Совсем чуть-чуть

Красный заходит в каюту Чёрного тихо, с грацией хищника, вышедшего на охоту. Подкрадывается на цыпочках. Чёрный спит, включен ночной режим освещения, поэтому Красный не опасается, что внезапно ярко загорится свет и его партнёр проснётся. Чёрный лежит, откинув в сторону подушку, смяв одеяло и простыню, руки разбросаны в стороны. Он спит в одном лишь низе от термокостюма. Ему жарко, ему тяжело, ему нужно отдыхать. Красный просто подойдёт, сядет возле его кушетки, подышит одним с ним воздухом, посмотрит, как при вдохе вздымается его грудь, привалится головой к горячему боку. Побудет рядом. После появления всех этих проблем с экипажем, а потом и детёныша он стал реже оставаться с Чёрным наедине. Его не хватает, Красному нужно больше тепла и ласки, но он не чувствует себя вправе требовать. Чёрный выматывается ради них, ради их семьи, и если он сейчас не может уделять Красному столько внимания, сколько Красному хочется, это нормально. Но в конце-концов удержаться становится невозможно. Он украдёт совсем капельку этого тепла, пока Чёрный спит, совсем чуть-чуть. Красный легко, почти невесомо закидывает руку Чёрному поперёк туловища, прижимается щекой к горячей, боже, какой горячей коже, мажет губами по груди, животу… И, конечно же, Черный шевелится, просыпается, приоткрывает сонные глаза, смотрит на замершего Красного в упор. В каюте почти кромешная тьма, но Чёрный и сквозь пелену сна чувствует, кто перед ним. — Что такое? , — Его шёпот хриплый, низкий. — Очень хотелось с тобой побыть. Я не хотел тебя будить, — Тихо отвечает Красный. Чёрный тянет к нему руку, запускает ладонь в растрепанные любимые волосы, гладит нежно. Красный аж урчит, подаётся ближе к ласке. — Малая спит? — Ага, крепко. Я отсюда даже чувствую, — Красный косит глаза в сторону маленькой вентиляционной решетки на потолке, сообщающей их каюты. Его чувства всегда обострены, когда это касается Фиолетовой. Он всегда готов броситься к ней в случае чего. Чёрный поглаживает его голову, за ушами, спускается ниже, к шее, обводит большими пальцами его мышцы. Дыхание учащается у обоих. — Иди ко мне, — Зовёт его Чёрный, отодвигается спиной назад, к стене, освобождает больше места. — Ты тогда не выспишься, — Предупреждает его Красный, и это первое и последнее предупреждение. — Да посрать. Я соскучился. Красный одним движением залезает прямо на него, на ходу сбрасывает тяжёлые порыжевшие ботинки с резиновой подошвой. Утыкается носом и губами в изгиб шеи, рвано втягивает воздух. Пальцами проводит по бокам, жадно, собственнически. Раздвигает собственные колени в стороны, опускается Чёрному на бедра. Чёрный сглатывает. Красный чувствует это уязвимое движение кадыка, провожает его губами и языком по коже, оставляет влажные следы на шее, шепчет заполошно: — Я тоже соскучился, ужасно, — Голос даже звучит голодно. Чёрный обхватывает его руками за спиной, проводит широкими ладонями сверху вниз — от немного выпирающих лопаток до поясницы, и затем до задницы, обхватывает, легонько сжимает. Красный смеётся, выдыхает горячо в шею. Поднимает лицо, улыбается хищно, ярко и счастливо, утыкается лбом в лоб Чёрного. У Чёрного сердце бьётся, как сумасшедшее, каждый раз — как в первый раз. Когда Красный так близко, в голове сразу становится пусто. — Не стесняйся, не сдерживайся, — Подначивает его Красный, специально двигается задницей выше, проезжается по члену, прижимается плотно-плотно. Выбивает у Чёрного судорожный выдох. — Тогда раздевайся. — А ты раздень, — В глазах у Красного пляшут огоньки, и весь он такой, такой манящий, что ни желания, ни сил остановиться не хватит. Чёрный обнимает его ладонью сзади за шею и целует. Пылко, горячо, мокро. Аж стукаются зубами от нетерпения. Красный охотно, жадно лижется, проходится языком по складочкам на небе. Чёрный свою неумелость в поцелуях компенсирует старанием — языки сплетаются, обласкивают друг друга, скользят. Красный постанывает в поцелуй. Ему этого не хватало. Чёрный обводит языком зубы Красного, прежде чем влажно отстраниться. Простые, человеческие зубы — Красный за этим внимательно следит, боится ранить. Хочет доставлять лишь удовольствие. Между ними повисает капелька слюны, но Красный широко лижет Чёрного в губы, слизывая всё без остатка. Чёрный протягивает руку к молнии у шеи Красного. Тянет книзу, расстёгивает в предвкушении. Ткань сползает вниз, обнажая тонкую рубашку под ней. Чёрный лезет ладонями в стык между терморубашкой и штанами, ведёт вверх по животу, по сильной груди, ощущает пальцами плотные соски. Какой же Красный талантливый, мастер своего дела. Красивое, сильное тело, при всём желании не отличить от человеческого, хоть ничего человеческого в нём и нет. Чёрный задирает рубашку ещё выше, ведёт носом по веснушчатой коже, целует, кусает. Член стоит, твердый, налит кровью так, что почти больно. В животе тянет, тяжело, но так хорошо и приятно. Чёрный чувствует, как бельё становится влажным, и тихонько стонет. Красный ловит этот стон. Ему нравится такая реакция, безумно. Он хочет ещё. Спускается рукой между их телами, нащупывает, оглаживает напряжённый твердый орган сквозь ткань, улыбается, когда Чёрный судорожно выдыхает и сжимает руку у него на талии. Красный вкрадчиво шепчет на ухо: — Ты такой горячий, такой красивый, самый лучший. Хочу ощутить тебя кожей к коже. У Чёрного от возбуждения подрагивают руки. Он находит застёжки рукавов, жужжит молниями, высвобождает руки Красного из-под костюма. Стягивает с него рубашку через голову. Красный привстает, чтобы выпутать ноги и сбросить костюм на пол. Сквозь тонкие штаны очерчивается эрегированный член. И видно небольшое влажное пятнышко у головки. Ношением трусов Красный, как и всегда, пренебрег. Красный хватает Черного за руки, укладывает ладони себе на бедра, на границу ткани, смотрит с довольным прищуром. Пальцы Черного скользят под резинку, по лобку вниз, к сочащемуся предэякулятом члену. Натыкаются на скользкую головку, размазывают влагу дальше, ниже. — Ты ничего не увидишь, если не снимешь с меня всё, — Подначивает его Красный, а сам жмурится довольно, кайф ловит от того, что Чёрный аж дрожит от желания и нетерпения под ним. Чёрный стягивает резинку вниз, одновременно лаская ягодицы. Красному снова приходится оторваться от него, подняться, переступая сильными ногами, чтобы отбросить штаны к остальному костюму. Но это стоит того. Пока Красный возвышается над ним, Чёрный оглаживает мускулистые икры, смотрит вверх, любуется. Красный снова занимает прежнее положение, всем весом опускаясь почти на изнывающий член Чёрного. Но Красный не намерен его мучить, самому хочется, самому тяжело. — Приподними бёдра, — просит он, и приспускает штаны Чёрного вместе с трусами вниз, вот так просто. Член упруго дёргается вверх, когда пропадает давление ткани. Красный обхватывает его ладонью, а другой упирается Чёрному в грудь. Член скользкий, мокрый, сколько смазки, боже. Красный делает несколько движений вверх-вниз на пробу, смотрит на блестящие мазки предэякулята на ладони. Переводит взгляд прямо в глаза Чёрного. Ухмыляется хитро, обнажает зубы. Подносит руку к лицу и слизывает. Чёрный, неотрывно наблюдающий за этой картиной, со стоном откидывается назад и закрывает глаза руками. Член ощутимо дёргается. Никогда он не привыкнет, что Красный чуть ли не сожрать его готов, облизать всего, везде попробовать. Красный тихо посмеивается, возвращает руку на место, дрочит Чёрному медленно, размеренно, нежно обводя головку большим пальцем. Чёрный дышит всё глубже, всё тяжелее, подаётся бёдрами вслед за каждым плавным движением. Наконец, Красный упирается в Чёрного обеими ладонями, задевает пальцами соски, елозит и подбирается ближе. — Всё хорошо, любовь моя? — Лучше не бывает, — Чёрный обхватывает его бока, сжимает нежную кожу пальцами. Тянет к себе. Красный почти ложится на него, но как же хочется видеть это лицо, как он жмурится, видеть, как стонет и как ему хорошо. Бедра Красного разведены в стороны практически в одну прямую линию. Светлая кожа к смуглой коже, тело к телу, член к члену. Красный елозит, скользит, толкается тазом. Возбужденные члены приятно, хоть и в неправильном ритме, трутся друг о друга. Чёрный шипит сквозь стиснутые зубы. Одну руку с бока Красного просовывает между ними (на боку остаются красноватые следы пальцев). Свой член мягко направляет назад, между разведенных ног Красного. Вот так трение приятнее, правильнее, ощущения чётче. Чёрный вздыхает, откидывает голову назад. У того, чтобы не быть человеком, есть много разных плюсов. И Красный умеет их реализовывать. Например, сделать так, чтобы было скользко, влажно, смазано идеально там, где люди сами это делать не умеют. Он шепчет сладко, хрипловато: — Войдёшь в меня? Я подготовился. Чёрный облизывает пересохшие губы, скользит рукой по коже ягодицы вниз, назад, оттягивает ягодицу в сторону, пальцами нащупывает мягкий, расслабленный вход, вталкивает пальцы внутрь на две фаланги. Они проскальзывают внутрь и обратно без труда. По ладони течёт тягучая, скользкая, прозрачная слизь, натягивается нитями между пальцами. Чёрный вводит в него три пальца на всю длину, сгибает, двигает немного вперёд-назад, чем выбивает из Красного тихий стон. Красный дрожит, ему приятно, но хотелось немного другого. — Членом, войди членом, — Моляще частит, делает маленький толчок бёдрами с каким-то таким продуманным расчётом, что проезжается текущим сфинктером прямо по головке. Чёрному сносит от близости крышу. Чёрный придерживает член, пока Красный на него опускается, и когда головка по смазке проходит внутрь, Красный быстро и резко садится до упора. Чёрный жмурится, стонет, а Красному только это и надо. Он улыбается довольно, игриво, наклоняется к лицу Чёрного, целует вдоль линии челюсти, покусывает кожу шеи, зализывает укусы и чувствует на языке соленые капли пота. — Молодец, молодец, хороший мальчик. Целует в губы, облизывает десна и язык, ворует страстные вздохи. Чёрный уже не выдерживает, давит ему на поясницу, кладёт на себя и обнимает, прижимает ближе. А затем начинает двигаться, вбиваться в податливое тело, которое лишь его, лишь для него такое, с которым они — единое целое. Теперь их стоны перемешиваются. Красный так горячо дышит в шею, постанывает на каждом сильном толчке, что от его обжигающих выдохов по коже бегут мурашки. Красный скребёт короткими ноготками его грудь, бока, не больно и не до царапин, но чувствительно. И это тоже отзывается в паху. Яйца тяжелеют, внутри начинает натягиваеться какая-то струна. У Красного, конечно, нет простаты, как и почти всех остальных органов, но эрогенными точками усеяно всё его тело, и все эти точки настроены только на Чёрного. Поэтому, когда Чёрный резко группируется, переворачивается, подминает его под себя, распихивает его колени в стороны, обхватывает и сжимает его член, толкается быстро — на особенно сильном толчке Красного трясёт. Он давится воздухом. Ещё пара движений ладонью вдоль твердого, горячего, болезненного от возбуждения члена — и Красный зажмуривается, кусает Черного за плечо, сжимает пальцами сильные руки и стонет, стонет, стонет. Изливается Черному и себе на живот беловатой густой жидкостью. Дышит тяжело. Оставляет на плече Черного красноватый кровоподтек от укуса. — Если ты хочешь, можем остановиться, — Говорит Чёрный, целуя его веснушчатые щеки и нос, переполняясь горячей нежностью. — А ты? — Красный приоткрывает один глаз. Зрачок просто огроменный. — Мне главное, чтобы тебе хорошо было. — Ох, мне хорошо, но будет ещё лучше, если ты кончишь тоже, — В его глазах опять вспыхивают искорки, — Хочу тебе отсосать, — Тут уже очередь Черного задыхаться. Красный и раньше ласкал его ртом. Этим длинным юрким языком. Чёрному всегда это очень нравилось, так что, когда Красный, отдышавшись, выпутывается из-под навалившегося на него тела и опускается на пол возле кровати, яйца поджимаются от предвкушения. Красный сразу же начинает с незаконного приёма — едва Чёрный садится перед ним, опираясь руками за собой, Красный кладет ладони ему на бока, приближает лицо и широко проходится языком по животу. Чёрный дёргается. Красный тщательно слизывает с него свои собственные выделения. — Ни одной молекулы белка не пропадет даром, — Посмеивается Красный, но на самом деле ему просто нравится смотреть на реакцию партнёра. — Какой же ты всё-таки, — Роняет Чёрный, кладя ему руку на щёку, поглаживая ласково. — Какой? , — Красный охотно подставляется под ласку. — Сексуальный. Желанный. Любимый, — Черный нежно проходится большим пальцем по его нижней губе, размазывая по ней остатки эякулята. — Да, это всё я, — Без промедления отвечает Красный, перехватывая палец Чёрного кончиком изменившего свою форму языка. Фиолетовое гладкое щупальце скользит между пальцами, обвивает их, пачкает слюной. Большой палец Красный прикусывает верхними зубами, выпускает изо рта с влажным звуком. — Ох, — Вот и всё, что может из себя выдавить Черный. Когда Красный заканчивает играться с рукой и принимается за член, Чёрный непроизвольно сжимает простыню в кулак. Ловкий, мокрый фиолетовый язык обвивается вокруг ствола, несильно сжимает, скользит вниз и вверх. Кончиком обласкивает головку, кружит вокруг отверстия. Красный смотрит изподлобья, щурится хитро, поглаживает пальцами по бедру, а потом прикрывает глаза и обхватывает головку члена губами… Чёрный не может сдержать полустона-полурыка. Красному нравится этот звук, очевидно. Он сталкивается с Черным голодным взглядом, ласкает с чувством, не торопясь, пробуя его на вкус. Член скользит глубже, утыкается в гладкую внутреннюю поверхность щеки. Очертания даже видны снаружи, и Чёрный не может перестать на это смотреть. Тугая струна в животе натягивается сильнее, стонать хочется громче, хоть и нельзя слишком шуметь, у всего есть свой предел, и у звукоизоляции тоже. Но слишком уж умело из него вытягивают все жаркие всхлипы, вздохи, стоны… Когда Красный движет головой вперёд, вбирая член в горячее горло, Чёрного перестают держать руки. Дрожат, подкашиваются. Слишком тесно, мокро, хорошо. Слишком, слишком. Чёрный валится назад, ладонью вцепляется в растрёпанные волосы своего партнёра, сжимает несильно, гладит, снова сжимает. Красный тихо мычит, и боже, от того, как колеблется его горло, Чёрному хочется уже не рычать, а скулить, как самая последняя шавка, лишь бы он сделал так ещё раз. И Чёрный закусывает губу, и скулит, и Красный делает так ещё раз. Аж до звёзд из глаз. Красному не обязательно дышать, но он всё же отстраняется через несколько секунд. С его губ течёт слюна, стекает по подбородку, и как бы Красный не пытался её слизнуть, несколько капель срываются и капают на пол, тянутся ниточками. — Если хочешь, можешь толкаться сам, я не против, — Голос с хрипотцой, сексуальный до ужаса. Не дожидаясь ответа, он широко лижет вдоль члена и вновь вбирает его в горло, плотно, на всю длину. У Чёрного такая каша в голове, что он не вполне понимает, что ему вообще сказали. Красный хлопает его по бедру несколько раз, мол «Давай, я же знаю, что ты хочешь!». И тогда Чёрный толкается, слабо ещё, чтобы привыкнуть. Член скользит наружу, затем вглубь без всякого дискомфорта для Красного. Тот издаёт какое-то утвердительное мычание, говорящее о том, что Чёрный всё делает правильно. И тогда Чёрный двигает бёдрами сильнее, размашистее, вбивается в горячую тесную плоть, сжимает волосы Красного в кулак, другой рукой хватается за простыню. Хорошо мучительно, почти до боли, почти до крика, внутри что-то готово порваться… Он жмурится и кончает Красному прямо в горло, от каждой пульсации члена из Чёрного вырывается задушенный стон. Красный проходится ноготками по его коже, от чего, кажется, оргазм становится ещё отчётливее, ещё сильнее. Когда Чёрный почти перестаёт ритмично дёргаться, Красный подаётся головой назад, и чувствует на языке специфический солёный привкус. Придерживая член рукой, Красный вынимает его изо рта, прижимается прикрытыми губами к головке, улыбается. Хочет что-то сказать, но едва губы размыкаются, по подбородку грозится скатиться белесая капля. — Ой, — Только и говорит Красный, зажимая рот ладонью, заметно сглатывает, двигает кадыком, — Спасибо за поздний ужин, любимый, — Пошловато смеётся, а у Чёрного нет сил ни на что, хотя очень хочется игриво хлопнуть его подушкой. Есть силы на то, чтобы поманить пальцем к себе. Красный забирается к нему обратно на кровать. На коленках отпечатались розовые пятна. — Спасибо, — Шепчет Чёрный, обнимая его, утыкаясь носом ему в шею, шумно вдыхая его запах, — Ты не представляешь, как мне это было нужно. — В смысле не представляю? , — Как-то нервно хмыкает Красный, — Я ведь сам к тебе пришёл, потому что скучал. — Я думал, что ты слишком устаешь, и поэтому не доставал тебя. Хотя очень хотелось. Ну, знаешь, ты постоянно следишь за маленькой и при этом имитируешь человеческую деятельность, стараешься, чтобы меня не заподозрили… — Стой, а я думал, что это ТЫ слишком устаешь! И поэтому не лез к тебе, — Красный задумывается на секунду, — Ну, до этого момента. Потому что ты тоже за ней следишь, а ещё делаешь всю работу за нас обоих, и потому что таскаешь нам поесть втайне от всех. Из нас двоих явно больше устаешь ты! Чёрный тихо смеётся, прижимает Красного к себе ближе, расцеловывает шею, щеки и нос. Красный ловит его губы, целует влажно и немного лениво. Чёрный чувствует в этом поцелуе вкус собственной спермы, но от этого становится ещё жарче и интимнее. Когда они отлипают друг от друга, у Чёрного взгляд совершенно шальной, довольный и счастливый. — Это что получается, мы оба игнорили друг друга, потому что думали, что слишком устаём? — Получается, так, — Ухмыляется Красный. — Это ж сколько нам наверстывать придётся… Красному нравится ход его мыслей. — Продолжим наверстывать прямо сейчас?