желтые тюльпаны

Сатору знает, что Сугуру хранит от него секрет. Гето ходит веселый и постоянно мыслями летает далеко-далеко, уставится в одну точку, а в глазах пустота, абонент не абонент. Сатору это не просто раздражает, это до боли в костях бесит, до красной пелены и сжатых кулаков. Он прекрасно видит, что Гето больше в нем не нуждается, он не приходит по вечерам, чтобы в его присутствии почитать книгу, просто потому что Сугуру нравится его, Годжо, компания. Не зовет на утренние пробежки, от которых Сатору воротит нос и недовольно кривит лицо. И тем не менее каждый раз выползает из кровати, надевает спортивные кроссовки и пробегает обязательные семь километров. Он еще много чего не делает, но Годжо слишком гордый, чтобы прямо спросить в чем дело. Одним из тех редких вечеров, когда Гето все же вспоминает о его существовании, случается то, что переворачивает мир Годжо Сатору с ног на голову. Они лежат на диване, ноги переплетены, Годжо в душе улыбается как последний дурак, а почему, сам не знает. Ему приятно вот так вот сидеть и понимать, что Гето здесь, с ним. Здесь, а не где-то в розовых замках, построенных из загадочных грёз, в которых комнаты под тяжелым металлическим замком и увешаны огромными табличками, кричащими «Годжо Сатору вход запрещен». Раздается звонок в дверь. Никто из них не хочет вставать, но Сатору выталкивает друга с дивана и с ухмылкой наблюдает, как тот злобно зыркает и потирает ушибленный зад. Лучше уж злоба, чем равнодушие. Он слышит, как отпирается замок, слышит уставший голос курьера, который отдает что-то Сугуру. Тот возвращается с глупой улыбкой и огромным букетом из желтых тюльпанов. Комнату наполняет медовый аромат цветов, а Годжо от шока теряет дар речи. –Это что за веник? – наконец справляется с собой Сатору. –На голове у тебя веник, а это букет, – ворчит Гето и выходит из комнаты. У Годжо в голове взрываются бомбы. У Сугуру, его Сугуру, аллергия на тюльпаны. Он вообще цветы не любит и считает их пустой тратой денег. Он вскакивает с дивана и бежит на кухню, чтобы увидеть, как Сугуру мурлычет себе под нос песню и ставит цветы в вазу. –И что все это значит? –Что ты имеешь в виду? –Не придуривайся, цветочки, твое странное поведение, что, черт побери, происходит? – чуть ли не кричит Сатору. Экран телефона загорается и Сатору успевает прочитать имя – Махито. Он хватает телефон и бессовестно открывает сообщение. «Тебе понравились цветы?». Ползунок загрузки достигает ста процентов, и перед Годжо открывается новое знание. У Сугуру кто-то есть. Гето вырывает из его рук телефон и кричит что-то о личных границах, но Сатору почти не слушает, лишь стоит посередине кухни и чувствует, как мир начинает кружиться. Теперь все встаёт на свои места. –И почему ты скрывал? –Потому что знал, что ты отреагируешь именно так! Гето переделывает растрепавшийся хвост и опасается смотреть в сторону Годжо. У того глаза поразительно чистого голубого цвета, иногда кажется, что от этих глаз невозможно что-то скрыть. Сугуру удалось. Годжо сжимает зубы. Он подходит ближе и внимательно изучает лицо Сугуро. –Этот Махито в курсе, что у тебя аллергия на цветы? Если нет, то может ему вообще плевать на тебя, а? Может, он тебе еще шоколадки дарит и в кино зовет на последний ряд? Стишки он тебе свои не читает? –Прекращай, Сатору! Ты перегибаешь палку. Он хороший человек. –Хороший человек? Он тебя убить хочет этим веником! Гето слушать не хочет и молча уходит, оставляя Сатору в одиночестве. Сатору с ненавистью смотрит на цветы. Смотрит на вазу. На вазу он смотрит долго. Думает, обычная ваза, стеклянная, без рисунков, замечает, что стебли тюльпанов покрылись в воде пузырьками. Он сам не понимает, как хватает вазу и кидает ее в стену. Стекло разбивается сразу же, осколками рассыпаясь по всей кухне. Усыпанный тюльпанами пол похож на путь, по которому прошла похоронная процессия. Возможно эти несчастные цветы и правда возложат на могилу, на его могилу. На шум прибегает Сугуру и не может вымолвить и слово. Годжо кажется жалким и потерянным. Как брошенный ребенок, он тянет руки к Гето. Гето трогает чужие плечи и осторожно обнимает. Сатору цепляется в ту же секунду, сжимает до хруста в ребрах и шепчет тихое «прости». Зарывается лицом в его волосы и затихает. Медленно, не разрывая объятий, они кое-как выходят из кухни и падают на диван. Годжо думает, что повел себя отвратительно и что Сугуру больше никогда не придет к нему ночью после очередного кошмара. Испуганный и на грани слез, он всегда в такие моменты прижимается к Годжо и просит отвлечь молчанием. Сатору не понимает, что это значит, но всегда усиленно сохраняет тишину, чтобы одним своим грозным видом отгонять любые ночные чудовища. –Сатору? –М? –Ты в порядке? –Ага. Прохладные пальцы перебирают непослушные белые волосы. Пахнут они вкусно, а на ощупь мягкие. Они соприкасаются лбами и пытаются разглядеть в друг друге слова, которые не могут сказать. Сатору тыльной стороной ладони проводит по щеке Сугуру, губы прикрываются. Он напевает колыбельную из детства, потому что она – символ маминой любви. Песня связывает его с самым теплым периодом в его жизни, с детством. Мамы давно уже не стало, он и лицо ее почти позабыл, а голос, напевающий колыбельную, помнит. Всю жизнь будет помнить. –Тебе правда нравится Махито? –Да, нравится. –А если я скажу, что не хочу, чтобы вы встречались? –Такие слова ничего не изменят. –Тогда какие изменят? –Ты знаешь. –Знаю. В тишине, ранившей их обоих, они находят покой и засыпают. Слова так и остаются лишь робкими догадками, оставленными на потом. Крохотные солнца разбросаны по кухне. Они не знают, что в их силах разрушать и создавать вселенные. Не знают, что страх бывает сильнее боли, а хрупкие надежды хочется хранить вопреки здравому смыслу. Они лишь знают, что желтые тюльпаны – вестники разлуки.