— Она проиграет, — поджала губы Софья, опустошая бокал с вином до дна. Её руки несколько дрожали, но она не обратила внимания, — это бесполезно. Бесполезно спонсировать её.
— Ты так легко передумала? — возмущённо поинтересовался Пётр, и ей стоило огромных сил, чтобы не потерять самообладание перед супругом, — никто даже не видел, что девочка может!
Софья скептично взглянула на супруга, стучащего пальцами по стеклянному столу. Раздражённо дёрнула плечами, стараясь никак не комментировать. Да-да, особая привязанность ко всем трибутам. Ей тоже было ужасно жаль детей, которые ежегодно попадают на эту кровавую жатву. Но в силах Софьи была возможность спонсирования любого желаемого трибута. Она всегда делала ставки на кого-то либо из первого, либо из второго дистриктов, оставляя определённую часть денег на помощь объективно слабым и жалким. Преимущественно молодым.
Можно было упрекнуть в таком кощунстве: поддержка сильных бойцов и заработок на этом с благородством мало пересекались. Но это был основной семейный доход. Георг, её отец, был по-своему хорошим игроком в этих играх. Он с почти идеальной точностью предвидел бойцов, поддерживая своё богатство. Настоящий житель Капитолия, который искренне презирал его помпезность. Они с Софьей имели восхитительную черту, помогающую им в этом павлиньем параде: их волосы были такого же платинового цвета, как и у президента Сноу. Многие жители покупают парики или красят волосы в данный цвет, а им довелось отвести от себя эту неприятную традицию.
Не многие жители решались быть бесцветными, без миллионов ярких красок на своей коже. Кажется, Софья видела не больше пяти таких людей, не считая президента. Сенека Крейн, например, молодой и претенциозный организатор игр, был с заурядной по меркам столицы внешностью. Но все ещё пользовался спросом. Новенький стилист Цинна был из той же команды.
И это укрепляло мысль, что адекватность в их обществе всё ещё присутствует, поэтому Софья не чувствовала себя такой уж белой вороной. Коли существуют стилисты, отвергающие неестественную моду, то всегда есть возможность введения в эту самую моду чего-то более приземлённого или натурального.
Что касалось Петра… Совершенно обычный человек. Для некоторых необыкновенно серый и неказистый, в этом-то Софья уверена. Ничем не выделяющийся кудрявый мужчина с оспенным лицом — доказательством все ещё скверной медицины в дистриктах.
Он был победителем на одних из ранних игр, которые не отличались жесткими рамками и имели свои нюансы. Лет, эдак, двадцать назад, если не больше.
Когда-то они все вместе жили в первом дистрикте: Софья, Пётр и ещё двое их близких друзей. По меркам Софьи эти времена были чрезвычайно давними, поскольку при первой же возможности и богатстве отца, они не задумывались сменить место проживания. Для Кристиана, одного из их друзей, это тоже не составило труда. Его семья не отличалась богатством, но ходили слухи, что каким-то образом относится к распорядителям игр. Если не напрямую, то косвенно. А Степан… Он просто вымолил позволение у Георга Бэрроу, чтобы увязаться за Софьей. Врачей очень сильно ценят, и её отец, скрипя зубами, дал своё позволение. Только помимо желаемой направлённости Журавлёва ему было нужно обучиться всему, что умеют пластические хирурги.
Потому что он должен отработать своё.
Возвращаясь конкретно к Петру, можно было сказать, что он и являлся тем стимулом слинять поскорее из дистрикта всеми честными и нечестными способами. Потому что, как бы иронично не звучало, но первый дистрикт, отличающийся фанатичностью к играм и вечным добровольцам, в тот год не имел таковых вообще. Неплохо, правда?
Совершенно случайно из этих записочек достали именно его имя. И ни одна живая душа не захотела построить карьеру, вызвавшись вместо него. Брокдорф, разумеется, хотел бы. Но ему уже было девятнадцать. Принимать участие он не имел права.
Победа Петра — это также огромный толчок для Капитолия, правительства страны, по ужесточению рамок самих игр. Когда любой человек слышит, что победитель — это юноша, который не умеет пользоваться холодным оружием (хоть он и владел прекрасно огнестрельным, даже великолепно, его умения проявляли себя лишь в благоприятной обстановке. Явно не в адреналиновых качелях Голодных Игр) или смекалкой, то, обычно, считают за шутку.
Нет, это не шутка. Просто путём спонсирования он заработал неприлично много подарков, что его победа стало полностью проплаченной. Капитолий, разумеется, такой ход не оценил. Избежать наказания в виде смерти удалось лишь потому, что других живых попросту не осталось.
С тех пор спонсорам выставили планку вклада денежных средств. Георг, в целом, был этому несказанно рад. Потому что дочь дочерью, но он в жизни не тратил столько денег на какого-то идиота и мог проиграть состояние. А если бы Пётр действительно сдох, то Бэрроу его оживил и повторно убил. А он и так хотел. Потому что его выигрыш едва ли закрыл те траты, которые сопутствовали этой самой победе. Бэрроу лишь вышел в ноль.
А потом, благодаря счастливым обстоятельствам, никто и не посчитал его всерьёз победителем. Кориолан Сноу пренебрегал его существованием, богатых людей тоже никак не интересовал. Георгу вновь пришлось раскошелиться настолько, что его чуть удар не хватил, но формально победитель был правда куплен у правительства, как это и бывает.
Вообще-то Капитолий им и не интересовался: проституция вряд ли была прибыльной с таким-то лицом, политический символ из него тоже хреновый. Зато за этот перфоманс на играх следовало неплохо заплатить, как бы погашая свою вину.
Официально нечестный выигрыш числился за Бэрроу, но Софья могла поспорить, что кто-то из семейства Брокдорф наверняка приложил к этому руку. Потому что Кристиан выглядел донельзя бледным и нервным, как это бывает при семейных ссорах, но чрезвычайно спокойным и собранным, словно совершенно не волновался насчёт развязки мероприятия.
И путём таких нехитрых махинаций они обосновались в самом безопасном месте Панема — столице Капитолий. Не без некоторых притеснений, но в целом довольно беспрепятственно.
Одним из увлечений Георга было как можно более частое напоминание, что именно благодаря ему Пётр сохранил свою жизнь, и нормальную жизнь, без эмоциональных потрясений. Тот, конечно, со всем соглашался, но вообще-то, когда покупают щенка, от него же не ждут благодарности за это…
Кратко говоря: Бэрроу был неприятным, но жить-то он решил с Соней, так что особо не парился по этому поводу. А в отличие от Георга, его милая Соня ни разу даже не намекнула, что тут Пётр обосновался на птичьих правах. Потому что Пётр также по-своему полезный и делает ценный вклад в их маленькое общество. Ну он так думал.
Они заключили брак, который не особо приветливо встретила публика, потому что это было жалкое зрелище. Для непросветленного зрителя их союз представлял собой торгово-денежные отношения, в ходе которых победитель женится на дочери своего спонсора. Но Софья ревностно напоминала раз за разом, что их чувства возникли ещё до вызова Петра на игры. Да и кому действительно нужно было спонсировать какого-то малопопулярного человека, если тут не был какой-то личностный интерес…
Во время беременности правда и её саму прорвало: Софья вдруг резко посчитала, что Пётр с ней из чувства благодарности, навязанным отцом. Она проплакала навзрыд целый час, когда ей впервые пришла эта мысль, и Петру пришлось заверять свою излишне драматизирующую жену, что это не так. Он решил, что хорошим аргументом будет выдать фразу: «если бы я хотел, то легко сбежал в любую минуту». А затем пришлось снова полчаса успокаивать Софью, говоря, что он этого не сделает, он очень-очень сильно любит Сонюшку и ребёнка (она гневно смотрит, потому что носит
двоих детей, и Пётр моментально поправляет свою речь, ещё не привыкший к мысли о многодетстве), и вообще это был лишь пример…
Сейчас это казалось ужасной глупостью, поскольку они жили так, как не могли себе и представить. У них было четверо детей и поголовно раздражающая всех любовь. А ещё собака. Несколько собак. И маленький щеночек.
И их семья совершенно стала похожа на типичных капитолийцев, за исключением, как уже было сказано, внешности.
Дмитрий, её сын, который был похоже внешне, чем какой-либо другой ребёнок, стал ведущим Голодных игр, поскольку обладал такой харизматичностью и очаровательностью, что даже его не пёстрая внешность не могла оттолкнуть зрителей. Все считали это изюминкой, а в дуэте с Крейном, посещающим интервью перед началом игр, вовсе настоящим украшением. Он был жесток в выражениях, колким и провоцирующим, а потому всем нравился этот хулиганистый типаж. Одни восхищались его актёрской игрой, другие с ужасом понимали, что молодой человек искренне восхищается зрелищностью жестоких игр.
— Она выиграет, — вдруг резко выпрямился Пётр, заставляя Софью оторвать взгляд от своего сына в чёрном костюме и перевести на девушку. Это была трибутка из двенадцатого дистрикта.
— Ты хочешь проспонсировать её?
Он колебался пару секунд, а затем покачал головой.
— В одиннадцатом есть двенадцатилетняя девочка, — напомнил Пётр, — ей это будет нужнее… У Кейтнисс…
— Китнисс, — ненавязчиво поправила Софья, похищая прямо из-под носа супруга, кажется, сотый по счёту бокал, — Китнисс Эвердин.
— Да, у неё много шансов, а у Руты нет.
Она вздохнула. Её супруг чрезвычайно быстро привязывался ко всем участвующим детям, и их смерть была ужасной трагедией. Потому что каждый раз, несмотря на помощь, они просто не могли сами себе помочь.
Но Софья ничего не могла поделать: они оба родители, и может она не понимает чувств Петра полностью, поскольку не участвовала в играх, но они оба были бесполезны в этой ситуации.
«Ты пришла со своим другом, пекарем Питом. Верно? — вальяжно откидывается Дмитрий, — придётся потерпеть эту хлеборезку, чтобы увеличить свои шансы на победу, пока он строит глазки тебе.»
Пётр шумно вздохнул, и Софья готова была поспорить, что дело не в глупом каламбуре сына. Он сложил руки на груди и крайне сердито уставился на экран.
— Он ещё слишком молод, чтобы понять, — тихо напомнила Софья.
— Ему восемнадцать, — осёк её Пётр, — некоторые из трибутов его ровесники.
Она присела на подлокотник кресла, кладя свою руку на плечи мужа. Пётр сначала недовольно дёрнулся, а затем Софья почувствовала, как мышцы расслабились. Она-то прекрасно понимала, что любовь к их сыну одинаково сильна, просто супругу тяжело было смириться с этим.
Ровесник Дмитрия, Павел, ужасно ненавидел Голодные игры. И это лишь заставляло Петра раз за разом задумываться, почему все их дети, за исключением этого самого Дмитрия легко могут различать хорошее и плохое, а он — нет.
— Он привлекает внимание к трибутам, — попыталась оправдать сына Софья, — это может мотивировать спонсоров приглядеться к ним…
Пётр опустил взгляд, принимая это оправдание. Просто потому что ему нужно было принять хоть что-то.
За двадцать лет жизни без ощущения себя в гнетущей опасности он, очевидно, легко вернулся к комфортной обстановке. Может быть единственное, что его выдавало как трибута, это нервный сон. Уж привык он чутко спать из-за страха быть убитым, зато это отлично помогало проснуться по первому зову плачущих детей.
Класть детей в серединку, на родительскую кровать между самими родителями, не только полезно для самого ребёнка, но и приятно успокаивало Петра, что всё на своих местах. И собаки, конечно, тоже на кровати имеют право спать.
Софья считала эту политику здравой. Иногда ей было одиноко без объятий по ночам. И именно поэтому она стала иногда дремать с супругом днём. Зато все были максимально счастливы, а это единственное, о чём можно желать в этом непростом мире.
— Чёрт возьми, я надеюсь, что эта девка выиграет! — махнул рукой Дмитрий, пока Софья пыталась совладать с его галстуком. Она хмыкнула. Может лучше бабочку?
— Её зовут Китнисс, — вновь напомнила Софья.
— Что… Что ты делаешь? — вдруг мягко обхватил запястье матери он, — там есть стилисты, уверен, они подберут мне хороший образ.
— Но не явишься же ты как чучело туда! У тебя много поклонниц, ты должен выглядеть восхитительно, — фыркнула Софья.
— Да, поэтому я должен заманчиво расстегнуть верхнюю пуговицу…
— Перед женой расстегиваться будешь! — хлопнула по руке сына своей свободной она, — веди себя прилично.
— Он не знает такого слова, — шутливо поддевает Пётр, отрываясь от чесания грациозной борзой, — у него ещё и глаза бесстыжие.
— Да у вас это семейное! — осадила Софья обоих, — всё, иди и блистай. Понятно?
Дмитрий покорно склонил голову, чтобы мать по-родительски чмокнула его в лоб и наконец-то выдворила прочь.
Его, кажется, вообще нельзя ничем смутить. Это работа Дмитрия — перепрыгивать через черту воспитанности и говорить о таких вещах, о которых не принято разговаривать в приличном обществе. Но он, как блистательный ведущий, раз за разом комментирует смерть каждого трибута, ожидая глупый смех публики от остроумного замечания. Иногда открыто издевается над выжившими, проявляя высшую степень эпатажа. И все подхватывали его любой выкид.
Он был среди сливок общества, посещая популярные торжества. Именно в одну из таких ночей, Дмитрий смог пересечься с Китнисс в более неформальной обстановке. Разумеется бестия из двенадцатого дистрикта выиграла. И как же жаль, что она решила слепить интрижку с этим Мелларком, потому что Дмитрий готов был отдать многое лишь бы провести одну ночь с этой победительницей.
Выпитого алкоголя слишком много, а зелье, вызывающее рвоту, чтобы была возможность как можно больше блюд, неожиданно оказалось в его бокале. Это способствовало лишь гораздо большему опьянению на голодный желудок. Именно таким способом он и вырыл себе могилу.
— Господин президент! — почтительно склоняя голову, увязался Дмитрий за Кориоланом Сноу, прерывая диалог Плутарха с ним, — могу ли я задать откровенный вопрос? Это касаемо возможной опасности от победителей…
Сноу не подал и виду, что заинтересован разговором. Дмитрий даже испугался, что президент его попросту покинет. Лучше бы оно так было! Потому что через мгновение Кориолан выжидающе склонил голову, разрешая ведущему высказать всё, что он думает.
— А что, Китнисс и Пит совсем-совсем за целомудрие? — грустно вздохнул Дмитрий, — вон, Финник как здорово себя ведёт — за любой секрет переспит. А в любовничков я не вижу смысла играть. Объявление о свадьбе такое дешёвое…
— За сплетни, — с холодной улыбкой поправил Сноу, — Одэйр на большее не способен. Печальная участь такого претенциозного победителя… Неужели вас не зацепило предложение Пита Мелларка?
— Отвратительное предложение, — он наотмашь взмахнул рукой и чуть не пролил вино на Хэвенсби, — зато представьте, какой скандал будет, если невеста так обманет Пита… Целая сенсация!
— Мистер Бэрроу, — Кориолан взглянул на него, и Дмитрий ощутил сталь во всех жестах даже будучи пьяным, — вы же сами сын победителя. Неужели вы не печётесь о репутации?
— Я не хотел вас задеть! — поспешно объяснился он, — просто я считаю, что из-за выходки этих брошенок двенадцатого дистрикта сама зрелищность игр, вне их милования, значительно снизилась.
— Я желаю вас заверить, — таинственно произнёс Сноу, — семьдесят пятые игры будут необычными, а любовная линия станет лишь приятным дополнением.
Президент вместе с неподалёку стоящими миротворцами покидает общество Хэвенсби и Бэрроу, оставляя ведущего и распорядителя игр наедине.
— Не стоит тебе пить на таких мероприятиях, — как-то тихо выдал Плутарх, криво усмехаясь, — честно сказать, не хотел бы я тебя видеть в списках неугодных.
— Да что мне сделают?
— Сенека Крейн также считал, — рассудительно заметил Хэвенсби.
— Ну и идиот, — хмыкнул Дмитрий.
***
Объявление о том, что квартальные игры окажутся играми среди победителей, конечно, весть максимально шокирующая. Но Дмитрий был предельно уверен, что эта напасть обойдёт их стороной. Потому что, ну как сказать, в первом дистрикте с десяток этих победителей. Во втором наверняка также. Не может быть, что там не найдётся хоть одного добровольца даже среди выживших. Наверняка какой-нибудь идиот захочет поиграть во второй раз, психопатов много.
Он вздыхает облегчённо, когда узнаёт, что от первого дистрикта избран Блеск и его сестра Кашмира. Теперь-то ни матери, ни отцу не стоит волноваться по пустякам.
Дмитрий прокручивает в голове раз за разом слова, которые должен спросить на интервью перед тренировочной неделей. Конечно же, как минимум, один вопрос провокационный он задаст. Например, будет ли готов Блеск убедить свою сестричку ради победы. Просто интереса ради, ведь наверняка жить-то ему хочется сильнее: он показал себя чрезвычайно бесстрашным добровольцем на своих 63-их играх.
Единственную, кого ему было жаль, это Мэгс. Восьмидесятилетняя старушка вызвалась вместо рыжей сумасшедшей девушки из седьмого дистрикта. Небывалая храбрость в сторону того, кто вряд ли будет жить адекватно. С другой стороны у неё был инсульт… Он даже не знал, какая жертва будет более рациональной.
И вот. Момент истины.
Дмитрий вышел на сцену под очередные крики и аплодисменты, улыбаясь в свои белоснежные тридцать два. Ему чрезвычайно нравилось тешить своё эго, когда вот это прекрасное лицо без пластических операций делало ему полный зал. Господи, да любая из этих девушек готова отдаться ему… Жаль, что они все, вместе со своими кавалерами, больше похожи на кошмарный сон орнитолога.
Уселся в кресло, взглянул ровно в камеру и с надменными нотками начал:
— Сегодня с нами собрались те, кто по праву называется самыми сильными борцами Панема.
Он помнил их всех поимённо, зазубривал биографии, чтобы обрушиться шквалом критики и уколов на каждого из них, давя на больное, играя как кошка с мышкой.
— Я думаю, каждый хочет узнать, кто же по праву заслуживает стать победителем победителей, — он вдруг фыркнул: — хорошо, что у нас есть запрет на постоянное спонсорство. А то игры бы закончились, не начавшись, победой Финника.
Если бы тут был Одэйр, то, вероятно, сейчас бы в голове Дмитрия был трезубец. Но победитель находился за сценой, ожидая выхода. Ведущему оставалось бросить пару шуток, осветить грядущую свадьбу Китнисс и Пита (потому что, видите ли, сенсационный материал) и наконец-то начать интервью.
— Блеск! — он даже поднялся, взмахивая рукой в сторону кулис, откуда должен был выйти трибут первого дистрикта, но вместо него выпорхнула дама, которая быстро посеменила к Дмитрию, — не думал, что победа так сильно меняет людей… Хотел затеряться среди девушек-трибутов?
Разумеется, Блеском она не была. И глупая фраза была лишь для такой же не обременённой умом толпы. Он чуть склонил голову, выслушивая разноцветную дамочку, а затем театрально распахнул глаза.
— Не представляете, друзья, — фамильярно обратился он, — Блеск… скончался. Мне прямо сейчас передали, что он, кажется, заработал черепную травму и кровоизлияние...
Бэрроу вдруг резко вскинул голову, словно это была какая-то поистине очаровательная новость.
— Что же, — вздохнул наигранно он, — возможно вашим любимцам повезло: он был сильным соперником.
Внутренне он уже послал нахуй эту даму со всеми вытекающими, потому что понятия не имел, что спрашивать у трибута на замене, поскольку биографии он их в душе не чаял. Оставалось выехать только на импровизации и формальных вопросах по типу «что вы чувствуете?» или «вы готовы к этому?».
Он искоса взглянул на президента Сноу, находящегося на балконе помещения. Что он, оплошает перед правительством? Чёрта с два!
— Прошу выйти нового трибута от первого дистрикта! — заливисто крикнул он, — не стоит бояться, если вы хуже Блеска. Это лишь значит, что вы закончите игру быстрее, чем хотели! Я...
Дмитрий глупо запнулся, теряя смысл всех слов, потому что новым присланным трибутом оказался его отец.
Ведущий синхронно сел вместе с ним в кресла, пытаясь понять, что за пьяный угар сейчас случился и почему ему снится такой откровенный бред. Моргнул пару раз и осознал, что это реальность. Среди кулис помощник интенсивно жестикулировал, чтобы Бэрроу хоть что-то выдавил из себя. И будь он проклят, Сноу наверняка ждал этого момента.
— Это... — он облизнул сухие губы, а затем улыбнулся так широко, что нижняя лопнула, — неожиданный поворот судьбы! Кажется в былое время мало, кто считал тебя победителем. Это настоящий шанс доказать для всех обратное.
Дмитрий вел себя так, словно перед ним очередной безликий незнакомец, которого он вот-вот отправит на жатву. Пётр шокировано распахнул глаза, смотря на своего сына. Последний же до безумия был напуган и улыбался столь широко, стиснув зубы, что надеялся этот нехитрый способ поможет ему не блевануть прямо посреди интервью.
— Нет здесь победителей, — ощерился Пётр, и Дмитрий вздрогнул, ощущая себя мальчиком, которого ругает рассерженный родитель, но отец вдруг произнёс совершенно несвойственно: — я себя таковым не ощущаю.
Бэрроу глупо моргнул. Это был слишком слабый ответ и совершенно странный. Серьёзно? А где там нравоучения, что никто не хочет игр, что всем следует пойти в пешее эротическое...
— Фортуна дала настоящую возможность! — чересчур наигранно смеётся Дмитрий, — что ты ощутил, когда пришла эта замечательная весть о выборе в качестве трибута?
Пётр же тупицей Дмитрия быстро окрестил, осознавая, что сын пытается его спровоцировать на громкие фразы. Вероятно, он даже не думает о таких вещах как, например, безопасность всей остальной семьи.
Ведущий мимолётно поднял взгляд вверх, привлекаемый вниманием розовой шубки — один из видов ужаса капитолийской моды. В сочетании с абсолютно блеклым на фоне одежды лицом, Дмитрий понял, что это его мать. За ней следом шёл Георг, и они оба были взволнованы.
Но больше ни на один вопрос Пётр не ответил, точно также уловив присутствие жены. Он попросту уставился на неё, подняв голову вверх.
— Да уж, — усмехнулся Дмитрий, — не знал, что общество с Мэгс так влияет... Буду надеяться, что остальные трибуты не подвержены инсульту или игре в молчанку.
Он встал, как обычно бывает, когда ведущий провожает трибута, а затем совершенно жестоко добавил:
— Не волнуйтесь, дамы и господа, это интервью — лишнее доказательство того, что теперь у ваших фаворитов гораздо больше шансов выжить.
Дмитрий не смог взглянуть на Петра после такой отвратительной фразы, потому что ему было нескончаемо стыдно. И ему оставалось лишь унизить собственного отца. Он прикусил губу, думая о том, что последняя фраза, которую его родитель услышал от него — чистое оскорбление и пожелание умереть.
Он бегло взглянул на мать и понял, что Софья рыдает. Она отвернулась от сцены и скрыла своё лицо руками. И Дмитрий не мог понять, что хуже: улыбчиво отправить отца умирать или выставить себя мудаком перед всей семьёй.
И не будь микрофона у него зацепленного за ухо, он бы обязательно шепнул хоть что-то ободряющее, хоть что-то, что давало бы понять на чьей он стороне. Но вместо этого ведущий Голодных игр представил себя зрителям капитолийцем столь презирающего нечестно победившего отца, что без колебаний отправивший его назад на жатву.
***
— ПЛУТАРХ! — Софья крикнула через весь коридор имя распорядителя, срываясь на бег. За ней спешил Брокдорф, — Хэвенсби! Пожалуйста!
Мужчина остановился, снисходительно оглядывая пришедших. Почему-то визит дочери Бэрроу не удивил его совсем.
— Я заплачу любые деньги, я сделаю тебя фантастически богатым. Любые дома, камни, украшения! Ты можешь взять даже меня, — горячо зашептала она, озираясь по сторонам, — ты всю жизнь будешь в золоте. Твои дети, внуки и правнуки...
— Мне нужно идти, — теряя интерес, прервал её Плутарх, — я сожалею, но так бывает. Если вам угодно, то я не прикладывал руки к этому выбору...
— Умоляю! — повышая голос, произнесла Софья. Она схватилась за руку Плутарха и рухнула на пол, — помоги мне, Хэвенсби! Я на коленях перед тобою стою.
— Не унижайтесь, — с долей презрения произнёс распорядитель, а потом сказал более дружелюбно: — победа вашего мужа будет такой же нечестной, как и двадцать два года назад.
Кристиан робко потянул Софью, чтобы она встала, но та отмахнулась от него рукой, фанатично смотря на Плутарха.
— Не унижайтесь! — вторил распорядителю опешавший Брокдорф.
— Заткнись, бесполезный кусок дерьма, — рявкнула Софья, — твоих советов мне не хватало.
Она взглянула вновь на Хэвенсби.
— Найдите замену. Скажите, что есть доброволец! Там наверняка есть добровольцы...
— Никто не хочет участвовать в таком кошмаре ещё раз, — понизив голос, пояснил Плутарх, — Блеск тоже того не хотел, ему нужно было защитить сестру, но его убрали раньше.
— Убрали?! — воскликнула Софья, и на неё шикнули, — это было намеренно! Вы намеренно вытянули эту карту?
Хэвенсби рывком поднял её с пола, запихивая в ближайший зал, где подрагивающие голограммы ужасных тварей с арены метались на цифровом поле. Стена из стекла отделяла их от несуществующих тварин.
— Да, его правда заменили осознанно, — ещё тише произнёс Плутарх, доставая часы и показывая Софье, — как вы к этому относитесь?
Софья моргнула пару раз, стряхивая слёзы с ресниц и приглядываясь к рисунку. Сойка-пересмешница на циферблате о многом не говорила.
— Это п-птица, — все ещё несколько заикаясь от непродолжительной истерики, выдала она, — что с того?
Плутарх выразительно взглянул на неё и покачал головой, мягко беря под локоть.
— Прошу прощения, нам не по пути.
— Стойте! — испугавшись, что он откажется помогать, остановилась Софья, — вы не можете меня бросить в такой ситуации. Я итак ненавижу вашего президента, у меня не много осталось, но вы не можете лишить детей отца!
— Ваш сын и является катализатором этой безотцовщины, — сварливо кинул он, но остановился тоже.
И почему-то признания ненависти к президенту было достаточно, чтобы распорядитель доверился ей. К сожалению, если бы у неё не было денег, которые были просто необходимы для продвижения революционных идей, то Хэвенсби не обратил на неё ни малейшего внимания.
— Я абсолютно на всё согласна, — поспешно заверила Софья, боясь отказа, — у меня... я... ещё есть восхитительный хирург.
Она выпалила эту информацию совершенно неосознанно, считая, что это может быть важно. На самом деле впечатлило Хэвенсби это мало.
Брокдорф резко решил показать, насколько полезным членом общества является. И уворачиваясь от язвительности Софьи вдруг обронил, пытаясь также показать свою полезность в любом деле, даже если оно, очевидно, опасное.
— Знак Эвердин мне знаком, — кратко предупредил он, — мои родственники были распорядителями игр ранее, отвечающими за моделирование и генетику этих переродков.
Софья скосила взгляд в сторону тварей. Она слышала эту информацию впервые. Брокдорф никогда не признавался в родственной связи с этими хладнокровными убийцами.
Но тот, не смущаясь, продолжил.
— В генетике я не силён, — признался Кристиан, — но я думаю мои некоторые знания устройства работы и размещения ловушек будет кстати.
— Зачем мне ещё один распорядитель? — засмеялся Хэвенсби, — я главный распорядитель.
— А у Капитолия их десятки, — парировал Брокдорф, — разница мнений важна.
Казалось, что эти слова не произвели никакого впечатления, но Плутарх вдруг довольно сощурился и протянул ему руку для рукопожатия.
— Приятно иметь дело с отчаявшимися.
