***
В разгар празднества, когда пришли уже все, кто этого хотел, Арсений сидел за одним столом с Пашей, Димой и Серёжей. Все они были давними друзьями, потому самыми близкими. Серёжа или Сергей Матвиенко - был скорее юмористом, он писал различные шуточные басни, юморески, зарисовки из всяких юморных ситуаций и даже анекдоты. Каждый в этой компании развивался в своём направлении, но понимали и подходили они друг другу идеально. Совсем рядом, за отдельным столиком, сидела Ляйсан, какая-то девушка, с которой пришёл Серёжа, и Катя, жена Димы. Сидели они втроём и непринуждённо болтали о чём-то своём, как говорится, о женском, совсем не обращая внимание на происходящее вокруг. В принципе, так было почти за каждым столиком, все сидели с теми, кто был им ближе всего, старались приходить парами, чтобы не быть белой вороной. Арсений за это и не любил светские мероприятия подобного типа, в них не было смысла. Да, чуть позже они встанут и пойдут на танцпол, танцевать и расслабляться по-новому, но обычно на это желания у него уже не оставалось, он не мог объяснить почему. Ему хотелось танцевать каждый танец с Антоном, смотреть как парочки танцуют медленные танцы или же веселятся, было тоскливо, ведь он не имел такой возможности. Имел, но лишь в своей голове, на деле после такого его бы точно повязали смирительной рубашкой в мягкие стены. А Арсений, как напоминание, ни на секунду не считал себя сумасшедшим. – Арсений, какая встреча! Как поживает твой вымышленный дружок? – к их столу подошёл один из малознакомых людей для Арса - Илья Макаров. Он, как и Серёжа, занимался юмором. Он всегда был острым на язык и не подбирал слов, тем более что Попова считал полнейшим отморозком, больным и конченым шизофреником, к тому же негативно относился к его ориентации. – И тебе привет, – коротко ответил поэт, вставая из-за стола и пожимая руку Илье. – Антон в порядке, спасибо что интересуешься. – О, да я не просто так интересуюсь... – в его руке показалась книга, знакомая Арсению. Это была его книга, сборник стихотворений, посвящённых Антону. Макаров держал её в руке небрежно и листал, искал какие-то нужные ему страницы. – Тут написано "Я знаю что ты ещё очень мал, тебе нужно лишь подрасти. Я жду тебя, светлый мой, скорее домой приходи". Так, может, Антон - это просто ребёнок? А ты боишься говорить об этом и тебе проще прикрываться, что его нет? От такого в конфузе были все за столом Арсения, включая и его самого. – Илья, – Паша умел быть грозным и внушительным, когда это было нужно, – если ты пришёл сюда, чтобы развести очередную комедию, то можешь уже уходить, здесь такому не рады и это не приветствуется. Будь, пожалуйста, повежливее и отнесись с уважением ко мне. Но юмориста было уже не остановить. Он пролистывал каждую страницу, бешено искал за что ещё можно зацепиться, но получалось с трудом. – А здесь ты пишешь "...Ты мой маленький принц, я - твой дикий лис. Я жду когда ты меня приручишь...". Очередной намёк на то, что это просто ребёнок. М-да, Попов, от тебя я ждал большего... А так тюрьма по тебе плачет. Или психушка. Ведь все знают, что Антон просто умер, жалеют тебя и подыгрывают только. А зря! От последнего у Арсения задёргался глаз. Он не принимал таких слов, он ненавидел людей, у которых поворачивался язык и хватало наглости сказать подобное. Арсений вспылил, вскочил с места и подлетел вплотную к Илье. Посмотрел в его глаза, фыркнул и ударил несколько раз по лицу. – Так, охрана, – Паша позвал одного единственного дежурившего здесь охранника и попросил вывести его. Макарова взяли под руки и вывели из помещения. – Продолжаем банкет, не обращайте внимания. Арсений сел на место, закрыл лицо руками, локти поставив на стол, и тяжело дышал. Все за столом пытались отвлечь его, тем самым успокоив и благополучно забыть о случившемся.***
После праздника, когда то, зачем все здесь собрались, было исполнено: Пашу поздравили, за Пашу порадовались, то Попов поехал домой. На душе у него было всё также немного тоскливо, обидно и злость разрывала грудь, ему хотелось приехать домой и обнять Антона, прижаться к нему и уснуть в его объятьях. Но по приезду домой, он зашёл в одинокую квартиру, пропитанную запахом сигарет и чего-то ежевично-гранатового. Арсений переоделся в домашнюю одежду, аккуратно повесил костюм на вешалку, убрал в шкаф и посмотрел на свои тёмно-коричневые, в некоторых местах рваные, в некоторых прожжённые, штаны. Он подумал, что Антону бы явно не понравилось то, как он одет. Попов зашёл в спальню, сел на кровать, откинул руки назад и облокотился о неё руками. Он рассматривал белый потолок, немного пошарпанную серую стену, стеллаж с книгами, деревянный чёрный стол с множеством кружек, внутри которых был недопитый чай или кофе. Они стояли на столе уже, наверное, вечность и другого места в этом доме у них никогда не было. Арсений сел за этот стол, сдвинув все кружки ещё ближе к краю, будто хотел спихнуть их со стола и вовсе. Закрыл глаза и оказался вновь в своём маленьком мире, где только он и Антон.***
И пусть всем кажется, что я не прав, И кажется, что не в своём уме, Но я то знаю, что терпимей став, Смогу дождаться я тебя во тьме. И я смогу, сомнения откинув, Сказать всем - "вот же он, герой!" И жить любя, все маски скинув "Он грёз моих герой, он - мой!" Я жить тогда начну, когда тебя узнаю, Когда очей твоих зелёных свет подарит жизнь, Ты знаешь, милый Тоша, я скучаю, Так дай мне знак и жизнь мою очисть***
Арсений мог часами сидеть и сочинять эти строчки, вдохновение всегда переполняло его, когда он думал или говорил об Антоне. Сколько стихов было посвящено именно ему. Наверное, ни один поэт не был так влюблён. До самого утра писатель, вдохновлённый своей незримой музой, творил, творил и ещё раз творил... Ему не нужен был алкоголь, чтобы чувствовать опьянение. Он всегда будто бы был под чем-то крепким, видимо, этому название "любовь". Конечно, это не могло не разрушать Арсения. Подумайте сами, каково было бы вам, зная что ваша любовь - не существует, её ещё никто не создал, но вы уже знаете о ней? Не это ли то просветление, о котором говорят многие мудрецы? Попов именно так и считал. Считал себя просветлённым. Вы, должно быть, просто с этим не знакомы, вот вам и кажется, что звучит как-то бредово...***
– К нему пока больше не пускайте, он... а то... – голоса слышались расплывчато. Арсений с трудом разлепил глаза, яркий свет от лампы бил по ним и мешал полностью открыть. Он не мог пошевельнуться, от чего тут же поднял голову - единственное, чем мог нормально шевелить, и увидел что прикован к кровати ремнями. Вокруг белые мягкие стены, небольшой белый столик и такой же стул, дверь с иллюминатором и небольшое окно с плотной шторой. Он попытался вырваться, но через несколько мгновений обессилил и вновь отключился. – Доктор, что послужило триггером на этот раз? – тихо поинтересовался Паша, наблюдая как врач записывает в дело Арсения всё, что произошло пару мгновений назад. – Я думаю, что это случилось потому, что в разговоре вы упомянули того самого мужчину, который издевался над Арсением. Поймите, он переживает один и тот же период. Можно сказать, у него день сурка, он застрял в том времени, когда ещё не лежал в нашей лечебнице, когда его считали талантливым писателем и когда не было ещё ничего, что предвещало такую серьёзную беду, - врач говорил, не отрываясь от записей. – Для вас это было просто: вы пришли навестить друга, все втроём собрались, пришли к нему узнать как дела, но для человека с посттравматическим синдромом, чем и страдает ваш друг, всё выглядит по-другому. Я попробую примерно представить и изобразить: ему кажется, что он всё ещё живёт дома. Когда к нему приходят посетители, он думает что идёт на какой-то праздник, что его пригласили куда-то. Причёсывается у зеркала минут по тридцать, поправляет на себе рубашку, будто бы действительно куда-то собирается и прочие подобные действия. Уже тогда у него были проблемы, ведь так? Он наш давний пациент, я его историю хорошо помню, тем более что к писательству у него и правда талант, я впечатлён. Так вот, уже тогда у него развивался этот синдром, после того как его парень Антон умер, ведь так? Просто никто не придавал значения, все пытались убедить его, что его и никогда не существовало, но делать стали это после того как поняли, что не получится убедить Арсения в том, что Антон умер. Он наотрез отказывался верить. Вот так всё и усугублялось, усугублялось, время шло, а он всё так и оставался в этом времени. И сейчас, благодаря вашим убеждениям, он думает, что Антон - его выдумка, что он обязательно встретит его. И это был неплохой вариант, потому что так у него есть стимул жить, писать, он не в депрессии, хотя и часто в отчаянии, но во многом он позитивно настроен и ждёт чуда, хоть и абсолютно не понимает где находится и что происходит. Чтобы вы понимали, я для него - директор издательства, в котором он публикует свои творения. Паша, Серёжа и Дима в один голос только вздыхали, у Паши даже накатывались слёзы, но он сдерживал их. Серёжа просто залип в одну точку, не понимая как реагировать на это. Он помнил первые дни, когда Арсения привезли сюда. Серёже казалось, что Арсений поправится, но изменений не было от слова совсем и вот, прошло уже пять лет, а Попов всё на том же месте... Дима относился к этому даже с некоторым интересом, он мечтал что однажды напишет научную статью об этом расстройстве, как только изучит его получше. – Ладно, я думаю, на сегодня ему хватит впечатлений, не приходите ближайшие пару недель, ему нужно отдохнуть, – врач кивнул и, вздохнув, пожал руки всем писателям, после чего они покинули здание лечебницы.***
Арсений проснулся у себя дома. – Приснится же такое, а это всё потому что мне часто говорят о лечебнице. Вон, уже кошмары снятся, спасибо всем... – хмыкнул Попов, потирая кисти, где до этого он видел на них ремни, как ему казалось, в кошмарном сне. В дверь постучали. Арсений, не ожидав этого, слегка подпрыгнул на кровати. Медленно встал, подошёл к двери, запахнул шерстяной халат, завязал поясом и открыл её. – Привет, – на пороге стоял Антон.