***
Нин Гуан знает, что для Бэй Доу море — страсть. Пиратка стоит на пристани, только что вернувшись из длительного путешествия, но всё равно не может оторвать взгляда от морской глади; просто стоит и смотрит вдаль, представляя, какие секреты могут быть скрыты там, в морской пучине. Воля Небес подходит ближе, но не настолько, чтобы расстояние между ними можно было назвать незначительным. Пытается проследить за взглядом Бэй Доу, найти в раскрывшемся пейзаже то, что видит эта девушка, но не может — в ней нет той бури эмоций, нет той страстной увлеченности делом, нет азарта и влечения к неизведанному. Поэтому Нин Гуан молчит, переводит взгляд на чужое лицо и замечает синяки под глазами; усталость дает о себе знать, пускай Бэй Доу никогда не признается в том, что нуждается в отдыхе — поэтому Нин Гуан молчит. Думает о том, что капитанша не смотрела ни на кого с таким взглядом, наполненным тоской и ожиданием скорой встречи. Их как обычно окутывает молчание. Только шум волн, разбивающихся о скалы, выхватывает Нин Гуан из потока собственных мыслей. Она хочет уйти. То, что она сейчас чувствует, кажется неправильным, неестественным и лишь самую малую долю — несправедливым. Что она вообще здесь забыла? В дворце ее ждут дела: куча бумаг и вопросы, требующие незамедлительного рассмотрения. Но Бэй Доу оборачивается на стоящую рядом девушку и спрашивает: — Хочешь, в следующий раз поплывем вместе? Нин Гуан впервые позволяет себе так открыто удивиться. А потом смеется. — Хочешь, чтобы я бросила все свои дела? Извини, но не все могут сбежать от обязанностей подобно тебе. — Тогда я тебя украду. Воля небес удивляется за последние несколько минут уже второй раз: — Что ты имеешь в виду под ‘украду’? Бэй Доу подходит ближе — близко настолько, что Нин Гуан начинает чувствовать запах ее волос — морской соли — и тепло её тела. Она пытается объяснить свою чувствительность тем, что сейчас вечер, начинает холодать, а Бэй Доу — горячая (Нин Гуан сразу же откидывает эту мысль, потому что сама не понимает, какой смысл вкладывает в формулировку). В это время капитанша наклоняется к уху, украшенному какой-то золотой серьгой, отражающей все падающие на нее лучи, — до такой степени, что почти что слепит, — и шепчет: — Ты разве никогда не читала истории о пиратах? Злобных разбойниках, грабящих судна. О подлецах, которым ничего не стоит украсть королеву лишь ради собственного веселья, — прерывается, ждёт последующей реакции, показывая, что на самом деле она никого не держит, что Нин Гуан может отойти, оттолкнуть, если чувствует дискомфорт. Но королева не отталкивает свою похитительницу, а жмется навстречу и закрывает глаза в надежде, что Бэй Доу продолжит смотреть на неё так, как сейчас. Позже сотрудников Цисин накроет паникой, потому что глава неожиданно исчезнет на несколько дней.***
Нин Гуан знает, что Бэй Доу сама — море. Непостоянное, шумное, необъятное. Тянущее на самое дно, если хоть немного ослабить бдительность, но раскрывающее самые удивительные тайны при правильном подходе. А еще ранящее своей безумной независимостью. Кто в здравом уме решит попытаться подчинить себе море? Нин Гуан сидит в своем заново отстроенном Нефритовом дворце и смотрит в окно: с такой высоты видно несколько больше, чем с территории гавани, но это никогда не умаляет тоску — скорее давит еще больше, напоминает, что у неё никогда не получится бросить всё и умчаться туда, куда еще не падал её взор. А еще вдалеке Нин Гуан видит постепенно темнеющий кусок неба и неспокойную воду. И вспоминает, что море еще и опасно. Воля Небес хочет побыстрее отогнать от себя дурацкие мысли, потому что Бэй Доу это… Бэй Доу. Она не позволит себя сломить — никто и ничто не может встать у неё на пути, особенно то, что занимает в её сердце особенное место. Иногда Нин Гуан завидует. Понимает, что это глупо — обижаться на что-то неживое за то, что привлекла чужое внимание настолько сильно, раз человек готов отдать жизнь ради возможности оставаться рядом. Глупая, необоснованная ревность.***
Объятия у Бэй Доу, в отличие от морской воды — тёплые, а поцелуи — особенно в область шеи — вообще то, что, кажется, может свести с ума даже саму Волю Небес. Нин Гуан подставляется под ласки, двигается ближе, ближе, ближе, хотя между ними нет ни расстояния, ни одежды. Нин Гуан не хочет признавать, что скучала. А Бэй Доу и не требует озвучивания всех мыслей и чувств — знает, как бывает тяжело переступить через собственную гордость. — Почему тебя так долго не было? — Нин Гуан лежит в чужих объятиях на кровати в собственных покоях и впервые признается самой себе в том, что на самом деле хочет, чтобы этот момент никогда не заканчивался; чтобы сильные руки, сковавшие ее словно клетка, продолжали аккуратно гладить ее по спине до тех пор, пока она не провалится в сон. — Это же не первая длительная поездка, почему ты так удивляешься? Бэй Доу поправляет выбившуюся прядь светлых волос за ухо, нежно касается разгоряченной кожи лица, приподнимая челку, и целует в лоб — почти невесомо, и в этом действии нет ни капли намека на что-то интимное. Но Нин Гуан краснеет, словно ей снова четырнадцать; словно она вернулась в прошлое, когда каждый день приходилось бороться за жизнь, чтобы спустя десяток лет стать самым богатым человеком в Ли Юэ; словно у нее за плечами нет никакого опыта в различных отношениях между людьми, а это — её первая влюбленность. Кажется, Бэй Доу может читать мысли, потому что она неожиданно тепло улыбается и смотрит так нежно, еще сильнее сжимая в объятиях хрупкое тело. Нин Гуан закрывает глаза и засыпает. Даже непокорное море нуждается в суше.