Пуговицы

Юньлун в этой тонкой рубашке, вышитой сверкающими драгоценностями, светился, как новогодняя ёлка. Смотреть на него было страшно, не то, чтобы подумать о том, как бы поскорее стащить с него эту отвратительно прекрасную одежду. Глаза его, вечно кажущиеся слезящимися, и сами сверкали от радости, словно камни. Аюньга пристальным взглядом спустился ниже, разглядывая студийное фото, и сердце его застучало чаще, а дыхание сбилось – штаны на давнем друге были узкие, плотно сидящие, красиво подчёркивающие длинные тонкие ноги. Такие манящие, что у самого Аюньги в джинсах моментально потяжелело так, что отдало в голову, а рука на автомате потянулась вниз. Нельзя. Он в гримёрке, его оставили буквально на пару минут, а он решил устроить непотребство. Далун на такое надул бы губы, делая обиженный вид и скрывая хитрую полуулыбку, хлопнул бы длинными ресницами и произнёс нечто настолько пошлое, что бедный старый Гацзы в то же мгновение спустил бы без рук, не успев сдержать беспомощный всхлип. Но друг был не здесь, он выступал в своём городе, таком бесконечно далёком и недоступном – нет ни секунды, чтобы смотаться туда, заскочить в гости ненадолго и всё свободное время провести в кровати. Может быть даже без секса. Иногда просто чувствовать родное тепло рядом было гораздо нужнее, чем втрахивать горячее мокрое тело в кровать, а губами собирать всхлипы и стоны. Гацзы-младший был не совсем согласен, но сейчас они сидели не там, где можно предаться сладким мечтаниям, активно двигая рукой. Пришлось собраться с силами, успокоиться и идти выступать самому. Ещё столько работы нужно проделать, чтобы однажды не пришлось мотаться по городам ради единственной ночи, а просто каждое утро просыпаться в объятиях, или хотя бы просто рядом. Домой Аюньга вернулся поздно, как и обычно. В прихожей свет включать не стал, хотелось просто дойти до кровати и рухнуть в неё лицом. В душ – завтра с утра. План рухнул, Аюньга успел найти опору – в прихожей стояла чужая обувь, прямо посреди коридора. В темноте её сложно было увидеть. И каким бы уставшим не был мужчина, сама мысль о том, что обувь могла принадлежать единственному человеку, у которого есть ключ, воодушевила и заставила всё внутри трепетать от предвкушения. Аюньга прокрался сначала на кухню, но там было пусто; пробежался по гостевым комнатам, а потом заглянул в свою спальню – но и там никого не было. Он испугался, подумал: «Совсем ёбу дал, заработался, ложись спать и не будешь видеть всякое» – но тут услышал, как открывается дверь в ванной, и с облегчением выдохнул. Далун... явился во всей красе. То есть, даже без полотенца на бёдрах. Бедный Гацзы только сглотнул и даже поприветствовать забыл своего старого товарища. Усталость куда-то улетучилась, кровь прилила к правильным местам, и он потянулся к ремню джинс, но Далун, широко зевнув, проигнорировал этот очевидный намёк. Виляя бёдрами и дразнясь, прошёл мимо, забрался в постель под одеяло и закрыл глаза. – Эй, – Аюньга недовольно ткнул его в бок. Подумал, что это не лучшее начало, и поцеловал его в щёку. – Далун, ты что, правда спать? Юньлун утвердительно помычал и вздохнул. Он оказался в этой квартире в день выступления, да ещё пришёл раньше её владельца – неужели нельзя понять, что он хочет просто выспаться? Зато с утра будет готов горячо и долго восполнять недостаток Гацзы в себе. Но Аюньга не был бы собой, если бы отстал в тот же миг. Он принялся покрывать лицо друга поцелуями, а руками полез под одеяло. Приятно, очень приятно, но как бы он ни старался, Далун-младший оставался незаинтересованным. – Давай завтра с утра, хорошо? – Юньлун сладко зевнул, глядя из-под прикрытых ресниц. – Ты тоже устал, я же знаю. Аюньга сдался, и на том приливе сил от приезда Далуна смог раздеться и сгонять в душ. После горячей воды силы покинули его, и он рухнул в кровать, почти мгновенно засыпая. Утро он проспал, чего с ним не бывало давно, и только начал себя ругать, как в комнату вошёл Далун. Все слова пропали моментально, потому что он был в той самой сверкающей рубашке и штанах в облипку. – Это... – Вижу, тебе нравится, – самодовольно хмыкнул этот невозможный человек и погладил себя по бедру. – Я вчера не успел переодеться и пришлось лететь к тебе прям так. – С каких пор ты решил просить разрешения переодеваться в мои вещи? – о, он прекрасно знал, что Далун наряженным в спальню явился не за этим, но хотелось подразниться. Юньлун отчего-то закатил глаза и сказал прямо: – Мне не нужно твоё разрешение, я хочу, чтобы ты раздел меня и трахнул. Аюньга с готовностью рванул к нему, путаясь в одеялах. Как приятно было после долгой разлуки наконец крепко прижать к себе возлюбленного за талию и поцеловать в губы, мокро и глубоко, с языком, чтобы по телу бежали мурашки и пробивала дрожь... Юньлун из объятия вывернулся, как змея, и хитро улыбнулся. Гацзы так и застыл голый посреди спальни, непонимающе хлопая глазами. – Посмотри на эту рубашку, – Далун провёл по ней руками, оглаживая своё тело. – Боюсь, ты, со своей необузданной страстью, оторвёшь мне все камни прежде, чем снимешь её. Давай так – сначала сними с меня рубашку. Без рук. А после – всё, что угодно. Аюньга пару раз моргнул и пристально вгляделся в сверкающие пуговички. Слишком много, слишком мелкие – каким вообще образом это возможно? – Может, приляжешь? – предложил он. – Не хочу, – Юньлун отошёл и прижался спиной к стене, чуть раздвигая ноги. – Знаешь, я вчера думал о том, как бы ты зажал меня в тёмном коридоре и выцеловывал шею. Ты любишь это, любишь прикусывать меня за кадык и руками лезть в штаны. – Так позволь мне и сейчас это сделать, – голос Аюньги стал ниже. – Руками не трогать, – фыркнул Юньлун. Сложная задача. Пуговки не поддались умелому (как раньше казалось) рту, слишком тугие и мелкие. Аюньга провозился с ними слишком долго, так, что даже желание поубавилось, а Юньлун только насмешливо хмыкал и дразнил. Не выдержав, Гацзы совсем скис и оторвался от своего занятия: – Это невозможно! – начал канючить он. – Далун, у меня скоро от воздержания член отвалится, а тут ещё ты со своей рубашкой! – Помнится, как-то раз ты сказал, что своим ртом сможешь расстегнуть на мне пуговицы. Вот и расстёгивай. – Чего? – Гацзы, старый дурак, ты что, правда не помнишь?! – Нет... – неуверенно ответил он. – Но даже если и так, то что мне теперь, все выходные с этим возиться? – Расстегни на мне хотя бы что-нибудь, чтобы я засчитал, – Далун, похоже, и сам был не рад, что выбрал настолько сложную игру, но он был упёртым ослом и не хотел отступать. Аюньга тяжко вздохнул и встал на колени, примериваясь к застёжке штанов. Неожиданно она расстегнулась с такой лёгкостью, будто ей самой не терпелось это сделать. Аюньга зубами стащил штаны, под которыми не оказалось белья, и взял в рот. Юньлун с облегчением выдохнул и застонал. Даже без рук, Аюньга знал своё дело, а ещё они оба слишком долго ждали, чтобы сейчас нужно было сдерживать себя. Далун излился и едва не сполз по стенке вниз, но вовремя вспомнил, что обдерёт не только стену, но и потеряет свои блестящие красивые камешки. Так что он прошагал к кровати. Аюньга, хищно облизываясь, переместился за ним. От мысли, что друг только и думает, как бы поскорее трахнуть его, у Юньлуна всё сладко поджималось и бежали мурашки. Он сам расстегнул на себе рубашку и заставил Гацзы лечь на спину. – Ты не выполнил моё желание, так что я и дальше запрещаю тебе трогать меня руками, – хмыкнул он. – Значит, хочешь верхом? – Аюньга приласкал себя рукой и сделал приглашающий жест. – Присаживайся поудобнее. Отчего-то эта фраза заставила Юньлуна вспыхнуть, словно они не были много лет в тайном браке и не перепробовали в постели едва ли не все утехи. Он смущённо хмыкнул и с готовностью переместился на желанное место. Готовил себя всё утро, и теперь мокрый, растянутый, он быстро смазал крупный член Гацзы, дразня пальцами головку и начал медленно на него опускаться. Всё же разлука была слишком долгой, и он как в первый раз прочувствовал всем собой эту величину. Аюньга нетерпеливо потянулся, чтобы ухватиться за бёдра, но вовремя вспомнил, что ему нельзя касаться желанного тела, и убрал руки за голову. Юньлун шлёпнул его по бедру, наказывая за попытку, и приподнялся, чтобы опуститься на член вновь. Двигался медленно, наслаждался тем, что Аюньга под ним едва сдерживается, что тяжело дышит и низко отрывисто стонет. Прекрасно знал, что друг жаждет разрядки, умоляет об этом безмолвно, потому что гордость никогда не позволяла ему просить, когда Далун специально дразнил его. Опускался на него до основания, сжимался, прикусывал губы и смотрел из-под длинных ресниц. Но у всего есть предел. – П-пожалуйста… – наконец всхлипнул Аюньга. Мокрый, разгорячённый, бьющийся на грани оргазма, он всё ещё не смел трогать Юньлуна. Одно слово, и он перевернёт его своими сильными руками, подомнёт под себя и трахнет быстро, жёстко – так, как хочется им обоим. Чтобы после едва держали колени, а пустота ощущалась почти болезненно. Юньлун стянул с себя рубашку, из-за которой пришлось так глупо потратить драгоценное время, слез и встал на колени. Раздвинул их широко, показывая всего себя хищно замершему на месте Аюньге. Стоило только сказать снисходительным тоном: – Можешь меня трогать, – и друг оказался рядом. Он тоже немного помучает Далуна, пережимая свой член одной рукой, чтобы хоть немного унять своё возбуждение – тронет пальцами припухшие края дырки, скользнёт пальцами глубоко внутрь, чтобы задеть простату. Помассирует её, заставляя мужчину охнуть и по-кошачьи прогнуться, подставляясь сильнее. – Не медли, ну! – Юньлун с деланным недовольством оборачивается назад, а сам насаживается на ласкающие пальцы глубже. Ему никогда не бывает достаточно. Аюньга толкается в него медленно, крепко фиксирует за бёдра, чтобы друг не мог толкнуться назад сам, но надолго выдержки не хватает – у них мало времени, и слишком много его ушло на сладкие пытки. Мужчина больше не сдерживается, берёт его резко и быстро, не давая передохнуть. Именно так, как и хотелось всё это время. Юньлун подмахивал, стонал и думал: «ради этого и стоило ждать» – а потом и эти мысли вылетели из его головы, когда Аюньга отвесил ему звонкий шлепок, заставив непроизвольно сжаться. Он кончил, и удовольствие разлилось по его телу вместе с усталостью. Мокрые и горячие, они лежали в объятиях и лениво целовались. – В следующий раз я надену другую рубашку, у которой пуговицы слабо держатся, – довольно проговорил Далун и несильно укусил друга за кадык, только намечая бледно-алый след, не позволяя ему остаться надолго. Только представив, что в недалёком будущем придётся ещё раз ебаться с пуговицами вместо того, чтобы трахать своего сладкого мужа, Аюньга недовольно застонал.