Юэ Циньюань был главой одного из крупнейших орденов заклинателей. Юэ Циньюань был главой Цанцюншань, добившимся своего положения без поддержки клана, богатства или хотя бы возможности начать совершенствоваться в идеальное время.
Бывший уличный бродяжка Юэ Ци стал сильнейшим заклинателем своего поколения, способным на равных потягаться с небесным демоном. Юэ Циньюань был вежливым, спокойным и доброжелательным главой ордена, который мог позволить себе такое поведение. Им восхищались, его уважали — и опасались тоже, как можно опасаться бедствия, способного разрушить город за считанные минуты.
Юэ Циньюаню практически никогда не приходилось угрожать: хватало авторитета Цанцюн и лично главы двенадцати пиков. Хватало печального вздоха и тени разочарования в обычно мягком взгляде внимательного старшего брата. Те, кто умели не попадаться на такие простые крючки, не хотели портить отношения с Цанцюн по не слишком важным вопросам. Пусть Юэ Циньюань никогда не слыл мелочным или злопамятным, забывчивостью он тоже не страдал. Не мстил и не злорадствовал, вовсе нет — но хватало и безупречно вежливого сожаления, что даже достойным собеседникам не всегда удаётся найти общий язык.
Почему-то после этого становилось в разы сложнее сотрудничать с мелкими орденами и небольшими кланами — даже если Юэ Циньюань мягко укорял их за строгость к собратьям на пути совершенствования.
Но куда больше было тех, кому хватало самого факта огорчения главы Цанцюн. Внимательного, всегда готового выслушать и помочь если не делом, то советом. Глядящего на собеседника так, что не приходилось сомневаться: его проблемы важны, он сам важен. Его готовы услышать. Потеря этого внимания, этих мягких лучей сочувствия оказывалась неожиданно болезненной. Настолько, что мало кто задавался вопросом, что именно опечалило Юэ Циньюаня,
до того, как исправить свою оплошность.
Не срабатывало это только с Шэнь Цзю: и потому, что Юэ Ци никогда не стал бы обращаться с драгоценным младшим братом, как с противником на политическом поле, и потому, что Шэнь Цзю… был Шэнем Цзю. Умным, куда как умнее многих. Отлично чуявшим чужие скрытые мотивы ещё в босоногом детстве, прекрасно знавшим, какая грязь может скрываться за внешней благопристойностью, и не верившим в чьи бы то ни было благие намерения…
Дело было даже не в том, что заметивший попытки манипулирования Шэнь Цинцю отомстил бы за это резко, жёстко и бескомпромиссно — и после не забыл бы чужого промаха. Просто о каком игнорировании могла идти речь, когда холодность Шэнь Цинцю отдавалась болезненными спазмами в груди? Когда равнодушный взгляд главы Тихого пика подкашивал сильнее, чем использование Сюаньсу? Потому Циньюань и дёргал его, вытаскивал раз за разом на пять бессмысленных и болезненных фраз: увидеть реакцию, снова подтвердить, что Сяо Цзю его не простил.
Что ему до сих пор не всё равно.
Когда Шэнь Цинцю… изменился, Юэ Циньюаня окатило стылым ужасом. Он помнил, не мог не помнить, что Сяо Цзю умел притворяться. Умел быть вежливым и несчастным, умел пускать слезу и дрожащим голосом благодарить за брошенную монетку. Не делал этого много лет — с тех пор, как получил хоть какой-то статус, позволяющий выживать без этого. Не ранить его гордость лишний раз. И всё же умел. И на какое-то мучительное, слившееся в противный слизень из страха, отчаяния и боли время Юэ Циньюаню показалось, что Шэнь Цинцю делает именно это.
Отыгрывает роль. Притворяется, чтобы выжить.
Считает его недостойным даже резких слов.
Медленно, очень медленно подкрадывалось понимание, что нет. Что дело в чём-то другом, что Шэнь Цинцю хоть и не сбегает после нескольких фраз, но смотрит насторожено. Подбирает слова, будто не знает, что сказать.
Кто бы мог подумать, что дело в памяти. То искажение ци… только сам Цинцю знал, сколько оно унесло. Связь — связь между ними осталась, но теперь Шэнь Цинцю не знал, как она возникла, и не был до конца уверен, что с этим делать.
Но он всё ещё не хотел разрывать её. Не хотел вычёркивать Юэ Циньюаня из своей жизни. После памятного визита с вином и чаем и вовсе стал заглядывать чаще: когда по делам, когда отговариваясь просьбой Му-шиди. Цинцю вообще будто стал… свободнее в последнее время. Как будто заточение в Водной тюрьме поставило на место что-то важное. Может быть, дело было в возвращении любимого ученика, который, ничуть не сомневаясь, отказался от места в Дворце Хуаньхуа. Или в возможности наконец-то опровергнуть все старые слухи, пятнавшие репутацию… хотя нет.
Опровергнуть что угодно Шэнь Цинцю мог и раньше. Сейчас же… как будто произошло что-то, убедившее его, что он не просто может — заслуживает. Имеет право быть счастливым, здоровым и в безопасности. Достоин не просто огрызаться на удары, а считать сам факт атаки на себя чем-то неправильным.
То, чего Юэ Циньюань не смог добиться за все годы, случилось как-то само собой и непонятно почему.
Ну, не в Лю-шиди же было дело, при всём уважении к Богу Войны.
Ни сильнейший боец Цанцюн, ни любимый ученик Шэнь Цинцю не могли заставить его
улыбаться Юэ Циньюаню. Закатывать глаза и перекидываться подколками с Ци Цинци. Горячо спорить о чём-то с Шан Цинхуа. Тренироваться и разговаривать с Лю-шиди. Весело щуриться поверх веера и дразнить окружающих.
Боги, да Юэ Ци в принципе не знал, что Шэнь Цинцю так может. Не истекать ядовитым сарказмом, не вонзать слова холодными стилетами в чужое мягкое подбрюшье, а… шутить. Откровенно дурачиться, превращая безупречный фасад владыки Цинцзин в что-то более человечное.
Это оказалось… завораживающе. Настолько завораживающе, что Юэ Циньюань забыл обо всём, ошеломлённо позволяя себе быть частью этого. Быть тем, с кем перебрасываются шутками и лёгкими поддразниваниями, ловить эти почти не скрытые веером улыбки и весёлые прищуры. Замирая от собственной смелости, уменьшать дистанцию — и получать вместо резкой отповеди поощрение.
Как никогда понятным становилось поведение любимого ученика Цинцю, совершенно беззастенчиво липнущего к учителю и выпрашивающего больше-больше-больше внимания. Когда тебя даже бранят так, что в груди сладко ёкает, а голос гладит, неоткуда взяться желанию исправиться. Циньюаню и самому хотелось бы подставить макушку под узкую ладонь, шагнуть ближе, соприкасаясь рукавами. Говоря о совсем безумном — почувствовать изящные пальцы, выплетающие гуань и ласково перебирающие пряди.
И он… забыл, упустил из вида, что Шэнь Цинцю — глава Цинцзин, второго по старшинству пика Цанцюншань. Что он — далеко не только искры в зелёных глазах, изящно распахнутый веер или невинные шутки.
Глава Тихого пика вообще не любил ничего бессмысленного и бесполезного.
И тот отчёт — он вовсе не был коллективным творчеством владык пиков, решивших таким образом прикрыть то ли совместную пьянку, то ли загул по чёрному рынку под руководством Шан Цинхуа. Нет, Шэнь Цинцю и впрямь понесло в Царство демонов — хорошо хоть, в сопровождении Бога Войны пика Байчжань.
А ведь так хотелось верить, что «действия по снижению политической напряжённости и потенциальной угрозы со стороны звероподобных кланов Царства Демонов» означали всего лишь отлов личного демона Шан-шиди и его участие в исключительно внутридемонических разборках!
— Ло Бинхэ. Повелитель демонов.
— Он упал в Бесконечную бездну. Мальчик выбирался как мог, — в голосе владыки Цинцзин помимо всего прочего была изрядная доля самодовольства.
Заслуженного: его ученик за три года прошёл Бездну и Царство Демонов, получил титул Повелителя и принёс свои заслуги к ногам Шэнь Цинцю.
Особых усилий от Шэнь Цинцю это не потребовало. Шиди в основном писал рассказы и стихи, гулял по борделям и скупил целую линейку демонических вееров.
Временами Юэ Циньюань подозревал, что Шан Цинхуа эти веера добывает не иначе, как из глубин сокровищниц Хуаньхуа — потому что иначе объяснить их стоимость было затруднительно. Но нет, практика показала, что Хуаньхуа шиди Шан и шиди Шэнь предпочитают обносить безвозмездно. Поэтому оставался только вариант, где глава Аньдин отбирал эти веера лично у придворных Мобей-цзюня, сначала сам же их и научив делать что-то приличное по меркам Цинцзин и вынудив владыку Северных пустошей моду на эти самые веера ввести.
А стоимость выкатывал, чтобы было на что успокаивать своего личного демона, не иначе.
Но Шэнь Цинцю нравились эти веера: он оживлялся очередному сумрачному творению из остевой кости какой-нибудь демонической твари даже в своём вымороженном состоянии. Готов был выбраться по наводке, а не скользить по Цинцзин потерянным призраком. Гладил рёбра нового веера кончиками пальцев, рассказывал, из кого сделан этот конкретный и что на нём, скорее всего, нарисовано — пусть не так увлечённо, как мог бы, но всё же заметно взбодрившись. Юэ Циньюаню тогда казалось, что шиди судорожно заполняет пустоту от потери любимого ученика странными мелочными порывами. И все Лорды были готовы поддержать его — что удивительно само по себе — если это помогает.
Помогло.
Спустя четыре года Шэнь Цинцю — признанный и обожаемый учитель владыки большей части демонических земель и одно из влиятельнейших лиц Царства людей.
И снова, кажется, поменял веер, шиди Лю — откуда? Шиди Шан, СКОЛЬКО?!
Юэ Циньюань устало вздохнул. Вот в беспринципности главы Цинцзин сомневаться не приходилось. В последнее время изменился разве что оттенок этой беспринципности. Если раньше Шэнь Цинцю демонстрировал, что выше любых оправданий, то теперь всякая демонстративность исчезла. Он настолько естественно транслировал посыл «разве что-то не так?», что это окружающие начинали сомневаться, не подводят ли их глаза, здравый смысл и понимание социальных норм.
Подумаешь, ученик ордена праведных совершенствующихся — Повелитель демонов. Мальчик всего лишь отхватил себе жирный кусок демонических территорий и вполне успешно их удерживает. Выучка Цинцзин великолепна и позволяет справляться даже с такими нетривиальными задачами — разве же это не прекрасно?
Подумаешь, Священная демоница заявилась на Цюндин — одна! без армии! — чтобы передать владыкам пиков приглашение на светский визит в Царство демонов. И даже не в землях того самого ученика — то есть Повелителя Ло — хотя и рядом с их границами.
Самое что ни на есть официальное приглашение, на коже питонокрота лучшей выделки, с отчётливо ощутимым отпечатком демонической ци и тотемами всех подчинённых территорий. С гарантиями безопасности мастеру Сюя и всем, кого он пожелает с собой привести. С тремя столбцами обоснования, почему главу Цинцзин может заинтересовать это мероприятие и какие политические выгоды Цанцюн принесёт этот визит.
Циньюань тяжело вздохнул. Убеждать Шэнь Цинцю, что с пробуждённой демонической родословной Ло Бинхэ не может быть его учеником, определённо было бесполезно. Ещё бесполезнее было убеждать в этом самого Ло Бинхэ. В том числе ещё и потому, что перед слезами Ло Бинхэ великий и ужасный змей Цинцзин не мог устоять. А перед Шэнь Цинцю был бессилен уже сам Циньюань…
Но если бы дело было только в Шэнь Цинцю!
— Шиди Лю, не хочешь объяснить, почему клан суккубов прислал тебе личное приглашение и предложение побратимства?
— Разве у них есть мужчины, чтобы исполнить роль названного брата? — Лю Цингэ недоумённо нахмурился.
— Тебя только это волнует, шиди?!
Бог Войны укоризненный взгляд проигнорировал. Шан Цинхуа нервно повёл плечами — то ли по привычке, то ли от понимания, что глава ордена не просто так вызвал их троих.
Больше всех устыдилась Ша Хуалин. Юэ Циньюань хорошо умел читать чужие эмоции — а демоница пока была слишком молода, чтобы всерьёз его переиграть. Ей и в самом деле было неловко — настолько, что она замялась и даже переступила с ноги на ногу, звякнув колокольчиками. Циньюань прикрыл глаза. Он всегда считал, что его владыки пиков имеют право на маленькие слабости — но не настолько же, чтобы у священной демоницы нашлось больше совести, чем у этих троих!
— Шиди Шан, ну вот от тебя я ожидал большего благоразумия.
— А-а-а? От меня? — глава Аньдин вздрогнул. — Н-но разве я могу противостоять ш-шисюну? И шиди Лю?
— Шиди Шан, из вас троих ты самый опытный и ответственный, — Юэ Ци позволил лёгким укоризненным ноткам просочиться в голос. — Я уверен, что у тебя найдётся достаточно аргументов, чтобы переубедить собратьев.
Шан Цинхуа смешался. Открыл рот, пытаясь что-то сказать, запутался в эмоциях и собственных возражениях. Взмахнул руками — широко, нелепо, едва не сбив со стола главы школы несколько свитков и заставив демоницу Ша уворачиваться. Издал странный сдавленный звук, будто не мог решить, рассмеяться ему всё-таки над глупой шуткой или начать яростно опровергать.
Шэнь Цинцю, глядя на это, всё заметнее расплывался в улыбке — настолько, что веер этого почти не скрывал. Слишком весело щурились глаза, слишком откровенно подрагивали уголки губ. Лю Цингэ откровенно скучал — а глава Цинцзин выглядел напроказившим подростком, изо всех сил сдерживающимся, чтобы не начать рассказывать про свою шалость вот прямо здесь.
Юэ Циньюань малодушно решил, что не хочет узнавать, что же такого устроил шиди Шан на злополучном фестивале — но не смог сдержать ответного изгиба губ. У шиди всё в порядке. Цинцю радуется жизни. Цинцю… не ждёт удара под ребро и не боится утратить своё положение — даже имея Повелителя демонов в учениках и священную демоницу на посылках.
Тихая, маленькая улыбка — отражение его радости, что Сяо… что шиди жив. Сыт. Хорошо одет. Что ему не угрожает болезнь или зависимость от других людей. Раньше Юэ Ци мог сдержать это, спрятать, как самое опасное сокровище. Сейчас, когда Шэнь Цинцю был не просто жив, но и радовался этой жизни, всё случилось быстрее, чем Циньюань успел хоть как-то это осознать.
Он и среагировал-то на странно замершего Шэнь Цинцю. На распахнувшиеся глаза, на пропавшее с его лица выражение проказливого мальчишки. Это длилось пару секунд от силы: потом Цинцю привычно распахнул веер и спрятал все эмоции за пеленой безмятежности. Но Лю Цингэ тоже заметил: слишком острым и внимательным взглядом он скользнул по главе Цинцзин.
— Думаю, нет необходимости и дальше смущать деву Ша, — дипломатично заметил Шэнь Цинцю из-за веера. — Послание мы получили, ответ я сообщу самому Бинхэ… каким бы он ни был.
Демоница на его слова даже не фыркнула: похоже, внутренние коммуникации двенадцати пиков оказались для неё слишком шокирующими. Только вскинула глаза на Юэ Циньюаня, дождалась подтверждающего жеста — и вымелась наружу так, будто за ней все четыре ордена гнались, да с запечатывающими техниками.
— Что ж. Надеюсь, шиди соблаговолят рассказать, почему у Цанцюн оказались такие тесные связи с демонами и как мы это будем объяснять всем остальным орденам?
Лю Цинге снова скучающе поднял взгляд к потолку. Шан Цинхуа нервно сглотнул.
Шэнь Цинцю расплылся в проказливой улыбке, нисколько не маскируемой веером.
— Разумеется, Юэ-шисюн, мы расскажем им чистую правду!
***
Шэнь Юань не знал, как все докатилось… до этого. Когда его страх превратиться в человеческую палку был вытеснен нежеланием скидывать Бинхэ в Бесконечную бездну просто потому, что его ученик такого не заслуживал. Когда Лю Цингэ из всего лишь сильнейшего бойца и потенциального защитника стал другом — не менее близким, чем тот же Самолёт. Когда ученики Цинцзин в его глазах из пушечного мяса и фона для главного героя превратились в живых людей. В тех, за кого он нёс ответственность, в тех, кто беспокоился за него самого — хотя, казалось бы, Юань уделял им ещё меньше внимания, чем оригинальный Шэнь Цинцю.
А ещё был Юэ Циньюань. Человек, с которым оказалось неожиданно приятно просто проводить время за чаем и разговорами. Умный, внимательный, деликатный. С тонким юмором и всегда как будто немного печальным взглядом. Шэнь Юань долгое время старательно избегал общения с ним: и потому, что это было бы ООС для Шэнь Цинцю, но в большей степени из-за смутных опасений, что глава школы как-то опознает в нём самозванца.
В конце концов, основной прописанной Самолётом чертой этого человека была совершенно необъяснимая снисходительность к Шэнь Цинцю. Тому с рук сошёл даже труп Лю Цингэ: поверил Юэ Циньюань в его непричастность или нет, но ведь не было не то что наказания, а и хоть какого-то расследования. Дело просто замяли.
Шэнь Юаню вовсе не хотелось проверять, что может сотворить заклинатель, с которым даже главный герой не рискнул сражаться лицом к лицу, с человеком, захватившим тело его проблемного шиди. Толку-то, что Юань этого не хотел и понятия не имел, что случилось с Шэнь Цзю?
Так что избегать Юэ Циньюаня было как минимум логично — благо, что Система на постоянном общении с ним и не настаивала. А потом был Цзиньлан. Потом были полностью разорванные отношения с Хуаньхуа, когда вся корреспонденция Цветочного дворца принималась, тщательно изучалась — и полностью игнорировалась. Был тёмный, полный боли и сомнений взгляд — и полное отсутствие вопросов, пока Юань сам не пришёл прояснить ситуацию. Было осторожное, очень осторожное движение навстречу, разговоры, маленькие подарки, уделённые время и внимание.
Было желание самого Юаня разгладить усталую морщинку между бровей и отвлечь главу школы от дел достаточно, чтобы пропала его вежливо-доброжелательная, но абсолютно ничего не значащая улыбка. Чтобы Юэ Циньюань мог позволить себе хмуриться, устало прикрывать глаза, потирать виски, отгоняя призрак головной боли. Хотелось узнавать, что может сделать его улыбку искренней и шутливо жаловаться. Рассказывать забавные случаи: ты только представь, Юэ-шисюн, адепты Байчжаня явились на Цинцзин спасать Лю-шиди! Хотелось лукаво щуриться за веером и заговорщицки подталкивать Юэ Циньюаня локтем.
Да много чего было. Мимолётно, искорками и фоном к другим делам, в иррациональном порыве купленными сувенирами, старательно отобранным сортом чая…
Шэнь Юань не заметил, как глава Юэ стал для него не просто живым — важным.
А потом Циньюань улыбнулся. Слабо, самыми уголками губ, глядя на них троих совсем не так, как стоило бы главе ордена на провинившихся подчинённых. И у Юаня сердце ёкнуло от того, каким Юэ Циньюань в тот момент был тёплым. Даже вечная тень печали в глазах как будто истаяла. И без этой пелены обречённости он оказался таким, что сердце ёкнуло повторно.
Может быть, это был какой-то сюжетный эффект. Может, именно в этот момент смерть от десяти тысяч стрел окончательно стёрлась из судьбы Юэ Циньюаня. Но Шэнь Юаню тогда меньше всего хотелось думать о сюжете и пытаться вытрясти из Системы информацию.
Юаню хотелось ревниво выгнать из кабинета если не всех, то хотя бы Ша Хуалин — чтобы не смела видеть это драгоценное, такое… открытое выражение лица. Чтобы даже случайно не запомнила эту улыбку.
Он смог взять себя в руки: как никогда пригодился опыт жизни под угрозой ООС и навыки главы пика. Он даже вполне успешно обсудил с главой ордена план по налаживанию дипломатических отношений с Царством демонов в лице Бинхэ.
А вот потом… потом отвлечься было не на что. И Юаня накрыло.
Осознанием, что он не тот человек, который дорог Юэ Циньюаню. Что само его появление убило или изгнало Шэнь Цзю, что та его речь о необходимости оставить прошлое в прошлом была ужасно лицемерной. Что он отъявленный лжец, несмотря на демонстративно носимый артефакт, что не заслуживает ни этой улыбки, ни мягкого взгляда, ни прогулок по ухоженным тропинкам Цюндин.
С Лю Цингэ было проще. Того с Шэнь Цзю связывали только постоянные ссоры, и дружба — дружба была заслугой только самого Юаня. Что касалось Юэ Циньюаня… Не Шэнь Юаню мальчишка Юэ Ци давал когда-то обещание, не его стремился спасти всеми силами.
Не от него хотел бы получить если не прощение, то хотя бы шанс на него.
Да что там, когда Юань вытряс предысторию этих двоих из Самолёта, он сделал это исключительно для сбора информации и выстраивания линии поведения. И воспринял — как информацию. Базу для очередной своей лжи. Обругал Цинхуа, что тот не вставил в текст хотя бы пару намёков на это, слегка посочувствовал Шэнь Цзю: не таким уж злобным злом тот оказался, — и пошёл спасать свою задницу от угрозы разоблачения.
Было… противно. От самого себя, от того, что, несмотря на всё это, несмотря на то, что он был не тем человеком и врал буквально каждым своим шагом, Шэнь Юань не хотел останавливаться. Не хотел постепенно сводить на нет общение, лишаться этого ненавязчивого внимания и возможности ловить тёплый взгляд.
Не хотел лишаться Юэ Циньюаня в своей жизни.
Интересно, будь Шэнь Цзю жив, он бы попытался придушить самозванца в первую очередь за это или всё же за пост главы пика и Сюя?
Мысль была странной. И чем-то зацепила, заставляя отвлечься от гоняемых по кругу самоугрызений. Шэнь Юань нахмурился и медленно повторил про себя. Если бы Шэнь Цзю был жив...
А почему Юань вообще решил, что тот умер?
Да, в последнее время роль Шэнь Цинцю выполнял Юань, и Цзю ему даже в кошмарах не являлся. Но... На самом деле Юань никогда не спрашивал. Даже не задумывался о том, а куда делся оригинал.
Не то чтобы такой ответ мог дать кто попало. Но в Пути гордого бессмертного демона было более чем достаточно зеркал истины, сфер прозрения и прочих рояльно-сюжетных элементов, призванных облегчить главному герою путь к очередному па-па-па. Шэнь Юань, конечно, не обладал ореолом, благодаря которому древние кровожадные богини незамедлительно проникались бы желанием ему помочь, но, во-первых, он мог выдать такое задание тому же Бинхэ...
А во-вторых — собирался начать вовсе не с этого.
«Система»
[К услугам хоста 24/7!]
«Сколько у меня сейчас баллов?»
[На вашем счету 27 360 баллов. Продолжайте усилия по исправлению сюжета!]
Шэнь Юань мысленно присвистнул. Десять тысяч ему упало после возвращения Бинхэ из Бездны — точнее, после того, как его слегка почерневший лотос узнал, что учитель не хотел его убивать и вообще рад возвращению ученика. До этого Система отказывалась их начислять, отговариваясь уровнем разбитого сердца главного героя. Ещё несколько тысяч удалось заработать по итогам памятного разбирательства. Но остальное?
Неплохо Система оценивает участие в политике демонических земель. Или дело здесь было в том, что Шэнь Цинцю в первую очередь помогал Бинхэ?
Впрочем, неважно.
«На что могут быть потрачены баллы?»
[Хост может приобрести за баллы большой и малый двигатель сюжета, перечень ключевых сюжетных событий, доступ к воспоминаниям Шэнь Цзю, эксклюзивную инсайдерскую информацию о построении мира, которая была создана, но не опубликована Самолётом, стреляющим в небо...]
«Доступно ли приобретение информации о деятельности Системы или последствиях, возникших вследствие этой деятельности?»
Пауза — небольшая, но заметная на фоне мгновенных ответов до этого.
[Хост имеет возможность приобрести такую информацию в рамках имеющегося у него уровня доступа. Уточните запрос для определения Системой возможности и стоимости предоставления информации].
Юань перевёл дыхание. Сглотнул.
Нервно намотал по комнате несколько кругов.
Остановился. Выдохнул.
«Что произошло с Шэнь Цзю в результате моей трансмиграции?»
Счёт баллов немного просел.
[Персонаж «Шэнь Цзю» был заархивирован для исключения возможности повлиять на сюжет]
Юань облизнул пересохшие губы.
«Возможно ли вернуть Шэнь Цзю в активное состояние?»
Снова пауза — на этот раз достаточно долгая, чтобы Юань начал наматывать по комнате нервные круги.
[Да]
Выдохнуть. Обмякнуть от схлынувшего напряжения.
[Эта система обязана сообщить пользователю, что разархивация оригинального персонажа в этом же теле приведёт к возникновению эффекта «Одержимость», подкласс «Двоедушие», а также возобновлению искажения ци третьей степени, прерванного вмешательством этой системы]
Что?
[Также высока вероятность утраты хостом контроля над мечом Сюя и гибель тела в результате конфликта энергий между хостом и оригинальным персонажем, усиленного искажением ци]
Шэнь Цзю что, всё это время так и оставался где-то в глубинах тела, просто подавленный Системой?!
***
Прооравшись и выплеснув эмоции, Юань начал думать. Что имеется, в чём сложности, что он хотел бы получить в идеале и вообще стоит ли так рисковать… Есть ли разумные основания для того, чтобы добровольно влезать в огромные, эпические просто неприятности. Может, оставление ситуации как есть имеет нехилый потенциал рвануть где-нибудь в будущем, как вернувшийся из Бездны Бинхэ в исходной истории?
Через пол-шиченя времени, десяток нервных кругов по бамбуковому домику и некоторое количество внутренних воплей от абсурдности происходящего Юань вынужден был смириться. Да, он идиот. Да, именно настолько. Да, он собирается копать себе... хотелось бы верить, что не могилу, но как минимум глубоченную яму.
Да, просто потому что. Смысла в подобном «героизме» не было никакого. Даже если удастся решить вопрос с количеством тел и намерением Шэнь Цзю скопытиться от искажения ци, не дожидаясь воскрешения — с позиции сохранения Циньюаня в своей жизни притащить ему его Сяо Цзю было просто худшим вариантом. Тут сразу и несколько лет обмана, и неопровержимое доказательство того, что Шэнь Юань другой человек, и захват тела главы пика, и что только ещё не. С головой хватит не то что на Водную тюрьму, а сразу на казнь.
И это не считая самого Шэнь Цзю, которому просто в силу биографии положено было быть той ещё злопамятной сволочью. Заподозрить в милосердии и всепрощении бывшего раба и в принципе человека с очень хреновой жизнью было сложно. Пример Бинхэ, конечно, показывал, что сюжет не абсолютен и если приложить достаточно усилий, то даже главный герой может передумать отрывать тебе ноги. Но проблема в том-то и заключалась, что для Шэнь Цзю на момент «разархивации» ничего ещё не изменится. И если быть честным, то вопрос «как не получить от спасаемого ножом по горлу» должен стоять вообще первым. Задолго до «как объяснить появление Шэнь Цзю всем остальным в целом и Юэ Циньюаню в частности».
В то, что окружающие дружно оценят жертвенность Шэнь Юаня, превознесут его добродетель и похвалят за возвращение Шэнь Цзю (если это вообще получится!), Юань не верил. Даже Самолёт скорее проникнется уровнем идиотизма собрата-попаданца, а не порывом спасти его оригинального персонажа.
Шэнь Цинцю Юаню даже никогда не нравился!
Искушение забыть предыдущие полдня и никогда больше не спрашивать Систему о судьбе Шэнь Цзю было велико. В конце концов, вся эта ситуация не была виной Юаня. Он никогда не хотел оказаться внутри творения Самолёта, не примерял на себя роль главы Цинцзин и не прикидывал «а как бы я поступил на его месте». Он не обязан рушить только-только наладившуюся жизнь ради помощи персонажу… человеку, с которым даже не встречался лично. Да что там, до сих пор он не слышал, чтобы кто-то скучал по его прежнему поведению — по Шэнь Цзю. Циньюань по большей части молчал, пока сам Шэнь Юань не инициировал контакт, остальных, казалось, всё устраивало…
Да, был риск когда-нибудь получить пробудившуюся бомбу чужого сознания в своей голове и практически смертельное искажение ци, но с тем же успехом он может огрести и одержимость каким-нибудь посторонним духом. Ему не грозили проблемы, он вообще никогда не чувствовал, что где-то там притаилась капсула с Шэнь Цзю. Да он даже Систему не чувствовал, пока она не разворачивала очередной экран поперёк всего поля зрения.
В общем, никаких проблем от сохранения статуса-кво в обозримом будущем не находилось. Зато проблем вытаскивание Шэнь Цзю сулило целую гору.
Юань намотал ещё несколько кругов по домику. Закатил глаза. Выругался.
И сел растирать чернила.
Если он хочет выжить в той каше, которую собирается заварить, ему потребуется хотя бы план.
