***
Повелитель Ветров легкомысленный и озорной, вечно молодой и нежный юноша-дева, который изменчив так же, как его стихия. Его можно было бы описать как баловня небес, потому как все ему далось легко и просто - невольно изведешься от зависти в собственной лачуге, верно? Когда остальные кровью и потом пробивались в свои чины, этот ребенок с вихрями тайфунов в волосах легко вспорхнул и уселся аккурат рядом со своим самодуром-братишкой. Повелитель Ветров, с его мягкими бедрами и детским жирком на личике, с его звонкими песнями и неудержимым опьянением жизнью-жизнью-жизнью. Его можно было легко возненавидеть. Представьте, как то, что уготовано вам и целиком и полностью заслужено, забирает прелестное круглоликое дитя, которое даже о вашем-то существовании не знает. И потом это же дитя бессовестно сорит вашей славой и уготованными вам силами. На вашем месте оно бы не пережило и дня. Впрочем, этот мальчишка хотя бы действительно помогал людям, простым людям, чего не скажешь о большинстве небожителей. Как же горько и иронично, что Цинсюань влюбился в него до одури. Конечно, слова “люблю” он еще не говорил, но из него неизмеримо худший лжец и актер, чем из другого Сюаня. Мин И покорно принимал его ласки и поцелуи, и похожие на птичьи трели речи, и его теплое нутро, и его пестрый гардероб, где невозможно было отличить мужское от женского, как и во всем Цинсюане. Зачем выбирать, если можно быть всем и сразу? Он морщил нос от излишне приторных эфирных масел и с наслаждением хватал белые бедра до красных отметин. Все в нем напоминало о голоде и лишениях, каждая округлость и каждый беззаботный смешок - год в пожирании себе подобных на горе Тунлу и рана на телах его родных. - Мин-сюн, Мин-сюн, - вздыхает Ши Цинсюань, гладя смольные волосы. - я так рад, что ты тут, со мной. С Мин-сюном так хорошо, и он меня не обижает. - Был кто-то, кто смел обижать брата Повелителя Вод? - Всякие были, - нервно посмеивается. - я был так молод, когда вознесся, и так одурманен роскошью на небесах, что... всем верил на слово. Мин И укладывает ладонь на тонкую шею, изящную и нетронутую временем. Даже не нужно быть сильнейшим гулем, голыми руками убившим сотни себе подобным, чтобы ее свернуть за секунду. Повелитель Ветра пристраивает шею между большим и указательным пальцами, улыбаясь. - Хочу накрасить Мин-цзе, когда в следующий раз будем спускаться в смертный мир. - Размечтался. Ши Цинсюань давит на чужое плечо и забирается на Повелителя Земли. Они валяются в покоях, среди разноцветия платьев и ханьфу, расписанных вееров и свитков с легкой поэзией и романами. - Если так не нравится женский облик, то почему в нем у тебя такие, - набирает побольше воздуха и тонко-звонко. - огромные, прекрасные, словно два персика, но размером с арбузы, г... Ощутимо щипают за лодыжку, и озорник пищит, не договорив. - Может у тебя просто слишком мелкие? Повелитель Ветра не выдерживает и хохочет, нагой и разомлевший от вина. Шелковая ленточка, подобие последних одежд, соскальзывает с плеч и падает на Мин И, заставляя того вспомнить о своем существовании. - Мин-сюн, тебе же они все равно очень нравятся! О, кажется, я слышу шаги брата. Быстрей, спрячься в моей комнате для платьев, не то он снова начнет ругаться! Обещаю, что не потеряю тебя, как в прошлый раз, хе-хе... Повелителя Ветров было легко ненавидеть и легко любить.***
Спустя недолгое время и восстановленную репутацию после очередного происшествия с очередной девой-да-кто-помнит-этих-дев-ха-ха Пэй Мин вновь приглашает его с Ши Цинсюанем на ужин. Ужин дело хорошее, есть на что отвлечься от Ши Уду. Когда, наконец, он избавится от своей связи с Богом Войны? И без того много забот, еще разбираться с Мингуаном не хотелось бы. Мин И думал провести свой день на небесах в том, чтобы отвечать на молитвы всех несчастных, у кого обвалилась крыша или мост, но украденная судьба на ножках решила лишить его и этой не-радости. Он поднял взгляд на того и вдруг вспомнил свою сестру. Та тоже, смешная и с пухлыми ножками, постоянно отвлекала его от учебы и работ, чтобы гэгэ с ней поиграл. Во что же... в мячик, наверное. А он то и дело ей отказывал, обещая, что поиграет после успешной сдачи. Хэ Сюань, как тебе не стыдно? Ты даже лицо ее позабыл уже. Ты свое скоро тоже позабудешь. Просто жди удобного случая, не своди с н е г о взгляда и жри, жри, жри свою обиду. Генерал Мингуан богат и не обращает внимания на это, как полагается всем военным мужам. На его столе есть и изысканные кушанья, на приготовления которых уходит по дню, и уличные закуски, слишком аппетитные, чтобы выбросить их из памяти. Быть может, и Пэй Мин когда-то был простым солдатом и до сих пор любит те же рисовые клецки, что и студент Хэ. Это блюдо из места, где он.. жил и умер. Где у него была семья. Долгов, правда, было не счесть, как и безрадостных дней. Но всегда находились монеты на эти чуть сладкие кусочки теста. Хэ Сюань знает, как уязвим во время еды, поэтому все силы пускает на поддержание своего облика. Ест. Теплая и мягкая. Когда-то его обнимали руки такие же, родные. Он хоронил сначала свою сестру, потом мать, и в конце концов потерявшего разум отца. А кто похоронит его? Кто-то... кто-то хотя бы его хоронил? Хрустит. У него хрустнули голени и запястья, когда он бился в тюрьме, умоляя о плошке гнилой воды или о корке хлеба. Теплые. Он грыз камни, пока у него не стали крошиться зубы. Мин И съедал уличные сладости с привычной методичностью и ничего не выражающим лицом. Ох. Что-то есть внутри. Молча Черный демон черных вод, устроившийся аккурат между святых и святош, проглотил кусочек, видимо, мяса, оказавшийся кончиком собственного языка.***
Из хорошего железа не делают гвоздей, и из хороших людей не делают военных. В его случае - либо сдать государственный экзамен, явившись туда в своих обносках бедняка, либо продолжить вести дела в лавке вслед за отцом и сгинуть в поле, призванным в очередной раз на очередную мелкую войну. Хэ Шэн не кичился умом и способностями, но знал себе цену и всеми силами старался ради семьи. Он, на миг отвлекаясь, чтобы поправить рукава и не испачкать их чернилами, взглянул на тисненый браслет из красной нити - подарок дражайшей подруги. Губы тронула улыбка при воспоминании о бамбуковом стане, звонком смехе и обещании друг другу. Скоро, скоро придет осень и все будет хорошо. У Хэ Шэна почти нет условий для подготовки к экзамену, и даже времени - четыре палочки для благовоний до рассвета и две после, пока совсем не сморит сон. Некоторые зажиточные, заплывшие жиром и сладким соком, богачи его небольшого селения даже не думают о какой-либо подготовке. У них-то все давно куплено. Зачем допускать к кэцзюй в таком случае бедняков? Нет, он обязан его сдать. Освоить Пятикнижье, свободно его цитировать, хорошо написать сочинение-рассуждение. Но пришел отец, потревожив мысли. Заменить, пока он уходит в город по делам? Хэ Шэн лишается времени на учебу, но ничего не поделаешь. Хоть в основном их семейство занималось изготовлением лодок, они выставляли в небольшой лавке в проходной их дома и домашние снадобья, и другие житейские мелочи, что порой скрашивают бытие. Хэ отсчитал время до обеда и расслабленно уселся за письмо. В это время могут зайти лишь лихие бездельники или отчаянные люди. И такой явился, потревожив благостную тишину в солнечный и пригожий денек. Или явилась. - Молодая госпожа, чем я могу помочь? - поклонился вороху нежно-розовых и лазурных одежд юноша. Посетительница явно пробежала сюда тайком, иначе бы не оглядывалась то и дело за спину и не прикрывалась бы неумело расписанным вручную веерком. - Ох, мм... - и тонко-звонко. - я ищу снадобье. Или чай. Что-нибудь для крепкого сна без любых сновидений. Мне говорили, что у вас есть фамильный рецепт. Судя по запаху, матушка выпекала лепешки на обед. Может быть, даже с мясом. Хэ Шэн кивнул и спокойно отсыпал смеси высушенных трав в мешочек из холщовой ткани. - Я собрал вам ровно на попробовать. Если придется по нраву, приходите и закажите еще. Робкий взгляд из-за веера. Чересчур сильные белила и яркие румяна не смогли сбить фокус с красивых бледно-нефритовых глаз. - Так и поступлю. А если мне понравится, то я скуплю у вас все запасы, что есть! - осмелел и тихо, словно нервозно, посмеялся. Выложил ровным рядом монеты. Вот и ладно, разобрались. Правда, юноша не удержался от ответного смешка. - Ловлю на слове. Можно дать совет? Не обязательно пудриться так сильно, молодой господин, если хотите сойти за деву. А то переборщите и случится неприятная ситуация. Очарованный ответным смехом, покупатель, и, судя по всему, его ровесник из более зажиточной семьи, весь вздрогнул и с коротким возгласом смежал прочь из лавки, едва не оставив в ней покупку. С него так и сыпались белила, как крупицы снега. Эх, а ведь их подметать!***
Ши Цинсюань намного внимательней, чем может показаться. Пусть он не улавливает - или не хочет - самой главной детали, в мелочах он узнал Мин И словно родного. Мин-сюн не любит шумные празднества и не любит сквозняки. Он не любит столько, кажется, что ему надо было вознестись белобородым стариком! Легче тогда перечислить то, что он любит — это обкусывать чуть твердые края пампушек, аромат курений, слушать музыку поздней ночью тогда, когда не видно лиц, он очень любит читать про свое строительское дело и перебирать легкие мелодии на пипе... Ох, на самом деле, и тут список можно составить! Обязательно отметить теплый вечерний ветерок, слегка морской, с приходом которого обязательно является сам Цинсюань, и набрасывается со спины с объятиями. Лица его не видят, и Мин И тогда вдруг замирает, словно что-то вспоминая. Тогда Повелитель Земли почти нежен. Цинсюань ночью валяется по подушкам, мечтая, что тот любит так же, как он. Что на небесах кому-то, кроме брата, есть дело. От этого дитя ветра и ветрености, наконец, ощущает себя на своем месте. А еще Ши Цинсюаня есть свой маленький список. Он никому не рассказывает про свои настоящие желания, все считая их глупыми и не стоящими громкого титула Повелителя ветров. И - он проверял! - кажется, кто-то про них узнал или своровал из его рукава, когда младший Ши отвлекся на ловлю лепестков вишни в воде. Список тех мелочей, которые никто никогда для него не делал. Например, Цинсюаня никто, кроме брата, не гладил по голове и волосам. Во времена Божка-пустослова он еще помнил, что покойная матушка часто напевала ему и гладила так особо заботливо, словно оборачивала в кокон высшей защиты. Или никто не пел с ним вместе, даже если это просто счастливый момент наедине, во время которого внутренний восторг невозможно сдержать. И никто просто так с ним не танцевал, без показушности, без свидетелей-смотрите-как-мы-близки. И уж тем более никто не ждал, пока содрогнется в оргазме он, чтобы кончить следом. А о мелочах вроде утешения во время непроизвольных слез и говорить нечего. Слишком хорошо живешь, чтобы иметь право на слезы. Так вот же - Мин И как-то согласился с ним потанцевать, неуклюже и без музыки. Затем они чарующими девами, противоположностями друг друга, кружились на очередном фестивале в столице. А как-то раз Повелитель Ветра то плясал с Повелительницей, то сам оборачивался и позволял вести себя. Эта маленькая необходимая вещь, до которой догадался, подумать только, с виду черствый бог-ремесленник, столь его взволновала, что однажды во время их ночных покачиваний в обнимку у Цинсюаня брызнули слезы. - Ты чего? - словно к маленькому, обратился Мин И, - больно, что ли? - Н...ничего, - улыбается, прижимаясь крепче, - мне очень понравились песни Мин-сюна сегодня. А он сможет еще спеть? - Нет. И ты ничего не слышал, тебе показалось. Как же он очаровательно смущается! Прямо-таки застенчивый карп, что юркнул в глубины пруда, едва блеснув своим роскошным окрасом. - У тебя красивый голос. Вздыхает и выворачивается из танца рядом с опустошенными тарами. Да, и это все Мин И съел во время их ночного перекуса. Утром брат будет недоволен. - А еще... а еще я очень люблю тебя, - в спину, еле балансируя на остатках тепла и храбрости. Силуэт замирает и по нему словно проходит рябь. Или дуновение ветра от его слов. - Мин-сюн. Плечи опускаются, и Повелитель Земли возвращается в покои первым.***
Ши Цинсюань, один из двух Сюаней, задумчиво крутит в пальцах черную жемчужину и любуется ее влажным блеском на свету. Немного сжать и приложить усилий - и случится непоправимое. То, чего он должен желать убийце брата. Бросить в глубокий океан и забыть. И, может быть, броситься следом. - Это такая маленькая вещь, - бормочет он. - неужели нельзя было заключить его в чем-то побольше? Чтобы даже такой, как я, не смог потерять? Хэ Сюань моргает медленно, словно в вечном полусне. Одни веки у него полупрозрачные, как пелена у глаз слепца, и не всегда поспевали за вторыми, человеческими. - Отдавай, я превращу это в пыль под ногами, - говорит он и тянется к заветной жемчужине. Его торопливо лупят по рукам и тихонько охают - потревожили недавно срощенную конечность. - ты так много получал демонического праха, чтобы претензии высказывать? - Нет, конечно, - Цинсюань бережно прикрепляет подвеску с жемчужиной и золотой кисточкой к своему вееру, - ты тоже не высказывай. Кто так признается вообще, вместе с тумаками? В голове обоих всплыл один и тот же образ небезызвестных богов войны. Хэ Сюань и сам понимал, что на злости отдавать остаток своего существования было не лучшим выходом. Хуа Чен будет ему еще долго припоминать, любовничек с рожей набекрень. Шелест грубой ткани. Ши Цинсюань неуклюже пододвигается ближе на лавке близ лачуги, где сейчас изволит коротать свою смертную жизнь. Никого поблизости нет, и Непревзойденный позволяет свету от луны касаться демонических черт лица. Или что-то, что на него походит. - Хэ Сюань, - аккуратно, - Хэ-сюн. Это означает то же, что имел в виду Кровавый дождь? Еле заметно кивает. Ох, ну вот же дела. - Так и быть, - решает Цинсюань, и маленькие тайфуны вьются в его неровно обрезанных по плечи волосах. Но не все, не все потеряно, - ведь куда же ты без меня. Смертный век недолог, но я как-нибудь попробую не очень уродливо стареть... Наконец-то к нему поворачиваются и смотрят очень знакомо. Как на чудо, несущее всякую чепуху. У Хэ Сюаня красивые и чистые глаза, которые были с ним и на небесах, и в черных водах. Преследовали его в лучшие и худшие дни. Пусть будет так. - Лучше попробуй повторно вознестись. А если у тебя не получится, - замолкает, и вдруг становится очень зыбким, словно, стоит его взять в ладони, он обратится вязким мороком в черной воде. - то мы умрем вместе. Оказывается, любовь может выглядеть и так. И Ши Цинсюань держал в ладонях ее, боясь расплескать и не напиться вдоволь.