Часть 1
2 февраля 2022 г. в 02:41
"Коттедж Билла и Флер стоял на отшибе, на самом краю прибрежных утёсов. Белые оштукатуренные стены были украшены морскими раковинами. Безлюдное место и очень красивое. И в доме, и в саду постоянно был слышен шум моря, точно сонное дыхание какого-то огромного существа. За несколько дней, проведённых здесь, Гарри то и дело под разными предлогами удирал из перенаселённого домика и смотрел с утесов на просторное небо и огромное пустынное море, подставив лицо холодному солёному ветру".
Даже здесь, в безопасности, Гарри тревожно спал, хотя Лорд и не беспокоил своими откровениями. Его сон был хрупким, будто первые льдинки, которые появляются на лужах в декабрьские заморозки. Как иней в утренние часы, на ресницах оседали по утрам ночные видения. Сегодня он вместе с Добби в магловском магазине выбирал новые пары носков... И Букля несла покупки... Какое счастливое напоминание они оставили ему о себе. Он чувствовал вину за то, что не уберёг самых маленьких друзей от опасности. Свинцовым облаком на груди повисло сожаление. Он молча позавтракал, не замечая друзей, и вышел из дому.
Это был ещё один день на берегу, но сегодня какой-то безмерно тяжёлый... Снова пасмурно и снова прохладно. Передышка нисколько не радовала, она означала лишь затягивание войны. Ни загадки даров смерти толком не давались, ни, тем более, поиск крестражей. Неопределённость и изматывающий страх за близких, переросший в постоянное треволнение, злость от неудач — всё это блокировало остальные чувства, как цемент. К тому же, так тяжело было обнаруживать свою неспособность справиться с ситуацией перед Роном и Гермионой, которые оказались втянуты во всю историю лишь по той причине, что когда-то в первый год обучения разделили с ним обеденный стол в Хогвартсе. "Делай же что-то!" – ругался голос, но мысли оставалась недвижны.
Пока он спускался к побережью, в голове крутились злые голоса, порицая громче и громче. Наконец, он жёстко выругался и остановился, чтоб отдышаться, гнев буквально перехватил дыхание. Цемент треснул, рассыпавшись, и в кончиках пальцев образовалась осевшая пылью от взрыва немота, которая обычно появлялась в них от самой сильной тоски.
На берегу он был один, потому нестрашно было отпустить всё, что так долго спало в душе. Он присел на траву, под грузом мыслей так и тянуло быть ближе к земле: "Если не под землёй...", - он хмыкнул. Трава желтовато безжизненная и мягкая, как перья Букли, стелилась под дуновением ветров... Он посмотрел на небо: "Где-то она, наверное, там. Быть может, и хорошо, что её не стало в самом начале, всё равно кто-нибудь из Пожирателей бы заметил такую яркую птицу, ещё неизвестно, сколько бы они её мучили", – он выпустил воздух из лёгких вместе с проскальзывающими воспоминаниями о своём любимом питомце. В голове установилась тишина, подозрительная, как перед штормом.
Он вспоминал, когда всё началось? Когда стали уходить близкие? Ум выстроил безошибочно образ Седрика. Они не были друзьями, скорее приятельствовали. Первая произошедшая на глазах Гарри столь стремительная смерть от руки приспешников Лорда была нелепой и жестокой, это было даже не во время честной дуэли! Никаких шансов! Просто вспышка... Гарри много раз прокручивал произошедшее: мог ли он сделать так, чтоб всё было иначе? Разве можно было забрать победу у того, кто её достоин? Нет... Потому так страшно было за близких, которых могли настигнуть пожиратели. Потому где-то внутри он носил, как медальон, дребезжащий страх, тикающий словно защемлённый нерв, который ничем нельзя было унять. Вернее, победой над Волдемортом, но эта мысль вызывала лишь горькую усмешку.
Он устал сидеть на земле, заболели кости. Гарри разулся и стал мерить ступнями метры песка. Он был холодный, немного напоминал крахмал или что-то вроде того. Пританцовывая от грусти или, вернее, с грустью, он вспоминал Святочный бал и теперь жалел, что отнёсся к нему так пренебрежительно: "На одно счастливое воспоминание могло быть больше...", – сразу представился преподавательский стол и Дамблдор, в качестве шутки рассказывающий о Выручай-комнате... "И зачем оставил столько загадок этот старик? Разве недостаточно я помучился, вернее, подготовился. Быть может, не только Малфои боятся правды?"
Он вспомнил глаза Драко, внимательные и холодные, которые были так угрожающе близко, и ужас сжал сердце, ведь легко было погибнуть самому и погубить друзей. Как смешно было бы последним лицом в жизни видеть лицо своего врага. Но всё обошлось стараниями малыша Добби, он махнул, приветствуя, каменную могильную плиту на холме, которую ясно видел с берега. Она возвышалась над морем с невыразимым траурным торжеством. "Добби, дружок...",– его мысль оборвалась чаячьим криком, и он впервые за день по-настоящему заметил море.
Сожаления и боль вздох за вздохом покидали тело. Конечно, они не могли исчезнуть все сразу – уж слишком весомы, и так долго были запреты внутри, что набрались соком и пытались врасти в трогательное сердце. И всё же душе становилось проще.
Но что-то очень-очень большое не давало покоя, самое главное. И море вместе с порывом ветра принесло мысль... Гарри ступил в воду.
Смерть Сириуса... Он смотрел на ноги, погруженные по щиколотку в воду, волны вымывали из-под них песок раз за разом, как дни которые сменяли один другой в тоске об ушедшем... Его смерть – одно из самых больших отчаяний, которые он испытывал в жизни, самый страшный сон, который стал явью и никак не хотел прекращаться... Если б можно было предать всю эту идею борьбы с Лордом взамен на короткий разговор с Сириусом, он бы не думал долго, тем более, что победа казалось такой невозможной, почти комичной. А волны всё шевелились, вымывая песок...
Он помнил то чувство обретения крова, которое появилось у него в тот момент, когда Блэк предложил ему вместе жить. Несмотря на то, что эта идея так и не воплотилась, каждое письмо, которое он получал от крёстного неизменно возвращало ему ясность в видение жизни, почву под ногами и чувство дома, которого он никогда не имел... Хотя Сириуса и нельзя было назвать прямо-таки отцом, он сам был скорее приятель даже... и всё же... всё же...
– Сириус, – прошептал Гарри волнам, заходя в воду по колено, – быть может, ты слышишь,– он вспомнил ту беседу с Безголовым Ником в Хогвартсе, который объяснил ему, что крёстный "пошёл дальше" и не останется приведением, – всё-таки слышишь, помоги мне чем-нибудь. Дело даже не в войне,– он сделал паузу, прежде чем сказать что-то слишком для него откровенное,– я скучаю, я так ни по кому никогда не скучал. Может, на какой-то маленький миг, хоть что-то, я совсем выбился из сил, – он в отчаянии вышел из воды, неумолимо уносящей минуты и чувства в свои огромные малахитовые просторы. Прохладная и таинственно глухая, она, казалось была само горе, тяжёлая, плотная, не вздохнуть...
– Сириус, как много я тебе не сказал: что люблю, что о лучшем крёстном и не мечтал, что в особняке на Гриммо было моё лучшее Рождество, хоть ты и сетовал, что бесполезен Ордену, всё же... Ни одна живая душа не берегла меня так, как твоя... – он отступил несколько шагов ещё от воды, – как много я о тебе не узнал... Знаешь, когда Снейп заставил меня переписать журнал ваших выходок в качестве наказания, я, правда, разочаровался или что-то близкое к тому, но, думая о том, как отчаянно вы боролись против зла, как много ты дал мне любви я... всё простил тебе, вам, другим... Может, что-то даже себе... Сириус, только твою смерть мне простить так трудно... – последнее он едва слышно прошептал, теряя реальность. Всё будто сужалось в одну острую железную точку и ныло в висках...
Гарри снова присел на песок, чувствуя, что отчаяние, как прибой, набегает к горлу, глядя, как море беспокойно качалось под беспокоящей силой ветра, тучи густые и плотные плыли мимо. Горло сжалось и не давало воздуху ход. "Вот бы сердце замерло", – стрельнуло в голове, и жизнь вокруг для его восприятия исчезла.
Но вдруг на вытянутую вперёд ногу упал солнечный луч, мимолётный и слабый.
– Я хочу верить, что это ты!..
Луч разгорелся ярче, поднимаясь выше, к плечам, и теплота света была уже где-то на шее, частью на животе. Приятная, мягкая, как объятия... Луч исчез.
– Это ты...
Гарри наконец вздохнул, и кислород с радостью потёк по венам. Пусть, пусть даже это всё просто так совпало, это неважно, это ерунда, он верит... Это важно. Он мягко улыбнулся одними губами, и только тогда заметил, что щеки намокли от слёз.
Он сидел ещё несколько мгновений, волны лизали берег так монотонно и заманчиво. "В конце концов, Кубок был в декабре, не так уж это и холодно оказалось". Он быстро сбросил одежду и забежал воду, нырнув с головой.
Остужающая и перехватывающая дыхание. Свежая и скупая на звуки. Пенистая и синевато-черная. Он вынырнул на поверхность и не смог вдохнуть, рёбра резко раскрывшись не впустили воздух... Гарри перевернулся на спину в попытке ухватить хоть немного кислорода и... получилось. В груди стало горячо и свободно. Он расслабил мышцы. Можно было легко дышать, он чувствовал, как его держит сама вода. В ушах только звуки булькающих пузырьков и неравномерный испуганный пульс. Какой непривычной была невесомость, он погрузился и вынырнул ещё раз, оставшись на какое-то время на спине. Небо всё такое же однообразно серое смотрело на него и делало вид, что не заметило этого прыжка в отчаяние...
От холода свело ногу, боль оживила и вернула сознание, ком в горле, мешавший дышать вытолкнул сердце в голову, заполняя её безумно быстрым стуком. "Надо выплывать", – подумал Гарри и в пару гребков оказался на месте, где мог достать ногами до дна.
Он смотрел на берег мутным зрением, показалось будто мать и отец... Может, на деле он утонул и умер?.. "Если бы так..." Он прищурился, выходя из воды. Надевая очки, Поттер отметил разочарование, возникшее, когда понял, что его ждали на берегу Гермиона и Рон...
– Гарри, мы думали ты утонешь! Ты же не пловец, – она быстро накинула на плечи большое полотенце, – мы видели, как ты бросился в воду из окон хижины.
Рон подобрал оставленные вещи:
– Идём в дом, тебе нужно согреться.
Поттер ещё раз как-то пусто посмотрел на море. Оно молчало. Оно хранило все секреты. Оно продолжало неустанно ласкать берег. Он улыбнулся, чувствуя, что вода обещает ему безопасность больше, чем что-нибудь ещё в мире...
– Гарри, ты с нами? – осторожно спросил Рон, он помнил Поттера таким только, когда тот нашёл зеркало Еиналеж, – идём скорее в тепло, Флёр приготовила тебе чай, – он похлопал его в плечу, и парень наконец по-настоящему очнулся.
В хижине после чаепития его разморило, вода всегда даёт большую усталость. Чуждая для человека она требует больше воли, чем суша. Но тот покой, который она оставляет взамен, едва ли сравнится с земным. И Гарри впервые чувствовал умиротворение за много-много лет. Он вспоминал то уверенное молчание, которое ему подарило казавшееся безучастным море. Теперь оно смотрелось совсем иначе. Как самый верный друг. Наблюдая в окно приливы волн, он не заметил, как обмяк. Веки тяжелели, и воспоминание о солнечном луче, всё ещё скользившее по ноге и шее, заставило его провалиться в спокойный и бездумный сон. Он впервые чувствовал дом в себе самом, впервые чувствовал, как приходят свежие силы. "Значит, всё ещё может получиться",– пробормотали расслабленные губы. Кто-то укрыл его пледом. Это была беспокойная Гермиона, большего в тот день он не запомнил...