За закрытой дверью

Только две вещи могут по-настоящему осчастливить человека. Первая: дверь с замком. Вторая: уверенность в том, что дверь крепкая. Первое у Скотта есть, а второго, к огромному сожалению, нет. Поэтому ему приходится сидеть под столом и вздрагивать от каждого лишнего шороха за дверью. Именно шороха, потому что шаги этого психопата услышать невозможно, даже если ты обладатель суперслуха. Неожиданный скрежет по двери. Протяжный, мерзкий и настолько пугающий, что Фонгая просто затрясло. Винсент прекрасно знает, что Скотт внутри, Скотт прекрасно знает, что Винсент знает, что он внутри. Это игра, победитель в которой был определен с самого начала. Это примерно когда играешь ты — нищий — против сына президента в «честную» игру, когда все судьи куплены. Но здесь нет судей. Здесь только они вдвоем. К большому сожалению одного из них, и огромному счастью другого. Хотя не факт, что какой-то третий лишний сможет что-то сделать в такой ситуации, кроме побега. По ту сторону двери Винсент незатейливо гладит ручку, прекрасно зная, что в любой момент, если захочет, сможет войти. Но так неинтересно. Нужно что бы Скотт сам открыл дверь. И он откроет рано или поздно, а Винсент подождёт. Оно того стоит. Его потряхивает от резко накатившего на него безумия и он хрипло смеётся, надеясь, что Скотт слышит, чтобы довести его до высшей точки страха. Хотя выше уже некуда. Винсент прислоняется к стене и больше не шевелится, надеясь на то, что Скотт решит, что он ушёл. Дать небольшую надежду и потом завести свою жертву в тупик. Ведь узнать ушел он на самом деле или нет можно только опытным путём: просто на просто открыв дверь. Но это для Винсента «просто», тем временем по этому же поводу у Скотта в душе ад разворачивается. Скотт вылез из-под стола и тихо подполз к двери, прислушиваясь. Ни звука по ту сторону. Фонгай слышал только своё сердце, которые ещё на удивление не остановилось и бьётся как и билось. Он прикрывает глаза и, кажется, молится. Будучи атеистом, Скотт никогда не молился, но иногда наступает такое время, когда в свои силы ты уже верить не можешь и начинаешь верить в другие, лишь бы с кем-то разделить этот груз и попросить помощи. Но в данной ситуации работает только правило «помоги себе сам». За дверью всё также ни звука, из-за чего Скотт не может остановить бесконечный поток мыслей в своей голове. Сейчас бы хоть писк мыши, хоть шум капельки воды. На что-нибудь отвлечься и больше не думать о чём-то плохом, не думать о том, что же Скотта ждёт дальше. И теперь перед Скоттом предстает выбор. Открыть дверь или не открыть. Если Винсента там не будет, то это отличный шанс сбежать, а если есть… Скотт не хочет об этом думать. Но думает. Потому что не может перестать. Он вовсе не надеется, что Винсент вручит ему букет цветов и скажет: «Поздравляю! Вы выиграли миллион!» Парень прикрывает глаза, прижимая ключ к груди, и надеется, что когда откроет их, то будет не здесь. Где-нибудь за горизонтом, где всех нас нет. Пока нет. Скотт хочет умереть, но не от рук Винсента. Так умирать страшно, так умирать больно и долго. Скотт не хочет боли. Он хочет просто что бы сердце само остановилось и никаких мучений. И вовсе не собирается признавать, что мучения непременно будут. Надо было думать о последствиях раньше, когда только-только понял о неадекватной заинтересованности Винсента к своей персоне. А теперь слишком поздно. Скотт много думает, но ещё ни одна его дума не помогла ему, потому что он постоянно думает либо о том, что прошло, либо о том чего ещё не случилось. О настоящем думать у него никогда не получалось. Скотт поднимается и подносит ключ к замку. Сам. Без посторонней помощи. Просто берёт и обрекает себя на мучительную смерть. Или не смерть вовсе, а нечто ещё хуже. Увидев Винсента на пороге, Скотт не удивлен. Быть удивлённым и напуганным разные вещи. Скотт всегда боится, но больше не удивляется. Рука в фиолетовой рубашке тянется к горлу Фонгая, тот не успевает отпрянуть и его, хватая за шею, ведут спиной вперёд к ближайшей стене и больно впечатывают в неё. «Можно будет менее больно, чем я предполагаю», — еле-еле шевелит губами Скотт, обращаясь вовсе не к Винсенту. Тот усмехается и Фонгай не понимает от чего: от того, что услышал или от того, что поймал его. — Мне кажется на сегодня достаточно прелюдий, ты так не считаешь? — хмыкает Винсент, убирая руку от шеи, и начинает вести по всему телу все ниже и ниже. Скотта трясёт, он хочет успокоиться, чтобы не приносить своим страхом удовольствие Винсенту, но не может. Невозможно представить человека, который бы в подобной ситуации смог успокоиться. — Не надо, пожалуйста, — шепчет Фонгай, прекрасно понимая, что это мало поможет. Да если по-честному, то это вообще не поможет. — Надо, Скотти, надо, — чужие руки уже расстегнули пуговицы на рубашке и начинают водить по телу не через одежду и каждое прикосновение будто бьёт током. Если бы Скотт что-то съел за сегодняшний день, то его бы непременно вырвало. Оголив чужое плечо, Винсент неожиданно впивается в него зубами, словно хочет вырвать кусок кожи. Скотт, вскрикнув, пытается оттолкнуть, но в отместку Винсент больно царапает живот своими ногтями. Когда Винсент достаточно искусал и исцарапал несчастного парня, он швыряет его в сторону стола. Скотт не успевает затормозить и впечатывается боком, на полной скорости об угол и от резкой боли тут же оседает на пол, оставив одну руку на столе для опоры, а второй держится за пострадавший участок тела. Винсент неспешно подходит, растягивая удовольствие и присаживается на корточки рядом с лицом Скотта. — Ты такой милый, когда побитый и плачешь, — Винсент склоняет голову и внимательно осматривает Фонгая. Скотт, оставшись без сил окончательно, просто что-то хрипит в ответ. Винсент улыбается. Это именно то, что давно видел в своих снах. Он проводит костяшками по мокрой щеке и думает что это лучший момент в его жизни. В голове мысленно отмечает себе «запомнить навсегда». Пока Винсент о чем-то задумался, Скотт начинает предпринимать попытки подняться, за что почти сразу получает кулаком в челюсть, что заставляет его принять исходное положение. «А этот психопат не пожалел сил», — уже без какой-либо надежды думает Скотт и больше не пытается подняться. Он смотрит на старый, слегка подгнивший потолок и думает почему же сейчас сердце не останавливается, ведь больше бояться некуда. Максимум. Всё, конечная, покидайте вагон под названием «Жизнь»! Пора! Но нет. Скотт жив и он ещё дышит. Неизвестно сколько времени прошло с бездействия обеих сторон, но Винсент зашевелился первый и, схватив Скотта за шиворот, поднимает его и теперь уверенно фиксирует на столе, чтобы тот больше не упал. Скотт просто закрывает глаза. Бороться сил он больше не находит. Его сейчас не просто убьют, им ещё и воспользуются. Но, как говорится, если насилие неизбежно, то расслабься и получай удовольствие. Скотт всегда говорил эту фразу на работе, но сейчас она заиграла совсем другими красками. И не очень приятными глазу и разуму. Скотт слышит как лязгнула пряжка ремня и зажмуривается ещё сильнее. Тут же громко вскрикивает от боли: Винсент резко заламывает ему руки и стягивает кожаным ремнём. — Блять, — шипит Скотт от неприятного ощущения жжения и, словно почувствовав второе дыхание, начинает дёргаться, пока чужие руки всё также выводят непонятные узоры по его телу. Винсент налегает всем телом на парня, прижимая его к столу и тот больше не может пошевелиться под тяжестью чужого тела. Руки начинают болеть ещё сильнее и такое ощущение что вот-вот сломаются. Винсент тяжело дышит в затылок Фонгаю и периодически посмеивается. И вновь о чём-то задумывается, прекращая какие-либо действия, при этом не вставая со своей жертвы. Скотту невыносимо тяжело и дышать становится всё труднее и труднее, но он боится сделать лишнее движение и того, что от этого Винсент продолжит. Хотя рано или поздно он всё равно это сделает, но чем больше у Скотта будет времени перерыва, тем больше шансов подумать и до чего-то дойти в своих мыслях. И желательно дойти до чего-то идейного, хотя бы раз в жизни. Напоследок, так сказать. Только вот Скотт не успевает даже подумать о том что бы подумать. Винсент приподнимается и резко спускает с него штаны вместе с нижним бельем. В очередной раз взвизгнув, Скотт опять начинает дёргаться, за что сразу получает ещё один удар по голове. В глазах поплыло, но Фонгай ищет в этом спасение. Если он отключится всё будет намного лучше. Потому что шансы выбраться уже ушли в минус, а другого ничего нет. Поэтому Скотт начинается биться головой об стол настолько сильно, насколько это возможно. Но фишку слишком быстро просекли и Винсент любезно подставляет руку под чужой лоб. — Кто-то пытается отделаться слишком легко, я посмотрю, — усмехается Винсент и опять замахивается для удара, но на этот раз куда-то в бок. И тот получается слабеньким из-за неудобности позы. По голове больше не бьёт. Позади Скотта послышались шорохи чужой одежды и он сразу же догадывается что именно снимают. Поздно пить боржоми, когда почки уже отвалились. Теперь можно точно сдаваться. — Только не кричи, ладно? — шепчет Винсент, аккуратно оглаживая пятую точку ладонью, и неожиданно бьёт со всей силы, — Шучу. Кричи громче. Скотту бы хотелось прикусить ладонь, но была одна небольшая проблема: руки были связаны, а из возможного что можно было покусать только стол. Правда это очень проблематично, поэтому Фонгай решил кусать губы, который и до этого страдали из-за постоянных нервов на работе. Винсент преподнес свои пальцы к чужому рту, при этом ничего не говоря, и ожидал момента, когда Фонгай догадается сам. Но тот либо слишком глупый, либо притворяется таковым и просто бездействует. — Оближи пальцы, — сквозь зубы шипит Винсент, который уже не может терпеть, настойчивее утыкаясь фалангами в чужие губы. Скотт послушно открывает рот и в эту же секунду кусает Винсента за пальцы настолько сильно, насколько смог. Тот сразу отдергивает руку и матерится. Винсент вновь налегает сверху и хватает Скотта за подбородок, частично разворачивая к себе. — Если ты хочешь остаться без зубов я тебе обязательно помогу с этим делом, но давай повременим, мы сейчас немного заняты. Окей? — Да пошёл ты, психопат, — Скотту очень хотелось плюнуть неадеквату в лицо, но он не успевает. Винсент посмеивается и отстраняется. За время их небольшого диалога та часть слюны, что была у Винсента на пальцах высохла, но он решил с этим ничего больше не делать. Фонгай сам виноват в том, что так себя повёл. — Я тут подумал, что, в принципе, и растягивать тебя нет смысла без смазки, может не будем тратить время? Вопрос явно был риторический, потому что даже не дождавшись ответа, Винсент начинает вставлять. И тому и другому это действие приносит дискомфорт, но если у Винсента эта боль, которая приносит ему кайф, то у Скотта эта боль, которая приносит, вы не поверите, именно боль. Он уже окончательно не держит себя в руках и просто плачет навзрыд, пока Винсент, тем временем, пытается двигаться. И с каждым толчком у него получается всё легче и легче по той простой причине, что он просто порвал Скотта и в роли смазки ему послужила кровь бедного парня. От невыносимого чувства боли Скотт понимает, что наконец находится на грани сознания и решает помочь себе: финально бьётся головой об стол и полностью выпадает из реальности, напоследок радуясь, что хотя бы сейчас он не будет проживать дальше этот пиздец.

***

Скотт резко поднимается и сразу же жалеет об этом: по нему словно проехали тысяча тракторов пока он спал. А самое страшное то, что болит то, что у здорового человека не болит. Нет, это не задница, хотя она тоже. Душа. Внутри тяжесть невероятный объемов. И она так давит, что Фонгай хочет лечь обратно, просто крича в потолок, потому что словами этот груз не описать. Скотт по чуть-чуть отходит от послесонного коматоза и сознание с большой радостью подкидывает ему картинки с последними событиями его жизни. Или смерти? После того как Скотт всё вспомнил он уже не уверен в том, что жив и что это место, где он находится, не чистилище. Но тут же в голову приходит мысль, что чистилище не должно выглядеть как что-то очень сильно похожее на кладовку пиццерии. Тогда это уже сразу ад. Встать не получается, поэтому Скотт просто ползёт к двери на четвереньках и в груди появляется невыносимое чувство дежавю. Опять запертая дверь, опять он ползёт к ней из последних сил. С большим трудом, Скотт дотягивается до ручки. Но дверь не поддаётся. Фонгай пробует ещё раз, уповая на удачу. Снова провал. Спустя ещё пару попыток раздаётся голос, к огромному сожалению, очень хорошо знакомый. — Мне показалось тебе нравится сидеть за закрытыми дверями, поэтому я решил: надо хоть раз сделать то, что тебе по вкусу, Скотти, — хриплый смех за дверью, — А по поводу вчерашних событий не переживай, если ты ничего не помнишь, то я помогу тебе вспомнить. И запомнить навсегда. Времени у нас теперь много и бежать тебе некуда. Только две вещи могут по-настоящему довести человека до истерики. Первая: дверь с замком. Вторая: уверенность в том, что дверь крепкая. И у Скотта на этот раз, в отличии от предыдущего, есть и то и другое. Правда главная проблема в том, что ключ теперь не в его руках.