Никогда не...

Они никогда не говорили, что «лю-бят» друг друга. Бросались всякими словами – «красотка», «котенок», «выводишь», «скучаю», «надоела», «надоел». У них было не принято применять чересчур сильные слова. Это касалось даже ссор. Григорий никогда не бранил Нателлу крепче, чем «шальная, бешеная». Нателла никогда не извинялась первой. Целовала до боли и щемящей горечи в груди – и прощала, даже если была виновата сама. Они никогда не изменяли друг другу. Нателла отлично рисовала на своем лице образ «ушлой, продажной». В походке ее сквозила вольность, на деле доступная лишь одному. Потом – никому. Григорий не видел смысла касаться другой. Это было ему неинтересно. Он был только для Наты. Они никогда не думали, что зайдут так далеко. Война была игрой для него, для нее, для них – острой, забавной игрой. А потом разлад встал поперек горла костью, пробил висок пулей навылет. Стерлись границы дозволенного. Они и впрямь возненавидели друг друга, но как? Когда? Они никогда не пытались щадить друг друга. Такие вот – разбитые, беспощадные, невыносимо надтреснутые. Думали, что их связь так прочна, что выдержит все. Они никогда не возвращались. Они просто начинали заново. А потом одновременно сказали: «хватит». И разошлись окончательно. И разлетелись вдребезги. Насмерть.