш-шь… Ненависть уходит на второй план, когда Арсений перестает стискивать в руках кружку и ставит её на стол, смотрит на парня. Антон опустил голову вниз, еле-еле сдерживаясь, лицо покраснело от стараний не зарыдать, а может быть, от притока крови к голове. Шастун сильно шмыгает носом, соплей ведь стало куда больше, тем более с простудой. — Извини, я просто взбесился, — Арсений поднимается со стула, но пока не решается подойти к Шасту. — Мне можно обнять тебя? Просто обнять. — Я б-боюсь… — Обещаю, я не сделаю тебе больно. — Мне страшн-но, Арс… — Я буду очень сильно осторожен, Тош. Только позволь тебя обнять. Я уверен, тебе станет легче. Антон задержал дыхание, больше не сопротивляясь, также поднялся с места. Мокрые дорожки от слёз уже давно скользили по щекам, но парень боялся вытереть их. Шастун кивнул, начиная сильно дрожать. Когда Арсений медленными шагами сократил расстояние между ними, Антон остался неловко стоять на месте, он не знал, что ему делать. Как люди вообще обнимаются? Он не обнимался уже сотни лет. К горлу стала подкрадываться паника, а парень уже морально готовился к начинающейся панической атаке, ведь перед глазами всё плыло, но её не наступило. Арсений сделал всё сам, сначала аккуратно коснулся ладони Антона, когда тот вздрогнул, но не отошёл, мужчина посчитал это большим успехом. Потом он неспеша обвил руками хрупкое тело паренька, прижимая к себе. — Вот так, видишь, всё хорошо. Тебе нечего бояться. Антон заскулил в ворот футболки Попова, утыкаясь в изгиб шеи. — Антош, не молчи, пожалуйста. Скажи, как ты себя чувствуешь? Я не делаю тебе больно? Тебе страшно? От уменьшительно-ласкательного имени передернуло, хотя голосом Арсения это звучало совсем не так, как с Олегом. — Мн-не… Очень страшно, Арс-с, — контролировать себя было трудно, а врать бесполезно. — Я очен-нь сильно б-боюсь, но… — парень теснее прижался к старшему, — ты тепл-лый. — Замёрз, да? — Арсений позволил себе начать поглаживать макушку Антона, когда понял, что тот не будет брыкаться или, чего хуже, падать в обморок от действий мужчины. Желудок мутило от осознания, что последние десять с лишним лет к телу паренька никто не прикасался, разве что мимолётом. Вот так — в объятиях, он не был уже очень давно. — Мы можем пойти в спальню и укрыться одеялом. — Н-нет! Я боюсь, что т-тогда не об-бниму тебя снова, прост-ти… — Делай что угодно, Тош, но только не извиняйся. Во всём произошедшем нет твоей вины, малыш. Сердце щемило от всех этих ласковых слов: Шаст, Антоша, Тоша, малыш. За всю жизнь ещё никто не называл так Антона. А в последние полгода Попов только и делает, что заботится о нём, пылинки сдувает, и возится с ним, будто ему совсем не лень. Спрашивает о самочувствии после съёмок, пишет каждое утро: Антон действительно начал считать себя кому-то нужным. Вспомнив все те ситуации, когда Арсений спасал и помогал парню, Шастун заплакал громче. — Ну-ну-ну, ты чего это? — мягко спросил Попов. Антон рвано выдохнул, воздуха стало не хватать. — Тш-ш-ш, — как маленького ребёнка стал успокаивать его Арсений. — Прекращай плакать. Щёчки сейчас совсем красными станут, головка заболит, и засыпать будет очень и очень трудно. Я же рядом, тебе нечего бояться. Я не позволю, чтобы кто-то до тебя хоть пальцем дотронулся. Слышишь? Ну же, маленький, всё в порядке. — Не ух-ходи… — Я не уйду. Ни сейчас, ни потом, вообще никогда. Тоша ещё сильнее обнимает Арса, так крепко, что у того аж кости хрустят, хотя казалось, откуда столько силы в столь хрупком теле? Слёзы впитываются в футболку вперемешку с соплями, но Арсению на это глубоко плевать, сейчас обращать внимание на такую мелочь ни к чему, старший чувствует через одежду насколько Антон горячий, не то из-за простуды, не то из-за всех этих слёз. Арсений не осуждает его, нет. Наоборот, он безумно сильно, в геометрической прогрессии, хочет помочь этому мальчишке избавиться от всех кошмаров, он уже полгода пытается доказать — ему можно доверять. И вот первый шаг сделан. Тоша наконец то позволил Арсению обнять его. Мужчина ласково перебирает кудрявые пряди на макушке, а второй рукой водит по спине вверх-вниз, иногда по сильнее сцепая руку на тонкой талии. От её миниатюрных размеров фантазия Попова уходит в отрыв, сердце и мозг прощаются с ним, махая ручкой и закрывая двери. Но мужчина понимает — сейчас не время. Не когда Антону плохо. Здравие возвращается на свое место, Арсений слышит очередной всхлип. — Тоша… — шепчет Попов. От мягкого тона сметает крышу, и парень уже совсем перестаёт себя контролировать, возвращаясь в детство, когда должен был выплакаться, но не смог. — Прост-ти, прост-ти, я такой глуп-пый… — скулит в плечо Антон. — Я… Я сам в-виноват… — Что ты такое говоришь? — разочаровано произносит Арсений. — Ты не виноват. Слышишь? Не виноват! В насилии виноват насильник! Всегда! Антон теснее жмётся к мужчине, почти растворяясь в нём. Хватается за футболку как за спасательный круг, сминает её в пальцах и правда, правда пытается успокоиться. Сердце Арса разрывается, когда он смотрит на трясущегося мальчишку. Хотелось сейчас встретиться со всеми, кто хотя бы раз причинял ему боль. Попов перебирает пряди волос, кажется, Антон уже совсем не замечает всех этих касаний — ему просто подсознательно нужно это, нужно было все года, когда он избегал объятия. Парень не плачет, он буквально ревёт, стонет в футболку Арсения, задыхается, как выброшенная на берег рыба. Он не знал до этого момента какого это, когда крепкие руки гладят спину, когда кто-то так сильно-сильно прижимает к себе, целует в висок, дует взмокшие пряди. Антон боится, что сейчас вообще не придёт в себя, так и продолжит надрываться, ведь чувства уже перелились через край, а он не знает как затолкать их на дно бочки. — Малыш, прошу, дыши. Сейчас всё пройдёт, ладно? Нужно только восстановить дыхание, — Арсений продолжает шептать Антону на ушко, просит дышать в такт с ним, в конечном итоге начинает слабо покачиваться из стороны в сторону. Парень чувствует огромное истощение, оно даёт о себе знать, когда приходится ослабить хватку на футболке и действительно понять — сейчас всё закончилось. Всхлипы ещё пропадают в шее Попова, но теперь относительно тихие и нерезкие. — Выдохся уже совсем, да? Тош, посмотри на меня, — просит Арсений, стирая ладонью пот с его лба. Антон поднимает голову, смотрит каким-то затравленным и очень усталым взглядом. Глаза покраснели, как в принципе и нос, и щёки. Губы были сильно покусаны, похоже, Антон пытался остановить таким образом свой хриплый крик. Грудь вздрагивала в попытках вдохнуть воздух. Из носа течёт, Антон не успевает подтирать, и вроде бы ему должно быть стыдно, но сейчас это последнее, что его волнует. Он прекрасно осознает, что***
Малыш, смотри, я тебе подарю чудеса
Дома у Арса спокойно. Больше всего Антон обожает приезжать к нему после съёмок, и хоть это позднее время, но парни могут развлечь себя сами, а заодно и отдохнуть после концертов. У Попова в холодильнике всегда валяется что-то вкусное, будь то курица или жареная картошка, пара баночек пива, которые тоже являются неотъемлемой частью отдыха. Пока старший грел еду, Антон щёлкал каналы, открывал алкоголь и поудобнее устраивался на диване, пытаясь не волноваться. В последнее время когда они с Поповым оставались вдвоём, мужчина лечил Антона, и хотя поначалу Шастун считал это бессмысленной глупостью, они достигли маленьких, но всё же результатов. Антон теперь мог спокойно пожать руку кому-то из своих друзей почти в любое время, хотя резкие прикосновения его до сих пор пугали. Арсений добился возможности в любой момент обнимать парня за плечо, а тому только нравилось это. Но как думал сам Шастун, нравилось ему это слишком сильно. — Что сегодня смотрим? — Попов пододвигает небольшой столик к дивану, поставив после этого на него две тарелки с пельменями. — Я вчера всё доел, а готовить лень было. — Какой-то заезженный сериал на пятьсот серий, — отвечает на первый вопрос Антон. — Нормально всё, главное сейчас — поесть. Кроме того пиво с пельменями ничего такое сочетание. Они смотрят какую-то мыльную оперу по телевизору, Антон смеётся с глупых шуточек Арса, которые он выдаёт при просмотре. Когда тарелки пустеют, и стук ложек об посуду прекращается, Арсений возвращает стол на место, уносит тарелки в раковину, надеясь помыть их перед сном. — В нашем списке лечения остался всего один пункт, — улыбается мужчина. Он знает, что Антону этот пункт очень нравится. Шастун отвечает на улыбку, кивая головой. Смеётся тихо своим мыслям: Арсений Сергеевич-сам-себе-врач-Попов перерыл весь интернет в поисках того, что может помочь парню избавиться от навязчивого страха, составил план терапии, записав всё в блокнотик по дням, и теперь они вместе каждый день зачёркивают выполненные упражнения. Как Арсений сказал, сейчас осталось самое любимое Антона — это объятие. В конце дня оно всегда особенно крепкое, поэтому полюбилось Шастуну сильнее всего. Попов с улыбкой на лице распахивает руки, зовёт к себе, и Антон с радостью ныряет в объятие. Укладывает голову на плечо мужчины, прикрывая глаза. Старший по-отцовски целует парня в лоб, начинает играться с кудрявыми прядями Шастуна. — Барашек, — усмехается Арсений. — От барашка и слышу, — смущённо отвечает Антон. — Как по самочувствию сегодня? — тепло интересуется Попов, поглаживая парня меж лопаток. — Хорошо всё, — сонно бормочет в ответ Антон, начиная тереться щекой о грудь Арсения. Ему нравится вот так вот просто сидеть: слушать размеренное сердцебиение мужчины, мурлыкать от его поглаживаний, чувствовать лёгкую дремоту, пока тот шепчет на ухо какие-то шуточки и ласковые словечки. — Устал, малыш. Совсем сегодня Воля своими шокерами вымотал. — Ага, — соглашается парень. — Мы ему отомстим? — Конечно, отомстим, — смеётся Арсений. Антон отрывается от него, хотя совершенно не хочет этого делать, а потом ни с того ни с сего говорит: — Люблю тебя, Арс. — И я тебя люблю, Антош. Парень на радостях, не совсем понимая, что делает, снова прижимается к Арсению, на этот раз оказываясь буквально в паре сантиметров от его лица, кидает быстрый взгляд на приоткрытые губы, после чего снова смотрит в небесные глаза, не мигая. Попова же утягивает в плен зелёная радужка, мужчина мягко прикладывает ладонь к щеке парня и улыбается, когда тот совершенно не пугается этого, а напротив, зацепается за руку, как бы моля не убирать её с лица. Арсений двигается вперёд, смотрит тёплым взглядом, замечает, как в зрачках Антона мелькает беспокойство вперемешку с недоумением. — Всё в порядке. — Я боюсь, Арс. Попов мягко поглаживает большим пальцем кончик носа Антона. — Всё нормально, Тош. Это нормально, что ты боишься. Другой вопрос, хочешь ли ты этого? Недолго думая и не прерывая зрительного контакта, парень тихо произносит: — Поцелуй меня, Арс. — Я не хочу, чтобы ты боялся. Я хочу, чтобы ты перестал вспоминать своё прошлое, — также шёпотом отвечает мужчина в самые губы. — Мы в любой момент можем остановиться. Окей? Антон легонько кивает головой, так, что почти не заметно, Арсений поджимает верхнюю губу, но почти сразу же расслабляет ее, мягко касаясь губ парня. Шастун задерживает дыхание. Одна рука мужчины продолжает поглаживать щеку Антона, успокаивая, пока вторая притягивает его ближе к телу за талию. Парень хватается за плечи Попова, изо всех сил старается ответить, но в итоге просто тупо пытается углубить поцелуй. — Не спеши так, малыш, — смеётся Арсений. — А то ты меня сейчас съешь. — Извини, — бормочет Антон, чувствуя, как уши заливаются краской. Когда Арсений целует во второй раз, Шастун чувствует себя еще более неуверенно и глупо, чем раньше. — Просто повторяй за мной, в этом нет ничего сложного. Лучше бы Антон сейчас дрожал с шокерами на руках, а не пытался целоваться. С алым лицом Шастун старался вторить движениям Попова, который точно имел телесный контакт чаще, чем он. — Для первого раза пойдёт, — широко улыбается Арсений после поцелуя. — Ой, ой, ой, — утыкается ему в плечо Антон. — Я не знал, как надо. — Определённой формулы нет, Антош. Нужно просто расслабиться и само пойдёт. Уже поздно, отправимся спать? — Попов невесомо чмокает его в лоб. — Попробуем ещё раз. — Люблю тебя, — во второй раз признаётся Антон. — И я тебя, Тош.***
Лети…
Арсений помешивает суп на плите, в одних домашних шортах и боксерах, когда Антон подходит к нему и обвивает руками талию со спины. — Что-то случилось, Шаст? — улыбаясь, тепло интересуется Арсений. — Я хочу кое-что попробовать… — М? — мужчина протягивает ему ложку с бульоном, думая, что парень собирается пробовать его на соль. Вместо слов Шастун оттягивает резинку спортивных штанов мужчины, щекоча пах, приспускает уже резинку боксеров, продолжая вести пальцем по коже. Арсений вздрагивает, но ничего не говорит, лишь оставляя ложку в кастрюле. Попов обхватывает запястье парня, вынимая так резко вторгнувшуюся в его пространство руку из трусов, разворачивается к Антону. У того сердце в груди колотится как бешеное, ноги начинают слабеть, что вот-вот и совсем перестанут держать его тушку. Антон очень сильно надеется, что сейчас ему не станут читать никаких нотаций, он буквально молится об этом, смотря в такие родные голубые глаза. — Арс, — бормочет парень. Его прерывает поцелуй: горячий и резкий, но через пару секунд, после того, как Шастун ойкает, прижимается к Арсению теснее, старший целует более плавно. — И что это было? — интересуется Попов, продолжая поглаживать парня за поясницу. — Тебя хочу, — выдыхает Антон, когда чувствует сильные руки, сжимающие его ягодицы через штаны. Чтобы доказать свои слова, парень повторно пихает ладонь под резинку штанов, на этот раз сильно сжимая пока ещё вялый член Арсения через трусы. Антон скулит, когда мужчина тянет его на себя, одной рукой давая слабый шлепок, но в следующую секунду начиная поглаживать место удара. Попов припадает к шее парня, проводит по ней языком, несильно кусает, оттягивая, и сразу же зализывает место укуса. — Кот, — стонет Антон, от чего Арсений посмеивается, горячий воздух впивается в шею, проносится вниз, отдаваясь пульсациями в члене. Арсений отрывает голову от его шеи, целует в нос, а после, смотрит в зелёные глаза напротив. — Ты хочешь? — уверенно спрашивает мужчина, все ещё поглаживая парня по ягодицам, а когда тот слегка расслабил свою хватку в боксерах, толкается членом в ладонь. — А ты как думаешь? — Антон вынимает руку, перекладывая её на грудь Попова, трётся бугорком в своих штанах о бедро мужчины. Арсений закатывает глаза. — Я не хочу делать тебе больно. Не думаю, что это хорошая идея. — Но ты ведь возбуждён. А ещё, я знаю — ты не причинишь мне боль. Они были вместе уже пару месяцев. Антон честно не понимал, с чего вообще пришёлся по вкусу Попову, но тот каждый раз отвечал ему одной из первых фраз в импровизации: «ты мне понравился сразу», говорил, что это чистая правда. Шастун пытался найти в себе недостатки, и если говорить прямо, их было миллион: слишком высокий рост, слишком худое тело, слишком (как казалось Антону) не смешные шутки. Ну и конечно он не мог полностью удовлетворить своего партнёра, парень совсем недавно привык к постоянным ласкам и объятиям Арсения, они уже не пугали его как вода кошку. Но до сих пор перед каждым поцелуем, глубоким или нет, Попов сначала долго смотрел в его глаза перед тем как прикоснуться к лицу. — Давай попробуем, — предлагает Антон, в следующую секунду чувствуя, как его подхватывают на руки. Хочется мурчать от удовольствия. Антон крепко прижимается к Попову, пока тот несёт его через кухню и зал в сторону спальни. Мужчина ощущает упирающийся в живот член, словно вибрирующий сквозь одежду. Антон оказывается на кровати, пока Арсений ищет что-то в выдвижном ящике тумбочки, парень закрывает глаза. Как он сейчас выглядит? По ощущениям Шастун краснее помидора, его тело горит как при температуре тридцать девять, с висков стекает пот. Член определённо уже налит кровью, во рту слабая сухость, но такого же не будет при сексе? — Я это… Вроде как никогда не… Ну… — выплевывает Антон, когда Арсений разворачивается к нему. Если бы не этот случай пятнадцать лет назад, он сейчас бы мог спокойно сказать, что девственник. — Я понял, — усмехается мужчина. — Всё будет нормально, главное не переживай. Боишься? — Волнуюсь, — признается Антон. — Я… Я вообще не ебу что надо делать. — Тебе тут ебать не надо. Это же секс — нет никаких чётких границ и правил, максимум, что ты можешь сделать не так — это залететь. Антон смеётся, волнение отступает на второй план. Арсений наклоняется сверху, щекоча чёлкой лоб парня, мокро целует его в губы. — Этого же не может случиться. — Вот именно, расслабься. — А вдруг? Я не знаю, на что способен графский скипетр. В этот раз смеётся уже Арсений, сначала заливисто, как обычно смеётся, а потом Антон слышит в его смехе хриплые нотки, которые почему-то возбуждают. Антон довольно урчит, и жжение между ногами становится невыносимым, парень чуть раздвигает их, заставляя тем самым ухмыльнуться Попова. Он задирает футболку парня, припадает к коже, опаляя её горячим дыханием, а затем проводит по ней языком. Одной ладонью мужчина скручивает сосок Антона, после расслабляя руку и начиная только поглаживать его, другой продолжает лапать мягкими движениями талию, прикусывая второй сосок. Шастун выгибается, хнычет от ощущений, эмоций и накатывающего предвкушения. Он хочет большего. — Ангел, ты такой красивый, — выдыхает Попов, из-за чего Антон снова стонет, но тут же сжимает губы, будто бы ему нельзя было этого делать. Арсений улыбается, целует подбородок парня, приговаривая: — Я хочу слышать тебя, Тош… Арсений обводит языком родинку Антона близ шеи, спускается ниже, как по лесенке, выцеловывает каждую крапинку на коже, от чего эти места начинают приятно гореть. Попов пытается обходиться с ним как с фарфоровой куколкой — аккуратно, нежно и боясь испортить хоть пальчик на теле. Его будоражит мысль о том, что сейчас Антон отдался ему целиком и полностью, доверился, переборов все свои страхи и фобии. Из-за этого Арсений решает, что сейчас должен выжать из себя максимум, и как бы сильно он уже не хотел получить разрядку, нужно убедиться в том, что Антон и правда хочет такой тесной близости, близости, которая произошла с ним очень рано, в ужасной обстановке и не с тем человеком. Нужно подарить парню всю ту ласку и любовь, кипящие в душе у Арсения с их первой встречи. Антон закрывает глаза, издавая ещё один стон, от которого у мужчины по спине побежали мурашки. Антон тут же краснеет, когда через приоткрытые глаза видит улыбку своего парня, которая становится ещё шире из-за румянца на щеках Шастуна, перерастает в смех. — Ты как? — интересуется Арсений, дуя в живот, а затем прикусывая кожу на нём. Антон выгибается в спине навстречу ласкам. Арсений проводит языком вниз по животу, такому плоскому, что хочется взвыть: зачем им сейчас заниматься сексом, если Антон весит меньше его при таком высоком росте? Хочется забросить всё и повести это чудо на кухню, накормить как следует, в который раз попытаться привести Шастуна к мысли — он идеальный, его тело идеально и сам весь он достоин большего. — Арс, это пиздец, — стонет Шастун. — Ты только скажи нет, и я остановлюсь. — Нет, нет! В смысле… — парень опять закатывает глаза. — Мне очень хорошо, Арс. Продолжай. — Как скажешь, — целует Попов. Мужчина настойчиво, но мягко раздвигает ноги парня, хватается за резинку штанов, поднимает брови, в немом вопросе «можно?», и когда Антон кивает, закусывая губу от возбуждения и лёгкого волнения в груди, стягивает их вместе с боксерами, кидая на пол. Член бьётся о живот, заставляя Шастуна ещё сильнее захныкать и поджать пальчики на ногах. — Чёрт, малыш, ты такой горячий… Арсений подхватывает парня под коленками, двигает еще ближе к себе и целует чувствительное местечко прямо рядом с членом, от чего Антон уже не стонет — воет, толкается пахом вперёд, проезжая мокрой головкой по губам Попова. — Так не терпится? Больше ничего не спрашивая и не говоря, Арсений вновь наклоняется над пахом, сначала дует в него, опаляя кожу горячим дыханием, перехватывает руку парня, когда тот уже хотел начать хоть что-то делать, потому что его разрывало от желания получить хотя бы слабый тык в член. — Ладно-ладно, больше не мучаю тебя. Попов языком проводит от самого основания до головки ствола, вбирая его в рот. Антон сжимает простынь в руках, слышит её треск. В паху чертовски мокро, Шастун даже пугается, что обоссался, не заметив этого. Арсений отрывается с громким чпоком, но тут же снова обхватывает член еще сильнее чем прежде. Антон пытается не толкнуться глубже, мычит от удовольствия и впервые за всю свою жизнь думает, что он чёрт возьми слишком тактильный для ласк. — Арс, я боюсь, что сейчас кончу… — шепчет Шастун, дрожащей рукой поправляя спавшую на глаза мокрую от пота чёлку. — Не волнуйся, пока точно не кончишь, — чуть громче отвечает Арсений, отрываясь от члена. Мужчина быстро потянулся за смазкой на тумбе, которую заранее приготовил, выдавливает себе на пальцы, размазывает и особо не церемонясь, мягко надавливает подушечкой пальца на вход, вставляя его внутрь. Попов следит за реакций парня, увидит хоть лёгкий намёк на боль — прекращает, и, может быть, сегодня они обойдутся лишь минетом. Когда Антон запрокидывает голову с очередным стоном, Арсений сглатывает, через минуту вводя второй палец. Он медленно массирует Антона изнутри, расширяя таким образом проход. Не перестаёт откровенно пялиться на Шастуна — настолько он сейчас красивый. — Арс… Мы конечно оба голые на половину, но… — Антон закусывает губу, когда Попов вынимает пальцы. Пустота становится непривычной, и парень горит желанием заменить ее на что-то большее — большое и горячее. — Мне стыдно, что я перед тобой хуём болтаю, а ты до сих пор в шортах. Арсений смеётся, хрипло из-за возбуждения, а Антон может кончить лишь от этого смеха. Мужчина стаскивает с себя шорты вместе с боксерами, встаёт перед Антоном на колени и хитро улыбается, будто спрашивая «теперь доволен?» Шастун приподнимается на локтях, замирает, разглядывая достоинство Попова. У него хоть что-то может быть не идеальным? Большой ровный пенис с выступающими венками, как в учебниках по анатомии, Антон задерживает дыхание, думая о том, что тот скоро окажется в нём. Перед глазами мелькает не самое лучшее воспоминание — когда-то Олег также стоял рядом с Антоном, хотя скорее стоял его член почти как у Арса, а сам он нависал над мальчиком. Шастун мотает головой, пытаясь отогнать эти картинки куда подальше вглубь сознания, закрыть их под замок и выкинуть ключик куда-то далеко. Арсений хмурится, ложится рядом с парнем, перебирая влажные пряди на его макушке. — Ты точно хочешь этого? — Да, — кивает Шаст. — Уверен? — Я перестал бояться, Арс… Просто сейчас подумал о не самом хорошем. Но я знаю, ты не причинишь мне вреда. Пожалуйста, Арс, мы так далеко зашли, и я уже не хочу просто всё прерывать. Арсений без слов целует парня в висок, плавно переходя на губы. Продолжает мелкими рывками прикасаться к ним, пока натягивает на член презерватив. — Я сам хотел, — стонет Антон. — В другой раз, малыш. Арсений помогает ему приподняться, обнимает крепко-крепко. Антонов член тычется ему в живот, Попов берёт его в ладонь, начинает надрачивать парню, тем самым отвлекая от не самых приятных, по началу, ощущений. Пенис входит хоть медленно, но болезненно, Антон мычит сквозь сжатые губы, и внезапно понимает, он блять плачет, кажется, совершенно не готовый к такому исходу событий. — Сука, Арс, прости, прости, прости, — хнычет парень, утыкаясь Попову в плечо. Ненависть к себе начинает закипать внутри тела, ну как можно было так облажаться, Шастун? Все же нормально было. А сейчас ты рыдаешь просто из-за того, что твою задницу кто-то потревожил. — Тш-ш-ш, всё нормально. Такое бывает, — успокаивает Арсений, пока не решаясь двигаться дальше. — Давай договоримся, просто смотри в мои глаза. Попов толкается ещё раз, слыша шик от Антона. — Они… Они красивые. — У тебя тоже, малыш. Ну давай, переставай плакать. Я же обещал всё сделать аккуратненько. Арсений делает плавный толчок, и кажется попадает в цель — Антон слабо стонет, не совсем понимая, как неприятные ощущения в миг сменились на что-то нереальное. — Тош, а знаешь какой ты у меня? Антон мотает головой с приоткрытым ртом, выглядит это настолько сексуально, что Арсений не выдерживает и чмокает его в губы. — Сейчас похвастаюсь своим словарным запасом. «Надеюсь он окажется таким же большим, как и хуй», — проносится в голове Шастуна, когда Арсений начинает. — Ты у меня самый милый… смешной… добрый… любимый… красивый… сексуальный… неземной… артистичный… зеленоглазый… ласковый… необыкновенный… непревзойденный… удивительный… яркий… — комплименты сыпятся не переставая, с каждым толчком Арс без запинки называет новое слово, как будто выучил какой-то стих, пусть и без рифмы. Но Антон знает — Арс импровизирует, Попов придумывает всё на ходу, от осознания того что он правда считает его таким хочется плакать. — А ещё ты умничка, ты такой умничка у меня, Тош… Арсений двигается всё быстрее и быстрее, срывается на бешеный темп, пока Антон плавится под ним подобно горячему шоколаду. Шастун тает на руках у своего парня, отдаётся ему целиком и полностью, Антон понимает, что доверяет Арсу. Осознание приходит с молниеносной скоростью, Антон ведь вправду доверяет ему, он готов буквально дать Попову в руку нож, повернуться к нему спиной и знать — удара не будет. Он настолько сильно привык к нему, что не боится показаться слабым, рассказать о чём-то, пусть даже глупом, он не боится выглядеть странно. Антон больше вообще ничего не боится, и всё благодаря Арсу. — Хэй, что такое? — Арсений уже на пике, но он прерывается, потому что опять видит слёзы на глазах парня. — Тебе больно? Мне прекратить? Что случилось, Тош? — Нет, нет, я просто понял, что тебя люблю. Арсений Сергеевич Попов, я Вас блять до невозможности сильно люблю! — Напугал меня, — усмехается мужчина, снова начиная двигаться и одновременно с этим обхватывая член Антона. — И я люблю Вас от земли до небес, Антон Андреевич Шастун! Они кончают почти одновременно, сразу валятся на матрас, и когда Арсений снимает использованный презерватив, Антон падает к нему на грудь. — Почему ты не снял с меня футболку? — мычит парень, срывая с себя насквозь промокшую ткань и скидывая ее к штанам на пол. — Забылся, — смеётся в губы Попов, после чего целует их. Аккуратно протирает лицо Антона. — У тебя тут слёзка была, — поясняет он. — Я слишком часто плачу, верно? — Вовсе нет, Антош. Всё в порядке, это же просто твои эмоции. Слёзы активируют парасимпатическую нервную систему, которая помогает расслабиться телу после периода напряжения. При плаче выделяются эндорфины, которые блокируют боль и дают больший контроль над некоторыми эмоциями. — Доктор Попов объясняет мальчику почему ему нужно плакать, — сюсюкает Антон, за что получает ещё один поцелуй. — Да, пока наконец этот мальчик не поймёт, что доктор Попов любит его абсолютно любым и готов вытирать слёзы с щёк столько времени, сколько потребуется мальчику для того, чтобы чувствовать себя хорошо, — щёлкает Шастуна по носу. — Я уже чувствую себя прекрасно, Арс. С тобой я счастлив, — Антон довольно трётся об щетину мужчины, а после бурчит: — Знаешь, я всегда думал, что люди не могут лежать после секса голыми. Ну типо они ещё возбуждаются и им хочется опять ебаться, потом опять всё по кругу… — И что же ты сейчас чувствуешь? — хмыкает Попов, щуря глаза от улыбки. — Что у меня завтра будет болеть задница, что я хочу спать, но не хочу, чтобы мы одевались, потому что голый ты гораздо теплее чем в одежде. Арсений смеётся, Антон тыкает в ямочку на его лице и начинает хохотать в след за ним. Мужчина поворачивается к парню боком, перед этим накрывая его и себя одеялом, утягивает Шастуна в свои нежные объятия. — Вечером разберёмся с одеждой на полу, а сейчас спать! — Дима ставил, что мы переспим до конца этого месяца, — как бы невзначай произносит Антон. — Ага, а Паша — до конца недели. — Не много ли у него денег? — Ну не знаю, не знаю. А раз ты завтра не сможешь ровно сидеть и будешь всё время лежать у меня на коленочках, он станет ещё богаче. Антон заливается хохотом, тыкнув Попова в живот, начинает смеяться ещё громче, когда мужчина щекочет его под одеялом. — Мне теперь будет завидовать куча фанаток! — сквозь смех кричит Шастун. — Я переспал с Арсением Поповым! — Тебе хоть понравилось? — получше устраивая его у себя на груди, улыбается мужчина. — Да, но, я хотел тоже как-то поучаствовать, Арс. Я хотел пососать тебе, ну или хотя бы презерватив нацепить. А в итоге лежал бревном. — Не загоняйся ты так, — в своей манере смеётся Попов. — Не всё сразу, помнишь? На самом деле я очень рад, что ты доверился мне настолько, что мы с тобой смогли заняться сексом. Я уже говорил это, но повторю ещё раз — ты умничка, Тош. Ты большой молодец. Парень довольно мурчит, чмокает Попова куда-то в шею и наконец то закрывает глаза, растворяясь в объятиях. — Арс, ты же выключил суп? — Блять.