Такси вильнуло в сторону и продолжило свой путь по уже знакомой мне местности. За окном показались типовые частные дома, живые изгороди, нескончаемые ряды линий электропередач, щедро посыпанные белой крошкой. Они образовывали снежные пики, словно на праздничном рождественском прянике. Не успеваю осмотреть центральную площадь с украшенной елью в центре, как мой взгляд уже скользит по милым уютным магазинам с искусно украшенными витринами к новогодним праздникам.
Удивительно, но почти на каждом участке этого унылого маленького городка в моих мыслях будто оживают дорогие сердцу воспоминания из прошлого. Первый поход в кино, любимая кофейня, где я и мои друзья проводили почти всё свободное время от школы.
«А на той, дальней, поляне в тёплые летние дни, мы часто устраивали пикники и жгли костры по вечерам», — глаза с приятным ностальгическим окрасом провожают отдаляющийся пустой клочок земли, засыпанный снегом, у самой кромки леса.
Сердце тоскливо отозвалось от представшей череды картин из прошлого, сильнее прежнего пробив в груди. Удивительным образом Сентфор будто застрял во временной капсуле. Всё в нём осталось прежним с тех самых пор, как я покинула этот город.
Прикоснувшись ладонью к выхоложенному окну, я испытала чувство щемящей грусти от увиденного. Но вот машина плавно припарковалась у моего бывшего дома, оповещая хрустом зимней резины о замёрзшую ледяную дорогу. И сердце забилось с новой силой.
Ключи я нашла под ковриком, впрочем как и всегда. Наш дом остался прежним. Вот только шершавая потрескавшаяся краска на двери немедля напомнила мне о том, что дому не помешал бы капитальный ремонт. После третьего тугого поворота ключа в замочной скважине, дверь непросто, но поддаётся на мои манипуляции. Переступаю порог и оставляю несколько сумок у входа.
Кто бы мог подумать, что я, ещё раз вернусь сюда. Меня встречает всё та же гостиная в тёмно-синих тонах и всё та же мрачная коричневая штора с принтом в горошек, модная когда-то в далёких восьмидесятых. Вместе с городом этот дом будто застыл во времени. Впрочем, как и я. Успевшее стать родным для меня когда-то пристанище встречает безрадостно и тихо. Кажется прошло больше десяти лет, как я не появлялась здесь. В помещении пахнет старым водопроводом и сыростью. Такое плачевное наследство, доставшееся от мамы, вовсе не радует мой взор. Безысходно обнимаю свои плечи и осматриваюсь.
Но даже здесь, в старом, давно забытом безжизненном жилище, мой взгляд находит за что зацепиться. Представшая невероятно красивая картина за окном не может ни радовать. Задний двор полностью запорошенный пушистым сказочным ковром будто зазывал к себе чтобы с радостью отдаться в его белоснежные объятья и, раскинув широко руки, сотворить снежного ангела. Несмотря на большой объём выпавшего снега, погода не унималась, продолжая расточительно осыпать землю крупными белоснежными хлопьями словно сахарной пудрой. Казалось, несущественная, на первый взгляд, картина, но она тут же придала мне немало новых сил. Упрочила веру в то, что я поступила правильно, совершая свой тайный побег из цирка и отправилась именно в этот дом… В место моего нового перерождения. И именно здесь я начну всё с чистого листа. Пусть даже в канун Рождества.
«
Сегодня я буду встречать праздник одна».
Вот уже больше десяти лет я прожила с цирковой труппой и моим — Человеком в маске. Более десяти лет волшебного чарующего сна рядом с ним… Но сказке свойственно когда-либо заканчиваться. В своё время я от много отказалась ради того, чтобы идти рядом рука об руку с Человеком в маске. Семья, друзья — всё это было оставлено в прошлом. Отныне моим новым домом был красно-белый полосатый шатер, а семью полностью заменил хозяин цирка со своими уродцами. Я старалась стать «своей». Изо всех сил старалась! Но шли годы, а он всё также оставался загадкой. Непрочитанной книгой со своими мрачными тайнами.
Собираясь с чудиками, он подолгу щепетильно обсуждали условия нового выступления, раздавал им приказы, придумывал новые номера. Он был с ними строгим и беспринципным, но это приносило свои плоды — в нашей чудаковатой семье всегда царила дисциплина. Человек в маске делал всё для процветания цирка. Но меня держал на определённом расстоянии, не позволяя приблизиться к нему слишком близко. Вскоре нескончаемая вереница выступлений, разоблачения плохих людей, а затем, и их дальнейшее наказания, в виде пополнения коллекции к старым чудиком, стала меня угнетать. Увеличивать свою коллекцию новыми экземплярами — вот всё то, что когда-либо волновало Человека в маске, истинно будоражило его кровь. Гранича с одержимостью, нездоровым интересом. А я всё дальше отодвигалась на задний план на фоне всего этого яркого безумного праздника жизни. Всё больше и больше я продолжала тонуть в его гипнотических серо-голубых глазах и всё также в тайне продолжала надеяться на то, чтобы стать ему кем-то особенным... Кем-то незаменимым. Но этому так и не удалось сбыться.
Я чувствовала себя в этом ярком ослепляющем карнавале чужой, одинокой, обманутой. Вот так, прошли мои десять лет: с ароматом карамельного попкорна, жженого сахара и маячащих прекрасных, чарующих глаз невероятного оттенка на первом плане.
«Теперь я тоже часть твоей коллекции, дорогой. По своей ли воли или нет. Но я стала его частью», — вертится новая назойливая мысль, и я, даже не замечаю, как обжигаю палец о раскалённый чайник на плите.
Одергиваю руку. Боль теперь ощущается по-другому. Я бы и рада чувствовать все те ощущения, что чувствовала будучи человеком, вот только теперь и по моим венам протекает магическое проклятье Человека в маске. Сжимаю пальцы до побеления в кулак и боль моментально утихает. Свист закипающего чайника мешает дальше сконцентрировать мысли о прошлом. Раздражённо выключаю плиту и иду разбирать продукты, купленные в ближайшем супермаркете.
«Хоть что-то в этом городишке поменялось в лучшую сторону».
На столе тут же оказываются всевозможные яства к Рождеству: овощной салат, стейки и яблочный пирог в блестящих одноразовых тарелках из фольги. Даже не знаю для чего я всё это набрала… Сегодня я поставила для себя одну очень важную цель — непременно встретить Рождество в приподнятом настроении. Пусть даже для этого придётся съесть пуд шоколадного мороженого. Включаю наш старенький кинескопический телевизор. Техника издаёт непонятный пищащий звук, режущий уши и, наконец, включается.
«Отлично! Уже что-то! — выбираю первый попавшийся канал, где ведётся прямая трансляция празднования Сочельника из Нью-Йорка. — Дело сделано!»
Теперь отправляюсь на чердак в надежде найти нашу старые ёлочные украшения и нарядить заранее купленную в супермаркете небольшую ёлочку, скорее похожую на карликовую декоративную тую. Как ни странно, без труда нахожу пару-тройку запылившихся от времени игрушек и большую коробку разноцветных гирлянд. Через некоторое время в гостиной уже красуется малютка ель, с несколькими искрящимися украшениями, а по периметру гостиной развешена длинная гирлянда из разноцветных моргающих огоньков.
Щедро наливаю бокал вина и падаю на диван. Все ранее сделанные действия позволяют на некоторое время отвлечься от гнетущих меня мыслей. Но лишь на совсем небольшой период. Делаю жадный глоток напитка и воспоминания с новой силой захлестывают меня с головой.
Всё началось с совершенно обычного выступления, которое ничем не отличалось от остальных. В очередном маленьком американском Богом забытом городке. В тот день на ярмарке, я случайно, увидела молодую счастливую пару и сердце моё сжалось от осознания главного. Женщина такая красивая и счастливая с искрящимися глазами от души хохотала над шутками своего возлюбленного. Рядом шел он — её избранник. Заботливо обнимая девушку за талию, так же искренне смеялся в ответ. Два обычных человека не подкреплённые проклятьем, просто наслаждались обществом друг друга. В их жизни не было необходимости обличать плохих людей и превращать их в кучу цирковых уродцев, не было магии, тайн и прочей ерунды. Они просто были обычными людьми, которые любили и наслаждаются друг другом. Тогда я постаралась затолкать куда подальше свои кричащие очевидные мысли, но жизнь моя в дальнейшем раскололась на «до» и «после». Человек в маске чувствовал мои изменения, но старательно избегал их. После того вечера дьявольская карусель завертелась с новой силой — выступление, поиск жертвы, новая маска и перевоплощение. План был стар, как мир. Наверно, поэтому он был всегда отточен, безупречен и чаще всего успешен. Снова и снова переезжая из города в город, я вновь, видела его горящие, граничащие с безумием глаза, во время нового «свершения правосудия». То, как они горели, когда Человек надевал на очередного мерзавца маску. Он будто только этого и желал, и не было во всем белом свете чего-то другого, чего бы он хотел больше, чем вершение суда над людьми и облечения их истинного нутра.
«Что дальше, Сара?» — вопило что-то изнутри.
Но я не знала. Грело душу одно, я смогла уговорить его забирать души только отпетых мерзавцев: убийц, насильников и истинных садистов, моральный облик которых давно вызывал вопросы. Отбросы, которые представляли угрозу для общества. И он согласился. Даже не задавая вопросов. Помнится, я даже воодушевилась в тот момент. Но ненадолго. Я всё также продолжала находиться с ним рядом, точнее он охотно позволял это делать. Но было одно «но» я находилась лишь на установленном им расстоянии и чувствовала себя лишь инструментом в этой всей бессмысленно игре.
В последнюю ночь я сбежала даже не попрощавшись. Окончательно и бесповоротно. И плевать я хотела, во что теперь превратит меня проклятье или сам Человек в маске. Пусть так, чем стать его бледной тенью, безмолвно шествующей по его пятам. С прошлой ночи я твёрдо решила — такой жизни я для себя не хочу. И пусть плата за всё это будет моё разбитое сердце…
Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть от испуга. Лёгкое волнение перерастает во что-то нереальное пока я не подхожу к входной двери и неуверенно отодвигаю шторку дабы рассмотреть нежданного гостя.
— Аарон Хилл! — без раздумий отворяю дверь и бросаюсь к нему в крепкие объятья. — Это ты!
Я не верю своим глазам. Передо мной стоит бывший лидер Драконов всё в той же кожанке и с тем же лукавым прищуром что и раньше. Вот только запавшие щеки и прибавившаяся богатая седина в щетине говорят, что времени после нашей последней встречи прошло немало. Ощущаю его насторожённость. Он боится меня. Но я с пониманием отношусь к его страхам. Прежде чем успеваю обдумать всё это, Хилл моментально озвучивает мои предположения:
— Сара, ты совсем не изменилась с той встречи! Это… Удивительно и… странно, — неверяще осматривает моё моложавое лицо старый друг. — Все думали ты умерла и…
— В какой-то мере действительно умерла. Но, пожалуйста, просто давай не будем об этом. Может войдёшь или будешь вот так стоять на пороге? — указываю жестом в сторону гостиной и ощущаю приятный покалывающий ветерок с порцией снега на своих оголенных ногах, ворвавшийся неожиданно на порог с резким ветром.
— Да! Конечно, — он всё ещё сомневается, но делает нерешительный шаг навстречу и проходит внутрь.
Аарон усаживается рядом на соседнее кресло и продолжает потрясённо осматривать моё лицо, только уже не так явно.
— Я теперь что-то вроде неофициального шерифа у нас в городе. Поддерживаю безопасность и спокойствие в Сентфоре. Поэтому, увидев в незаселённом, давно забытом доме свет, решил проверить что к чему, — говорит Аарон и отпивает вино, ранее предложенное мной.
— Это здорово. Но как же Драконы? Ты с этим завязал?
— Между нами говоря, нет. Этим неопытным мальцам, как и раньше требуется твёрдая рука. Поэтому…
Широко улыбаюсь. Аарону Хиллу удалось сегодня скрасить мой одинокий праздник. Мужчина продолжает поражено следить за каждым моим движением и в совокупности за мной, будто я — какое-то диковинное невероятное существо.
— Сара, послушай, — лицо главаря банды становится серьезней. — Когда ты ушла с ним, никто из ребят даже и не пытался осудить тебя. В тот вечер ты сделала для нас всех самый бесценный подарок — ты спасла наши жизни. И мы… Мы очень благодарны тебе за это, — мужчина махом выпивает оставшееся вино. Было видно, что лидер Драконов давно носили эти недосказанные слова в себе и, наконец, высказавшись, испытал большое облегчение.
— Аарон, — слеза благодарности прокатилась по щеке.
«Они не винят меня», — пролетает неожиданная мысль, будто снимая огромный камень вины с моей души.
Мужчина приблизил руку к моей руке и в знак поддержки крепко сжал её. На что в ответ я покрыла наши руки второй ладонью в знак ободрения и с пониманием слегка улыбнулась.
— С ума сойти! Будто бы и не было этих десяти лет. Помнишь качели на заднем дворе у мистера Никсона? Ты дрожала, как осиновый лист на ветру от того поцелуя… на миг мне показалось, что это вообще был твой первый поцелуй.
— Вам не показалось, мистер Хилл, — слегка растягиваю улыбку и заключаю его руку, испещрённую морщинками, в свои молодые, не тронутые временем ладони. Этот жест происходит сам собой. Тепло и по сестрински.
«Похоже, что жизнь его действительно не пощадила», — смотрю на уставшее, слегка осунувшееся лицо друга.
— Не представляешь, как я рада видеть тебя, Аарон. Как остальные?
— Можешь быть спокойна за них. У каждого своя жизнь. Почти все поразъехались из нашего забытого богом местечка.
— Если получится когда-либо увидеться с ними, пожалуйста, передай им, что я безумно скучаю и, очень сильно люблю их. Передай им всем: Кэнди, Бобби, Майклу, Вишне, Дереку и Стефани. А ещё скажи, чтобы они больше не беспокоились за меня.
— Я передам. Можешь быть спокойна, — мужчина с пониманием слегка кивает в ответ. Затем тут же осекается: — Постой! Ты ведь не хочешь сказать, что снова исчезнешь и…
— Я не задержусь надолго в этом городе.
Воцаряется напряженная тишина, но она длится недолго.
— Сара, что же привело тебя обратно? Цирк снова вернулся, чтобы…
— Аарон, нет. Можешь быть спокоен. Я приехала сама и сама так же спокойно уеду. Просто хочу побыть наедине со своими мыслями.
«Нужно попробовать начать жить с чистого листа. Но как и где, я подумаю об этом позже. Аарону вовсе не следует знать, что я ушла из цирка. Ещё не хватало ему беспокоиться и об этом».
— Но… — замолкая, с большой тревогой и недоверием всматривается в мои глаза Хилл. Всё же у него всегда было развитое чутьё на ложь, ведь не зря же он стал главарём банды Драконов. — Что-то стряслось, что ты…
Мужчина с легкой щетиной так и не успел до конца озвучить своё смелое предположение.
— Боже правый! Девушка сказала, что хочет побыть наедине! — слышу раздражённый, но до боли знакомый бархатный тембр голоса. В первые минуты отказываюсь верить в происходящее. — Или вам следует объяснить более доходчиво?!
Вместе с морозным воздухом в жилище врывается новый нежданный гость. На этот раз не соизволив даже постучать в дверь. Тот, кого я меньше всего планировала увидеть в сегодняшний вечер. Привнося в дом притягательный ореол мрачной загадочности, Человек в маске, медленной, уверенной походкой проходит в гостиную, параллельно успевая с очевидной надменностью бегло осмотреть всё вокруг. Именно в тот самый момент я поняла, насколько сильно истосковалась по его присутствию. Внутри будто что-то отрастило крылья и дёрнулось вверх. Но я тут же насильно осекла это что-то, почти насильно приказывая замолчать.
Хозяин цирка медленно, будто подкрадываясь к жертве, приближается к Аарону, в смелой манере нарушая личные границы. Их глаза застывают друг напротив друга.
— Кажется вам пора, — опасно выплёвывает слова новый гость, словно змея перед прыжком. Серо-голубые глаза приобретают ядовитый, плотоядный оттенок. Губы дергаются в кривой полуулыбке.
— Нет, ему не пора! — я пытаюсь сопротивляться, но понимаю, что в данный момент мои тщетные попытки, как никогда бесполезны.
— Сара, если нужно я останусь, — Аарон колебался, оставлять меня наедине с Человеком в маске или всё же стоит этого не делать. Его глаза, то и дело разрываются между мной и Человеком в маске, желая раскрыть тайные планы последнего.
— Нет, Аарон. Всё нормально. Он не причинит мне вреда, — говорю это и понимаю, что действительно верю в то, что только что сказала.
Тут же натыкаюсь на цепкий взгляд полный наслаждения и ещё чего-то неудержимо-восторженного в серо-голубых глазах. Похоже для Человека в маске мои слова были, своего рода, приятным откровением, собственно, как и для меня самой.
Но временное наваждение длится лишь долю секунды. Через столь короткий промежуток, черты хозяина цирка, вновь приобретают привычное надменное выражение:
«
Почему ты ушла, Сара?», — застывает во властном взгляде немой тревожный вопрос.
— Надеюсь, ещё когда-нибудь встретимся. Был рад встрече! — говорит Аарон, наконец понимая всё без слов. Он уверенно направляется в сторону выхода. Этим поступком окончательно выводя меня из гипнотической власти глаз подёрнутой серой дымкой.
Человек в маске победно ухмыляется, растягивая один из уголков чувственных губ. Будто бы он и ни на минуту не сомневался, что сможет подпортить мою встречу с Драконом.
— Оставьте ваши пустые надежды. Она больше не появится здесь. Даже не сомневайтесь!
Я, возмущеная подобной дерзостью, метаю взглядом в хозяина цирка безмолвные молнии и следую за Аароном к двери. Человек в маске будто чувствует мой внутренний мятеж и снова отвечает лёгким смешком. Он не мешает нашему прощанию с Хиллом, но всё также маячит неподалёку. Продолжая настороженно, издали наблюдать за происходящим и делая вид, что заинтересованно изучает старые мамины фигурки на каминной полке.
— Береги себя, — шепчу еле слышно Дракону.
В этот момент наши взгляды с Человеком в маске пересекаются, как раз тогда, когда я крепко прижимаюсь к Аарону в дружеских объятьях. На миг мне кажется в его глазах, за маской лёгкого интереса, прячется дикая ревность, готовая испепелить весь этот дом до самого основания.
— Ты тоже… И, Сара, будь аккуратна, — еле слышно говорит мне Хилл.
Обмениваемся грустными улыбками со старым приятелем и я глухо закрывая следом за ним дверь. Не знаю почему, но вновь испытываю схожие чувства, как в тот злополучный вечер, когда в лесу я оставила всех друзей и ушла с Человеком в маске. В тот момент я отрывала от себя очень важную и дорогую часть моей жизни, её большую часть, если быть точнее. Вот и сейчас, чувство невосполнимой пустоты вновь раскрывается во мне словно старая рана, которая затянется, теперь, лишь спустя долгое время.
Остаюсь с Человеком в маске один на один. За спиной доносится медленный, приближающийся стук каблуков, на пару с лёгким скрипом обуви, исходящим от его идеально начищенных кожаных туфель. Чувствую, как по спине пробегают холодящие кожу мурашки от липкого страха. Но тут же ловлю себя на мысли, что мне это даже нравится. Испытывать страх из-за него. В этом есть что-то сексуальное и первобытное. Возможно, я не в себе и давно сошла с ума, но я однозначно люблю это чувство.
«Да что ты несёшь, Сара!»
Чувствую его совсем рядом, но разворачиваться не спешу. Ощущаю притягательный, ни с чем не сравнимый аромат с терпкими нотками.
— Почему ты ушла от меня, Сара? — чувствую, как рука нежно гладит мои локоны и так же аккуратно укладывает их на плече. Его опаляющее дыхание уже обжигает кожу. Беру волю в кулак и резко разворачиваюсь. Но хозяин цирка, к счастью или нет, уже находится от меня на достаточном расстоянии, чтобы начать снова дышать. Обойдя почти всю гостиную, он присаживается на край стола. Закидывая ногу на ногу, Человек в маске, изящным жестом указывает на кресло стоящее рядом с ним, приглашая меня присесть. Слежу за тонкими прекрасными пальцами. Каждым изгибом его идеальных мужских кистей обхватывающих по обе стороны от себя лакированную столешницу. И эти подходящие именно к его рукам старинные перстни… Ловлю себя на мысли, что мне всегда нравилось любоваться его филигранно отточенными движениями и взмахами рук.
Про себя успеваю подметить, что Человек в маске странным образом смотрится на фоне моей гостиной. Он и вовсе не вписывается в царящую вокруг него скромную дешёвую обстановку. Бархатный чёрный пиджак, красный шарф повязанный на шею и его светло-русые, пшеничные, идеально уложенные волосы по плечи. Он будто прекрасный незнакомец путешествующий во времени. Мой идеальный герой, который вот-вот спасёт меня.
Но правда была куда более болезненной. Вновь чувствую себя насекомым из энтомологической коллекции. Приколотая к подложке красивая бабочка из его личной коллекции. Где игла — его голодный взгляд пронзающий всё моё естество. Становится неуютно. Холодные глаза будто раздевает и прожигает меня изнутри, демонстрируя не только похоть, а что-то более глубинное. Что-то истинное.
Тут же краска приливает к щекам, но я беру себя в руки и мысленно несколько раз повторяю:
«Сара О’Нил, ты всего лишь бабочка в его коллекции… Всего лишь бабочка…» — произношу снова и снова, отводя от него глаза, будто боясь об этом забыть под напором его прожигающего, жаждущего взгляда.
Казалось, он считывает мои мысли. Прищуривается и склоняет голову на бок, пытаясь разгадать мою несложную головоломку. Представляю его голос с бархатным тембром и то, как он не говоря ни слова, мысленно произносит в моей голове:
— «
Неужели ты действительно веришь в эту чушь, Сара?» —лунный отблеск в глазах забирается под самую кожу, заставляя почти капитулировать, сдаться.
Присаживаюсь рядом на кресло и наши глаза встречаются. Он всё также сидит на краю столешницы. Его колено, будто невзначай случайно прижимается к моему бедру. И кажется, за не столь большой промежуток расставания, я и вовсе позабыла, насколько мой — Человек в маске, статен и высок. Он медленно склоняется надо мной, дабы наши взгляды пересеклись максимально близко, опираясь при этом локтем о своё колено и заключая свои изящные руки в замок.
— Даже не пытайся мне лгать. Я сразу это почувствую, Сара, — голос пугает и будоражит до самых кончиков ногтей. — Итак, — он картинно выпрямляет спину и самодовольно выпускает из плена своих небесно-серых глаз, будто и не было секундой ранее угрозы заключённой в его словах. — Могу я узнать по поводу столь скоропалительного решения покинуть цирк? Что повлияло на тебя? И почему ты направилась именно в это место?
Меня выдаёт лишь тревожный бегающий взгляд по столу. Но я молчу.
«А что мне сказать? Посчитает ли он мой поступок эгоистичным или всё же поймёт? Мне тебя мало, чёрт бы тебя побрал!
Мне тебя до тошноты, до безумия всегда мало! Но я так больше не могу! Да, я оказалась обычной слабой девчонкой, которая не выдержала. Которая сломалась. Поэтому, когда ты узнаешь почему я покинула тебя, ты будешь сильно разочарован. Именно поэтому, я молчу. Мне больно только от одной мысли, что когда-нибудь ты будешь испытывать
разочарование по отношению ко мне».
Человек в маске продолжает без ложной скромности изучать моё лицо, особое внимание уделяя пересохшим губам.
«Чёрт, Сара, просто скажи ему — я ошиблась. Сейчас я хочу обычной человеческой жизни!»
Опускаю ресницы и настойчиво молчу из-за того, что отчаянно боюсь не оправдать его надежд по отношению ко мне. Страшусь увидеть жестокое разочарование в этом до дрожи невероятно притягательном взгляде. Но мой нетерпеливый характер берёт верх, и я тут же выпаливаю на одном дыхании:
— Потому, что я так больше не могу!
Начинаю сию же минуту метаться, пытаясь найти спасение на кухне. Лишь бы не быть рядом. Лишь бы не улавливать его с ума сводящий аромат.
Между тем, Человек в маске, медленно подходит к граммофону, которого могу поклясться, минутой ранее вовсе не было в моей гостиной. Из старинного динамика начинает литься приятная мелодичная музыка, окутывая своим неповторимым звуком всё помещение.
— Что ж, тогда приглашаю тебя на танец, любовь моя, — грациозный взмах руками, украшенными старинными перстнями.
Иногда мне кажется, что он всю нашу жизнь, если её вообще можно назвать таковой, считает одним большим представлением. На моём лице играет лёгкое замешательство от происходящего. В тот самый миг, я отдала бы многое, только бы разгадать ход его мыслей. Лицо, Человека в маске, спокойно и как всегда по-своему прекрасно.
«Но что же, черт тебя подери, ты сейчас чувствуешь, услышав от меня несвязное объяснение по поводу моего побега?»
Молча завидую его внешней непоколебимости и кладу свою руку поверх его в знак согласия. Улыбка на чувственных мужских губах расцветает с новой силой. И вот, мы уже в объятьях друг друга, танцуем медленный танец. Ощутив аромат кожи своего мужчины, вновь прочувствовав его тепло, в тот самый миг мои догадки подтверждаются:
— «
Как всё же сильно мне не хватало тебя».
Возлюбленный медленно ведёт меня в танце, превращая тревоги в призрачные воспоминания. Они уже так не ранят душу. Руки бережно обхватывают талию, затем слегка поглаживают спину, обволакивая чарующим, успокаивающим тёплом. Но не смотря на это, я упорно стараюсь переубедить себя, мысленно повторяя:
«Это временно, Сара. Как только закончится танец, он вновь отдалится. Этот эфемерный мир между вами снова падёт».
Моим мыслям не суждено было дальше развиться, почувствовав, как его разгоряченные губы нежно касаются моего уха:
—
Цирк остался без хозяйки, Са-а-ара. Ты должна вернуться… — он плавно прогибает корпус моего тела под свою руку в приятном полёте, и я чувствую, как моё тело полностью расслабляется, превращаясь в его объятьях в мягкую податливую глину. Дальше слышу лишь обрывки его фраз, словно в приятном нежном дурмане всё расплывается: — У тебя ведь такая же тёмная душа… Ты должна быть со мной, любовь моя. Должна! С нами… Это наша судьба… Истинная настоящая злодейка…
— Я не могу. Я… — слегка отталкиваю его и одёргиваю руки, чтоб высвободиться из хватки и, будто тот час просыпаюсь после прекрасного сна.
— Я хочу нормальной жизни! Ясно?! Эта жизнь не для меня! Я устала! Устала от цирка, от твоих чудиков, масок и…
— От меня?
На миг забываю, как дышать. Зашкаливающее биение сердца даёт о себе знать.
— Нет. Я слишком…
— Что? — он вновь очень близко. Хватает меня за подбородок, но не больно, а даже с долей, какой-то странно-извращённой нежности, чтобы вновь заглянуть в мои глаза. — Ты слишком любишь меня, чтобы устать от меня, так?! — издевательским тоном будто цитирует меня, ожесточённо выплёвывает слова.
— Да! — он настолько близко, что я уже ощущаю, как мы дышим одним воздухом на двоих.
Человек замирает, пробегая лишь глазами по моим глазам. В надежде отыскать хоть крупицу лжи в моих словах, но так её и не находит. Теперь он точно знает, что я не вру. Всегда поражалась этой его способности, каждый раз считывать мысли людей словно они перед ним открытые книги.
— Чего тебе не хватало? Этого? — он демонстративно показывает руками на скудную обстановку, которую не спасли даже развешанные по периметру гирлянды.
— Это для тебя нормальная жизнь? Разве тебе было не хорошо со мной? Разве ты плохо встретила со мной прошлое Рождество? — одна бровь саркастически приподнимается, будто напоминания о самом постыдном, что вообще могло со мной приключиться.
Воспоминания про наши с ним поцелуи, в ту самую ночь, в перемешку с морем красного вина и изучением оккультных наук с кипой старинных фолиантов. И в завершении, пиктограммой под всем этим действом. Когда он брал меня словно оголодавшее дикое животное. Всё это было пропитано страстью и ненасытным вожделением друг к другу, воспоминаниями о наших переплетенных обнаженных телах, скреплённых пальцах на чёрной шёлковой простыне и это его: «
Любовь моя», — шёпот в полураскрытые губы, который до сих заставлял чаще дышать. Тогда он впервые сказал своё имя, когда мы полностью обессиленные повалились на тот самый алтарь, где совершали наши непристойные вещи.
— Хочу чтобы ты знала моё настоящее имя, — сказал он и сердце приятно кольнуло. — Меня когда-то звали Генрих. Но ты можешь звать меня просто Генри, когда мы наедине, — сказал Человек в маске, будто это было чем-то обыденным и не важным, вызвав внутри меня неописуемую бурю эмоций.
Наверно это был первый и последний раз когда мой — Человек в маске, вот так просто открылся передо мной. Позволил узнать одну из его множество тайн мрачной души.
От нахлынувших воспоминаний я полыхала словно факел.
— Как ты появился перед Аароном без маски? — я постаралась сменить тему, задавая второй по значимости интересующий меня вопрос.
— Это всё наш с тобой дуэт, дорогая Сара. Мы теперь с тобой тесно связаны. Эта единение даёт с каждым десятилетием всё новые и новые безграничные силы, поэтому…
— Поэтому, ты теперь можешь появляться перед всеми в подобном образе.
— Всё верно! — он обходит меня вокруг с нескрываемым интересом осматривая с головы до ног. — Ты тоже можешь постичь все эти таинства. Стоит только захотеть, Сара.
Нервно отворачиваюсь в сторону, не желая больше слушать про магию, оккультные науки и «безграничную власть от нашего союза». Словно почувствовав смену в моём настроении, Человек в маске неожиданно говорит:
— Не окажешь ли мне такого удовольствия, поужинать со мной сегодня? — кажется, не одна я мастерски умею менять темы.
— Я никуда не планировала выходить в эту ночь, — взволнованно жду его ответа и сердце пропускает удар. На месте его пристального взгляда остаются мелкие следы в виде мурашек.
— Никуда и не стоит идти. Мы можем отужинать прямо здесь, — на слове «здесь» он слегка брезгливо осмотрелся по сторонам, но вернув свой взгляд ко мне, лицо его приобретает интригующе-заинтересованный оттенок.
«Но в чём?»
Я понимала, что согласившись на ужин, я лишь отсрочу неминуемое. Продлю своё же мучение… Понимала! Но я не была готова, попрощаться с ним именно в тот самый момент. Не хотела вот так просто отпускать его.
— Располагайся, — отвечаю я после долгой паузы, сухо и без лишних эмоций, — Я накрою на стол.
Человек в маске вновь победно улыбнулся и слегка задрал подбородок. Он прошествовал со мной на кухню с важным видом закинув руки за спину. Заранее расставив наши стулья на безопасное расстояние, я целенаправленно села подальше на противоположную сторону стола, остерегая себя от возможных необдуманных поступков. Вызвав тем самым очередную мягкую улыбку на красиво очерченных губах моего, теперь уже бывшего, избранника. Похоже, это его от души забавляло и даже, в некоторой мере, интриговало, вызывая дьявольские пляшущие искорки в серо-голубых глазах.
Какое-то время мы просто молча ели, пока я в очередной раз не словила на себе слишком вызывающий взгляд стальных глаз. Подобный взгляд оскорбил бы, если бы на меня смотрел незнакомый мужчина. Но это были
его глаза, успевшие стать такими родными. Они будто пожирали меня на месте.
— Не делай так! Не смей! — необдуманно вырвалось с губ.
— От чего же? Тебе всегда нравился этот мой взгляд, — его забавляет моя реакция. Губы растягиваются в идеальной белоснежной улыбке. Нежданный гость подпирает свой подбородок о ладонь, с особым любопытством предвкушая дальнейших действий с моей стороны. Вечер обещает быть интересным.
«Чертов идеальный самоуверенный нахал!» — мой строгий взгляд говорил сам за себя.
— Я не смогу дать тебе простой человеческой жизни. Не смогу зачать с тобой ребёнка, — продолжил, как ни в чём ни бывало, Генри. Услышав подобное, я чуть было не давлюсь новой порцией мясного рулета. Он говорил это так просто, будто мы обсуждали совершенно обычные вещи. — Не смогу завести нормальную полноценную семью. Но Сара, ведь это всё не про нас!
Ты создана для большего!
Снова молчу и с трудом заглатывая кусок пережеванного мяса. От безумного волнения аппетит полностью пропадает. Невольно вспыхивает цепочка сумбурных, неожиданных, даже для самой меня вопросов, озвучить которые я не решаюсь:
«Со мной? Детей?.. Если бы мы только были обычными людьми? — Мысль о маленьком кучерявом мальчишке со светло-пшеничными локонами прямо как у него, приводит меня в какое-то неистовое наслаждение. —
Я бы очень хотела… — молниеносно одергиваю себя, пряча глаза под опущенными ресницами. — Боже, что же я несу!»
Человека в маске неожиданно веселит моя реакция.
— Ну конечно же я бы
хотел, милая, — это заявление вновь заставляет меня вспыхнуть словно новогодняя ёлка. По телу прокатывается волна наслаждения и сердце трепещет так, что удушением отдаёт в горле. Наконец хозяин цирка становится чуть серьезней и продолжает: — Познакомившись с тобой однажды, я сразу же почувствовал к тебе непреодолимую тягу. Но тогда, я ещё не совсем понимал во что это может вылиться. В первый же день я уже мысленно желал видеть тебя на каждом своём выступлении. Хотел из раза в раз стоять за кулисами и следить за изменениями выражения твоего лица: за тем, как ты испытываешь отвращение при виде определённых чудиков или мило улыбаешься, когда восторгаешься тем или иным номером моих артистов, за тем, как трепетно подрагивают твои ресницы и прикушена губа, когда ты растрогана. Всё это я изучал в мельчайших деталях, чтобы наконец научиться без каких-либо помех считывать все твои тайные мысли, научиться понимать тебя без особых на то усилий, — он делает паузу и картинно отпивает глоток вина из высокого бокала.
— Признаться, у тебя всегда был отменный вкус на вино. Однозначно этот чудесный сорт был выращен в регионе Бордо. Или я ошибаюсь, любовь моя?
Смотрю на него испытывающим взглядом:
«Ты действительно пришёл сюда обсуждать со мной сорт вина?!»
Так и не дождавшись ответа, он нарочито заинтересованно вертит широкий прозрачный бокал с напитком за тонкую ножку, наблюдая за мной сквозь стекло. Рука ставит на место чашу и вновь обращает свои чарующие глаза на меня, продолжая:
— Я и сам не заметил, как спустя недолгое время, уже стал представлять, что особенно не церемонясь снимаю с тебя одежду, и вижу твоё прекрасное обнаженное тело. И эти напуганные голубые глаза, — Генри картинно чуть наклоняет голову набок, смакуя каждое слово. И эти глаза иглами впиваются в меня своими нечеловеческими чарами. Словно стрелы с искусными заточенными бронзовыми наконечниками, поражающие в самую цель. Похоже ему доставляло особое удовольствие, доводить меня не только до парализующего противоестественного страха, но и до невероятного смущения.
Взволнованно вскакиваю со своего места и хватаю в руки свою пару сервировочных тарелок с ещё недоеденной едой. Человек вновь победно улыбается, стараясь впитать всю ту гамму чувств, которые так явно считываются сейчас с моего взволнованного лица от услышанного. Полыхающие щеки наверно видны на окраине самого Сентфора.
— После того случая в больнице я оставил тебя на целых десять лет, — заговорил хозяин цирка быстрее, менее заискивающе. Его черты приобрели более серьезный вид. — Десять лет для бессмертного существа не так много, но и они были настоящим адом для меня! Десять лет, чтобы уйти и вернуться за тобой. Чтобы понять, что теперь я не смогу без тебя, Сара! Ты моя! Ты создана…
— Вечность путешествовать с цирком уродцев — вот для чего я создана?! Ты это хотел сказать? — наконец не выдерживаю я.
Швыряю в мойку посуду и не желая того, разбиваю её на множество острых осколков. Годы скитаний с шапито напрочь отбили во мне умение быть хорошей хозяйкой.
— Чёрт, — успеваю выругаться, опираясь руками о мойку и безысходно склоняя голову. Но тут же чувствую обжигающее прикосновение пальцев Человека в маске, прошедшее от солнечного сплетения вниз по плечу и остановившееся где-то в районе спины у лопаток. Я вновь покрываюсь мурашками и зажмуриваю от наслаждения глаза. Тело предательски отзывается мелкой дрожью, но я изо всех сил стараюсь умерить своё желание. Это не уходит от бдительных глаз моего злополучного возлюбленного.
—
Ты создана для меня, Са-а-ара — вновь шёпот у уха, такой манящий, затягивающий в свои сети. В который раз прикрываю веки, чтобы насладиться, как вдруг резким неожиданным движением оказываюсь лицом к лицу с Человеком в маске.
Руки требовательно обхватывают мои щёки, а горячие губы не оставляют мне никакого шанса. Они впечатываются в меня неожиданно и жадно, вытягивая с моего рта неконтролируемый лёгкий стон. На миг я забываю, как дышать. Болезненный укус. Ещё один. Мир сливается словно в калейдоскопе цветных распадающихся камней, образуя всё новые и новые чудесные орнаменты. И мы вместе с ним: такие разные, образуем одну общую совершенную композицию, летим ко всем чертям в пропасть навстречу неминуемой жажде познать друг друга. Без остатка и желания думать, что ждёт нас завтра, он льнёт всем телом ко мне и я отвечаю взаимностью. Аромат и тепло его родной кожи не оставляют мне шансов. Я больше ничего не хочу. Только бы целовать и целовать его бесконечно, пока не заболят от неуёмных укусов губы. Отстраняюсь на миг, чтобы отдышаться и стараюсь хотя бы немного увеличить между нами расстояние. Близость с ним полностью затуманивает мой разум.
— Хочешь поиграть? — надвигается на меня хозяин цирка и вновь плотоядно улыбается, тяжело дыша. Такой опасный и сексуальный. Походка словно у крадущегося дикого льва. И, кажется, теперь его аромат сладкого притягательного дорогого парфюма навсегда останется со мной, после этого рокового поцелуя… Делаю несколько шагов назад, пока не спотыкаюсь о предательский диван и не падаю на него всем телом.
Человек в маске склоняется к лицу максимально близко, так, что его дыхание опаляет мои раскрасневшиеся щеки и подрагивающие ресницы.
— Ты
единственная женщина которую я когда либо ТАК любил, — он выставляет руки по обе стороны от меня, облокачиваясь о мягкую спинку дивана и блокируя мне любые из возможных способов отступления. — Ты единственная, которой я доверяю. Сара, вернись ко мне, чтобы разделить наше бессмертие вместе. Вернись
домой.
При слове «дом» чувствую в животе приятное порхание бабочек.
— Не нужно. Не проси. Я…
— Тш-ш-ш, — затыкает мне рот новым жаждущим, лишенных всяких приличий поцелуем.
Мужские руки сжимают до щемящей боли грудь преднамеренно оттягивая линию платья от пут ткани, проходясь по самым чувствительным точкам в виде заострённых темных сосков. Хозяин цирка самодовольно улыбается, демонстративно обводит языком ореол и прикусывает один из выпирающих пиков, в то время как его стальные глаза не отрывают зрительного контакта с моими. От представшей картины у меня пересыхает во рту. Пульс учащается и я начинаю нетерпеливо ёрзать на диване.
Под трикотажным платьем пальцы Человек в маске натыкаются на кружевные трусики. Слегка приподняв юбку он самодовольно прикусывает свою нижнюю губу и начинает громче и надрывней дышать. Слегка подаюсь вперёд и задеваю своими пальцами красный атласный бантик на белье. Он настырно убирает мои руки и настойчиво, но приятно проводит по кружевной, полупрозрачной ткани большим пальцем, преднамеренно задевая волшебную точку. Издаю жалобный стон и изгибаюсь от наслаждения. Он продолжает зачарованно следить за этим действом. Словно испытывая меня, он снова и снова вдавливает в меня мои же трусики. Серо-голубые глаза приобретают опасный оттенок. Хочу незаметно снять шерстяные вязаные носки с орнаментом-снежинками и закинуть их куда подальше. Но искуситель тут же пресекает мой порыв.
— Хочу чтобы ты осталась в них, — проводит любовно вверх по носкам, впоследствии задевая разгоряченную кожу выше. — Они очень милые. Придают дополнительной чувственности этому моменту. Тебе так не кажется? — говорит Генри, умудряясь нетерпеливо целовать меня между фразами. — Будто я повторно лишаю тебя невинности.
— Что? — хлопаю глазами и слегка отстраняюсь от настырных ласк Человека.
— Думаешь, там в больнице я не заметил, что ты так упорно скрывала от меня под одеялом небольшое алое пятнышко после нашей первой ночи? Символ из-за которого даже моя мрачная душа испытала невероятные муки совести от содеянного.
— Но как ты… — всё ещё настырно сопротивляюсь его ласкам, упираясь руками в грудь.
—
Я люблю тебя, Сара. Тебя тянет ко мне. А меня к тебе, — говорит эти слова и утопает в моих волосах прямо под мочкой уха от наслаждения. — Ты не должна противиться этому.
Через некоторое время глаза Человека в маске начинают хаотично бегать, разыскивая взглядом что-то в гостиной. В конечном итог взгляд останавливается на разноцветных гирляндах, венчающих всевозможные выступы в моём скромном жилище — будь то книжный шкаф или торчащий напольный торшер. Мужские руки находит начало светящегося шнура и, особенно не церемонясь, тянут его на себя. Медленно наматывая сверкающее украшение на свою ладонь, хозяин цирка продолжает заворожённо смотреть на меня. В сопровождении яркой синей, затем зелёной, а после и вовсе красной подсветки его ярко выраженные скулы, мужественный подбородок и чувственные губы выгодно подчёркивают черты своего властного обладателя. Он будто истинный демон, порождение чего-то мрачного, греховного. Демон, ухмылка которого всем своим видом указывает на то, что он отлично знает о своём превосходстве.
Покончив со шнуром, он начинает оплетать им мои предварительно сложённые вместе руки и неожиданно резко закидывает их над головой. Успеваю лишь испуганно пискнуть под его напором нечеловеческой силы и ловкости. Светящаяся гирлянда спускается ниже и наконец оплетает всё моё тело, отдаваясь лёгким, но сладостным покалыванием в районе рёбер и груди от крохотных цветных лампочек. Человек очарованно продолжает наблюдать. Я вижу, как в его глубоких дьявольских глазах теперь отражаются горящие огоньки с примесью истинного наслаждения от происходящего, заставляя моё дыхание участиться больше прежнего.
— Тебя же это возбуждает, так? — вновь нагибается надо мной и трётся щекой о щеку. — Да-а-а, ты однозначно хочешь этого… Плохая-плохая девочка, Сара.
Хозяин цирка хочет казаться ироничным, но интонация в голосе говорит об обратном. Вожделение ко мне — это чувство сочится между строк, найдя выход между его чувственных губ в виде легкой надрывной дрожи в голосе. Моё имя звучит из его уст словно самый сладкий мёд, переливающийся всевозможными цветами и послевкусием на кончике языка. Я лишь подаюсь вперёд и вновь нетерпеливо ёрзаю попой о сидушку мягкого дивана. На что Генри чуть медлит, слегка поддразнивая. Он то вожделенно целует, то вновь отдаляется, чтобы взглянуть мне в глаза с немым вопросом:
«Хочешь ли ты этого так же, как хочу этого я, Сара?»
Пальцы проскальзывают под трусики и начинают упорно, с особой лаской касаться запретных мест.
— Ты хочешь меня прямо здесь?.. — глупый вопрос срывается с моих губ быстрее, чем я успеваю его обдумать.
— Да, любовь моя, — вновь волнующая улыбка и вспыхнувший взгляд. — Прямо здесь и сейчас… Ты не находишь это даже увлекательным? Будоражащим нашу кровь?
Человек в маске делает несколько нежных прикосновений внизу и тут же глубоко входит в меня своими пальцами, предварительно ощутив мою готовность. Чувствую, как холод его старинных перстней приятно касается моей чувствительной точки. Издаю громкий неожиданный для себя всхлип. Снова и снова он повторяет это движение. И кажется, я уже вовсе не замечаю этих неудобств в виде запрокинутых завязанных рук и оплетённого тела гирляндами. Есть только Человек в маске и его умопомрачительные движения во мне.
Есть только наша близость.
— Да. Вот так… — шепчет он и ловит каждый мой стон, слегка приоткрывая на каждом свой рот, будто раскачиваясь со мной по волнам общего наслаждения.
И вот, Человек в маске, вновь отдаляется, продолжая ласкать и ритмично поддавливать внизу. Затем и вовсе совершает там что-то такое невероятное, что я откидываю голову назад и жадно хватаю ртом воздух от наслаждения. Но он не планирует заканчивать на этом. Генри тут же убирает руку с заветной точки и нежно кладёт ладонь на мою пульсирующую розу.
— Тише-тише, девочка. Не так быстро.
Стараюсь восстановить дыхание. Щеки полыхают, как пожар, и я смущенно отворачивающий своё лицо и в ту же секунду нестерпимо хочу свести свои ноги вместе.
— Не закрывайся от меня. Смотри. Мне. В глаза, — бархатный тембр заставляет повиноваться. Между тем сильные руки продолжают приятно терзать мою грудь: то прокручивая соски между пальцев, то медленно лаская их тыльной стороной ладони. Голова моего незваного гостя вновь слегка нагибается набок. Он всегда любил наблюдать за моим обнаженным телом, за моим сладостным мучением в его объятьях, каждый раз восхищенно открывая что-то новое в моём образе.
Спустя некоторое время Человек в маске поднимается, чтобы избавить себя от лишней одежды и моему взору предстают чёрные идеального кроя брюки. В районе ширинки ткань натянута слишком сильно. Любовно, с горячим энтузиазмом обхватываю его окрепший твёрдый орган, насколько это позволяет плотная и без того неправильно выгнутой формы ткань. На долю секунды Генри слегка закатывает глаза, издавая блаженный и такой эротичный выдох. Но стоило мне взяться за ширинку, он в ту же секунду дёргает за шнур гирлянд и мои временно безвольные руки подлетают ввысь, оказавшись чуть выше головы.
— Не так быстро, любовь моя!
Обхватывая мой подбородок, Человек в маске, заставляет меня максимально задрать лицо. Он смотрит не отрываясь, прямо в глаза с невероятно расширенными зрачками и по собственнически водит пальцем по моим влажным припухшим губам. С высоты своего роста хозяин цирка взирает на меня будто змея, склонившаяся над кроликом. Недолго думая, он опускается передо мной на колени и шире прежнего разводит мои ноги. Сильные руки без труда сгибают их в колене, заставляя поставить ступни на диван.
— «Слишком откровенно» — молниеносно проносится мысль в голове.
Но мужчина продолжает. Он подвигает меня чуть вперёд к самому краю дивана и без лишних объяснений, отодвинув лоскуток красных кружев-трусиков в сторону, трепетно проходит по очертанию моей розы большим пальцем. И вот я уже чувствую его разгоряченное дыхание внизу, слегка подергиваюсь и уже хочу отодвинуться чуть дальше от его лица, но властные мужские руки не дают мне этого сделать, усмиряя своими изящными, но такими сильными пальцами непослушные бёдра. Губы прикасаются к волшебной точке так нежно, что я неосознанно закусываю зубами нижнюю губу и замираю. Пальцы в свою очередь оставляют красноватые чуть вдавленные следы на бёдрах. Поначалу чувствую, как его тёплый язык проходится по краю, затем погружается чуть вглубь и начинает неистово трепетать внутри, продвигаясь всё дальше и дальше. По ощущениям я будто на небесах, запрокидываю голову на спинку дивана и отдаюсь навстречу невероятным ощущениям, даже на время позабыв о своей столь откровенной, слишком фривольной позе.
Через некоторое время он склоняет надо мной своё лицо. Эти, его влажные раскрасневшиеся губы и язык пробегающий с таким наслаждением от уголка губ по идеально белым зубам. От одного только вида можно дойти до исступления.
— До сих пор считаешь что мы не созданы друг для друга, любовь моя? — рука продолжает сладостное мучение между ног, вызывая все новые и новые импульсы тёмными ручейками переплетающимися внизу живота. На влажных губах усмешка, будто он доволен проделанной работой. Теперь уже я сама готова наброситься на него в любую минуту и овладеть им прямо на полу.
«И Фавн мне свидетель, гирлянда мне не помеха! Я разорву её не моргнув и глазом, если потребуется!» — издаю сладостные мучительные всхлипы.
— Я хочу чтобы ты видела, чего ты меня хочешь лишить, — будто осознанно игнорируя моё нечеловеческое желание сорвать с него оставшуюся одежду, указывает пальцем в сторону длинного узкого зеркала, которое прячется в глуби гостиной, умудрившееся каким-то образом отразить меня во всей красе.
«Ты издеваешься?!»
В отражающей поверхности на меня смотрит разгоряченная, но прекрасная молодая женщина с ярко-голубыми глазами и с намеренно обнаженной прекрасной грудью, которая то и дело вздымается от частого дыхания. Небрежные, но прекрасные каштановые локоны которой, так эротично обрамляются лицо. Кружевное красное белье выглядывающее через слегка задранную юбку трикотажного незамысловатого платья, обмотанная вокруг груди и тела сверкающая нить, заканчивающаяся щедрым мотком на кистях её обладательницы…
Человек в маске прижимается губами к самому уху:
— Посмотри, Сара. Ты прекрасна… И ты. Только. Моя-я-я.
Не успеваю ещё рассмотреть в полном объёме всю картину, как диван неожиданно срывается с места и, будто гонимый потоком воздуха, отлетает вместе с нами к ближайшей стене, разметая всё на своём пути и блокируя при этом входную дверь дома. Ощущения похлеще какого-нибудь аттракциона. Испуганно осматриваюсь по сторонам. Властные руки вновь задирают вверх мои связанные кисти, напоминая о том, что я нарушаю правила игры. Чувствую, как пальцы касаются шершавой древесины входной двери.
Но затем следует легкий, раздражённый рык. Взгляд Человека в маске тут же окрашивается в стальной. Все окна сию же минуту сами собой закрываются плотными шторами, сопровождаемые злобным взглядом Генриха.
«Да что здесь происходит?!»
Помещение приобретает ещё более интимную обстановку. Остаются одни только огоньки мерцающие на моей коже, гостиная погружённая во мрак и наша нестерпимая близость. Казалось, ощущения в тот же миг обострились, я ярче обычного ощущаю его сладкое, частое дыхание у себя на шее и чувствую прикосновение его щеки на лице. Он будто затаившийся зверь, что-то настойчиво выжидает.
— Ты прямо сейчас можешь одеться и прекратить всё это, — говорит еле слышно Человек в маске и нижней губой с особым наслаждением ведёт по моей разгорячённой щеке вверх, одновременно пытаясь успокоить своё частое дыхание. Палец продолжает невероятные движения в трусиках. — А можешь сказать
им, что всё хорошо и избавиться от настойчивых гостей. И тогда я обещаю, любовь моя, заласкать тебя этой ночью так, что ты забудешь даже своё имя, — рука под платьем поднимаются вверх и бережно останавливаются на талии, временно завершая ласку.
— Одно имя я точно не забуду, — тяжело дыша отвечаю ему прямо в губы и он улыбается, без слов понимая кого я имею ввиду. Но вот его слова мне кажутся какой-то бессмыслицей. Кто такие
«они»? И кого я должна прогнать? Но расспрашивать так и не приходится. Через пару секунд я слышу, как в дверь настойчиво стучат.
— Сара, это Вишня! Аарон предупредил, что ты приехала. Мы услышали шум, поэтому решили… — дальше я уже не вслушиваюсь в смысл слов.
«Прости, Вишня. Только не сегодня».
— Ребята, всё хорошо! Вам не о чем беспокоиться, — отвечаю уверенным нарочито громким голосом. — Я зайду к вам завтра! Возвращайтесь домой, сегодня ведь Рождество! — не смотря на связанные руки, умудряюсь нежно дотронуться до лица Человека своей ладонью.
— У тебя правда всё хорошо? — не унимается Вишня.
Не на шутку разгневанный Человек в маске срывается с места, но я пододвигаю своё полуобнаженное тело чуть вперёд, будто всем своим видом показывая чего он может лишиться и одними губами шепчу еле слышно:
— Пожалуйста.
И тут же громко отвечаю, чтобы слышали за дверью:
— Да. Всё хорошо! Прости, я немного сейчас занята!
Генри вновь возвращается ко мне и между поцелуями успевает пропустить лёгкую усмешку. Его губы расширяются в широкой улыбке, словно у Чеширского кота.
За дверью слышно, как кто-то переговаривается. Видимо Вишня обсуждает дальнейшие действия с Аароном, но сейчас мне всё равно… Затем они спускаются по ступеням крыльца. И шум за дверью так же неожиданно затихает, как и начался.
— Что ты вытворяешь со мной, девочка моя, — будто обезумевший зверь Генри вдыхает мою кожу и трётся о шею и грудь. Кусает их и слегка рычит от непреодолимого желания. Затем начинает целовать немного нетерпеливо, обрывисто, резко, то отдаляясь, то вновь припадая к моим губам.
Сильные мышцы-канаты на напряжённой руке моего мужчины слегка прижимаются к щеке, от чего я не выдерживаю и начинаю жадно исследовать их губами. Мои руки, в очередной раз, заблокированы декоративным шнуром над головой. Человек в маске полностью забирается на диван, слегка наваливаясь на меня сверху и в конечном счёте, не оставляет никакого шанса на спасение. Теперь уже точно! Нетерпеливо он снимает свою одежду и моментально оставляет меня в одних только рождественских носках со связанной цепочкой огней вокруг рук. В слегка грубой манере разворачивает моё тело на бок приказывая при этом «смотреть только на него». В голосе теперь только животные нотки и холодная сталь. Я ощущаю его безграничную силу и излишний интерес, разрастающийся во мне с новой силой, он будоражит неуёмное желание по отношению к нему. Поэтому я беспрекословно повинуюсь. Ложусь на диване вполоборота. Нижняя нога оказывается у него между бёдер. А верхняя чуть задрана вверх над крепким мужским бедром. Идеальная поза, для того чтобы оказаться с ним на максимально близком расстоянии. Чувствую, что и он этого безгранично желает. Мои связанные руки покоятся на подлокотнике, а глаза не отрываясь смотрят в расширенные серо-голубые омуты. Человек в маске требовательно входит.
— Смотри на меня, Сара. Смотри… Я не хочу тебя терять, — резкие, но такие умелые движения. — Я люблю тебя. Ты моя, — то и дело повторяет он, вновь и вновь вбиваясь в меня всем своим телом. Громко всхлипываю от блаженства и сильнее прежнего сжимаю верхнюю ногу так, чтобы максимально насладиться моим искусителем. Пальцы скользят по безупречному торсу с частыми выщербинками-каналами на коже, следами старых ожогов. Но мне всё равно. Каждый этот шрам я готова целовать до бесконечности, лишь бы только слиться с ним во что-то цельное, единое…
Человек в маске, так пристально рассматривает моё лицо, когда доводил меня до взрыва. Передо мной только его расширенные зрачки, бегло, но с завидной доскональностью пробегающие по лицу. Громко вскрикиваю его имя и хватаю его за шёлковые пряди светлых волос на затылке. Благо перед этим он сжаливается надо мной и чуть ослабляет хватку натяжения гирлянды, разрешая мне небольшую свободу в движениях.
Затем сам содрогается и делая несколько резких уверенных толчков, он отдаётся навстречу нашей страсти, чуть закатив глаза. Человек в маске, так чувственно доходит до исступления, замедляясь перед самим окончанием в своих плавных, словно танец, движениях, что я сама начинаю ощущать внизу живота новую порцию неописуемых импульсов. Сильный торс, мощные бёдра и умелые опытные движения. Он бьется об меня в последних толчках перед неминуемым, и в то же время, так трепетно кладёт руки на моё выступающее бедро, рядом с косточкой, будто боится сделать больно. В этом весь он:
властность, граничащая с нежностью. Ощущаю повторную волну неописуемых всплесков. Второй пик моего наслаждения приходит совсем неожиданно. Я начинаю стонать с ним в унисон, всецело отдаваясь навстречу его ритмичным движениям. Невероятный спазм, тесное сплетение тел и синхронное окончание. Мужской стон срывается прямо в мои приоткрытые губы, проникая в самые лёгкие. Я вдыхаю его с наслаждением и счастливая прижимаюсь к мокрому мужественному плечу.
Довольный, от приятной небольшой усталости, он ложится рядом. Руки помогают мне заботливо выпутаться из пут гирлянды. Прислоняю одну из освободившихся ладоней к его груди, чувствуя под подушечками пальцев линию шрамированной грубой кожи. Бёдра дрожат, как ненормальные, но сейчас мне всё равно. Генри сгребает меня в кольцо своих рук, чтобы не дать упасть с дивана и крепко прижимает голову к моей обнаженной груди. Этот жест скорее сбивает меня с толку. Такой непоколебимый в начале, теперь беспомощно ищет близости, прижавшись словно ребёнок головой к моей груди. Руки от изумления на миг зависают над его головой, боясь спугнуть момент. «
Сейчас он как никогда нуждается в твоей нежности» — проносится мысль в голове и я бережно прохожусь по гладким шёлковым волосам. Затем и вовсе аккуратно запускаю пальцы в пшеничные локоны. Ощущение того, что его сильные руки крепче прежнего обхватывают мою талию, придают мне уверенности в том, что я сделала всё правильно. Сильнее обычного обнимаю его руками и упираюсь подбородком о родную макушку, искренне желая сокрыть его от всего мира.
Время будто останавливает свой ход. И будто бы нет никого в целом мире кроме нас двоих. Приятно уставшие, пресытившиеся друг другом и… «
Счастливые, как когда-то». Стараюсь отогнать от себя непрошеные мысли. Лишь крепче вжимаюсь в его тело и жадно вдыхаю аромат кожи.
И, наверное, в эту ночь всё было бы почти идеально, если бы не слова Человека в маске, так неожиданно всколыхнувшие даже сгущающиеся ночные сумерки:
— Сара, пойдём со мной.
Ранее гладившая рука его голову тут же замирает. И Генри, почуяв неладное, в ту же минуту поднимает на меня своё обеспокоенное лицо. Я впервые за несколько десятков лет вижу его таким смятённым.
— Генри… — стараюсь максимально мягко объяснить ему, чтобы не причинить боль.
«Хотя кого я обманываю?»
Он делает глубокий вдох и, кладёт несколько пальцев мне на губы в знак того, чтобы я больше не продолжала. Между нами воцаряется затяжное молчание. Взгляд его хмур и тяжёл, но он всё также продолжает скользить по мне глазами словно мазками по картине.
Решаюсь и молча встаю с дивана, надевая ранее сброшенное платье. Несмотря на предательски дрожащие руки, я с лёгкостью натягиваю на себя эту треклятую вещь. Поднимаю глаза и натыкаюсь на его изучающие глаза. Он вновь нестерпимо близко. Стоит совсем рядом и горько улыбается, в своей, свойственной только ему, манере изучающе склонив голову. Не оставляю попытку сказать, всё о чём давно хотела, на что он громко шикает и вновь останавливает мои губы приложенными пальцами.
— Ты с самого начала должна была знать, Сара, что полностью посвятить себя кому-либо я не смогу! — в голосе появляется неуёмное раздражение. — Я всегда буду нести ответственность за свою цирковую труппу, за сам цирк. И да, этот путь я не выбирал, но других вариантов у меня нет!
Его глаза тут же окрашиваются в недобрых оттенок. Он в мгновение ока что-то переосмысливает внутри себя и в тот же миг впивается рукой в мою шею, с нечеловеческой силой прижимая к стене.
— Что ты делаешь? — только и успеваю прохрипеть от ужаса, стараясь хоть немного зацепиться за пол своими подвешенными носками ног.
— Ты заключила сделку со мной… И кажется я говорил тебе, любовь моя, что отныне
ТЫ принадлежишь
только мне. Жизни друзей в обмен на твою. Помнишь? Что же мне остаётся, если ты уйдёшь? — пугающая гнетущая пауза и пальцы сдавливают горло с новой силой. — Тогда может я просто заберу то, что принадлежит мне по праву? Твою жизнь например, — впивается руками в мою шею настолько, что перед глазами плывёт окружающий мир.
Пытаюсь заглотить хоть немного недостающего кислорода, но не выходит. Кажется последние секунды тянутся целую вечность. Но когда я ощущаю, что вот-вот потеряю сознание, Человек в маске неожиданно отшатывается от меня словно от огня и громко ударяется о позади стоящий стол, шумно роняя все предметы на нём. Он испуганно осознаёт содеянное. В глазах маниакальный одержимый ужас от самого себя. В этот момент я ещё умудряюсь как-то устоять на ногах. Громко откашливаюсь делаю шаг навстречу.
— Если задумал, то сделай это, — говорю пугающе спокойно.
На этот раз серо-голубые глаза взирают на меня с каким-то маниакальным ужасом в глазах. По видимости, всё ещё пребывая под впечатлением, от чуть не совершенного им злодеяния по отношению ко мне. В этот момент я делаю шаг вперёд и нежно обхватываю мужскую руку, которая только что препятствовала подойти к нему ближе, настойчиво застыв в воздухе в характерном жесте. Невыносимо хочется прижать её к своему лицу, что я и делаю, прижимаясь щекой о тыльную сторону дрожащей ладони. Затем возвращаю сильную руку к себе на шею и шумно втягиваю последнюю порцию воздуха, отлично понимая, что она может оказаться для меня последней:
— Только пожалуйста, сделай это нежно. Хочу умереть с твоим поцелуем на губах, — лёгкий, нежный шёпот льётся из моих губ обрывисто, с содроганием. — Пожалуйста…
Последнее слово даётся с трудом. Выдавливаю его еле слышно, чтобы не дать волю своим слезам. В прекрасных омутах цвета тумана застывает больший страх. Хозяин цирка вновь отшатывается и вопрошающе смотрит на меня с застывшим нехарактерным для него страхом и примесью дикого безумия. Не долго думая, он быстрым шагом выходит на террасу. Его руки нервно хватаются за парапет, а голова склоняется под грузом произошедшего. В это время, я упорно стараюсь унять свою нервную дрожь во всем теле, обессилено хватаясь за выступ стены.
Через некоторое время глаза мои всё же устремляются в окно и я вижу его — идеального, рослого мужчину, такого родного и далёкого одновременно. Он стоит не шелохнувшись на заднем, усыпанной снегом дворе, подсвеченным серебряным диском луны за окном, так выгодно подчёркивающим все его достоинства: идеальный, прямой нос, горделивую осанку, точеные скулы и мужественный подбородок. Генри задумчивым взглядом смотрит куда-то в сторону. Взгляд его отрешён и мрачен. Но несмотря на это, он так прекрасен в этот самый момент, что я боюсь даже пошевелиться, чтобы не испортить совершенную картину. Воображение ненароком рисуют картины, как было бы здорово, если мы были бы с ним обычными людьми. Я бы варила ему кофе по утрам. А он ждал меня в это время на этой самой террасе, в совершенно обычной домашней футболке и тапочках.
«Ты определённо сошла с ума, О’Нил, если продолжаешь думать об этом. Он только что пытался задушить тебя, черт бы тебя побрал!»
Фантазии мои меркнут, когда я выхожу к нему на крыльцо, укутавшись в своё тёплое пальто и собираю всю свою оставшуюся волю в кулак. Человек в маске лишь слегка разворачивает лицо, чтобы посмотреть на меня, но затем вновь устремляет свой задумчивый, печальный взор в сторону моего снежного, безупречного дворика. Ночной опавший снег красиво искрится звёздами на лужайке. Рука неимоверно хочет дотронуться до идеального точеного профиля. Но я не решаюсь. Это стоит мне невероятных усилий — просто стоять и не прикасаться к нему. Наконец я делаю вздох и собираюсь с мыслями. Я знаю о чём терзается его душа, поэтому не хочу больше всё это продолжать. Даже сами деревья и кусты во дворе будто застыли в томительном морозном молчании, покорно ожидая моего конечного вердикта. Переминаюсь с ноги на ногу, не решаясь начать первой, и Генри облегчает мне задачу, заговорив первым:
— Никогда не думал, что позволю себе подобную вольность по отношению к тебе, — его лицо всё так же смотрит куда-то в сторону, подсвеченное лишь бледным отблеском уличного фонаря. Но и этого достаточно, чтобы понять что оно слегка искажено от его внутренней муки. — Только не к тебе…
Он чуть опускает подбородок и разочарованно качает головой, будто коря себя за свой же поступок.
— Ты говорил об обязательствах, — вдруг перебиваю его, заочно избавляя от лишних объяснений.
Генри бросает на меня короткий, заинтересованный взгляд, приятно удивлённый тому, что я не забыла.
— Я просто не захотела вставать между долгом перед цирком и чувствами ко мне. Не хотела ставить тебя перед выбором. И поэтому просто ушла.
Молчание длится недолго. Наконец, он в своей манере расправляет плечи и я вижу, как сильно напрягаются скулы на его лице. Какое-то время он смотрит на меня не отрываясь печальным изучающим взглядом, в котором закралась нежная щемящая грусть. Но этот взгляд не такой как раньше. Так обычно смотрят, когда хотят навсегда запечатлеть в своей памяти черты дорогого тебе человека перед тем как уйти.
— Что ж, я дарую тебе свободу, моя маленькая злодейка, — в порыве эмоций он тесно прижимается своим лбом к моему, будто этим движением показывая насколько нелегко ему даётся этот миг расставания со мной. —
Пусть это будет моим тебе подарком на Рождество.
Рука проходится по моей щеке и я наконец вижу его серые магнетические глаза перед собой. Они полны горечи и сожаления.
— Отныне ты свободна, любовь моя. Прощай!
Палец задерживается на губах. Затем также быстро отдёргивается. Он бросает последний прощальный взгляд на меня и разворачивается к выходу.
— Постой! — мне так много ещё хочется сказать ему. Хотя, нет. Даже лучше для начала хотя бы обнять крепко-крепко на прощание. Или может попросить остаться ненадолго? Ещё на день или пару… Ведь так просто не расстаются, когда
ТАК любят, как мы… Ведь правда?
«Сара, да ты в своём уме?»
Бросаюсь к только что захлопнувшейся двери и дёргаю за ручку. Осматриваюсь по сторонам, но уже не нахожу знакомые сердцу очертания. Заснеженная улица предательски хранит молчание, подметая белоснежной пылью опустевшую дорогу. Сейчас я лишь ощущаю колкий морозный ветер на открытых участках кожи. Стараюсь ухватиться за это чувство. Ведь кровожадное болезненное чувство одиночества уже вовсю старается запустить свои липкие щупальца в самую душу.
Несколько уличных фонарей всё ещё сражаются с заснеженной непогодой и слабо одаривают дорогу своим уставшим желтоватым отблеском. Город пуст и заснежен, как и моя душа в этот момент. Обессилено прислоняюсь спиной к дверному проёму.
Он ушёл не оставив даже мелкого напоминает о себе.
Не помню, как на ватных подгибающихся ногах возвращаюсь в дом и закрываю за собой дверь.
«Ну вот и всё. Теперь всё так как ты хотела. Но отчего же теперь так печально на сердце?..»
Стою посреди погрома, учинённого нами. А в голове вертится ещё столько вопросов: «Что значит его «свободна»? Мой договор на служение расторгнут? Но не может же всё просто закончится? Человек ли я теперь или нечто другое? И главное —
КАКУЮ ЦЕНУ ТЫ ЗАПЛАТИЛ, ЧТОБЫ ОТПУСТИТЬ МЕНЯ?»
Медленно, безысходно скатываюсь по стене и только сейчас замечаю, что вот уже долгое время рассеяно тереблю в своих руках его бордовый забытый шарф. Это и служит спусковым крючком. Слёзы заполоняют лицо. Хочется долго надрывно кричать от переполняющей боли внутри.
— Какой ценой ты это сделал? — надрывно спрашиваю вслух, но ответом служит лишь тишина. Заглушающая. Пугающая и злая.
Губы то и дело касаются красноватой дорогой ткани, нежно вымученно целуя безмолвный предмет. Жадно с извращённой настойчивостью вдыхаю аромат исходящий из повязки, понимая, что теперь я больше никогда не увижу, моего — Человека в маске.
***
Утром я найду на тумбочке, сокрытую где-то в глуби сумеречной гостиной его белоснежную маску с черно-красным орнаментом. В неё были заботливо вложены маленькая записка и фиолетовый морозник. Цветок так нежно подрагивал своими бархатистыми лепестками на моих пальцах, вызывая новую порцию неконтролируемых слёз.
На память. От него…
А в письме лишь несколько скупых предложений: «
…У людей не только короткая жизнь, но и память. Но ты ведь запомнишь своего мрачного демона, Сара? Правда?
Навечно твой,
Человек в маске. »
Слёзы гроздями катятся по лицу растворяя некоторые буквы от чернил на письме. Губами целую родные расплывшийся строчки.
И я, конечно же, обязательно узнаю чем он пожертвовал ради меня, чего бы мне этого ни стоило.
Но это уже совсем другая история…
༻ ༺
