Фулл Хаус

– Фулл Хаус, – ухмыльнулась Виктория, положив перед Арчибальдом карты. В полутьме гостиной его покоев с трудом различались масти ее пятерки карт, но все оказалось по-честному. Он убедился, что она не блефовала. Проиграл. Снова. Седьмой раз подряд. За этим столом было невозможно выиграть. За ним – исстеганным временем, из темного лакированного дерева, с бежевыми бороздами, что были намного старше половины остальной мебели, – Арчибальд был обречен на провал. – Молодец, – кисло улыбнулся он и принялся тасовать карты по новой. – Такими темпами я выйду отсюда не только с пустыми карманами, но и погрязшим в долгах. Виктория следила за проворными пальцами с парой металлических колец аскетического дизайна и усмехалась, предвкушая сумму, которую эти пальцы будут отсчитывать по окончании вечера. Виктория и Арчибальд часто играли в карты, пока Беренильда и Розелина проводили время на приемах и званых ужинах, где не требовалось присутствие посла или будущей верховной королевы. Пьяница, дурак, канаста и другие виды игр повидал этот испещренный царапинами стол, но покер все еще оставался фаворитом Виктории, если противником был Арчи. В покер он всегда ей проигрывал, а играли они настолько часто, что перманентные провалы Арчибальда стали закономерностью и рассчитывать на иной исход казалось глупым и наивным занятием. Он и сам это знал, но все равно соглашался. На самом деле было плевать, сколько денег он теряет, сколько в мире существует карточных игр, где у него больше шансов и сколько всего полезного для ковчега они могли сделать за время одной партии. Арчи соглашался играть лишь по одной причине, и она стоила всех гипотетических ситуаций, которые члены Совета Штатов рисовали перед ним всякий раз, когда речь шла о "слишком свободном графике будущей королевы": он желал снова увидеть улыбку Виктории, а появлялась она быстрее всего в моменты, когда очередная комбинация приносила ей деньги. В последнее время она так редко улыбалась, измученная вереницей встреч с надоедливым Советом Штатов, что капал на мозги своим популизмом, балами и приемами, где уши нужно держать востро и не попадаться на уловки Миражей, встречами с делегациями других ковчегов, где от нее требовалось показывать Полюс с лучшей стороны. Не раз Арчибальд замечал знакомый усталый взгляд и отеки на лице, когда Виктория заваливалась спать в чем пришла, будь то туго затянутый корсет, пышные туалеты или расшитый кафтан. Этими партиями он отвлекал ее от тяжелых государственных дел, мрачных мыслей об отце-идиоте, что не желал вникать хотя бы на йоту в происходящее на Полюсе, и кровожадного театра, правила которого ей еще предстоит в корне поменять. Арчибальду хотелось заставить ее улыбаться, ведь Виктория так сияла, когда улыбалась! Казалось, тепло черт ее лица в такие моменты способно растопить все снежные покровы Полюса и зажечь огонь внутри любого человека. Хотя что скрывать – после скачка роста, когда она за пару недель стала взрослой девушкой и доказала свою надежность в качестве потенциальной правительницы, Арчибальд уже горел. Пламя текло по венам при одном взгляде на нее, даже сейчас, когда денег почти не осталось. – Ну, ты бы мог уже понять, что состязания со мной больно бьют по кошельку, – подмигнула Виктория, хитро скалясь на кошачий манер. Пресветлые Духи, как же она прекрасна в приглушенном свете ламп... – Да моего кошелька скоро не будет совсем, – прыснул Арчибальд, с горечью швыряя карты. – Восьмой. У меня больше денег нет! Виктория посчитала то немногое, что у Арчибальда осталось, и раздосадованно покачала головой. – Жаль. У тебя не хватает, – ухмыльнулась она. Арчи в шоке уставился на монеты и сглотнул: Виктория ведь не прощает долгов! – И что теперь? – удивился он искренне. – Как дальше играть? Взгляд Виктории стал лисьим, она бегло оглядела Арчи с головы до пят и расплылась в улыбке Чеширского кота. Такой довольной он давно ее не видел. Бледные руки с длинными худощавыми пальцами, унизанными множеством колец с хрустальной каймой, раздали новую партию. – На тебе еще есть одежда, – с напускным безразличием пожала она плечами. Фирменная улыбка Арчибальда погасла впервые за много лет, сменившись искренним изумлением. Он потрясенно уставился на Викторию, точно как смущенный девственник, которого соблазнили где-то за кулисами театра. Небрежность столь пошлой фразы, легкость, с какой Виктория ее промолвила, шквалом стрел ударили по Арчибальду и дали ему по-настоящему понять, насколько их отношения были близкими. И какими странными стали после ее скачка. – Она есть на всех нормальных людях, – вздохнул Арчи, взяв себя в руки. – А если я далее выиграю? Что ты мне предложишь? Виктория услышала в его голосе откровенный вызов, а вызовы она любила. Они обменялись смелыми взглядами в предвкушении того, что произойдет сегодня ночью, и с восторгом подумали о том, какой прелестно-жестокой окажется игра. – Ну, в таком случае ты уйдешь с пустыми карманами, а я с полными, – ответила Виктория непринужденно, словно они хвалили хлеб за завтраком. Арчибальду нравился ход ее мыслей. – Но у меня все же сохраняется риск уйти не только с пустыми, но и без карманов вовсе, – метнул он взгляд на Викторию. На ее прекрасные серебристые локоны, небесного оттенка глаза и бледное лицо. И чернильно-черную блузу без сантиметра гипюра или органзы. Тонкие запястья, изящные черты ключиц, проступающие капилляры, сахарно-розовые губы и исключительно холодные оттенки кожи, глаз, волос – ее словно сотворили из стыни и элегантности. Природа знала, кем Виктория должна в будущем стать. Ее красота неописуема и желанна. И она об этом знала. – Раз так, то желаю тебе удачи, – только и ответила Виктория, веером раскрывая карты. Тем вечером Арчибальд, как и предполагал, остался не с пустыми, а вообще без карманов. Только различие между его моделью будущего и реальностью заключалась в том, что он никуда не ушел. Виктория не позволила. Хотя кто бы на его месте попытался сбежать, когда вся ее роскошная красота, королевская грация и руки второй – призрачной – версии восхитительным образом оказались в его полном распоряжении. Хотя, может, наоборот: вся его красота, золотистые кудри и лазурь глаз подчинились ей, Виктории? Будем честны: оба они в ту ночь находились во власти друг друга и решения случайного расклада карт. Судьбоносно, что именно этот расклад наконец преподнес им самый главный, вожделенный подарок. Потрясающее мгновение, когда запирается входная дверь, а губами наконец дозволено приникнуть к ее лбу, содранным костяшкам пальцев и прямому носу, – этого можно было ждать всю жизнь. Изумленный вздох Виктории, когда теплые ладони легли на ее зяблые плечи, неуклюжесть, с которой она снимала несчастные два кольца, постоянно целуя его загорелую под солнцем Аркантерры руку, сбивали дыхание Арчибальда, что еще не получалось ни у одной женщины Полюса. Она стала исключением из его правила. Из хаоса всех его правил. Виктория опомнилась, когда ряд пуговиц на льняной рубашке Арчибальда был расстегнут до половины и обнажал темные вздутые сосуды, клубящиеся на груди. Подобно змеям, они разбрелись по ребрам и животу, предплечьям и ногам, бледнея лишь к шее и запястьям. Глаза Виктории распахнулись, стоило ей увидеть коричневые узлы вен – следы от побежденной болезни. Ни для кого не секрет, что Арчибальд несколько лет искал от нее лекарство, ведь понял, что в текущей ситуации Викторию оставить не мог. К счастью, Вавилон смог ему в этом помочь, но процедура оказалась болезненной, на грани того, что можно вынести. После мучительных суток, половина из которых протекла в забытье, с Арчибальдом навсегда останутся следы той терапии – ужасающие, похожие на трупные, вены по всему телу. – Из-за них несколько угасает моя привлекательность, не так ли? – спросил он с улыбкой. С той самой улыбкой, значение которой Виктория хорошо знала – его давняя защитная реакция, с годами превратившаяся в непроницаемую маску веселья. Это нежелание показаться желторотым слабаком, нетерпение жалости к себе и отказ демонстрировать что-то личное из своей жизни. В средоточии лицедейства эти чувства доведены были до автоматизма и стали рефлексом, которые, по правде говоря, имелись и у Виктории. Поэтому она не думала его жалеть. Шагнула вплотную, злясь на то, что до сих пор обута, и поцеловала одну из вен чуть ниже ключиц. Плечи Арчибальда напряглись, а в комнате стало совсем уж душно. Холод, из которого Виктория будто бы была соткана, оказался лишь наваждением – ее кожа горела не меньше кожи Арчибальда, особенно когда его ладони поднялись по рукам и слегка смяли блузу. С той уже давно хотелось расстаться. Арчибальд склонил голову и нашел изумительные губы Виктории своими. Нежное касание могло заставить их исчезнуть, сгореть в атмосфере и стать частью воздуха в этой комнате. Арчибальд обвил руками талию Виктории, и она прильнула к нему, запуская когтистые пальцы в его волосы, перебирая их руками и млея от мягкости локонов. Глухой стон раздался в помещении, и нельзя сказать, кому конкретно он принадлежал. Рубашка Арчибальда упала к ногам Виктории, а ее прерывистое дыхание согрело ключицы и плечи. Узоры сосудов на груди, плечах и спине она не замечала – закинула руки на шею Арчибальда и поцеловала снова. Прижимая ее к себе, он ликовал оттого, какой разгоряченной она стала, как дрожали ее губы и как затуманился взгляд. Он оторвал ее от пола и качнулся в сторону кровати, пока ее длинные ноги в тисках черной ткани скрестились у него за спиной. Трепет, с каким Арчибальд опустил ее на кровать, то, как он упирался в подушки рукой и как переплел свои пальцы с пальцами Виктории, потряс ее даже больше согласия Арчибальда на новый вид ставки. Она знала о его джентльменских убеждениях, видела, что манеры его всегда были на высоте, но сейчас, когда он большим пальцем так нежно очерчивал контур ее лица, хотелось забыться и замуровать все входы в комнату, чтобы никто не смел его прерывать. Виктория положила ладонь на его запястье и погладила, отчего поцелуй Арчибальда стал крепче. Тихий стон сорвался с ее губ от лавины эмоций, которые вызвали у Виктории умопомрачительные прикосновения Арчибальда к ее коже. Она ощутила, как его ладонь прижалась к ее спине и с легким усилием, словно спрашивая, подтолкнула вверх. Едва дыша от его близости, Виктория села и взглянула в глаза Арчи, такие же томные и озадаченные, словно никто из них не подозревал, что другой мог отвечать на эти чувства взаимностью. Мягкий свет спальни играл на точеных скулах, делал волосы золотыми. Защитная маска сменилась улыбкой тихого счастья, и Виктория с облегчением выдохнула, обдавая жаром лицо Арчибальда. – Говорят, долги приходится лишь отбирать, – прошептал он, скользя губами по губам Виктории, дразня ее и усиливая тремор рук. – Отбирайте, миледи. Виктория не совсем четко все видела, ее сознание расщепилось, посторонних мыслей не осталось. Все, о чем она могла думать, было желание провести рукой по груди Арчибальда, исследовать все контуры и ощутить его руки на своих плечах. – Дурак ходит, – прохрипела Виктория, ее голос стал ниже. – А мы разве в дурака играли? – дразняще улыбнулся Арчибальд, стал донельзя довольным при виде Виктории и того, как она мучительно прикрывала глаза. Старалась держаться, не броситься на него и не прерывать игру раньше положенного. Даже с хрупкими цепями, на которые себя посадила, она продолжала играть. Истинная королева. Достойная наследница ковчега. Настоящая дочь Полюса и Драконов. Хозяйка Небограда, повелительница духов... и сердца Арчибальда. – А тебе принципиально? – парировала Виктория и положила руку на его загорелую грудь. Заскользила ладонью по узлам сосудов, сбила его дыхание, пробила плечи и спину дрожью. Оба они постепенно, со сладкой жестокостью и злорадством заставляли друг друга проигрывать. Вопрос Виктории стал фатальным. Она умела ставить их таким образом, чтобы выиграть, чтобы у противника не осталось шанса солгать: если Арчибальд ответит отрицательно, то оба они поймут, что это ложь. Если скажет правду, то проиграет. – Это не освобождает тебя от занятия, – ответил Арчибальд. Пусть Виктория и была смышленой, остроумной и языкатой, она не занимала должность посла годами и не набралась столького опыта в участии на съездах и конференциях. – Я подумываю о том, чтобы в этот раз тебя поддержать: такие ставки у нас впервые, – выдохнула она и потерла большим пальцем одну из вен. В блузе и брюках стало слишком тесно, а руки Арчибальда так неправильно лежали без дела на его коленях, что Виктория начинала злиться. Эти руки должны обнимать ее прямо сейчас. – Неужели? – Арчибальд уперся ладонью в матрас около ее бедра, и незнакомый доныне звон поднялся по ее телу, а спина напряглась, как тетива лука. Его лицо находилось в паре сантиметров от ее лица, носы соприкасались. Виктория прикусила язык, чувствуя жар внизу живота, и сцепила кулаки посильнее, впиваясь в мягкие ладони ногтями. – Виктория, неужто ты думаешь обо мне так плохо? Будто я не способен принять поражение и уплатить долг сполна? Уж поверь, я могу. Не понимаю, отчего ты так упрямо не желаешь забирать свое. Виктория прикрыла глаза и вдохнула. Она словно оказалась в парламенте другого ковчега: Арчибальд знал, что делал, а она не совсем, она терялась, дел было так много, что непонятно, с чего начинать. Ее это злило, ей не нравилось, как он ее мучает и каким податливым становилось ее тело от его жестов, прикосновений и даже их отсутствия. – Знаешь... – начала она с угрозой в голосе, но сглотнула, когда Арчибальд тряхнул головой и прядь его волос упала ей на лоб. Виктория смяла простыню. – Я в тебе не сомневаюсь. Она хрипела, ей хотелось признать поражение и оказаться в его объятиях, почувствовать горячее дыхание в волосах и поцелуи на каждом сантиметре кожи, самой прильнуть губами к его глазам, лбу, костяшкам пальцев и изгибу шеи. Они околдовали друг друга еще несколько месяцев назад и понимали, что сейчас теряли время. Но все же игра показала, как сильно они этого желают. – Тогда чем же вызвано твое чудное поведение? – продолжал Арчи, проводя носом по скуле Виктории. Это была пытка, и ей пришлось откинуть голову назад и подставить шею. Он очертил носом контуры и услышал, как Виктория затаила дыхание. Как ее сердце бешено колотилось и что за дикий пульс сейчас можно сосчитать. – Посмотри в зеркало и узнаешь, – выдавила Виктория, после чего они оба сложили оружие. Арчибальд просунул руки под блузу, целуя Викторию в шею, а она закрыла глаза и втянула воздух. Его ладони исследовали нежную кожу спины, считали позвонки, сжимали талию, очерчивали ребра, а Виктория таяла, становилась покладистой, теряла способность мыслить о чем-то, кроме чутких рук Арчибальда и согревающих прикосновений. Она запрокинула его голову и поцеловала, повалилась вместе с ним на матрас и взобралась сверху. Бедра плотно жались друг к другу, грудь идеально подходила к его груди, как кусочки пазла. Блуза осталась на полу, и Викторию на секунду охватил холод. Ладони Арчи стремительно поднялись по ее бедрам к спине, талии, рукам, плечам и шее. Они оставляли за собой волну жара, грели и подстегивали, словно ее гладили перышком под ребрами. Арчибальду пришлось возиться с нижним бельем, таким надоедливым, с глупыми завязками и бретельками, тугими маленькими пуговками и очень соблазняющим, но к тому, чтобы порвать эту полупрозрачную ткань в клочья от раздражения. Сквозь его сжатые зубы донеслось взбешенное рычание, а в следующий миг Виктория аккуратно поцеловала его, и все мысли вернулись к ее лицу, мягкости и грации. И тотчас у него получилось расстегнуть и развязать все пуговки и узелки. Нагая наполовину, Виктория выглядела бесподобно, но Арчибальд отметил ее округлости бегло, куда сильнее ему понравилось, как изменилось ее лицо, как она стала в разы расслабленнее, чем была днем и даже несколько минут назад, когда сидела за картами. Арчибальд поднял руку и большим пальцем погладил Викторию по щеке. Она приникла к нему, с нежностью прикрыла веки и расплылась в улыбке. Ее кожа на ощупь была бархатная, а невесть откуда взявшаяся россыпь веснушек на носу и щеках почти слилась с оттенком кожи. Арчибальд коснулся губами ее носа и щек, пока одновременно пытался освободить от пут ее волосы. Короной выложенная вокруг головы коса в тусклом свете поблескивала от вплетенных украшений, которые Арчибальд аккуратно вынимал, стараясь не сделать Виктории больно. Он целовал ее губы, свободной рукой проводил по запястьям, прикасался к плечам и льнул ближе. Комната и кровать плавились на глазах, никто уже не думал о том, что помимо них в этом доме есть и другие помещения, что сейчас где-то в Небограде они пропускают очередной бал и новую интригу... Арчибальд вынул все украшения, сложив их блестящей горкой на полу у ножки кровати. Коса ниспала на плечо, из рта Виктории вырвался облегченный вздох, прежде чем она снова, едва касаясь губ, поцеловала. Арчибальд ловким движением снял с кисточки косы ленту и запустил обе руки в белесые космы, поворачивая лицо Виктории поудобнее и целуя так, как им обоим хотелось. Она отпустила ситуацию и саму себя, позволяя голове крениться в любые стороны и растекаясь от массажа, которого не знала с самого детства – служанки всегда расчесывали и уходили, а самой ерошить волосы перед сном было лишь правилом: не ложиться спать со стоячей прической. Когда длинные пальцы Арчибальда играли с ее шелковистыми волосами, Виктория замурлыкала от удовольствия. Ее губы спустились по усеянной венами шее и посчитали каждую. Сухощавого торса в последнее время касались только мозолистые ладони самого Арчибальда, которые, лаская Викторию, казались облачно-мягкими. Грудь и живот виделись ей жесткими, огрубелыми и излишне худыми. Виктории нравились долговязые мужчины, но она знала, что эта худоба нездоровая – следствие изможденности. Ей она была знакома, ведь и сама Виктория не так давно стала ее обладательницей. Ее пальцы пробежали от едва заметно очерченных мышц пресса до плечей, губы ласкали изгиб шеи и место меж ключицами, пока вдруг Арчибальд не ухватил Викторию за локти и не подтянул к себе. Его лоб уперся в ее, два тяжелых дыхания встретились, что сильнее взбудоражило тела. Сверкнув успокаивающей улыбкой, Арчи обнял Викторию одной рукой, перекатился и вмял ее в матрас и воздушное одеяло. Локоть впечатался с одной стороны от ее головы, а вторая рука легла на талию и скользнула чуть ниже, к поясу брюк. Он оставил дорожку мягких поцелуев от уха до полосы кожи меж грудей, коснулся чувствительных ребер и полоснул там же кончиком носа. Кожа под грудью покрылась мурашками, поэтому Арчибальд с удовольствием провел там же снова, про себя отмечая дрожь. От столь неторопливых, измывающих ласк Виктория схватилась за собственные волосы и медленно оттянула их. Хотела приказать Арчи поспешить... и в то же время наоборот, не торопиться и продолжать. И она не знала, какое желание было сильнее. Громкий выдох раздался под пологом, и в ту же секунду в горле зародился новый. Виктория готовилась выпустить весь оставшийся жаркий воздух из легких, как следующий ее выдох угодил в ловушку губ Арчибальда. Он обнял ее, и она крепко к нему прильнула, словно умрет, если хватка ослабнет. Кожа к коже. Практически алебастровая и едва не бронзовая. Арчибальд целовал ее долго, замедляясь и выжидая, ускоряясь и требуя, а она водила пальцами по лопаткам, зарождала рычание в его горле и глубокий стон. Он комкал одеяло около ее головы, и хрустящий звук поднимал неведомый трепет в животе и известный девичий страх. Эти медленные ласки нравились куда больше секса, описанного в грязных дамских романах, что стояли у Виктории на полках ради того, чтобы позлить напыщенных аристократов. В них все было как-то быстро, без чувств, с идиотскими фразами и нереалистично громкими стонами, гиперболы которых звучали еще абсурднее самих стонов. Виктория дала бы себе обещание сжечь все томы утром, не начни Арчибальд целовать ее веки, начисто лишив способности думать. Она прикрыла глаза, утыкаясь носом в линию челюсти и подставляя лицо так, чтобы ему было удобнее. Довольное мычание непроизвольно вырвалось у нее, отчего он прижался губами к мягким волосам, пахнущим молоком и ягодами. – Сегодня я точно рехнусь... – прошептал он на ухо, и Виктория улыбнулась. – Твоя... – начал было Арчибальд и запнулся как последний провинциальный дурак, а она обомлела: с каким благоговением он разглядывал ее лицо, сколько любви было в этом взгляде. У нее кололо пальцы, а в груди расцветало нежное, хрупкое чувство. – Ты так прелестно улыбаешься... – вымолвил он наконец. – Мне было, с кого брать пример, – ответила Виктория, убирая со лба Арчибальда навязчивую прядь и припадая губами к его губам. – К тому же для тебя рехнуться – не то чтобы серьезная проблема. Он широко улыбнулся, отвлекая ее. На самом же деле его рука оказалась у их ботинок. Толстая подошва и шнуровка – Виктория не видела смысла надевать каблуки, когда на улице сильная метель. С узлом шнурков пришлось проще, чем с пуговицами белья: пара секунд – и оба ботинка валялись под полами простыни. Туда же ушла и его обувь. Арчибальд довольно замычал и обхватил руками бедра Виктории. Ее ноги поднялись вверх и обвились вокруг его талии, прижимая к себе. Она положила ладони ему на шею и затянула в долгий поцелуй. Несмотря на все старания Виктории, у Арчибальда получилось одной рукой свободно гулять по ее телу и будоражить сознание дальше. Поглаживание внешней стороны бедра сквозь докучную ткань брюк заставило ее ерзать под ним и целовать крепче, а ее живот напрягался, хотелось выпрыгнуть из собственного тела от возбуждения, но она не смела этого делать – хотя она единственный в мире человек, кто и вправду может так поступить. Оттого, как умело он гладил, как, даже не успев начать, уже подарил незабываемые воспоминания, Виктория поймала себя на мысли, что не против, если каждый вечер будет заканчиваться вот так. Когда неясно, где он конкретно, а губы словно повсюду. Когда они бабочками остаются на коже, а глаза прикрыты от удовольствия. Когда они оба, теряя контроль, шепчат на ухо то, о чем вспомнят под утро и весь день будут смущенно сопровождать друг друга взглядами. Ладонь скользила уже по обнаженным бедрам, пальцы рук переплелись рядом с ее головой и сильнее сжимались. Ее ноги согнулись в коленях и вызывающе терлись о его бедра. Утром губы будут припухшие и алые от той бесконечности поцелуев, что они оставили друг на друге. Кожа блестела от пота, но никого это не волновало, когда стоны вдруг сменялись шепотом имен. Таким восторженным, что не мог сравниться ни с чьим иным. Арчибальд знал, из какой стали на самом деле сделана Виктория, что ее зычный голос может в момент выгнать всех Миражей из Небограда, но относился к ней как к самому хрупкому созданию в мире. Как к той отважной принцессе из сказок, что заслуживала абсолютно всего, чего пожелает. Виктория же помнила, что Арчибальд, хоть и не полностью, уроженец сурового Севера, но целовала и касалась так, словно он таял от малейшего прикосновения. И когда в конце у них обоих не останется сил сказать нечто остроумное по теме ставок, а хватит лишь на то, чтобы придвинуться ближе, нырнуть под дорогое одеяло и только лениво водить пальцами, внезапно оба поймут, как хотят исключительно такой жизни. Где можно целовать часами и спать не одним на широкой кровати. Где воспоминания о горячих ладонях на бедрах, спине и плечах, о губах, считающих пары ребер и терзающих другие губы, о тихих стонах и вздохах, натянут улыбку даже в самые скучные будни. Где, когда сизый рассвет пробивается сквозь зашторенные окна и тюль, а на кровати в обнимку они лежат вдвоем и наслаждаются тишиной обычно шумного дома, можно стянуть все карнавальные маски, с которыми появлялись при Дворе, и остаться наедине и с самим собой, и с тем, кому доверишь даже то, что не доверил бы себе. Арчибальд всегда перебирает пряди волос Виктории, а Виктория нежной подушечкой пальца считает сосуды на груди и временами их целует. А наутро они находят себя в кольцах рук и заново утопают в новом для них чувстве, что пробудилось от простой комбинации «Фулл Хаус».