Как избавиться от Дамблдора за год

Люциус Малфой плёлся в конце процессии. Беллатриса шествовала посредине, между ним и Долоховым. Антонин возглавлял их трио. Он шагал уверенно, не озираясь по сторонам и не притормаживая. Длинную волшебную палочку Долохов сжимал между пальцами и небрежно покручивал. Впрочем, не стоило обманываться его деланной непринуждённостью. Он без раздумий убил бы любого, кто встал у них на пути. Никаких колебаний и сомнений, лишь холодный расчёт. Таков Антонин Долохов — любимый Пожиратель Лестрейндж. — Люциус, — визгливый голос Беллатрисы вернул Малфоя в реальность, — надеюсь, твой сын не разочарует меня, как дети Нотта и Дэвиса. — Твой племянник, — тихо напомнил Люциус. — Что? — Драко — ещё и твой племянник, — терпеливо пояснил Малфой. Беллатриса обернулась к нему, поморщилась и, вздёрнув нос, снисходительно заявила: — Ровно до тех пор, пока не предаст меня. Люциус ничего не ответил. Он разрывался между правильным и желаемым и от этого искренне страдал. Поступок Трейси и Теодора внезапно его… вдохновил! «А что, так можно было?» — искренне изумился его воспалённый многострадальный мозг, когда Дэвис и Нотт помогли гадким друзьям Поттера сбежать. И с этой самой секунды он лихорадочно соображал, сумел бы поступить таким же образом. Или в наиболее ответственный момент испугался последствий? Честно говоря, старшему Малфою не нравилось среди Пожирателей Смерти. Грязно, душно, нет дорогого шампуня и сносного кондиционера для волос. Жили они по большей части в клоповниках, об изысканных ужинах с Нарциссой оставалось только мечтать. Впрочем, больше прочего Люциуса Малфоя раздражала в Пожирателях разнузданность нравов. Он, однолюб и консервативный любовник, с брезгливостью наблюдал за похождениями соратников Беллатрисы Лестрейндж. По его мнению: хуже всех — Антонин Долохов, который повадился делиться с Люциусом подробностями сношений. Видимо, Долохов заметил, как передёргивало Малфоя от пошлых деталей, и просто издевался над ним. Самое отвратительное случилось вечером накануне наступления на Хогвартс. — Люциус, псина ты аристократическая, что в углу сидишь да дуешься как девка? Присоединяйся ко мне, — Долохов подтолкнул в спину измученных парня и девушку. Девицу, симпатичную шатенку лет двадцати пяти, тоже звали Беллатрисой. Данным фактом и собственным происхождением она и провинилась перед Лестрейндж. Та не смогла снести, что маглорождённая разделяла с ней одно имя. Девушку она велела величать «Триссой-крысой» и отдала её в пользование Долохову. Подобной участи и врагу не пожелать. А вот парень — Винкус Оддпик, обозревать «Ежедневного пророка» — к Пожирателям угодил случайно. Вознамерился прокрасться в стан врага и написать огромную статью об их планах. За слежкой его и поймали. Издевались над ним несколько реже, чем над другими: всё же Винкус — полукровка, и Беллатриса их не мучила в полную силу. Но Долохов ему покоя не давал. — Я воздержусь. Нет настроения, — сдавленно сообщил Люциус. Он старался не смотреть на пленников, особенно — на украшавшие их обнажённые тела ссадины. — Напрасно, Люциус. Уж не импотент ли ты часом? Хоботок-то до сих пор встаёт? — Долохов разразился своим каркающим смехом. Почему-то от слова «хоботок» стало особенно жутковато. Не вязалась эта уменьшительно-ласкательная форма с жестоким Пожирателем. Люциус промолчал и отвернулся. — Ты же не возражаешь, если мы расположимся прямо здесь, Люциус? Малфой пожал плечами и поднялся с кресла. — Освобождаю комнату для вас, — он шутливо поклонился и уж было шагнул к двери. Однако Долохов придержал его за плечо. Пальцы Антонина сжались несколько сильнее, чем того позволяли приличия. — Нет, я хочу, чтобы ты наблюдал за нами, — отчеканил он. Люциус сглотнул невесть откуда взявшийся ком в горле. Естественно, за последние месяцы он уже видал всякого. Но обычно делал это не специально: становился случайным свидетелем и сразу же спешно отводил глаза. Подобные меры позволяли убедить себя, будто он не при чём. Не он терзал юные тела, не он шлёпал, кусал и бил их, не он часами забавлялся с ними, отправляя в них заклинание за заклинанием. Благодаря этому он чувствовал себя несколько лучше всех остальных. Пожиратели вокруг — дикари и маньяки. Он же, Люциус Малфой, — просто жертва системы и благородный борец за чистоту крови. — У меня есть свои дела, Антонин, — сообщил Люциус. Он старался звучать твёрдо, и всё же в интонации прокрались предательские нотки паники. — Нет у тебя никаких дел, гадёныш склизкий, — угрожающе начал Долохов. — Ты останешься здесь и будешь наблюдать за нами. И знаешь почему? Потому что я так хочу. Потому что ты слабак и тряпка. Сядь, Малфой, и не мешай мне трахать предателей крови. Антонин относился к Люциусу пренебрежительно с первой же встречи после побега из Азкабана. По мнению верного слуги Темного Лорда, Люциус предал их ради комфорта и сохранности своей задницы. Такое отношение раздражало Малфоя. Но ещё больше его раздражало, что поделать он ничего не мог. Долохов определённо сильнее, и поддержка его мощнее: Пожиратели уважали и боялись Антонина. Люциуса же опасался разве что ныне покойный Петтигрю. Люциус кивнул. Он понимал, его ответ не так уж и важен: Долохов в любом случае сделает по-своему. — Сядь в кресло и смотри, — сухо приказал Долохов. Малфой тяжело опустился на мягкое сиденье, опёрся локтем о столик и старательно глазел мимо «любовников». Он пытался не думать о них, абстрагироваться и забраться в собственное безопасное место в голове: то самое, где воспоминания о Нарциссе и Драко переплетались в галерею из тёплых картин прошлого, где он сидел в особняке и занимался скучными повседневными делами (как жаль, что он не ценил их, пока мог) и где он был счастлив. И всё же обрывки разворачивающихся перед Люциусом сцен нет-нет да отпечатывались на сетчатке. «Фазаны, салат, вино», — перечислял про себя Люциус и вздрогнул: по щеке Триссы прошлась хлёсткая пощёчина. Девушка и парень покорно упали перед Долоховым на колени. Неспешно Антонин расстегнул молнию и извлёк возбуждённый член. Гигантский член! — Сосите, — руководил Антонин. Винкусу дозволилось облизывать яйца. Триссе пришлось сложнее: в её маленький рот Антонин старательно засосывал огромный хрен. Она давилась, хрипела, однако не спорила. Видимо, уже испробовала на себе, чем чревато любое непослушание. «Нарцисса поправляет букет в вазе и смеётся. Мы собираемся к соседям». Долохов отпихнул от себя девицу и схватил за волосы Винкуса. Извернулся и прижал его лицо к своей заднице. Язык Винкуса проворно скользил между волосатыми ягодицами. Люциуса же замутило. «Я прогуливаюсь по саду, рядом бродит ручной павлин». — Грязнокровки наподобие тебя не заслуживают, чтобы их трахали волшебники наподобие меня, — прохрипел Антонин. Хотел бы Люциус ему напомнить, что Долохов уже присовывал член грязнокровке, в том числе именно этой, Триссе-крысе, да не стал лишний раз его драконить. Долохов отправил в девушку Круцио. Она закричала и упала на пол. Она извивалась, и страдальческая гримаса изуродовала её лицо. Антонин заметно возбудился, резко нагнул Винкуса и загнал в него член. Антонин безмятежно улыбался и попутно сбивающимся голосом «наградил» Триссу ещё парочкой мучительных заклятий. Стоило ей залиться ужасным криком, как он активнее двигался внутри пленника. «Я на званом ужине чистокровных волшебников и министерских работников. Обсуждаю с первым помощником Министра Магии погоду. Присутствующие уважают меня, ловят мой случайный взгляд и жаждут одобрения…» — Люциус, старый извращенец, ты же возбудился, признайся? — Долохов грубо трахал в рот Винкуса. Трисса окончательно затихла и, вроде, вырубилась. Как бы она не свихнулась от пыток. — Возможно, — выдавил из себя Люциус. Он не решился ответить «нет»: велика вероятность, что несогласие раззадорило бы Долохова ещё больше. — Тогда присоединишься? У Винкуса приятная задница. — Сегодня, пожалуй, просто понаблюдаю, — пробормотал Малфой. Трисса пошевелилась, и Долохов тут же кинул в неё Круцио. В этот раз она извивалась на редкость в неестественных позах, а её отчаянный вопль заполнил собой всю комнату. Нет, Люциус не в силах терпеть. Будь что будет. Он подорвался с кресла и кинулся к выходу. К его удивлению, Долохов не пытался остановить Малфоя. Только забился в приступе каркающего смеха и бросил вслед: — Слабак ты, Люциус. Жалкий слабак. Люциус бежал в комнату, что на этой неделе делил на двоих с Селвином. Словно они школьники, а не взрослые состоятельные люди. Он рывком вытащил из стопки бумаг чистый пергамент, обмакнул перо в чернила и быстро застрочил: «Я их ненавижу, Нарцисса. Особенно — Долохова. Я хочу домой. Наберусь храбрости и сообщу твоей сестре, что я ухожу. А ещё попрошу Драко освободить от безрассудного задания по убийству Дамблдора. Я обязательно это сделаю, и потом мы с тобой и Драко…» Остановился. Первый эмоциональный порыв ослабевал. К Люциусу возвращались привычные прагматичность и осторожность. Волновать Нарциссу — отвратительная его естеству идея. В нынешних обстоятельствах немногое зависело от старшего Малфоя, и он бережно охранял всякие зачатки контроля. Например, Люциус до сих пор мог оберегать горячо любимую жену от бесчинств Пожирателей Смерти, и он продолжит заниматься этим. Не позволит втянуть её в их круговорот из равзрата и жестокости. Смял пергамент, занёс волшебную палочку и сжёг незаконченное письмо. Бумага горела быстро, и вместе с ней догорало и терпение Люциуса Малфоя. Он твёрдо пообещал себе как-то исправить свое бедственное положение. — Замок всё такой же безвкусный, — презрительно выдала Беллатриса и легонько пнула постамент с рыцарскими доспехами. — А мне всегда нравился Хогвартс, — неожиданно возразил Долохов. — Как только уничтожим Дамблдора, я с удовольствием перееду сюда и займу его кабинет. Если, конечно, ты, Беллатриса, не против. Несгибаемый и жёсткий Долохов удивительным образом чувствовал, на какие точки Лестрейндж надавливать. Вот и сейчас она явно была польщена тем фактом, что он спросил у неё разрешения. Совсем по-девчачьи хихикнула и откликнулась: — Лучшего директора и не найти. Признайся, Антонин, наказывать за непослушание станешь Круцио, а тех, кто постарше, — своим гигантским прибором? — Совершенно верно, — в тон ей ответил Долохов. — Даже не знаю, что меня испугало бы больше, — засмеялась Беллатриса. Люциуса передёрнуло. Ещё год назад он считал: его рамки дозволенного гораздо шире. Что ж, хватило всего нескольких дней рядом с Беллатрисой и её верными соратниками, дабы убедиться: он ошибался. И будь Малфой чуть смелее, обязательно сообщил бы, что Хогвартс — не место для долоховского хрена. Однако Люциус по традиции промолчал. — Интересно, мальчишка хотя бы решится напасть на старикана, или нам опять делать всю работу самостоятельно? — пропела Беллатриса. Она то и дело косилась на старшего Малфоя. — Люциус, ты что скажешь? Драко справится? — Драко — умный мальчик. Он поступит правильно, — уклончиво отозвался Люциус. Люциус знал: он не самый лучший отец. Временами невнимательный, требовательный, придирчивый, презирающий компромиссы и послабления. Однако и плохим родителем он себя не считал. Он заботился о Драко своим особым способом: дал ему отличное образование, завёл банковский счёт в Грингроттсе лет двенадцать назад и ежегодно отправлял на него кругленькую сумму, вложил в голову младшего Малфоя верные принципы и научил существовать в чистокровном обществе. Многие недостатки в Драко были продуктом его воспитания. Но и многие достоинства — тоже. И он искренне надеялся в данный момент: его сын не станет нападать на директора школы. Да, Люциус Малфой окончательно переобулся в полёте! И сам от себя не ожидал: стресс последних недель довёл его. Оказалось, мечтать о великих свершениях гораздо приятнее, чем принимать участие в их реализации вместе с Пожирателями Смерти под предводительством Лестрейндж. — Я устала. Как же высоко старикан забрался, — раскапризничалась Беллатриса. Остановилась посредине крутой лестницы и топнула ногой. — Почему мы никого до сих пор не встретили? Кого я должна пугать? И платье это тесное я для кого надевала? Чтобы никто меня не видел? Лестрейндж опёрлась о прохладную стену и надулась. Во взоре Долохова на секунду промелькнуло раздражение. Однако он быстро взял себя в руки и кинулся успокаивать Беллатрису. Клятвенно заверил, что они обязательно поиздеваются над маглорождёнными, как покончат с заданием, сиськи её в этом платье прекрасны, и он трахнет её потом как в последний раз. Люциус не сильно вслушивался. Он лихорадочно соображал, что ему делать-то, поэтому короткую передышку встретил с благодарностью. Хорошо, он передумал убивать Дамблдора с помощью Драко. Но каким образом сообщить об этом решении сыну? А вдруг он уже опоздал? Малфой шагнул назад, к узкому окну. Облокотился о каменный подоконник и устремил задумчивый взгляд в ночь — на удивление светлую: яркая луна подсвечивала очертания замка, озера и Запретного леса. Совсем близко прошелестела крыльями огромная светлая сова и скрылась за поворотом. Вот бы с час назад подгадать время да отправить весточку Драко до записки Беллатрисы. Однако история не знала сослагательного наклонения, и Люциус Малфой не умел возвращаться в прошлое. Долго сокрушаться из-за прежних глупостей, по его мнению, бессмысленно. Он немного перевесился через плиту, подставил лицо прохладному ветру и… несколько опешил. Откуда-то снизу двигалась быстрая точка. Точка стремительно увеличивалась в размерах, становилась заметнее и четче. В итоге, изумлённый Люциус опознал в точке своего сына на метле. За талию Драко цеплялась какая-то блондинка. Лицо её на такой скорости рассмотреть практически невозможно, и теперь Люциуса съедало любопытство. Драко пронёсся мимо, выше — видимо, к кабинету Дамблдора. — Люциус, ты оглох?! — взвизгнула Беллатриса. Малфой тряхнул головой, возвращаясь из забытья, и повернулся к Долохову и Лестрейндж. Вроде, те ничего не видели. — Может, отрезать ему уши, если он ими не пользуется? — усмехнулся Антонин. Люциус проигнорировал его замечание, хотя и кипел от невысказанного гнева. — Я что-то видел внизу. Мне почудилось, там шёл Альбус Дамблдор, — как можно более убедительно начал он. План созрел молниеносно: увести Беллатрису и Антонина под выдуманным предлогом, каким-то образом ускользнуть от них и вернуться к сыну для воспитательной беседы. — Не мели чепуху, Люциус, — раздражённо отмахнулась Беллатриса. — Что Дамблдору делать внизу? Наверняка сидит и надрачивает на портрет почившего Поттера у себя в кабинете. — Не соглашусь, — Малфой набрал в грудь воздуха и храбро выступил вперёд. Люциус умел врать и притворяться: иначе в свое время он не добился бы расположения министерских работников. И сейчас он был рад наличию этой сомнительной суперспособности. — У поттеровских подпевал, к сожалению, достаточно времени, чтобы известить о нападении на Хогвартс. Эти паршивцы на редкость пронырливы. Думаю, при первой же опасности Дамблдор предпочтёт покинуть Хогвартс, нежели сталкиваться с тобой, Беллатриса, и нами, твоими соратниками. Очень сомнительная ложь. Любой дурак в курсе: Дамблдор до безрассудства смел. И вряд ли Дамблдор когда-либо опасался Лестрейндж. Однако его смелость почти равнялась самонадеянности и нарциссизму Беллатрисы. Поэтому Люциус надеялся, что враньё сработает. — Ты идиот, Люциус. Куда он… — запротестовал Долохов, явно почуявший неладное. Но Беллатриса перебила его, властно вскинув ладонь вверх. — Хватит, Антонин. Хорошо, Люциус. Я поверю тебе, ты видел Дамблдора. Веди меня к этому месту. Но если ты ошибся, я лично промою тебе глаза желчью броненосца. Ужасный план. Просто отвратительный. По крайней мере по той причине, что Люциус не знал, как выкрутиться в дальнейшем. И снова он шёл в конце процессии. Только теперь ещё более мрачный и уставший. Никакого света в конце туннеля. Одна неопределённость. По этой причине Люциус весьма обрадовался, когда им троим преградил путь Снейп. Хотя в обычное время Малфой его не жаловал. — Северус? — Долохов без лишних колебаний направил на него волшебную палочку. — Ты на нашей стороне? — На чьей же ещё, Антонин? — сдержанно спросил Снейп. Ни один мускул на его лице не дрогнул, словно оружие в руках Долохова его ни капли не пугало. — Я искал Дамблдора для Беллатрисы. Снейп учтиво кивнул Лестрейндж и продолжил: — Он же наша главная цель? — Он — моя главная цель, — поправила Беллатриса. — Однако мы его нашли и без тебя. Люциус видел его внизу. Малфой невольно скривился. — Понятия не имею, кого видел Люциус, — безэмоционально заметил Снейп. — Но Дамблдор не там. Я вас к нему отведу. Беллатриса и Антонин вопросительно посмотрели на Малфоя. Снейп тоже глядел на него: правда, с усмешкой. Люциус почуял, как земля уходила из-под его ног.

Драко.

karma police, arrest this man

he talks in maths, he buzzes like a fridge

he's like a detuned radio

radiohead «karma police»

Не меньше потери контроля я ненавидел бояться. Ненавидел, когда внутри сворачивался тревожный ком. Ненавидел, как сбивалось дыхание и путались мысли. Ненавидел это тяжёлое гнетущее ощущение, от которого не убежать и не спрятаться. К счастью, страх я испытывал нечасто. А чего мне страшиться? Я не чувствовал мандража перед экзаменами и тестами — просто знал, что всё сдам. Не получить оценку выше среднего мог разве что идиот. То есть, Уизли какой-нибудь. В отличие от многих ровесников моего пола, я не пугался общаться дамами. Достаточно посмотреть в зеркало и на мой банковский счет, чтобы сообразить: любая сучка у меня в кармане. И всё же нет-нет, да иногда меня напрягали какие-то иррациональные и тупые вещи. Наподобие гиппогрифа на третьем курсе, Запретного леса — на первом, моей безумной тётки — всегда. Сейчас сраный страх вернулся. Зелье удачи обязано было его снизить. Однако почему-то оно работало не в полную силу (напишу потом Слизнорту отрицательный отзыв). Во мне смешался странный коктейль из уверенности и желания жидко обосраться под себя. Правда, теперь я бы не сумел оформить испуг в телесную оболочку. Я не боялся конкретно чего-то или кого-то. Вся ситуация, всякое решение и действие заставляли меня прогнозировать худшее. Хотя и Феликс Фелицис периодически вклинивался со своим: «Ничего, выберем из худшего самый неплохой вариант». Однако не значило ли это, что приемлемого выхода попросту не наблюдалось? На улице я сделал глубокий вдох, попытался сосредоточиться на вечерней прохладе и игре ветра в волосах. Однако не смог. В огромном кусте я видел притаившегося и готового напасть на меня дубину-Хагрида, в спутанных ветвях ближайшего дерева — силуэты Пожирателей, а в самом воздухе таилась угроза. Казалось, если бы я вытянул язык, то она отдалась горечью на его кончике. Своей спасительной соломинкой в этой пучине я выбрал Флору Джонс. Точнее — издевательства над ней. Старые-добрые насмешки и подначки немного успокаивали. — Вроде, метла треснула, — довольно заметил я, стоило Джонс взгромоздиться на древко за моей спиной. — Говорил тебе не налегать на пирожки, Дж… Флора. Величать её по имени непривычно: чуть противно, чуть приятно. Я пока не определился и всякий раз морщился. Только бы никто не услышал. Решат ещё, будто она моя… фу, девушка. А я так-то одинокий и прекрасный волк. Или дракон. Да, определённо, я дракон, он круче: Теодор меня убедил в этом. Вот бы томным вечером чахнуть над золотом и сжигать огнём всех идиотов, как дракон. Жаль, в нынешних реалиях я тоже кандидат на звание того еще идиота. Иначе не летел бы к древнему директору, что по возрасту сравнялся со многими известными мне артефактами, намереваясь убить его. — Это моё терпение трещит по швам, — пропыхтела Флора, — а я легче пушинки. — Держись крепче, пушинка, — по привычке наигранно скривился, хотя Джонс не видела моего лица. — Соскребать тебя с земли я не буду. Она фыркнула и прижалась ко мне своими великолепными сиськами. На самом деле, я даже жалел, что не мог посмотреть в данное мгновение на Флору. Она на метле — одна из тех невероятных будоражащих фантазий, что заставляла мой член стоять колом. Ещё лучше, если на Джонс в тот момент была бы моя квиддичная форма. Обязательно в полурасстёгнутом виде. Я бы заставил Джонс навернуть несколько кругов, а сам пялился и пялился. После же стащил на траву и трахнул прямо на ближайшем поле. Надо наконец-то воплотить мечты в реальность, если мы выживем. Мы оторвались от земли и за считанные мгновения добрались до высокой башни, где находился директорский кабинет. Я не рискнул направить верную метлу прямиком к окнам в личную обитель Дамблдора. Честно говоря, я вообще сомневался, что на них не имелось защиты из зубодробительных чар. Поэтому кружил перед пустыми чёрными проёмами, которые прорезали стены в длинном коридоре — последнем препятствии на пути к директору. — Ты ведь колеблешься, Драко? — прошептала Джонс. Её горячее дыхание щекотало ухо. — Признайся, я не стану смеяться и шутить. Повернём назад? Найдём Трейси и Теодора, сдадимся Дамблдору и покончим с этой глупейшей затеей. Пожалуйста. Она звучала заманчиво, словно демон-искусительница. Соблазн поддаться её увещеваниям и сдаться — велик. Ещё и предательское зелье удачи важничало внутри: «Сдайся, Драко, сдайся. И всё в твоей жизни обернётся лучшим образом». Но я, к счастью, упрямее. Тряханул головой и до боли в побелевших костяшках сжал древко. — Если ты передумала и планируешь нудеть, я могу вернуть тебя Ховарду. Сам упомянул Рика и сам разозлился. Не то чтобы я ревновал. Ревнуют, по моему мнению, исключительно неуверенные в себе дураки. Да и кого ревновать? Джонс? Она и так вся моя! И всё же подкинутые воображением картины, в каких хаффлпавовец пыхтел и потел над телом моей собственности с сиськами, раздражали. — Я не вещь, чтобы меня возвращать, — возмущённо пропыхтела Джонс. Определённо, эти её мятежные настроения меня напрягали и… заводили. С одной стороны, Джонс — «послушная версия первой половины учебного года» никогда не спорила, покорно раздвигала ноги и полировала мой член с усердием студентки-отличницы. Неплохой функционал. Убрать немного непрошенных слез и соплей, добавить чуть больше тяги к аналу — и практически идеальная женская модель. С другой, идеальное — почти всегда скучное. В этой новой «версии второй половины года» обнаружилось больше пикантности. Её хотелось узнавать и вкушать. С ней можно даже порой поговорить, а потом прижать животом к парте и загнать член по самые яйца. И чтобы она обязательно возмущалась, извивалась и верещала. Так интереснее. Я ничего ей не ответил. Крутанулся на месте, пожалуй, слишком лихо — хотел слегка спугнуть Джонс. Своего добился, она сильнее прильнула ко мне. Увёл метлу вправо и влетел в оконный проём. К нашей удаче, достаточно широкий и высокий, чтобы мы не застряли. Первым ступил на каменный пол и застыл в нерешительности. А что дальше-то? Вход в кабинет Дамблдора охраняли каменные горгульи, и пароля я не знал. — Может, ты в курсе, какой у старого маразматика пароль? — спросил без особой надежды на успех. Флора отчего-то замялась и уставилась в пол. Неловко переминалась с ноги на ногу и потёрла ладони о джинсы. — Нееет, — неуверенно проблеяла и густо покраснела. Я внимательно воззрился на неё. С сентября я достаточно изучил Флору Джонс и её реакции. С тем же вороватым видом она мне врала, будто занята подготовкой к травологии и не имеет возможности весь вечер провести в моей постели. Стоило немного надавить, пригрозить, повысить голос, и она уступала. Правда, попутно хныкала, что просто очень устала. Будто меня данный факт когда-то волновал. — Ты врёшь мне, Джонс? — я удивлённо вскинул брови. — Не Джонс. Флора. Зови меня Флора, — слабо запротестовала она. — Хорошо. Ты брешешь мне, поехавшая дочь кентавра Флора? Поскольку если это так, ты знаешь, что случится. На самом деле я и сам понятия не имел, что буду делать. Сегодня бы её обман меня доконал. И так слишком много стресса на одного бедного меня, Драко Малфоя. Но я нагнал в интонации побольше угрозы да серьёзности. — Хватит обзываться, — насупилась она. — Я тоже умею. Ты — большая задница… большого великана. И вот он такой страшный и… большой. И ты тоже большой, и страшный. И потом это, короче… Она покраснела в попытках оскорбить меня побольнее. Я же возвёл глаза к потолку. Нет, некоторые вещи не менялись. Флора Джонс совершенно не научилась покрывать оппонента отборной бранью. Даже обидно: я предполагал, за год рядом со мной можно подхватить метафоры и эпитеты поизящнее. «Кусок ты тролльего помета» по отношению к Ховарду — вершина её творчества. — Флора, не меняй тему. Спрашиваю в последний раз: ты можешь назвать пароль в кабинет Дамблдора? — говорил терпеливо, пока до банальных угроз не скатывался. — Могу. Но не хочу, — она, наконец, посмотрела прямо на меня. Её глаза опасно увлажнились — того и жди, что разревётся. Я опешил. Во-первых, меня удивила её осведомленность. Флора не упоминала ранее, что когда-либо в течение года посещала Дамблдора. Хотя… может, я просто не слушал? Во-вторых, я-то наивно подозревал, что она худо-бедно смирилась с моей ролью в этой истории. Конечно, я не питал особых иллюзий и осознавал: она продолжит занудничать и упрашивать меня остановиться. Однако считал, до активного сопротивления с её стороны не дойдёт. Напрасно. — Джонс, у меня нет на это времени, — отозвался я. — Говори пароль. И можешь валить, дальше я сам. Она шагнула ко мне. Да так стремительно, что я не успел отпрянуть. Сжала моё правое запястье в своих ладонях и преданно заглянула в глаза. — Трейси утверждает, до тебя невозможно достучаться. Якобы ты упёртый как сто горных троллей. Возможно, в чём-то она и права… Но я поняла, что просто и не пыталась с тобой пообщаться. По-честному, без обмана. — У меня нет на это времени, — тупо повторил я. Под неожиданным напором Джонс несколько растерялся. — Я понимаю, Драко. И всё же я просто хочу, чтобы ты не натворил непоправимых глупостей. Я думала, договориться со Снейпом и Дамблдором, чтобы обезопасить тебя и Теодора — достаточная мера. Однако теперь считаю иначе. Важно, чтобы ты сам отказался от идеи с настоящим покушением. Или мы так и продолжим балансировать на остром лезвии. Я выпучился на Флору и не издал ни звука. Что. Она. Несла. Какая договорённость со Снейпом и Дамблдором? Какое «обезопасить меня и Теодора»? И какое… «балансировать на остром лезвии»? Где она вообще этих художественных оборотов набралась? Разрозненные детали не складывались в единое изображение, и я медленно и верно закипал. А ещё страдал от ощущения, что меня пытаются надуть. — Ведь только так я буду уверена, что ты действительно исправился. Только так я со всей искренностью смогу убедить маму и других министерских работников в твоей невиновности. Пойми, я всё это делаю ради тебя, чтобы ты не угодил в Азкабан, — она быстро-быстро тараторила всякую фразу, словно опасалась, что я её перебью в любой момент. Зря: я настолько охренел, что и не думал прерывать поток имени Флоры Джонс. — Прошу тебя. Нет, я тебя умоляю, Драко, остановись. Отыщем остальных и согласуем план дальнейших действий. Вместе мы точно выпутаемся из этой заварушки и со всем справимся. Я на твоей стороне. Была и всегда буду. Хотя бы раз в жизни, доверься мне. С полминуты мы молча пялились друг на друга, пока я не выдернул руку из её потных ладошек и не отступил на несколько шагов назад. Я старательно увеличивал расстояние между нами. Рядом с Флорой — невыносимо душно. — Я правильно понял, ты о чём-то договорилась со Снейпом и Дамблдором за моей спиной? — заметил я максимально ровным, почти равнодушным тоном. — Не совсем я. Трейси. Я присоединилась позже. И не совсем договорилась… Просто у нас одна цель: помочь тебе и Теодору. Ну, у Снейпа и Дамблдора ещё есть цели. Но я не расскажу. Или расскажу. Драко, ты зна… Очередной удар под дых: Дэвис вела двойную игру. А я как самый настоящий идиот повёлся на её сладкие речи. Нужно было довериться инстинктам. Ещё год-два назад они отчаянно вопили мне: Трейси Дэвис — одна из самых опасных слизеринских сучек. — Стой, Джонс. Хватит. Значит, сука-Трейси весь год нам ссала в уши и, между тем, договорилась со Снейпом и Дамблдором за моей спиной и спиной Теодора? — Флора. Меня зовут Флора, — поправила Джонс. Она раскраснелась и застенчиво теребила край топа. — И когда ты так всё произносишь, звучит дурно. Однако, на самом-то деле, не всё так однозначно. Повторюсь: она всего лишь желала помочь вам не убивать Дамблдора. И я тоже. Помнится, в этом году я значительно раскис и в какое-то особенно светлое мгновение всерьёз радовался: я не один. У меня были не просто друзья. У меня были идеальные друзья. Не идиоты наподобие Крэбба и Гойла, не истерички наподобие Пэнси и не мутные типы себе на уме в духе Забини. В моём существовании появились люди, на которых мне не положить хрен. И я полагал: они мне готовы ответить тем же. Я ошибался. По крайней мере, насчёт Трейси Дэвис. Доверять можно исключительно себе. И иногда — Теодору. Хотя неизвестно, что там успела внушить ему эта лживая сука. — Отлично, «меня зовут Флора», — передразнил я и сменил тему. — Продолжаем. Зачем тебе в чём-то убеждать твою мать и министерских работников? Я ещё ничего не совершил, чтобы они меня в чём-то подозревали. — Ты был неосторожен и временами… той ещё жопой, — Флора слабо улыбнулась, и тут же под моим серьёзным взглядом улыбка угасла. — Этого хватило, чтобы в Министерстве стали пристальнее за тобой следить. А потом тебя и вовсе сдал кто-то из Пожирателей. В Министерстве в курсе о твоих связях с отцом и тётей. Но если ты сейчас поступишь правильно, не полезешь на рожон и доверишься другим, мы всё исправим. Вместе. Я проигнорировал последние фразы. Тяжело вздохнул, инстинктивно снова шагнул назад и упёрся в прохладную стену. И на кого в моём окружении и окружении моего отца можно полагаться? Не успел оправиться от Дэвис, как и предатель-Пожиратель подъехал. Это Селвин. Зуб моего отца ставлю. — Притормози, Флора, — прервал я Джонс и задал ключевой вопрос. — Как давно ты в курсе, что министерские долбоклюи мечтают лицезреть мою прекрасную задницу в Азкабане? От ответа Флоры зависело, добавлю ли я и её имя жирным шрифтом в длинный список предателей. Впрочем, я и так близок вписать его заранее. — Ни о чём таком они не мечтают! — со всей горячностью заверила меня Джонс. — Полагаешь, моя мама в восторге от идеи посадить школьника? Ты сам довёл ситуацию до такого. Но если ты… Я её перебил — слушать очередные уговоры невыносимо: — Да-да, если я поступлю правильно, единороги прибегут к Хогвартсу, тролли превратятся в прекрасных дам, Снейп помоет голову, а ты мне отсосёшь. Понял я, понял. Ответь на вопрос: как давно ты в курсе? — Не очень давно… — Когда? — давил я. — Вроде, в апреле узнала, — призналась Джонс и всхлипнула. Внутри меня что-то оборвалось. Подозреваю, то были остатки моей выдержки. Я закипал, я злился. Убийство директора — и без откровений Джонс мероприятие стрессовое и сложное. А вместе с ними — абсолютно неподъёмное. Рушились мои мечты о Франции на четверых. Стирались из них лица Трейси и Флоры. А откуда-то издалека в голове слышался голос Теодора Нотта. Голос ругался без остановки и сокрушался на тему «Как мы такие красивые и умные прокололись из-за этих дур с сиськами?» — Получается, ты целый месяц врёшь мне в лицо? — начал я с угрожающего шёпота. Но с каждым новым словом громкость нарастала. — И получается, тебе якобы так сильно на меня не насрать, что ты не нашла и нескольких секунд, чтобы заранее предупредить меня об опасности со стороны Министерства? Вроде, Феликс Фелицис до сих пор действовало. Я ощущал некоторые приливы уверенности. Правда, сейчас они сделались менее яркими: гнев захватил с головой. Следовательно, некоторая удача сейчас на стороне и Флоры Джонс. Так какого тролля лысого она вообразила, что признание в подобном — лучшая идея? Видимо, принятая мною доза вступала в конфликт с её порцией, и рядом мы оба превращались в редкостных неудачников и… идиотов. — Ты опять как-то некрасиво переворачиваешь, Драко, — поморщилась Джонс. — Не врала я. Недоговаривала до подходящего момента. И сейчас, думаю, тот самый момент. Давай, наконец, будем честны, давай услышим друг друга. — Зачем, Джонс? С какой стати мне верить тебе? — я пожал плечами. — Весь год ты только и делаешь, что врёшь. Сначала письмо украла, теперь это. Вдруг ты и в это самое мгновение ссышь мне в уши, а у главных ворот Хогвартса уже пасутся министерские уродцы по мою душу. — Я бы так не поступила, Драко! — очередной всхлип. Ещё мощнее. — Откуда мне знать, Джонс, как бы ты поступила или нет, — прошипел я. — Обманешь меня раз, ты — сопля тролля. Обманешь меня два — тролль тут один: и это я. Ты меня уже наебала раза три-четыре. Больше я не позволю. — Я хочу помочь, Драко. Правда. Я не обманываю. Я бы не причинила тебе вред. Я… я люблю тебя! — она снова истерично всхлипнула и подалась навстречу мне. О, нет, от перспективы стать к ней ближе меня замутило. Я не желал больше иметь ничего общего с Флорой Джонс. Её фальшивым слезам и признаниям меня не пронять. Когда любят, то помогают убить директора и избавиться от его трупа, а не строят планы за спиной. Это я знал наверняка. И я вскинул руку с зажатой между пальцами волшебной палочкой. Её конец уткнулся в лицо Джонс. Она опешила и застыла. Её изумлённый взор переходил с оружия в моём запястье на меня. — Отвали, Джонс. Ты лживая идиотка. Хотя я ещё больший идиот. Следовало трахнуть тебя разок и бросить. Большего ты не заслужила. Я и сам не особо-то верил в сказанное. И всё же чеканил всякое слово с особым садистским наслаждением. Мне было неприятно и немного больно (до чего же мерзкое ощущение). И я жаждал причинить ответный вред Флоре Джонс. Я жадно ловил любую перемену в её выражении: хотел убедиться, что мои фразы били в цель. Она сгорбилась и будто бы уменьшилась в размере. Её красивое лицо сморщилось и сделалось не таким уж и привлекательным. Нижняя губа предательски задрожала, а огромные светлые глаза опасно блеснули влагой. «Она это заслужила», — повторял я про себя. — Не говори так, — она прижала ладони к груди. — Не будь со мной жестоким. Я же тебе нравлюсь. Я вижу. — Мне нравилось тебя трахать. Такую послушную давалку найти непросто, — зло бросил я. — Мне повезло. Я планировал запустить в неё оглушающим заклятием и бежать. И не мог сдвинуться с места. Время словно остановилось.