Мышка и волк

      Был второй час ночи. Студенты давно рассыпались по комнатушкам и тихо спали. Один Лев Николаевич, завернувшись в одеяло, сидел на своей кровати в полной темноте, и никак не мог сомкнуть глаза: уже вторые сутки в общежитии не появлялся его друг и сосед по комнате - Парфен Семенович.       Лев знал про его банду, которая "держала", как выражался Парфен, район и снимала "десятины" с тех, кто продавали что-то на их территории. Не только мелкие палатки и ларьки были подвержены такого рода "разграблениям", как выражался сам Лев, но и магазины. Эти банды наполняли весь город, и на каждый район была своя, а названия были производны фамилиям их главарям: Рогожинцы, Башмаки, Синицы, Верховцы и проч.       Лев никогда не углублялся в их перепалки и в общем все их дела были покрыты для него пеленой загадки, которую не хочется разгадывать. Лев знал только о трёх вещах наверняка: банды снимали "десятины" раз в месяц, у каждого из банды было свое оружие и что Парфен никогда бы не исчез на сутки, не предупредив Льва.       Но вот дверь скрипнула и послышались прерывистые тихие шаги. Лев включил настольную лампу, которую он предварительно переставил со стола себе на прекроватную тумбочку. Парфен отвернулся от света и сел на свою кровать. Лев сразу, заметив бордовое мокрое пятно на серых брюках друга, встал и, потянув за собой одеяло, робко подошел к другу с немым вопросом.       Парфена прикрыла тень Льва, но даже при таком плохом освещении было видно, что на выделяющихся скулах его имеются такие же темные пятна. Напряжённое молчание длилось минуты две.       Возможно, оно бы длилось еще дольше, а может быть Парфен уже был готов заговорить, но ни тому ни другому не суждено было случиться: по стеклу окна стукнуло что-то мелкое. Один раз, другой, четвертый. Парфен, рыкнув, встал и почти неприметно, двумя пальцами отодвинул штору. Его лицо исказилось злобой, он схватил свой пиджак, но рука Льва сделала то же.       - Подожди, - прошептал он твердо, - ты куда? У тебя рана, тебе нельзя никуда.       Парфен выдернул свой пиджак и, ничего не ответив, прихрамывая, выбежал в коридор.       На улице его встретил светловолосый, высокий молодой человек, разодетый в клетчатый костюм. В одной руке он перебирал маленькие камушки, а другую он поднял и яркий холодный свет ослепил Парфена.       - Чего тебе ещё нужно, вошь ты поганая? - прошипел Парфен, выставляя ладонь перед лицом.       Молодой человек выделанно удивился, видимо, по привычке, потому что ослепленный Парфен не мог видеть его лицо.       - Как?! Рого-ожин, вы играете со мной в кошки-мышки? Долго ли будет это продолжаться? - его слова сыпались словно бисер. Он выключил фонарик. - Нас больше, а территория у нас почему-то все та же, нет, даже меньше, чем у вас. Мы вам деньги предлагали, а вы... Ну-ну-ну, Рогожинцы! (он покачал головой) Мне продолжать напоминать тебе или ты вспомнил, что ты меня обманул?!       - Вы подсунули нам пару фальшивых купюр! - Парфен пытался говорить тихо, чтобы не разбудить студентов и не накликать тем самым беду на себя. - Кто кого еще обманул! Вы, Верховцы, все крысы! До единого! А жалкие какие, аж зло берет!       Они стояли под жёлтым светом уличных фонарей на расстоянии около пяти шагов. Подул прохладный сентябрьский ветерок и Парфен накинул на плечи пиджак. Верховенский дёрнул руку назад, но, убедившись, что в жесте Парфена не было ничего предосудительного, вернулся в прежнее уверенное положение.       - Рогожин, - начал он с видом оскорбленного человека. - Рогожин, вы не разбираетесь в купюрах, а мы тому виной? Мы к вам по-честному, а вы к нам с пушками. Вы к нам с пушками - мы к вам с пушками. Только я ведь предупреждал, что нас больше.       - Хватит трещать! - рявкнул Парфен, раздражённо разводя руками, но потом снова понижая голос. - Хватит говорить мне то, что я без твоих соплей знаю! Ты меня дико выводишь из себя! Просто ответь мне на вопрос: зачем ты пришел? Мы отменили сделку, вернули вам чемодан. Что тебе ещё нужно?       Верховенский нервно поправил волосы и сделал пару шагов к Парфену.       - Парфен, - послышался тихий и встревоженный голос Льва.       Верховенский снова завел руку назад и в этот раз вынул из заднего кармана заряженный небольшой револьвер. Раздался выстрел.       Парфен на одно мгновенье ошалел от неожиданности, в окнах тут и там стал включаться свет, неподалеку залаяли собаки. Он схватил Верховенского за руку в которой был револьвер и вывернул ее. Тот успел вскрикнуть, выронив свое оружие.       - Что он тебе сделал, вошь ты проклятая?!       - Брат за брата, Рогожин! Кровь за кровь! Ты нашего Ивана-Царевича ранил в плечо, а я твоего друга. Око за око...       Верховенский хотел ещё что-то сказать, но Парфен уже не слушал его. Один удар кулаком, другой, третий - все пришлись по лицу Верховенского. Тот только и успевал отстраняться, в надежде, что успеет увернуться от удара, но не успевал.       Тем временем уже слышались голоса из открывающихся окон. Парфен невольно обернулся на самый громкий возглас знакомого ему голоса, а Верховенский, воспользовавшись подвернувшимся моментом и подхватив свой револьвер, бросился наутек и тут же скрылся между кустов, ведущих в парк. Парфен подбежал к сидящему на асфальте другу и в слабом свете, падавшем из окон, разглядел на его плече багровое пятнышко, расплывающееся на всему плечу.       - Люди увидят, проснуться, узнают, тебе нельзя! - судорожно и перепуганно, но очень подавленным голосом повторял Лев, хватая руки Парфена.       Дверь подъезда стала отворяться и на пороге появилась тучная фигура с фонарем в руках - вышел сторож. Парфен загородил Льва от лучей света и грубо, несмотря на то, что во много раз был младше сторожа, проговорил ему:       - Павлович, я тебе обещал бутылку? Нет? А вот сейчас обещаю! Мало? Ну так две! Завтра же! Фонарик свой выключай и пошел прочь, чтоб глаза мои тебя, пьяница, не видели! И всем, всем скажи спать по добру по здорову, а не то!       Лица сторожа было не видно, но слабохарактерные движения в полуприсяди дали знать, что все сию же минуту будет исполнено. Он знал Парфена не один год и всегда за уступки и молчание получал щедрые вознаграждения.       Павлович вошел в здание и послышался его басистый говор, по-видимому, отправлявший повыходивших студентов обратно в комнаты.       - А мы всё видели, Рогожин! - Крикнул один из студентов и захлопнул окна так, что стекла в них задребезжали.       - Флаг тебе в руки, Смерд! - злобно крикнул Парфен, хоть его уже никто не слышал.       Он помог Льву перейти на скамейку под светом фонаря и осмотрел его рану. Была лишь царапина, но кровоточила она сильно. Волнение от Парфена стало отступать, но после сердце захватила борьба.       - Слушай, - спокойно проговорил Парфен, стараясь не смотреть на плачущего от боли друга. - Сейчас я отведу тебя в неотложку, а там уже сами с усами. Понял?       Лев его не слушал, он все прятал свои глаза, полные слез, содрогаясь всем телом от жгучей боли в плече. Парфен наконец посмотрел на него и его сердце сжалось. Он поспешно отвернулся.       - Думаешь, помогу я тебе? - продолжал Парфен, по всей видимости уже разговаривая с собой, потому что он знал, что Лев его не слышит. - Я не люблю тебя, Лев Николаевич, так зачем я тебе помогать буду? Эк, Лев, ты точно ребенок какой, захотелось выйти - вышел да стоит. Ты мне зла не сделал, тебе я могу верить как никому другому, но всё-таки я тебя не люблю. (Парфен усмехнулся) Ты мне говорил недавно, что крестного брата Парфена помнишь, а не того Парфена, который на тебя нож тогда поднимал. Откуда ты можешь знать мои чувства? Да я, может, в том ни разу с тех пор и не раскаялся. Может я в тот же вечер о другом совсем думал, а об этом...       - Думать забыл, - шепотом подхватил Лев, прижимая рукой рану. - Ещё бы! Не удивил ты меня ничем. Я тогда еще сутра предчувствие имел, на тебя глядя. Как крестами менялись, так во мне и зашевелилась эта мысль... Ты знаешь? Она тебя теперь чем больше мучает, тем больше любит. Думает потом тебе любовью отплатить сполна за мучения. Это надо уметь увидеть...       Парфен расхохотался с его слов, встал и хотел было уйти, но в последний раз обернулся и его сердце снова сжалось: невольно пришли мысли о том, что, должно быть, с такой потерей крови друг не дойдет до неотложки, а упадет в обморок. Он сделал усилие, чтобы отвернуться и идти дальше. Чем дальше он уходил, тем меньше он думал о страдающем Льве и тем сильнее ощущал свою рану под конеленом. Ноги опять стали непослушно прихрамывать.       На полдороге к общежитию Парфен поднял голову и подметил, что во всех окнах теперь снова царила темнота, кроме одного: Лев забыл выключить свет. Парфен вытащил телефон и, поколебавшись пару секунд, все-таки позвонил в скорую.       Он вернулся к той скамейке, где он оставил Льва и без удивления заметил, что тот уже потерял сознание и завалился на бок, прямо на рану. Под скамейкой слышалась тихая редкая капель - между досок, стекая, капала кровь. Парфен, придерживая голову Льва, словно ребенка переложил его на другой бок и сел рядом в ожидании подъезжающей, мелькавшей лучами света, кареты скорой помощи.