bury what needs burying

      Сяо никогда не ощущал такого горя. После победы над Осиалом, он кладёт своё нефритовое копьё под аккуратную раскладушку в своей маленькой комнате на крыше постоялого двора «Ваншу», но понимает, что времени зализывать раны нет. В его теле уже пульсирует горько-сладкий недуг, которому он не знает названия. Что-то, вписанное в его кровь и кости, преследует его. Адепта заполняет острая необходимость улететь на запад, вернуться туда, где умер Алатус и родился Сяо, подобно перелётной птице, привязанной к дому предков. — Сия ждала твоего прибытия, — объявляет Хранитель Облаков, когда Сяо прибывает на гору Аоцан. — Приготовления должны быть сделаны. Нам следует поспешить. Она поворачивается к другим адептам, без сомнения, готовая строить планы, но всё это меркнет, когда Сяо подходит к каменному столу в центре озера перед ним. Он с трудом переставляет свои измученные войной, отяжелевшие конечности через водоём. Он вспоминает: в первый раз его принёс сюда на руках Рекс Ляпис, наполненного надеждой, такой же всепоглощающей, как и печаль, которую адепт испытывает сейчас. Теперь эти воспоминания — не более чем история, не более чем наследие, которое покоится в душе Сяо и в гравировке на каменном стуле. Теперь Сяо должен нести себя сам, без чьей-либо помощи. Горе острое и необычное; Якса не знает, как с ним справиться.       В последующие несколько недель его поглощает бесчисленное количество традиций и ритуалов, которые отвлекают его от других обязанностей адепта. Даже после прощальной церемонии они должны соблюдать траур в течение ста дней. Между совершением подношений во всех любимых местах Рекса Ляписа в Ли Юэ и сбором Цинсинь с древесиной Цуйхуа Сяо находит для себя небольшую, но тревожную передышку. Он тренируется, ожидая, пока древесная кора затвердеет и приобретёт жёсткую структуру для алтаря. Он медитирует, пока сохнут цветы Цинсинь, и ищет покоя, который всё никак не наступает. — Хранитель Облаков поручила тебе собрать материалы для траурного ритуала, — сказал Владыка Лун, подойдя к Сяо. Над головой зашелестели листья Древа Подавления. Сяо могло бы вывести из себя то, что кто-то помешал его медитации, но мысли Яксы настолько беспорядочны, что он просто поднялся, приветствуя другого адепта. — Так и есть, — отвечает Сяо. — И, несмотря на это, ты сидишь здесь несколько дней подряд, пытаясь медитировать. Тем не менее, не можешь найти покой. Я почти принял твою кипящую ауру за ауру смертного, — укоряет адепт. Сяо выдыхает. — Говори прямо. — Церемония Вознесения весьма замысловата и многообразна, — начинает величественный олень, — прошло много лун с тех пор, как ушёл из жизни адепт, более того — Верховный адепт. После небольшой паузы Владыка Лун вновь открывает пасть, чтобы продолжить, но Якса его перебивает: — Что ты забыл? — Тот, что пред тобой, знал Рекса Ляписа дольше, чем ты был в Ли Юэ. Тебе стоит относиться с уважением к старшим. Сей имеет множество обязанностей и забот, — Владыка Лун в смятении хмыкает. — О роковом просчёте мне стало известно. Сяо скрещивает руки на груди. Ждёт. — Хотя верные последователи Рекса Ляписа скорбят и будут скорбеть, разуму нужен якорь в физическом мире, дабы напоминать не только себе, но и окружающим о их горести. Сто дней оплакивания Рекса Ляписа должны быть ознаменованы траурной лентой, вознесённой адептом. — Ты хочешь, чтобы я собрал материалы, — Сяо отводит руку, материализуя в ней копьё. — Я соберу их до наступления утра. — Усердие Яксы похвально, — адепт качает своей массивной головой, — однако, такие материалы требуют особого подхода. Юная Гань Юй посоветовала обратиться к ней для уточнения деталей. — Хорошо, — отвечает Сяо. Если уж на то пошло, он может следовать инструкциям. Якса крепче сжимает в руке копьё и чувствует, как в нём начинает скапливаться энергия Анемо, когда Владыка Лун вдруг снова начинает говорить: — Ты постоянно ищешь покоя, который, однако, ускользает от тебя, — адепт ожидающе смотрит на Сяо. — Смерть Рекса Ляписа… — он с трудом подбирает слова. — Расстроила меня. Владыка Лун склоняет голову в раздумьях: — Ты растерян и не собран. Я не могу оставить члена адептов наедине с проблемами. Что у тебя на уме, Охотник на Демонов? — Не о чем говорить, — бесстрастно отвечает Сяо. — Аура пред сим истерзана. Течение мыслей в твоей голове мутнеет, становясь почти человеческим. Сырым и уязвимым. Сяо всё сильнее сжимает в руке копьё, надеясь, что адепт скоро закончит говорить. — Смею предположить, что ты неспокоен из-за нехватки решимости. Рекс Ляпис любил всех своих последователей — в частности, своих адептов — и всё же ты чувствуешь, что ваши отношения с ним внезапно изменились, — Владыка Лун хмыкнул. — Не мешало бы помнить, что ты всё ещё принимаешь участие в жизни, которую он так великодушно даровал тебе. — Конечно, — говорит Якса. В его горле внезапно появляется необъяснимый ком. Сяо тяжело сглатывает. — Сей постарается запомнить эти слова. — Как и следовало бы, — адепт хмурится, а затем, топнув копытом по мягкой земле, исчезает.

***

      Сяо провёл немало времени в уединении. Во время действия контракта с Рексом Ляписом у него была возможность выполнять свои обязанности по своему усмотрению, возвращаясь для отчёта перед господином только по мере необходимости. И в прежние времена он, по крайней мере, был одинок в своих страданиях. Потому гавань — сердце и кровная линия современного Ли Юэ — всегда слишком оживлённа для него. Торговая площадь Фэйюнь проснулась к тому времени, как адепт, наконец, нашёл то, что искал. С лёгким потоком ветра он появляется перед антикварной лавкой «Сигу». Якса беззвучно опустился за спиной Гань Юй, но та всё равно обернулась. — Адепт Сяо, — приветствует девушка взволнованно, как всегда. — Ты очень вовремя. Я только что разговаривала с господином Чжун Ли, консультантом похоронного бюро. Консультант красив и элегантен; Сяо узнаёт в нём спутника Путешественницы. Смертный склоняет голову в знак приветствия. Тем не менее, адепт игнорирует мужчину, вместо этого обращаясь к Гань Юй. — Владыка Лун сказал, что тебе нужна моя помощь с траурными лентами. — Ах, да, — с измученным видом отвечает девушка. Рядом с одним из её рогов торчит небольшая прядка волос, при виде которой Сяо зачесался. — Это ещё одна вещь, с которой нам понадобится помощь Чжун Ли. Ленты должны быть сделаны из ткани из особых цветов Шелковицы и окрашены белым пеплом — очень специфичным видом белого пепла! — Я помню детали, — спокойно говорит консультант, — если Адепт Сяо изволит помочь мне, я уверен, что мы будем более чем способны найти необходимые материалы для тебя, Гань Юй. — Хорошо, да, — кивает Гань Юй. Она опускает взгляд на скрученный пергамент в руке, испещрённый чернилами и каракулями. — Замечательно, я вычеркну это из своего списка. Мне действительно пора идти — нужно закончить ещё двадцать семь дел до конца сегодняшнего дня. Дайте мне знать, если возникнут какие-либо проблемы. Девушка смотрит на Сяо, потом на Чжун Ли, а затем снова кивает сама себе. Они смотрят, как юный адепт рысит прочь с развевающимися на ходу волосами. — Должен сказать, — начинает смертный, — я никогда не видел секретаря Цисин настолько взволнованной. — Многие адепты глубоко переживают потерю Рекса Ляписа, — огрызается Якса, — и у каждого из них свои трудности, с которыми приходится справляться. Смертный осмеливается посмотреть Сяо в глаза. Его взгляд бесстрастно замирает на мгновение. — Конечно, — говорит он, затем отворачивается и берёт в руки корзину с чем-то похожим на антиквариат. — Прошу меня простить, Адепт Сяо, секретарь застала меня в тот момент, когда я намеревался сдать на хранение несколько предметов. Позвольте мне отдать вещи, а потом мы обсудим вопрос о траурных лентах. Консультант зашёл в антикварный магазин позади, оставляя адепта наедине со своими мыслями.       Сяо внезапно охватывает желание оплакать смерть своего господина в одиночестве. Он испытывает нелогичное и импульсивное стремление скрыться в своей комнате и запереть дверь, отгораживаясь от груза своих обязанностей и надоедливых тонкостей прощальных ритуалов, чтобы самостоятельно перебрать и сохранить в голове последние воспоминания о Рексе Ляписе. Однако, не повезло: — Надеюсь, ты не слишком долго ждал, — объявляет консультант, выходя из магазина с пустыми руками. — Я готов пожертвовать временем ради того, чтобы наши приготовления были как можно более точными, — говорит адепт. Он также понимает, что смертные, несмотря на нехватку времени, очень редко осознают его важность. Однако, эту мысль он держит при себе. — Я восхищаюсь твоей преданностью столь длительным традициям, — нейтрально отвечает Чжун Ли. — Ни один человек не может и близко понять отношения между Рексом Ляписом и его адептами, — язвит Сяо. — Чествовать его, исполняя эти ритуалы — какими бы сложными они ни были — наш долг. Тебе следует воздержаться от высказываний о том, чего ты не знаешь, смертный. Сяо ожидает, что мужчина возразит или, возможно, отступит назад, но ошибается. Консультант только понимающе улыбнулся. — Пожалуйста, — говорит он, — зови меня Чжун Ли. Если нам предстоит сопровождать друг друга в обозримом будущем, то было бы разумнее поддерживать дружеские отношения. Ты согласен? Сяо скрещивает на груди руки, но, когда понимает, что Чжун Ли не намерен продолжать без ответа, коротко кивает. — Отлично, — произносит консультант. — Мы можем продолжить нашу беседу в моём офисе, если ты не против.       Сяо следует за стройной фигурой Чжун Ли, пока они пробираются по торговой площади Фэйюнь, мимо патрулирующих Миллелитов и Гильдии искателей приключений, за шатёр Синьюэ и сквозь толпу торговцев, предлагающих свои товары. Если отбросить типичные недостатки смертных, Чжун Ли, безусловно, обладает влиянием: неопытность Сяо в навигации по городу — особенно в середине дня, в такой людный час — заняла бы у них вдвое больше времени. Однако здесь, сейчас, толпа, кажется, расступается перед консультантом: солдаты, покупатели и владельцы магазинов спокойно уступают дорогу ему и, вслед за ним, адепту. — Цветы шелковицы, нужные для лент, уже посажены, — объясняет Чжун Ли, направляясь к своему офису в похоронном бюро «Ваншэн». — Я предусмотрел это, готовясь к Церемонии Вознесения, и поручил эту задачу земледельцам деревни Цинцэ. Далее последует наматывание и плетение шёлкового материала в ткань, о чём также позаботятся жители поселения. Мужчина распахивает дверь кабинета и жестом приглашает Сяо войти. Внутри комната опрятно обставлена разнообразной и довольно предсказуемой атрибутикой. Якса видит богато украшенную шкатулку, в которой собраны различные птичьи перья, упорядоченные по форме и размеру; целую полку, посвящённую странным, но очень ценным на вид вазам, графинам, чашам и тому подобному; за столом для каллиграфии и чайным стулом Чжун Ли стоят несколько растений в горшках и цветущая арка из жёлтых цветов, которые Сяо не узнаёт. Комната обладает уникальной элегантностью и гармоничностью, она настолько хорошо оформлена, что адепт невольно задумывается. Он чуть не пропускает мимо ушей слова Чжун Ли: — Последний шаг, однако, самый сложный, — консультант выдвигает стул и садится, затем жестом показывает на похожий стул перед столом. Сяо нехотя занимает место. Мужчина разворачивает на столе большой лист пергаментной бумаги. — Ткань из Шелковицы очень высокого качества, однако, чтобы считаться траурной лентой, она должна быть окрашена белым пеплом, что предписано традицией. Посоветовавшись с Гань Юй и изучив всю литературу, которую я смог найти, мы решили, что лучше всего использовать натуральный белый пепел из кизельгура. — Поясни. — Кизельгур очень мягкий. Это осадочная горная порода, которую можно раздробить или раскрошить в очень мелкий порошок, иногда используемый в качестве пепла для благовоний или почвы для некоторых видов комнатной растительности. Обычно его получают из окаменевших останков водорослей. Вместе с натуральными видами глины из него получается нужный нам белый пепел. Сяо откидывается на спинку стула. Его ноги едва достают до пола. Он снова подаётся вперёд. — И где нам его искать? — Поскольку кизельгур состоит из окаменелостей, мы найдем его в осадках ручьёв, бассейнов, озёр и рек. Со временем земля окаменевает, превращаясь в горную породу. С моим Глазом Бога Гео найти эти залежи не составит труда. — Расположение этих залежей имеет значение, — настаивает Сяо. — Если мы хотим собрать какой-либо материал, он должен быть из места, которое было значимым для Рекса Ляписа. — Разве не весь Ли Юэ значим для Рекса Ляписа? — Чжун Ли поднимает взгляд. — Я… — начинает Сяо. Он сомневается, правдиво ли то, что он собирается сказать. — Мне бы хотелось думать, что я его знал. Чжун Ли, видимо, чувствует дискомфорт адепта. — Конечно, — мягко отвечает он. — Как и в любом ритуале, те, кто занимаются приготовлениями, должны иметь право принимать решения по своему усмотрению. — Дело не во мне, — возражает Сяо. — Дело в… том, что он значил для его народа. Есть вещи, которые я хочу оставить в память о нём, которые, я думаю, важны для него. Чжун Ли ещё некоторое время смотрит на адепта, его глаза пронзительно светятся в мягких лучах лампы. Якса чувствует себя странно и прерывает зрительный контакт. — Понятно, — наконец говорит консультант. — Что ж, надеюсь, у тебя есть несколько мест на примете.

***

      Сначала они идут к границе Ли Юэ, где земля пересекается с морем, мимо южной верфи и подальше от причала, так, что шум Гавани едва слышен. — Окраина Ли Юэ, — отмечает Чжун Ли. Он поворачивается к горизонту, где океаны и земли вдалеке сливаются в синеву. — Я чувствую внизу залежи кизельгура. Море омывает их ноги, когда они движутся к песчаному участку, на который положил глаз консультант. — Подожди, — говорит Сяо, но мужчина ступает в воду прежде, чем адепт успевает его остановить. Каждый шаг Чжун Ли встречает каменный столб, поднимающийся из песка и поддерживающий его так, что только подошвы его парадных туфель касаются воды. Когда четыре колонны образовали путь от песка к морю, консультант остановился, заметно довольный этим местом. Сяо наблюдает, как мужчина одной рукой достаёт мешочек из своего коричневого фрака. Второй же рукой он обводит странным жестом дно и поднимает из-под воды горсть сверкающего белого песка. Морская вода стекает с висящей в воздухе горсти и капает обратно в море. Плавающий песок слегка светится энергией Гео. Консультант встряхивает рукой и складывает всё в мешочек, который он, элегантно вернувшись на берег, отдал адепту. Наполняющая его песчаная земля немного влажная. — Не желаешь ли ты сказать несколько слов? — Чжун Ли спрашивает, казалось, ничуть не обеспокоенный своей демонстрацией силы Гео. Якса растерянно моргает. — Ли Юэ быстро меняется, — медленно начинает Сяо. Мешочек с песком в его ладони тяжелый, своей массой внушая чувство уверенности. — Время мало что значит для таких адептов, как я. Для богов и архонтов время значит ещё меньше. И всё же за эти несколько дней я думал о прошлом больше, чем за многие столетия. Сяо слегка выдыхает и смотрит вдаль, туда, где небо встречается с линией берега. — Пусть эти песок, земля и глина станут памятником силе Рекса Ляписа, которую он использовал, чтобы защитить наши границы и наш край бесчисленное количество раз. И только лишь их дыхание слышится в порывах ветра. Однако, как и всегда, момент тишины проходит, и Сяо отворачивается. — Нужно торопиться, — говорит он. — То, что мы здесь стоим, ничем не поможет.

***

— Ты говоришь о силе и могуществе своего архаичного господина, — говорит Чжун Ли некоторое время спустя, после того как они молча преодолели горный перевал Тяньхэн и прошли через руины Дунь Юй. Теперь они направляются ко второму пункту назначения. — Неужели эти сила и мощь не отражаются теперь и в жителях Ли Юэ? Почему адепты продолжают поклоняться божеству, которое с недавних пор отказалось от своей власти над людьми, которых оно когда-то опекало? — Возможно, эта сила и есть в людях, — начинает Сяо, — потому что это Ли Юэ на сегодняшний день. Но не всегда было так спокойно, как сейчас. Древние враги — драконы, морские чудовища и злые существа — не могут быть побеждены современными людьми. Ли Юэ стал таким, как сейчас, только благодаря тому, что сделал Рекс Ляпис. — Ты говоришь об этом так, будто тебе это внушили, — замечает Чжун Ли. — Как и Гань Юй, и другие адепты, с которыми я сталкивался. Разве твой господин не разрешал тебе самостоятельно думать? Разве теперь ты не освобождён от его контракта? Под их ногами дорожка из гравия превращается в обыкновенную траву, когда они достигают тех краёв, куда большинство жителей Ли Юэ не решается зайти. Сяо удивлён тем, что консультант так долго идёт, ни на шаг не отставая. — В нас всё ещё живёт наследие Рекса Ляписа, — настойчиво твердит Сяо. Его беспокоит отсутствие руин или гор, когда они спускаются к долине Тяньцю, где нет никаких укрытий, способных защитить их или спрятать. — Мой долг — защищать таких смертных, как ты. Это высечено на камне. — Значит, даже в смерти ты по-прежнему не более чем слуга Рекса Ляписа? — Чжун Ли хмурится. — То, кем я являюсь для него, не имеет значения, — огрызнулся Сяо. — Главное — это мои верность и служба. — Почему? — Нет никаких причин. Так сложились обстоятельства, и я больше не буду отвечать на твои наглые вопросы. — У тебя теперь есть собственная воля, — возражает консультант. — Зачем тебе нужно… Сяо резко бросается вперёд во вспышке зелёного света, сбивает двух затаившихся хиличурлов позади Чжун Ли и налетает на защищённого щитом митачурла. Тот рычит. Адепт огибает его, подсекая сзади по ногам, а затем подпрыгивает и обрушивается вниз. — У меня есть своя воля, да, — начинает Якса, закончив своё дело. Он смахнул останки со своего копья на траву. — И сейчас я использую её, чтобы обеспечить твою безопасность. Если ты ещё сможешь идти наравне со мной, пока мы не доберемся до подножия горы Аоцан, тогда я продолжу своё объяснение. Не раньше.

***

      Они идут к подножию горы Аоцан через Южные небесные врата, мимо Древа Подавления, по опасным деревянным мостам Каменного леса. Шпили скал вырисовываются в море облаков, как огромные павильоны. Сяо даёт Чжун Ли небольшие поблажки: позволяет ему потрогать нежные лепестки цветка Цинсинь, на мгновение передохнуть на высоком склоне горы, чтобы полюбоваться журчащими внизу реками. Адепт, несмотря на постоянные вопросы и человеческие недостатки мужчины, неохотно признаёт его знания и устойчивость. Он без страха следует за Сяо, даже туда, куда при любых других обстоятельствах смертному ступать запрещено. — Отвесные скалы владений адептов не под силу человеку, — признаётся консультант, когда они достигают подножия горы Аоцан. Они смотрят вверх, вверх и вверх на почти вертикальный склон. — Так и есть, — отвечает Сяо. Он поворачивается, чтобы рассмотреть Чжун Ли. Мужчина на вид не тяжёлый, но и не хрупкий; нести его в гору не будет такой затруднительной задачей. — Но мы уже у подножия. Я помогу тебе добраться до вершины. Логичность своих действий адепт до этого момента не осознавал. Сяо делает шаг ближе к Чжун Ли, а затем отступает назад. — Твоя неприязнь к физическому контакту не ускользнула от меня, — дипломатично произносит консультант. — Я подожду здесь, пока ты собираешь необходимый материал. — Нет, — Якса качает головой, — оставить здесь твою силу Гео было бы упущением. Я понесу тебя. Последнее он сказал через стиснутые зубы, и на миг дёрнувшийся рот выдал удивление смертного. — Можешь распоряжаться мной как угодно, Защитник Якса. Адепт хмурится и подходит к мужчине прежде, чем успеет передумать. Обхватывает руками тонкую талию Чжун Ли, как только может, не обращая внимания на тепло, исходящее от его груди, и прижимает к себе. — Держись, — предупреждает он консультанта. Порыв ветра, призванный Сяо, подбрасывает их вверх, разносясь вокруг них вихрем. Не более чем за несколько секунд они приземляются на террасе обители Хранителя Облаков. Чжун Ли слегка оступается, когда их ноги касаются земли; он протягивает руку к плечу адепта и опирается на него: большим пальцем касаясь затылка, а остальными четырьмя пальцами прижимаясь к ключице. Для Сяо его ладонь ощущается тёплой и тяжёлой. — Прошу прощения, — говорит консультант. Он убирает руку и отступает на шаг. Его взгляд смягчается при виде сцены перед ними. — Гора Аоцан, — объявляет Чжун Ли, осматривая красно-янтарные деревья и безмятежное озеро. — Дом Хранителя Облаков и частое место встречи Рекса Ляписа с его спутниками. На первый взгляд, эта вершина выглядит слишком просто для своего исторического прошлого. Он постукивает пальцем по подбородку, затем продолжает: — Но в его простоте есть своя красота. Расположение стола, тень, которую дают деревья… Якса наблюдает, как мужчина подходит к каменному столу и проводит пальцами по гравировке на каждом из каменных стульев. Чжун Ли двигается, говорит и касается всего с ловкой уверенностью, рассматривая седалища богов древности без торжественных возгласов и страха. Он поворачивает голову, чтобы прочитать слова, выгравированные на стуле Гуй Чжун, и погружается в мысли. В лучах заходящего солнца его лицо окрашивается золотистым цветом. Сяо откашливается. — Прошу меня простить, — говорит Чжун Ли, поворачиваясь к адепту. — Мне трудно не думать обо всём, что здесь произошло, как, я уверен, и тебе. Консультант в последний раз окидывает взглядом каменный стол, прежде чем его Глаз Бога загорается, и он переходит к мелководью бассейна. Якса наблюдает, как Чжун Ли опускается коленями на песок, не обращая внимания на камни, гравий и чистоту его штанов. Он снимает два светлых кольца на больших пальцах и опускает их на берег, серебро на песок. Затем стягивает с обеих рук свои чёрные перчатки. Сяо хочет отвернуться, но солнечный свет соблазнительно играет на бледных кистях рук мужчины. Чжун Ли опускает обе ладони под спокойные воды и зачерпывает двойную горсть песка. Якса подходит к нему и достает из штанов пустой мешочек. — Вот, — грубо бросил адепт, возясь с завязками, и затем открыл мешочек. Пересыпав песок, консультант довольно кивает, после вытирая блестящие от влаги руки о ткань штанов. Сяо отвёл взгляд. — Ты спрашивал меня, почему я до сих пор посвящаю свою жизнь служению Рексу Ляпису, даже после расторжения нашего контракта, — Якса смотрит вокруг: на каменный стол, на запечатанный вход в обитель Хранителя Облаков, на их отражения в воде бассейна. — Именно сюда Рекс Ляпис привёл меня после того, как освободил во время войны Архонтов. Здесь он даровал мне новую жизнь. Сяо отступает к каменному столу в тени. Он приподнимает мешочек с песком. — Это будет свидетельством милосердия моего господина. Его готовности защищать и укрывать тех, кто в этом особенно нуждался — включая меня и смертных жителей его страны. Якса поворачивается к наблюдающему за ним консультанту. — Я защищаю Ли Юэ и по сей день, чтобы почтить его. Я ставлю нужды людей выше своих собственных, потому что могу. И потому что так я возвращаю свой долг Рексу Ляпису, — Сяо откашливается, — он спас меня. И за это я обязан ему всем. — Твой бог спас тебя, потому что хотел себе подчинить? — тихо спросил Чжун Ли. — Или он спас тебя, потому что считал твою жизнь стоящей? Адепт вздрагивает. Он не уверен, как объяснить то, что он чувствует; он даже не знает, может ли он вообще понять то, что он чувствует. — Я далеко не человек, — медленно начинает он, — обычно человеческие эмоции мне чужды. Чжун Ли выдвигает каменный стул и садится, легко и непринуждённо. Язык его тела открыт и располагающ. — Но я чувствую… я чувствую печаль, — говорит Сяо. Слова звучат медленно, но затем начинают течь ровно, словно журчащий ручей. — Я чувствую себя опустошённым. Я чувствую вещи, которые мне незнакомы, те вещи, которые не должны меня так затрагивать. Я задаюсь вопросом, почему мой господин оставил меня. Почему он оставил всё таким недосказанным. — Что ты хотел услышать? — Чжун Ли хмурит брови. Вдалеке кричит птица. Якса молчит, понимая, что вряд ли бы смог ответить на этот вопрос, даже если бы попытался. — Уже поздно, — вместо этого говорит он. — Мы должны отдохнуть здесь. Утром вернёмся в Гавань Ли Юэ. — Я думал, что адепты не устают так просто. — Если бы я был один, то смог бы преодолеть вдвое большее расстояние в два раза быстрее, — говорит Якса, не закатывая глаз. — Это не ради моего блага, а ради твоего. — Как мило, — консультант улыбается. Не церемонясь, Сяо снова берет мужчину на руки и спускает их в ущелье Каменного леса. Он находит старую пещеру, в которой укрывался раньше. — Жди здесь, — приказывает адепт и бросается вперёд с энергией Анемо, не дожидаясь ответа и не убеждаясь в том, слышали ли его. Взрослый Геовишап и сопровождающий его детёныш приютились в пещере, среди нескольких слоёв бирюзовых кристаллов и Кор ляписов. К тому времени, как Сяо избавился от них, пол пещеры был усыпан сверкающими осколками. — Эта земля может быть очень ценной, если знать, где искать, — Чжун Ли прокладывает себе путь через камни, обломки и кости. — Я восхищён твоей проницательностью. Адепт ворчит. Остатки лагеря — немного обугленного дерева и несколько выровненных участков земли — пока сойдут. Отдых, кров — это, кажется, самые основные человеческие потребности. Что ещё… — Ты голоден? — спрашивает Якса. — Я буду есть, когда будешь есть ты, — отвечает консультант. Он разглядывает особенно скучный серый булыжник. — Тогда ты будешь голодать, пока мы не вернёмся в Гавань. Чёрные парадные туфли Чжун Ли слегка постукивают о гравий с каждым шагом. Он опускается на колени перед обугленным деревом и берёт в руки два камня. — Кремень, — объясняет он. Когда мужчина бьёт по кремню, огонь вспыхивает, отбрасывая тёмные и неровные тени на стены пещеры. Тепло, вспоминает Сяо. Люди — существа света и тепла. Оранжевый огонёк светится мягко, маняще, но адепт стоит на страже у открытого входа. — Путешественница и её летающий спутник называют тебя специалистом по камням, — начинает Якса. — Ты определённо обладаешь достаточной силой и хорошим чутьём. С величием короля, взошедшего на трон, Чжун Ли усаживается на плоский камень. — Сила Гео всегда привлекала меня. Гео творит землю, по которой мы ходим, и всё же, несмотря на столь обыденное явление, у каждого камня есть своя история. Консультант поднял свой кусок кремня. Он сверкает в свете огня. — Возьмём, к примеру, этот кусок кремня. Его срок службы, вероятно, в три раза больше твоего. Этот экземпляр, скорее всего, образовался в древней пыли богатых кремнезёмом скелетов животных. Под бурной рекой и переменчивым небом горная порода остаётся неизменной. Будь то крошечный минерал или громадная гора, энергия Гео в своей основе постоянна. Здесь, в тени каменных шпилей леса Хуагуан, перед извилистой речкой, которая несёт с собой ил и песок по коренным породам, Сяо ещё никогда не чувствовал себя так близко к Рексу Ляпису. Как и говорил Чжун Ли: всё вокруг наполнено жизнью и наследием, которых адепт раньше не замечал. — Конечно, время может разрушить всё до основания. Ничто не может противостоять эрозии времени. Ни человек, ни царство, ни бог, — мужчина смотрит в огонь, выражение его лица по-странному безмятежно. На мгновение он кажется старше своих смертных лет. Консультант поднимает взгляд и самоуничижительно улыбается: — Я тебе не наскучил? — Нет, — правдиво отвечает Сяо. Однако не добавляет то, как сильно Чжун Ли напоминает ему Рекса Ляписа, что ему становится больно. — Гео Архонт был очень предусмотрителен, даруя тебе Глаз Бога.       Костёр медленно угасает, превращаясь в несколько слабых угольков. Снаружи начинается дождь, настойчивый стук которого быстро усиливается, заглушая тихие звуки дыхания Чжун Ли, погружающегося в сон. Сяо и подумать не мог, что наряду с благодарностью он будет продолжать испытывать горе. Эти две эмоции бушуют в нём, подобно цунами. Сяо и подумать не мог, что смерть Рекса Ляписа станет причиной этого раскола, вскроет трещины и обнажит то, что осталось от их отношений изнутри — нечто сокровенное и неизвестное, что раньше адепт не осмеливался называть настоящим именем. Сяо и подумать не мог, что он может продолжать любить и тосковать по кому-то, даже после их смерти. Морось быстро превращается в ливень, словно Селестия услышала печаль Яксы и обрушила дождь, дабы поплакать вместе с ним. Всё вокруг такое холодное, такое сырое и скорбное. Буря нарастает, в равной степени отчаянная и разрушительная, и воет всю ночь, пока наконец не распадается на части, содрогаясь и сдаваясь серому рассвету.

***

— Ты слабеешь от этого чувства печали, — объявляет Чжун Ли следующим утром, приходя к устью пещеры, чтобы встретить Сяо. — Она ослепляет тебя, не давая увидеть свободу. — Ты не знаешь, о чём говоришь, — устало молвит адепт. Он тяжело опирается на своё копьё, которое вонзается в размягчённую дождём землю. — Рекс Ляпис был богом контрактов, — консультант подошёл к Сяо. — Уйдя из жизни, он отказался от своих контрактов в пользу их исполнителей. Таким образом, он даровал свободу не только людям Ли Юэ, но и адептам, и тебе. — Возможно, — соглашается Якса. — Возможно, твои выводы касаются людей и других адептов. Но не меня. Меня — никогда. — Твои рассуждения мне не понятны. — Не в рассуждениях дело. Я хочу только… — Почтить его, да, — прерывает Чжун Ли. — Но когда твоего почитания будет достаточно? Наверняка смерть бога напомнила тебе, что у тебя в запасе есть ещё очень много времени? — Ты не понимаешь, — хмурится Сяо, — смерть Рекса Ляписа напомнила мне лишь об этом. — И, тем не менее, ты всё равно решил посвятить свою жизнь его образу и служению ему. — Ты сам это сказал. Сила, которой обладает Гео, страшна и огромна в своей долговечности. В её историях. Мой господин всегда стремился сохранить такие артефакты, будь то истории, традиции или воспоминания. Теперь я считаю себя главным хранителем его памяти и наследия; отпустить его — значит предать его забвению. Чжун Ли делает долгую паузу, после чего торжественно объявляет: — Я недооценил тебя, Адепт Сяо. Якса только недоумённо повёл плечом. Он даже ожидал очередного отрицания, но смертный, похоже, пребывает в каком-то своём собственном мире. — Нам стоит отправляться к горным вершинам, — наконец говорит адепт. Он переставляет своё нефритовое копьё; его острие хлюпает в грязи. — Прошлой ночью буря превратила землю в сплошную слякоть, по которой невозможно передвигаться. Лучше пройти по мостам. — Я полагаюсь на твоё разумное суждение, — спокойно отвечает консультант. Сяо мрачнеет. — Держись крепче. Погода по-прежнему облачная. Придётся идти медленно. Уже не в первый раз Сяо думает, что какое-то божество или высшее существо прокляло его, но в этот раз потому, что Чжун Ли рядом с ним ощущается таким тёплым и надёжным. Якса должен — за неимением лучшего слова — обнять его ещё раз, прижать к себе, чтобы Анемо энергия адепта могла поднять их обоих в воздух. Из облаков на них сыплются капли дождя, пока Якса летит по скалистым утёсам. Погода сегодня не в их пользу: туман тянется следом, стойкий и плотный, до самой Гавани Ли Юэ.       Как только они добрались до первой мощёной дороги, ведущей в город, Сяо остановился. — Я оставлю тебя здесь, — говорит адепт. С того момента, как они покинули Каменный лес Хуагуан, никто не проронил ни слова. — Я доставил тебя до Гавани в целости и сохранности. — Мы собрали только половину из необходимого количества белого пепла, — замечает Чжун Ли. — Ты не хочешь закончить работу раньше? — Вряд ли это будет разумным. У тебя вся одежда мокрая и в грязи от наших странствий, — возражает адепт, — и ты заболеешь, если не вымоешься и не согреешься как следует. Когда отдохнёшь, соберёмся снова. Консультант посмотрел на Яксу. — Я могу сказать то же самое и тебе, Адепт Сяо. Пожалуйста, я уверен, что горячая еда и отдых пойдут тебе на пользу. Я предоставлю свою скромную обитель в качестве ночлега. — Адепты не нуждаются в человеческой пище. — Немного чая, в таком случае, — настойчиво говорит мужчина и направляется в сторону города. Если бы кто-нибудь спросил Сяо, почему он следует за ним, он бы не смог ответить. Возможно, любопытство. Возможно, какой-то части адепта нравится эксцентричность этого смертного, его странное уважение к традициям и безупречное владение Гео. Но что-то более глубокое в нём тянется к Чжун Ли, как мотылёк к огню, как слуга, порхающий за тенью своего господина. Пока они поднимаются по красным лестницам торговой площади Фэйюнь, подмечают, что некоторые магазины ещё открыты. Чайный мастер Лю Су рассказывает историю о гневе Хай Шань, отвлекаясь лишь на миг, чтобы взглянуть на проходящего мимо Чжун Ли. — Наверное, это редкий случай увидеть Защитника Якса в городе, — подмечает консультант, поднимаясь по очередным ступеням. — Не думаю, что твои обязанности часто приводят тебя в сердце Ли Юэ. — Действительно редкий, — соглашается адепт, едва увернувшись от пробегающих мимо детей. — Я знаю, что является моим, а что — нет; жизнь этого города относится к последней категории. — Потому что тебе не нравится общество смертных или потому что считаешь прелести жизни незаслуженными? — И то, и другое. Чжун Ли останавливается перед неприметной дверью, которая, как предположил Сяо, и есть вход в его апартаменты. — Прошу тебя, — весьма решительно говорит консультант. — На то короткое время, что мы проведём вместе, забудь о границе, которую ты для себя обозначил. Дверь распахивается, и Якса, ничего не ответив, проскальзывает внутрь. Обитель смертного очень похожа на его кабинет в Похоронном бюро «Ваншэн»: всё аккуратно и отполировано, каждый предмет декора находится на своём месте, уравновешивая обстановку комнаты в целом. Сяо обращает внимание на стеллаж для рукописей в самом дальнем углу главной комнаты, заполненный пергаментом, книгами и свитками, в которых собрана разнообразная литература, наверняка пришедшаяся по вкусу Чжун Ли. Рядом с ним стоит шкафчик с, наверное, половиной из всех существующих изделий Ювелирного дома «Минсин». За сосновой складной ширмой скрыта аккуратная кровать в традиционном стиле. — Признаюсь, я, возможно, совершил проступок по отношению к тебе, — говорит консультант. Он беззвучно снимает свой коричневый фрак и кладёт его на спинку чайного стула. Узоры драконьей чешуи тускло мерцают золотым и серебряным оттенками. Мужчина подошёл к шкафчику, открыл один из нижних ящиков и достал стеклянную бутылочку, наполненную чем-то похожим на семена. — Я побеседовал с Бай Чжу из хижины Бубу. Мы приготовили кое-что, что, я надеюсь, может оказаться полезным для тебя, — Чжун Ли протягивает юному адепту ёмкость с лекарством, тот осторожно берёт её. — Вы… — начинает Якса, внимательно разглядывая содержимое сосуда. — Вы сделали лекарство, чтобы унять мою боль? Я понимаю твои намерения, но лекарства смертных не действуют на адептов. — Уверяю тебя, это поможет. Ничто в этом мире не способно противостоять силе этого лекарства, — Чжун Ли жестом приглашает к другому чайному стулу. — Пожалуйста, присаживайся. Я сейчас принесу чай. Сяо ещё пару секунд смотрит на баночку, затем достает одну коричневую таблетку. Она выглядит достаточно безобидно, и, вопреки своему здравому смыслу, адепт кладет её на язык. — Я не уверен, какой чай может тебе понравиться, — голос консультанта доносится из-за другой складной ширмы. — Я просто приготовлю ассорти, исходя из своих предпочтений, и постараюсь изучить твои вкусы на будущее. Якса хотел было прокомментировать это «изучить вкусы на будущее», но его веки становятся тяжёлыми, а боль, так хорошо знакомая ему, резко ослабевает, что не может не привлечь его внимание. — Не надо чая, — просит адепт. — Я лучше отдохну. — Конечно, — Чжун Ли подходит ближе. Его лицо выражает беспокойство. — Сяо? Поразительно, как много он способен чувствовать, когда его тело не сковано болью. Сяо растерянно моргает, чувствуя себя слишком уязвимым. Консультант отводит его на несколько шагов и усаживает на край матраса. — Я настоятельно рекомендую тебе отдохнуть, если это необходимо. Якса хочет сказать нет, что ему не нужна помощь от человека. Однако его глаза уже начинают закрываться, и он просто желает насладиться этим блаженным покоем, пока есть возможность. — Наверное, — пробормотал он. — Я могу ненадолго прилечь.

***

      Он просыпается в кромешной тьме. — Тебе что-нибудь снилось? — спрашивает голос, такой глубокий и мягкий. — Нет, — правдиво отвечает Сяо. Он не может вспомнить, когда в последний раз видел сны. — Нет, я… Адепт моргает, шире открывая глаза. Настольная лампа-ракушка рядом с ним разливает жёлтый свет по комнате, освещая удобную кровать, на которой он сейчас лежит, а также Чжун Ли, стоящего рядом. — Что ты мне дал? — Якса растерян и озадачен, мысли всё ещё затуманены после сна. — Ты задаёшь вопросы, на которые уже знаешь ответ, — матрас беззвучно опускается, когда мужчина садится на край. Кровать достаточно большая, чтобы они не задевали друг друга. — Я дал тебе лекарство, поскольку посчитал нужным. Я надеялся, что оно поможет. Похоже, ты немного отдохнул, и я полагаю, что так оно и было. Черты лица Чжун Ли открыты, он доволен. Без украшенного жилета и в мягком свете он выглядит доброжелательно. Похожим на кого-то, кого Сяо должен знать. Кого Сяо должен чтить. — Простой смертный, — говорит Якса. — Вмешивается в дела адептов. — Очевидно, что твоё состояние требовало вмешательства, — отвечает консультант. Он берёт с прикроватной тумбочки чашку из фарфорового сервиза, наполненную чаем. — Пей. Он говорит так, будто знает, что Сяо понравится. Так, будто знает Сяо. Чай заварен идеально, тёплый и вкусный. Он пропитывает тело адепта до костей. Всё вокруг становится таким мягким и комфортным. Простыни чистые, лицо Чжун Ли безмятежно, и Сяо впервые за последнее время чувствует себя спокойно. Он допивает чай. Ему нравится. — Ты долгое время не заботился о себе, Сяо, — мягко отчитывает его Чжун Ли. — Ты постоянно ставишь себя в положение, плохо отражающееся на твоём здоровье. — Есть ли кто-то, кто может делать мою работу лучше? Быть лучше меня? — Якса хрипит. Его голова опускается, и он прислоняется спиной к подушке. Чжун Ли прав: прошло много, очень много времени с тех пор, как он в последний раз испытывал такой домашний уют. — Я не буду больше читать тебе нотации в таком состоянии, — размышляет консультант, почти про себя. Он наливает ещё одну чашку чая, и горячая жидкость красиво стекает в фарфоровую посуду. Пар нежно клубится в воздухе, касаясь щеки Сяо, касаясь обнаженных запястий Чжун Ли. Интимность момента — приглушенный свет, тепло постели и ароматный чай — не покидает его. Несмотря на отсутствие интереса и опыта в плотских желаниях, Сяо внезапно начинает этого хотеть. — Ты дрожишь, — говорит консультант, словно констатируя факт. Его чашка с чаем звякает, когда её ставят обратно на поднос. Более тёмные, тайные чувства адепта к своему покойному господину ещё никогда так легко не раскрывались. Лишённый своей боли и укрывшийся во тьме, Якса чувствует опасную близость этих мыслей. А потом… потом Чжун Ли прикасается к нему. Ничего, что имело бы какое-то особое значение. Просто ладонь на лбу Сяо, большой палец, проведший по сгибу его брови. Но для адепта — прикосновение, такое тёплое, такое доброе, такое внимательное… — Чжун Ли, — говорит Якса, сам не свой. Сгорая от жара, сгорая от желания. Всё ощущается таким тёплым и нежным, как в лихорадочном сне. Он вяло тянется вверх и берёт мужчину за запястье. — Твоя усталость наконец-то даёт о себе знать, — мягко проговаривает консультант. — Я надеюсь, что после ночного отдыха… В руках адепта кости чужого запястья выглядят хрупкими, как тонкий фарфор. Что-то соскальзывает, кто-то сдвигается — и тут ладонь Чжун Ли касается щеки Сяо. Прикосновение мужчины такое ласковое, что Яксе становится дурно. — Это… — он почти задыхается, — я не… — Тише, — твёрдо, словно камень, командует Чжун Ли. — Я знаю. Но твоё тело всё равно требует отдыха. Спи, Сяо. Я присмотрю за тобой. Юный адепт хочет возразить, но уже чувствует, как к нему подкрадывается усталость. Лишившись боли от кармических тягот, которая не давала ему спокойно спать, он легко проваливается в глубокую дрёму между одним вдохом и следующим.

***

      Рассвет только начал пробиваться сквозь окно квартиры консультанта, когда адепт проснулся следующим утром. Он чувствует себя отдохнувшим и бодрым, более спокойным и собранным, чем в последние десятилетия. Сяо чувствует лишь лёгкую вину, когда сползает с простыней. Он тщательно заправляет чужую кровать. Заглянув за складную ширму, адепт увидел, что на чайном стуле возле стены сидит Чжун Ли, уткнувшись подбородком в грудь, и крепко спит. Как бы ни было стыдно, что из всех существ Тейвата за ним ухаживает именно смертный, Якса не чувствует никакого сожаления, особенно после такого хорошего отдыха. Сквозь щель в окне проникает лёгкий ветерок, который манит Сяо подойти поближе. За стеклом листва дерева гинкго начинала желтеть. Время переносит Яксу из одной эпохи в другую, от агонии и страданий к свободе и независимости, к настоящему. Подобно тому, как времена года сменяют друг друга. Как процесс переработки червями мусора в почву, как увядание листьев гинкго — всё это напоминает Сяо о циклах и кругах жизни, повторяющихся снова и снова, неостановимых по силе и непостижимых по своей природе. Жизнь и смерть, цель и смысл — всё это неизбежно наматывается друг на друга после утраты Рекса Ляписа. То, что раньше было обычным листком гинкго, теперь вызывает кризис, даже таким ранним утром. Ветерок немного усиливается. Он несёт такие тёплые и знакомые запахи и звуки медленно просыпающегося Ли Юэ. Адепт оглядывается на Чжун Ли, который всё ещё крепко спит, и затем в порыве Анемо вылетает в окно. Когда он поднимается в небо, под ним расстилается Ли Юэ — покатые равнины и каменные дворцы, которым Сяо отдал свою жизнь. Которым Сяо продолжит отдавать свою жизнь и дальше. Эта мысль теперь не утешает, как раньше.       Хранитель Облаков уже поджидает Яксу, когда он, наконец, появляется на её территории. Он быстро приземляется и склоняет голову в знак приветствия. — Сия задаётся вопросом, почему этот опытный адепт вторгся вчера днём в мою обитель, тем более без официального приглашения. — Я и смертный собирали материалы для траурных лент. — На твоё возвращение к горе Аоцан сия смотрит с жалостью, как смотрят на ребёнка, тоскующего по матери, — адепт шевелит массивными крыльями. Сяо хмурится. — Я не ребёнок. И мне не нужна твоя жалость. — Долгой и трудной является жизнь большинства адептов. Так редко их пути пересекаются с людьми. — Это было по делу, — с раздражением отвечает Сяо. — Чжун Ли не более чем обычный смертный. — Я стремлюсь понять, почему Адепт Сяо ощутил потребность вернуться в дом своих предков. В твоей голове царят беспокойство и смятение — ты ищешь ответы в прошлом, когда твои вопросы кроются в настоящем. — Я пришёл не за ответами, — Якса садится за каменный стол, занимая место Гуй Чжун. Хранитель Облаков занимает своё. — Я пришёл на чай. К счастью, журавль оставляет эту тему позади. Её энергия вихрем кружится возле них, пока Хранитель наполняет чашу горячей водой. Она поднимает своё крыло, и чайник, Гундаобэй и пиалы опускаются в воду, чтобы ополоснуть их. Прогрев посуду, птица вновь поднимает крыло, и вот уже сервиз сам аккуратно расставляется на каменном столе. — Я чувствую, что ты начинаешь сомневаться в своих отношениях с Рексом Ляписом, — начинает Хранитель Облаков, засыпая в чайник три ложечки чайных листьев, — Не посеял ли этот новообретённый компаньон семена сомнений в твоём разуме? — Я не из тех, кто подвержен сомнениям, — парирует Сяо, — я не ставлю под сомнение то, что мой господин для меня сделал. — Однако сейчас ты не уверен в своей ценности для него. Перед лицом слишком сентиментального и человеческого поведения ты вынужден переоценить то, что он сделал для тебя, — неодобрительно замечает птица. — В очередной раз хочу я напомнить тебе о существенных различиях между людьми и адептами. Ни одно создание — включая даже Сильнейших и Просветлённых — не способно понять Охотника на Демонов так, как понимал он. Она делает паузу, прежде чем продолжить. — Хорошо бы тебе запомнить следующее: Рекс Ляпис знал тебя, Сяо, и ты знал его. — Хранитель хмыкает. — Это всё, на что можно надеяться и чего можно желать пред лицом безвременья. А теперь допивай чай, пока он не остыл.

***

      Три дня и три ночи миновали. Сяо, словно тень, опускающаяся в ночи, без единого звука появляется на пустой торговой улице Фэйюнь. Ветер несёт его через всю террасу и через открытое окно в самое сердце обители Чжун Ли. Пергамент на стеллаже со свитками шуршит, когда Сяо приземляется. — Адепт Сяо, — приветственно говорит мужчина. Его голос звучит обрадованно. — Ты прибыл как раз вовремя. Я только что забрал еду из шатра «Синьюэ». Не хочешь ли ты составить мне компанию? — Человеческая еда не приносит мне никакой пользы, — напоминает ему Якса, но всё равно занимает предложенное ему место. — Попробуй кусочек их миндального тофу. — Что ты знаешь о миндальном тофу? — адепт смотрит на консультанта с недоверием. — Только то, что это лакомство может быть достаточно вкусным, чтобы понравиться даже таким величественным существам, как адепты, — Чжун Ли берёт ложечку шелковистого тофу. — Верр Голдет также заверила меня, что Защитник Якса может быть неравнодушен. — Это… — начал Сяо, но тут мужчина поднёс ложку ближе, и у адепта не осталось выбора, кроме как позволить ему себя накормить. — Это было не так уж сложно, — дружелюбно говорит консультант и пододвигает оставшийся тофу на другой конец стола. — Пожалуйста, я настаиваю. Сяо сглатывает и чувствует, как его лицо теплеет. — Люди редко понимают границы, которые нельзя переступать. — Неужели это правда столь оскорбительно, если ты едва можешь сам себя накормить? — возражает Чжун Ли. Якса не хмурится, вместо этого зачерпывает ещё один кусочек тофу, чтобы съесть. — Итак, — начал консультант, — пока тебя не было, я съездил в деревню к фермерам. Шелковица уже собрана, и сейчас её наматывают на катушку. Ткань будет готова через четыре дня. Последнее, что нам нужно, это найти больше кизельгура. Я проверил качество того, что мы уже собрали. Этого вполне достаточно. Идеально было бы найти ещё два месторождения, чтобы получить количество белого пепла, соизмеримое с количеством производимой ткани. — Ещё два места, — размышляет Сяо. — Кажется, у меня есть идея, куда мы могли бы отправиться. — Отлично. Мы отправимся, как только ты доешь свой тофу.

***

      Пыль приветственно поднимается клубами, когда они выходят из города и направляются на север, к равнинам Гуйли. — Надеюсь, ты отдохнул за те дни, что мы не виделись, — говорит Чжун Ли, когда они оставляют гавань позади. — Адепты не нуждаются в отдыхе так, как смертные, — машинально отвечает Сяо. — Но… лекарство, которое ты дал, было полезным. — Высшая похвала от адепта, — мужчина слабо улыбнулся. — Я… — начинает Якса. — Я долгое время не мог избавиться от боли. Я бы хотел извиниться за своё… поведение. Я был не в себе. — У тебя была лихорадка, — довольно дипломатично отвечает Чжун Ли, посмотрев на адепта. — Усталость и болезнь часто разрушают барьеры, которые мы так тщательно выстраиваем. Какие же барьеры ты возвёл, чтобы защитить себя от мира? Сяо замирает на месте. — Что? Чжун Ли делает несколько шагов вперёд, прежде чем сообразить, затем возвращается назад. — Сяо? — На что ты намекаешь? — Только на то, что ты ограничиваешь себя в комфорте и удобствах без какой-либо причины, которую я могу понять, — консультант хмурится. — Мои… мои комфорт и удобства, как ты говоришь, ничтожны перед лицом цели и верности. — Правда? — Ну, да. Чжун Ли хмыкает. — Ты видишь эти вещи — телесный комфорт, простые приятности — как ненужную роскошь. Даже как человеческие недостатки. Может, я смогу убедить тебя, что эти удовольствия не так уж плохи, как ты думаешь, особенно в свете последних событий. — Ты можешь попытаться в другой раз, — говорит Сяо. Впереди них по равнине извивается неглубокая река. — Мы пришли. С такой оперативностью, которая редко встречается у людей, Чжун Ли находит и добывает достаточно белого песка, чтобы заполнить третий мешочек. Он передаёт его адепту. — Это равнины Гуйли, — поясняет Якса. — На этой земле когда-то была Ассамблея Гуйли. Здешняя река когда-то несла в себе жизненную силу и энергию тысяч людей, которых вели Гуй Чжун и Рекс Ляпис. Когда Ассамблея распалась и Гуй Чжун пала, весь Ли Юэ оплакивал её. Пусть этот пепел станет памятью о скорби прошлых веков. Из своей сумки Сяо достает две чаши и две пары палочек. Он кладет их рядом в качестве подношения. — И пусть это будет моим подарком тем двоим, кто заботился обо мне больше всего. Под ними содрогается земля. Якса едва успевает призвать своё копье, как замечает, что консультант прижимает ладонь к земле. — Что… Грязь и пыль колышутся гладкими и жидкими кусками, подобно воде всплывая на поверхность. Чжун Ли погружает руку в воду, словно в глубокий бассейн, и достаёт два каменных талисмана. Земля снова оседает в твёрдую неподвижность, без малейших признаков разрушения. Адепт наблюдает, не выпуская из рук копья, как мужчина кладёт каждый талисман в пустые чаши. — Талисман скорби, — говорит он. — Сигил Горя, — удивляется Сяо. — Как ты…? — Утрата — это то, с чем я хорошо знаком, — отстранённо произносит Чжун Ли. Он смотрит вниз на скромное подношение. — Время разрушает всё. Оно превращает нас обратно в камень, из которого мы все родились. Возвращает нас в землю, которая питала нас при жизни, чтобы мы, в свою очередь, могли питать то, что появится после. Сяо сглатывает. — Значит, ты чувствуешь то же, что и я. Голос Чжун Ли ровный, хотя выражение его лица говорит об обратном. — Разве утрата не является всеобщей? — спрашивает он. — Смертный или бог, человек или адепт, разве печаль от потери того, кем мы дорожим, не является чем-то общим для всех нас? Ты можешь подумать, что время и масштабы адептов сильно разнятся, от тебя до смертного или даже от тебя до бога. И всё же, я стою здесь перед тобой, чтобы сказать: неразрывный смысл того, что каждый из нас любит и теряет, не уменьшается от наших прожитых десятилетий или столетий в этом мире. — Я понимаю, — какая-то странная эмоция кипит в груди Яксы, и в его голосе слышна горечь. — Но ты несёшь свои страдания несколько жалких лет. Я же должен нести свои на протяжении того, что для тебя покажется вечностью. — И за это мне тебя жаль, — говорит консультант. Он посмотрел на Сяо — в самом деле посмотрел. Пронзительными янтарными глазами с золотыми вкраплениями. — Я верю, что жизнь не заключается в том, чтобы избегать страданий. Мне жаль, что ты пережил больше страданий, чем должен был. Он вздыхает. — Теперь ты понимаешь, почему я прошу тебя найти утешение в любой вещи, которая может его предложить? Сяо отворачивается. Он не хочет, чтобы Чжун Ли видел его; он боится, что если тот будет смотреть ещё дольше, то сможет увидеть адепта насквозь. Он зажмуривает глаза. — Сяо, — зовёт его мужчина, до боли ласково. — Я лишь хочу облегчить твою боль. Я лишь хочу, чтобы ты познал добро в этом новом мире. Ветер меняется, и это единственный признак того, что Чжун Ли намерен сделать. — Не надо, — начинает адепт. С закрытыми глазами он слышит голос ветра, зовущий его и шепчущий на ухо. Чжун Ли проводит большим пальцем по чужой щеке. Его палец становится мокрым. Якса пытается отвернуться, но консультант снова нежно касается его плеча. — Сяо, — снова зовёт Чжун Ли. Адепт вздрагивает. Слёзы уже свободно падают, горячими дорожками стекая по его лицу. Такого чувства он не испытывал уже тысячи лет. Его обнимают без какого-либо предупреждения. Чжун Ли тёплый и надёжный, как замок, ограждающий их от воющего вокруг ветра. На мгновение Сяо позволяет себе насладиться его прикосновением. — Как я вообще могу думать о себе в такое время? — в отчаянии спрашивает адепт. Мужчина касается его затылка, прижимает его к груди, словно младенца. — Как… когда сейчас я чувствую то, что заставляет воспринимать его смерть как нечто неизбежное? Когда всё, о чём я могу думать — это он, а моя печаль витает в воздухе? — Ты научишься дышать. Ты преодолеешь это, — бормочет Чжун Ли. — Ты освобождён, малыш. Мужчина крепко обнимает его. — Ох, Сяо, — говорит он, и Сяо плачет, плачет и плачет.

***

      Он почти не помнит, как они вернулись в гавань Ли Юэ. Чжун Ли вёл его, частично поддерживая. Сяо вспоминает безобидное приглашение на чай, потом одно за другим, и вот теперь… Сяо один, перебирает пальцами чужие вещи. Он трогает особенно потрёпанный кусок пергамента; ощущает прохладный нефрит кулона; чувствует запах изысканного вина, выставленного в витрине. "Птицы, антиквариат, цветы", думает он. Какой глубокий смысл они несут? Как может простой смертный понять его так глубоко? Звон фарфора сигнализирует о возвращении консультанта. Он несёт поднос с чаем и две дымящиеся миски супа с побегами бамбука. — Твоё тело, должно быть, не привыкло к таким сильным эмоциям, — говорит мужчина. В той же манере, в какой он берётся за большинство вещей, Чжун Ли наливает чай с практической элегантностью. — Мне не стыдно за то, как я отреагировал. — И не должно быть. Сяо чувствует себя в безопасности с Чжун Ли и свободно высказывает свои мысли. Он признаётся: — И всё же, мне… трудно принимать такие маленькие поражения. Что я не могу справляться с этим так, как я думал. Консультант проводит ложкой по поверхности супа. — Значит, твой предыдущий господин не смог научить тебя тому, что пределы твоего разума — это не недостатки. — Нет, — покачал головой Сяо. — Он никогда… Это не было его учением. Мне просто нужно было забыть о том, что я когда-то считал истиной. — А теперь? — Чжун Ли подносит ложку ко рту, ощупывает суп на языке. — Какова твоя истина сейчас? Адепт смотрит, как работает челюсть мужчины: он медленно жуёт, а затем глотает. Свет лампы ловит движение его горла. Маленькие моменты, предшествующие этому — тёплое прикосновение Чжун Ли, ощущение его дыхания на коже Яксы, его голые и бледные запястья — всё это похоже на ряд причин, которые Сяо вдруг захотелось раскрыть. — Сяо? — спрашивает мужчина. Его нижняя губа блестит. Поднос с чаем, суп и ложки легко сдвигаются под воздействием Анемо. Сяо перебирается через стол, не успев ничего толком обдумать, а затем целомудренно накрывает губы Чжун Ли своими. Тот вдруг замирает, но не отстраняется, и адепт наклоняется к нему. Движется чуть более настойчиво. Консультант почти не шевелится, пока Сяо целует его, дышит легко, даже когда адепт проводит кончиками пальцев по его подбородку. — Чжун Ли, — Сяо выдыхает, касаясь большим пальцем чужих губ. Он слегка надавливает, и тогда рот мужчины наконец приоткрывается. Их губы прижимаются, ловят, отпускают. Адепт хотел обдумать технику, но Чжун Ли двигается очень быстро, при этом так нежно, что Сяо не может ничего сделать, кроме как погрузиться в поцелуй. И тогда Якса робко облизывает его рот, а потом Чжун Ли стонет, хватает юношу за талию, прижимает к себе, крепко обнимает. В этот момент адепт по-настоящему познаёт желание. На секунду он прижимается к консультанту, губами к губам, грудью к груди, бёдрами к бёдрам, почти сидя на чужих коленях. Ощущение такое, будто всё его тело — подожжённая спичка. — Сяо, — Чжун Ли отстраняется, чтобы сказать, — Подожди. Словно опьянев, Якса подаётся вперед, застыв на изгибе рта мужчины. — Сяо, — вновь зовёт консультант, прижимая ладонь к груди адепта, чтобы увеличить расстояние между ними. — Разве ты этого не хочешь? — он выдыхает. — Я видел, как ты смотришь на меня, думая, что я ничего не замечаю. И ответ прямо виден в открытых чертах лица Чжун Ли, в румянце на его щеках. — Дело не в этом, — его брови нахмурены; консультант явно пытается сдержать свои эмоции. — Я… конечно. Конечно, я хочу. Но ты тоскуешь. Ты не в себе, это не может быть… Это отказ. Якса отрывается от Чжун Ли, пересаживаясь на свободное место в углу комнаты. Это инстинкт — так легче защищаться. Он обнажил свои чувства перед этим смертным, а теперь? Теперь он рычит. — Я понимаю, ты в замешательстве, — успокаивающе говорит Чжун Ли. Он медленно подходит к углу, как будто Сяо — дикая тварь, которой нечего терять. В этом он не ошибается. — Тебе нужно время. Тебе нужен отдых. Адепт вдыхает. Выдыхает. Замечает, что его руки слегка дрожат. Горбится, чтобы казаться меньше. Сяо не знает, что он делает, почему он вдруг предал свои собственные чувства… — Я оставлю чай и еду на столе, — говорит консультант, всё ещё не отводя взгляда от глаз Сяо. — Тебе стоит поспать, если получится. Чжун Ли смотрит на него ещё мгновение. Он выглядит обеспокоенным. — Мне жаль, — шепчет адепт. — Я не знаю, что на меня нашло. — Не извиняйся, — отвечает Чжун Ли, по-прежнему доброжелательно. — Я здесь, чтобы помочь тебе, Сяо. — Позволь мне остаться здесь, с тобой, — просит Якса, неподобающе для себя. А Чжун Ли… Чжун Ли никогда не отказывал юноше. — Конечно, — говорит он. Сяо облизывает губы. На них все ещё чувствуется привкус супа.

***

      Якса чувствует себя неполноценным. Это одновременно мучительно и волнующе — быть так близко к Чжун Ли, к человеку, который так напоминает Сяо о том, чего у него больше никогда не будет. Сходство просто поразительное. На следующее утро ему даже приходится полностью покинуть гавань Ли Юэ, чтобы выкинуть из головы образ глаз смертного. На высоком, свободно растущем дереве Цуйхуа, адепт находит возможность передохнуть. Он балансирует на самой высокой ветке. Сяо остаётся на этом месте до рассвета и не спит. Когда над горизонтом показались первые лучи солнца, он отправился в путь. Сначала он возвращается на постоялый двор «Ваншу». Якса бережно приводит в порядок алтарь в своей комнате, возведённый в честь Гео Архонта, а затем спрыгивает на перила террасы на крыше гостиницы. Оттуда он осматривает окружающие острова. Два лагеря хиличурлов и бродячий маг Бездны быстро обезврежены. Для уверенности он делает ещё два круга у постоялого двора, а затем прыгает в небо.       После этого адепт отправляется в деревню Цинцэ. Крестьяне, о которых говорил консультант, уже работают; Сяо видит, как они несут вёдра с Шелковицами из полей в центр поселения. Женщины сидят там, вручную крутят прялку, наматывая нить на деревянную основу. Адепт посылает им лёгкий порыв ветра, который поднимает тяжёлые вёдра и приводит в движение прялку. Выполнив свои обязанности, он поворачивается и уходит. Но на мгновение останавливается. Его трогает то, с какой заботой смертные ухаживают за своими посевами и работают над своим ремеслом. Они вкладывают такой смысл и усилия в то, что так чувствительно к сезону, к дождю, буре и капризам любого божества. «Есть в этом что-то достойное восхищения», думает Якса. Это позволило ему ненадолго задержаться, и затем Сяо удалился. Теперь он направляется к статуе Семи у Пика Цинъюнь, чтобы помолиться. Фасад статуи Рекса Ляписа торжественный и знакомый. На такой высоте только ветер может быть свидетелем молитв адепта. Смерть Рекса Ляписа пробудила что-то внутри Яксы — что-то маленькое, но значимое, что он никогда не сможет полностью понять или заменить. И всё же, перед лицом смерти и исчезновения адептов, какими их знал Сяо, может ли одна вещь — одна маленькая, но значимая вещь — быть слишком большой просьбой? Разве это действительно слишком много — хотеть, прикасаться, чувствовать и ублажать, облегчить его страдания, хотя бы ненадолго?

***

— Ты проделал долгий путь, — приветствует его Чжун Ли, когда юноша возвращается. — Обязанности любого адепта охватывают весь Ли Юэ, — отвечает Сяо. Скрипят половицы, пока он идёт к чайному столику, за которым сидит консультант. — Скажи мне, Адепт Сяо, смягчило ли путешествие твоё беспокойство? — Я долго молился. — Рексу Ляпису? Якса кивает. — Свидетелю стольких эпох, полагаю, трудно приспособиться к тому, что кажется такой быстрой чередой перемен. — Это просто ещё одна трудность, которую нужно преодолеть, — говорит Сяо. Он не хочет жалеть себя. — Ты борешься с вновь обретённой независимостью, — замечает Чжун Ли. — Ты не знаешь, как и когда провести черту между тем, чего ты хочешь, и тем, что, по твоему мнению, ты должен делать. — Я не знаю, что я сейчас чувствую. Многие другие адепты считают его замкнутой личностью, но Сяо с этим не согласен — он так часто отделял свои чувства от своего долга, что теперь просто отвык от всего этого. Важно только то, что важно: он скорбит по Рексу Ляпису, желая, чтобы его хозяин знал, как сильно он заботится о нём, желая, чтобы хозяин мог заботиться о нём в ответ, так, как это легко даётся смертным вроде Чжун Ли. Иметь рядом этого смертного — это лёгкий компресс для болезни, от которой Якса, возможно, никогда не найдёт лекарства. — Но в вопросах, которые ты поднял, есть доля обоснованности, — признаёт адепт. — Я чувствую, что ищу направление у руки, которая больше не ведёт меня. Теперь встаёт вопрос о моей самостоятельности и жизни вне обязанностей. Сяо не хочет добавлять это, но он знает, что ничто и никогда не будет таким же значимым в его жизни, как Рекс Ляпис. Без него адепту нужно что-то другое, на чём он мог бы держаться, не опасаясь, что его околдуют тени страданий. — Ты выплатил свой долг и это даёт тебе свободу решать, чего ты хочешь, — соглашается консультант. — Твои сегодняшние похождения помогли тебе понять, как ты можешь действовать дальше? По комнате словно током проходит чувство желания, намекающее и пьянящее. Адепт не может перестать смотреть на лицо смертного, на его губы. — Более или менее, — он выдыхает, а затем делает шаг. На этот раз Чжун Ли не замирает — только вздыхает и приоткрывает рот, приглашая к себе адепта. Сяо целует его с готовностью, торопливо прижимаясь. Мужчина касается щёк Яксы, его подбородка, грудины. Прикосновение губ смертного к губам адепта просто божественно. Пышные, мягкие и тёплые, Сяо не может удержаться от тихого поскуливания. В свою очередь, консультант обхватывает юношу руками и притягивает ближе к себе. Так Якса чувствует каждый стук сердца в груди Чжун Ли, его жизненную силу в грудной клетке, так близко и так настойчиво. Их животы прижимаются друг к другу при дыхании. Адепт первым разрывает поцелуй. Он хочет, сейчас, и со стальной решимостью тянет Чжун Ли за ремень на поясе, торопясь, желая почувствовать тёплое прикосновение кожи к коже. — Подожди, — бормочет мужчина, хватая Сяо за запястье. Он касается губами его носа. — Позволь мне показать тебе. Вот так. Чжун Ли берёт лицо адепта в руки. — Не спеши, — говорит он. — У нас впереди ещё много времени. Когда консультант целует Яксу, он целует его легко. Легко и непринуждённо, словно делает вдох, словно сам Чжун Ли ждал этого момента, словно он давно знаком с Сяо, словно он знает Сяо. — Чжун Ли, — адепт выдыхает, не зная, что ещё сказать. Мужчина с лёгкостью подхватывает Сяо на руки и несёт его к кровати, укладывая бережно, как птенца в гнездо. Теперь Якса понимает, что значит быть объектом обожания. Он готов разорять и опустошать земли ради того, как почтительно Чжун Ли раздевает его — снимает тунику и ожерелье с кисточками, рукав и носки, словно разматывает тончайшие шелка Ли Юэ, словно то, чем вожделеют и чем дорожат. Желание внутри адепта становится всё более сладостным. Его тело напрягается и дрожит, когда Чжун Ли приникает ртом к коже. — Ты никогда раньше не испытывал физического удовольствия? — бормочет консультант. — Я… — Якса задыхается. — Хм? — Нет. Нет, никогда. Не так… ни разу вот так. Затем мужчина наклоняется и берёт затвердевший половой орган Сяо губами. Адепт стонет, вспышка удовольствия озаряет всё его тело, когда консультант начинает работать ртом. Кончиками пальцев он давит на грудь и живот, двумя большими пальцами — на соски. Во рту у Чжун Ли горячо, мягко и влажно — это всё, что Сяо осознаёт. Отдаленно юноша слышит собственные стоны. Его конечности напрягаются, всё тело самопроизвольно вздрагивает, а потом отпускает, и адепт чувствует, как кончает в ожидающий рот мужчины. — Хорошо? — он спрашивает, когда Якса возвращается в себя. — Да, — Сяо хрипит в ответ. — Да. Это было… приятно. Консультант покрывает поцелуями чужие бёдра и ляжки. Когда он забирается между ног адепта, то кривит губы в усмешке при виде вновь затвердевшего члена юноши. — Снова? — Снова, — требует Сяо, не заботясь ни о чём, кроме своего следующего оргазма. И Чжун Ли улыбается, прежде чем подчиниться. Якса никогда не думал, что его тело можно стимулировать таким образом. Мужчина доводит его до оргазма ещё дважды, используя руки, рот и язык. — Есть и другие способы получить удовольствие, которые я могу тебе показать, — говорит консультант, когда Сяо, окончательно насытившись, лежит на подушках, прикрыв глаза. — Боюсь, моё тело не привыкло к подобным нагрузкам, — признаётся он, чувствуя себя полностью истощённым. — Но мы не позаботились о твоём удовольствии. — Моё было в том, чтобы увидеть твоё, — говорит Чжун Ли, но наклоняется к адепту, когда тот проводит пальцами по поясу его брюк. Доказательством тому служит заметно выпирающая часть в брюках консультанта. При взгляде на его возбуждённое тело у адепта по позвоночнику пробегают мурашки. Он протягивает руку, чтобы потрогать бугорок через грубый материал, очарованный тяжестью и теплом. Сжимает извращённо, наслаждаясь ответным стоном Чжун Ли. — Я не знаю, как тебя трогать, — признаётся Якса. — Вот, — консультант выдыхает. Он укладывает юношу обратно, затем нависает над ним, положив одну руку на подушку рядом с головой Сяо, а свободной снимая с себя брюки. — Прикоснись вот так. Человеческое вожделение во плоти совсем не то, каким его представлял Сяо. Член Чжун Ли, скользкий от выделившейся жидкости, слегка толкается в ладони адепта, головкой упираясь в живот. Это выглядит непристойно, на фоне бледной кожи Яксы член мужчины темнее и толще. Адепт слышит его дыхание. То, как оно становится неровным, когда их руки синхронно движутся. Сяо едва может обхватить пальцами всю длину Чжун Ли, лицо того напряжено. Движения становятся беспорядочными. Мужчина изливается с тихим вздохом, сперма попадает Сяо на живот. — Прошу прощения, — говорит Чжун Ли не очень искренне. Он проводит пальцем по беспорядку на животе адепта. — Человеческое вожделение — непостоянная вещь. Я должен был предупредить тебя. Не шевелись. Семя на его коже быстро остывает и становится липким к тому времени, как консультант возвращается с влажной тряпкой. Не испытывая больше напряжения от желания, Сяо не знает, чего ожидать дальше. Он никогда не разбирался в человеческих взаимоотношениях, и эта ситуация ему совершенно незнакома. Но Чжун Ли просто вытирает Яксу, быстро и эффективно. — Спасибо, — говорит адепт. Мужчина делает паузу. — За что? — За… заботу обо мне. Что показал мне, каково это. Консультант избавляется от грязной ткани и забирается на кровать к Сяо. — Ты хочешь заняться тем, что раньше было для тебя недостижимо, — предполагает он. — Ты начал возвращать себе контроль над своими ощущениями. Якса хмыкает. «Этого объяснения достаточно», думает он. И после этого Чжун Ли прижимает свой открытый рот к спине Сяо, языком и зубами к основанию того места, где раньше были крылья адепта. Он не уверен, в сознании мужчина или уже нет; его дыхание стало ровнее, однако, тело всё ещё извивается вокруг Яксы, несмотря на полудрёму. Этот смертный — это существо — так сильно напоминает Сяо Рекса Ляписа, что он не чувствует ничего, кроме боли. Возможно, в саге о долгой и запутанной жизни адепта, Рекс Ляпис просто предназначен быть незаконченной главой, чем-то, что будет преследовать его вечно. Даже здесь, в этой постели с другим телом, Сяо тоскует.

***

      Солнечный свет будит их на следующее утро. Сяо неспешно одевается, попутно убирая со стола оставленное накануне. Он заваривает чайник, пока Чжун Ли ждёт. — Сегодня мы соберём последние залежи кизельгура, — начинает консультант, — затем доставим белый пепел жителям деревни для окрашивания ткани. Мужчина наклоняет голову. Более доброжелательно он спрашивает: — Ты хорошо спал? — Да, — Якса кивает. — Хорошо, — говорит Чжун Ли. — Тогда давай поспешим.       Утро расстилается над землёй и травой. Дорога до деревни Цинцэ в такую рань тихая и ясная, потому они быстро добираются до горных рек, петляющих вдоль полей. — Это будет нашим последним местом, — говорит консультант. Они поворачивают за извилистую реку. Адепт видит участок песка под тенью густых зарослей бамбука. — Гора Цинцэ на протяжении многих веков поддерживала этот мирный и процветающий край, — начинает Чжун Ли. Он проводит рукой по земле, и участок песка светлеет. — Пашни здесь плодородны, а жители сострадательны, благодаря тому, что древние угрозы были изгнаны давным-давно. И, всё же, мне кажется, что ты выбрал это место не по этим причинам. — Это правда, деревня здесь тихая, — соглашается Сяо. Он завороженно смотрит, как консультант черпает белую землю из песка. — Но Ци, которая здесь когда-то обитала, всё ещё существует в слабой форме. Так же, как Древо Подавления сдерживает Аждаху, в Ли Юэ есть места, где зло усмиряется, но лишь немного. Мой господин приводил меня сюда тренироваться. Чжун Ли наполнил последний мешочек и передал его адепту. — Здесь он показал мне свои самые сокровенные стороны, — сказал Сяо. — Он стал свидетелем зла во мне; и когда я пришёл к нему, словно ребёнок, ищущий поддержки, он даровал мне утешение и терпение, даже когда я этого не заслуживал. Пусть эта последняя вещь будет подношением от меня самого Рексу Ляпису. Мужчина кладёт руку на плечо адепта, тяжёлую и утешительную. Они стоят так долгое время.       Когда они поднялись в центр деревни, все жители столпились вокруг Чжун Ли. Сяо, предпочитая оставаться в тени при любом взаимодействии со смертными, держится в стороне и позволяет консультанту передать кизельгур. — Жителям деревни нужно будет измельчить и переработать землю в белый пепел, — сообщает Чжун Ли, — ткань будет окрашена через несколько часов. — Потребуется несколько часов, чтобы вернуться в гавань Ли Юэ, — рассуждает Сяо. — Ты не против подождать здесь? — Давай прогуляемся. Адепт погружается в мысли. Не похоже, чтобы между ними что-то кардинально поменялось, хотя он знает, что сексуальная связь может быть весьма неприятным делом между смертными. Консультант кажется более спокойным, его рука касается руки Яксы, когда они проходят одно поле за другим. Он останавливается, чтобы полюбоваться глазурными лилиями. — Ты упоминал, что тренировался со своим господином здесь, — наконец говорит Чжун Ли, когда они достигают тенистого, травянистого холма, скрытого от остальной части деревни. — Да. — Мне также известно, что ты хорошо знаешь человеческие слабости и не терпишь их. Но мне любопытно, не хочешь ли ты показать мне, как вы тренировались? Сяо оглянулся на консультанта. Он выглядит достаточно серьёзным. — Ты хочешь сразиться? Чжун Ли расслабленно пожимает плечами. — Если ты согласен. Если что, это поможет скоротать время. — Непостижимо, — говорит Сяо, — ты не желаешь признавать свою беспомощность перед лицом адептов. — Назовём это ещё одним человеческим недостатком, — весело отвечает мужчина. Консультант расстёгивает плащ и закатывает рукава, после чего вызывает два каменных копья. Он легко бросает одно из них адепту. — Полегче со мной, — говорит Чжун Ли. Сяо бросается вперёд.       Ответ на вопрос о том, кто из их поединка выйдет победителем, был очевиден, однако Чжун Ли удивительно проворен для смертного. Он выдерживает несколько минут под ударами Яксы, прежде чем адепт откидывает в сторону своё копье, валит мужчину на землю, подбив ноги, а затем садится на его груди, прижимая чужие руки к земле. — Сдавайся, — говорит Сяо. Под ним консультант на мгновение начинает бороться. Его грудь вздымается, горло напряжено, тело не хочет поддаваться. Якса рычит, наклоняется ближе, чувствуя запах чая при каждом слабом выдохе мужчины, и сдавливает запястья. — Сдавайся, — вновь требует он. — Я сдаюсь, — говорит Чжун Ли неохотно, после вздыхая. Сяо хочет отстраниться — правда, хочет, — но мужчина наклоняет голову, да ещё как. Это обнажает его бледное горло, напоминая адепту о том, как близко друг к другу они находятся. — Поцелуй меня, — говорит консультант, не приказывая, а прося. — Пожалуйста. Адепт слишком быстро соглашается с разгорающимся желанием в его животе. Он целует мужчину так, будто делал это уже тысячу раз. И когда Чжун Ли издает под ним стон, Сяо получает удовольствие. Он направляет дразнящий поток Анемо вверх по груди и шее консультанта, наслаждаясь тем, как тот вздрагивает. Якса вдруг понимает, что ему нравится видеть под собой Чжун Ли. Они остаются там на некоторое время, свернувшись и извиваясь друг возле друга, греясь в наслаждении, как змеи греются на солнце.

***

      Спустя несколько часов, когда солнце начало опускаться за горизонт, жители деревни завершили свои приготовления. Чжун Ли возвращается из центра деревни с несколькими свёртками шелковистой ткани и гирляндой из высушенных лепестков глазурной лилии. Он передаёт последнюю вещь Сяо. — Подношение Охотнику на Демонов, — поясняет консультант. — От жителей деревни Цинцэ. Адепта не удивляет, что эта община, состоящая в основном из пожилых людей, всё ещё помнит, что он сделал для Ли Юэ. Тем не менее, он тронут, и бережно принимает лилии. Последний шаг — разорвать ткань на полоски, которые будут использоваться в качестве траурных лент. Для этого им нужно отправиться к статуе Семерых, чтобы Рекс Ляпис стал свидетелем их подношения и скорби. Путешествовать с Чжун Ли стало уже привычным делом, и до подножия Пика Цинъюнь они добрались за похвальное время. Там Якса берёт Чжун Ли на руки и поднимает их вверх, мимо Облачной обители, к статуе. Это тихое дело. Мужчина безмятежно наблюдает, как Сяо, призвав силу Анемо, разрывает ткань на полоски шириной примерно с ладонь. Закончив, он дематериализует все куски, кроме одного; он принесет их позже другим адептам, а пока надевает свою собственную траурную ленту, плотно обмотав её вокруг бицепса. Его руки слегка дрожат. — Пусть это ознаменует конец эпохи, — говорит Чжун Ли, его голос твёрдый и основательный, — скажи всё, что хочешь, а затем иди вперёд к новой жизни. Якса поправляет свою траурную ленту, чувствуя тяжесть вины. Он знает, что то, что он собирается сказать — неправильно, но ему нужно выпустить это из себя, похоронить то, что должно быть похоронено, прежде чем двигаться дальше. — Я любил его, — признаётся Сяо. Слова впервые выходят из него, кристаллизуясь в правду, которую адепт никогда не мог полностью признать раньше. Позади него Чжун Ли замирает. — Ему не суждено было узнать. Перед лицом верности и уважения, я думаю, я даже не знал этого сам. Якса тихо вздыхает, очень тщательно контролируя себя. — Теперь я скорблю о нём. Когда момент проходит, адепт наконец говорит: — Мне больше нечего делать, кроме как скорбеть. Мы возвращаемся в Ли Юэ. Когда Сяо поворачивается, консультант выглядит потрясённым. — Чжун Ли? — спрашивает адепт. — Ты никогда не говорил об этом раньше, — туманно отвечает мужчина. — Я всегда думал… что это твоя верность связывает тебя со мной. Я никогда… Сяо хмурится. Какое-то чувство покалывает внутри. — Что ты говоришь? Чжун Ли разражается смехом, резким и самоуничижительным. — Я не знал, — говорит он мягко, — Гуй Чжун всегда говорила, что я никогда не смогу сказать, но… — Что, — Якса поперхнулся. В горле поднимается желчь. Чжун Ли смотрит на него. — Сяо, — говорит он с многовековой болью. — Сяо, — говорит он, с тоской, сыростью и пониманием. Это существо перед адептом знает его, знало его — как он мог быть так слеп? — Господин, — вздыхает адепт, — господин, я… Сяо валится на землю, склоняясь перед мужчиной. — Пожалуйста, простите этого недостойного, — задыхается он, — я должен был понять, я осквернил ваш образ тем, что я сделал, и тем, что я чувствовал… Пожалуйста… Он едва не захлебывается кислотой в горле. — Пожалуйста, накажите сего, как сочтёте нужным. Адепт сохраняет полную неподвижность. Леденящий душу шок от осознания потряс его до глубины души. Он молится. — Встань, — приказывает Чжун Ли. Сяо поднимается на ноги, не отрывая взгляда от земли. — Почему ты не сказал мне раньше? — спрашивает мужчина. — Эти чувства неуместны для человека моего положения, — шепчет Сяо, — и за это я прошу прощения, господин. Пожалуйста… — А что насчет моих чувств? — его голос искажён эмоциями так, как Якса никогда раньше не слышал. — Я… я никогда не задумывался о них, господин. Сей извиняется за оплошность. Я провалил это испытание, и… — Не извиняйся, — грубо произносит Чжун Ли. Земля под ногами слегка дрожит, и тогда мужчина тяжело вдыхает и повторяет попытку. — Сяо, пожалуйста, посмотри на меня. Сяо ожидает увидеть гнев или разочарование. Вместо этого Чжун Ли просто грустно улыбается. — Я — твой создатель, — говорит он. — На поле боя я создал тебя и от страданий я избавил тебя. Я нашел тебя и изучил тебя, познал самые нежные и интимные части тебя, как ты познал мои. Как я мог не полюбить тебя в ответ? — Господин, — шепчет адепт, — Что… что Вы имеете в виду? — Я имею в виду, что я был дураком. Я провинился перед тобой тем, что так долго прятался. Это не было испытанием, — печально говорит Чжун Ли. — Я не знал, что твои чувства такого рода. Я не хотел мешать тебе находить смысл в этой новой жизни без меня. Я лишь хотел помочь облегчить твои страдания. Чтобы направить тебя в более доброе время, не обременяя тебя присутствием твоего господина. Смятение и гнев захлестнули Сяо. Все признаки были налицо — как он мог не догадаться? Как он вообще мог влюбиться в одну и ту же сущность дважды, находя любовь заново? — Речь никогда не шла только о верности, — начинает Якса, его голос едва выше шёпота, но напряжён от эмоций, — Вы заботились обо мне, и я хотел заботиться о Вас. И я не могу представить себе жизнь без Вас. Я только хотел… я не понимаю, почему Вы не сказали мне об этом раньше. — Ты бы так ничего и не сказал, — говорит Чжун Ли. — Разве ты не согласен? Ты бы всегда довольствовался моей тенью, твои эмоции были бы вторичны по отношению к твоей службе. А я бы остался в неведении, не зная, что ты чувствуешь на самом деле. Освобождение тебя от уз Рекса Ляписа — единственная причина, по которой сейчас мы здесь стоим. — И всё же, — резко выпалил Сяо, не в силах сдержать гнев, — и всё же Вы соизволили возлечь со мной? Понимая, что я не знаю, что это Вы? Что я желал, чтобы это были Вы? Мечтал и представлял, что это Вы? — Я не знал, что ты хотел, чтобы это был я, — с болью говорит мужчина. — Я надеялся… Думал, что ты просто ищешь тепла и утешения в своём горе, в возвращении своей жизни, — он зажмуривает глаза. — Я не знал… откуда я мог знать, что ты хочешь, чтобы это был я? Сяо испустил невольный крик, эмоции захлестнули его. Чжун Ли придвигается ближе, такой знакомый — как телом, так и разумом, — что адепту ничего не остаётся, кроме как обнять его. — Я прошу прощения, — шепчет мужчина. — Я далёк от совершенства. Но я надеюсь, что ты сможешь не замечать эти недостатки и принять меня таким, какой я есть. Позволь мне быть с тобой в сумраке моей жизни. — Да, — шепчет Якса, слишком ошеломлённый, чтобы сказать что-то ещё. — Да, тысячу раз да.

***

      Чжун Ли ведёт их в Облачную обитель, к парящему павильону над статуей Семи. Это… странно. Примирение между двумя вещами в сознании Сяо: Чжун Ли и Рекс Ляпис, настоящее и прошлое. Адепт чувствует робость, он не знает, как себя вести, но бывший Архонт просто берёт его за руку и прижимает к себе. — Я уверен, что у тебя много вопросов, малыш, — взвешенно произносит мужчина. — Присядь рядом со мной, и мы вместе попытаемся ответить на них. Якса прохаживается по каменному полу павильона. Он занимает место справа от своего господина, как часто делал раньше, но уже думал, что никогда не сможет сделать это снова. На такой высоте солнечный свет ослепителен. Ли Юэ раскидывается под ними, насколько хватает взора. — Другие адепты, — начал Сяо, — что они знают? — Ничего. Хотя я подозреваю, что у Хранителя Облаков есть свои догадки. Остальные считают, что Рекс Ляпис погиб, — Чжун Ли вздыхает. — В некотором смысле, так и есть. У меня больше нет моего Сердца Бога, и Ли Юэ больше не находится под моим контролем. Я выполнил свои обязанности. — А мои обязанности? — Ты тоже их выполнил. Я больше всего на свете хотел, чтобы ты был свободен, Сяо. Адепт смотрит вниз на их переплетенные руки. Он не знает, что сказать. — До сих пор ты проделывал восхитительную работу, — похвалил мужчина. — Восстанавливая свои эмоции, заново познавая свои возможности. Я горжусь тобой. Сяо сглатывает. — Сяо, ты всегда можешь брать то, что желаешь, — говорит Чжун Ли, словно читая мысли адепта. — Ты заслуживаешь этого. Якса всегда плохо подбирал слова. Ни как Меногиас, который мог из воздуха творить древние истории, ни как Босациус, чьи стихи привлекали людей со всех уголков Ли Юэ. Адепт осторожно кладёт ладонь на ногу Чжун Ли. Мужчина смотрит на него с обожанием и кивает в знак поддержки. Сяо придвигается ближе, его грудь прижимается к чужой руке, их лица открыты и близки. Какое странное чувство — иметь всё то, о чём он когда-либо мечтал, за несколько недель утолить вековую тоску. Через некоторое время взлёты и падения их грудных клеток выравниваются. Они сидят близко, в объятиях друг друга. Всё вокруг сырое и открытое, по-прежнему болезненное и чуткое, и только время может всё исправить. Чжун Ли дышит неглубоко, как будто при слишком быстром движении что-то внутри него может разорваться; Сяо делает то же самое. Юноша кладет голову на плечо консультанта. Он впитывает близость и интимность, настолько чуждую ему, что она кажется нереальной. — Я скучал по Вам, — говорит он, улыбаясь. — Теперь я здесь, — утешает его Архонт. — Возможно, сейчас ты этого не понимаешь. Я знаю, что тебе предстоит многое пережить, но мы вместе преодолеем надвигающуюся бурю. Я с тобой. И только когда солнце начинает садиться, они отправляются обратно в гавань.

***

      По возвращении их встречает темнота. Чжун Ли осторожно открывает дверь в свою квартиру. Внутри он прикасается к куску Кор ляписа на комоде, и комната наполняется янтарным свечением. — Порой меня удивляет, как легко мы приспосабливаемся к современности, — говорит он. Затем передвигает чайный стул по полу и садится. — Иногда мне кажется, что я не более чем реликвия, призрак, привязанный наблюдать за тем, как мир вращается вокруг, не имея никакого влияния на его орбиту. Консультант оглядывает комнату, затем жестом просит Сяо подойти ближе. Тот нехотя отрывает подошвы от пола, не привыкший к такой фамильярности. — Полагаю, сейчас у нас сезон подобных чувств, — вздыхает Чжун Ли. Он нежно прикасается к бедру адепта. — Несмотря на всё, моё сердце полно осознанием того, что у меня есть спутник, которым я так дорожу. Якса кивает, слишком привыкнув к бессвязным выходкам господина и отвлекаясь на руку, ласкающую его бедро. Он чувствует себя таким тёплым и полным желания; его почти тошнит от одной мысли о чём-то большем, но он так хочет, так сильно хочет. — Я боялся за своё будущее, — признается Чжун Ли, — быть так близко и в то же время так далеко от тебя. Жить как смертный. Скрываться после тысячелетий правления этой землей. — Господин, — шепчет Сяо, вздрагивая. Консультант притягивает его к себе и целует, долго и глубоко. Адепт открыто стонет. Ощущения переполняют его; всё, что может сделать Якса — попытаться удержаться на ногах, пока Чжун Ли ласкает его. — Я должен признать, — продолжает Архонт, раздражающе ровно, — что, несмотря на то, сколько раз я представлял себе это, вся креативность меркнет по сравнению с реальностью. — Господин, — Сяо говорит, полурыча. Чжун Ли усмехается. — Спальня, я думаю, сейчас будет уместнее. Иди, — он ласково похлопывает Сяо по крестцу. — Я на минутку. Якса, спотыкаясь, проходит мимо шёлковых ширм и направляется к кровати, которая теперь ему хорошо знакома. Там он замирает, поджав нижнюю губу клыками, и думает, что ему делать — снять одежду? Когда Чжун Ли был просто Чжун Ли — всё было по-другому. Теперь же Сяо — он изучает это чувство — нервничает. Не хочет предполагать, но, возможно…? Консультант появляется довольно быстро, избавившись от фрака и жилета. В руках у него стеклянный пузырек, который адепт не может заставить себя рассмотреть слишком внимательно. Он выглядит голодным. Когда мужчина целует адепта, он целует его так сильно, что на коже остаются синяки, и толкает их обоих назад на кровать. Сяо неуклюже ковыряется с их одеждами, пока Чжун Ли не начинает помогать, сдирая с них всё и сбрасывая на пол. — Ты нервничаешь, — пробормотал консультант, когда они оказались прижаты друг к другу. — Мы никогда не делали этого раньше, — отвечает Якса, — не так. — Нет, — соглашается Чжун Ли, слегка улыбаясь, как будто это секрет между ними, — не так. Сяо прижимается спиной к изголовью, ноги согнуты, ступни стоят на матрасе, а Чжун Ли располагается между ними. — Позволь мне, — говорит он, и адепт начинает протестовать: — Господин, Вы не… — Раньше ты не жаловался, — говорит консультант и проходит языком по члену Яксы. Всё вокруг ощущается тёплым и напряжённым. Сяо зажмуривает глаза, переполненный не только удовольствием, но и осознанием того, что это его хозяин, его господин, унижающий себя, обслуживающий адепта прежде себя. Чжун Ли что-то делает языком, и бёдра Сяо непроизвольно выгибаются. — Простите, — задыхается юноша, опустив взгляд, — я не хотел… — Ещё раз, — урчит мужчина, — получай удовольствие, малыш. — Я не могу… — он протестует, но тут Чжун Ли проникает пальцами под бёдра Яксы, толкает его снизу вверх, трахает в свой рот, а затем… Разрядка настигает Сяо прежде, чем он успевает вскрикнуть. Проходит ослепительный момент, когда Чжун Ли сосёт, делая всё статичным и сверхчувствительным, прежде чем выпускает ослабевший член из своего рта. Остальная часть тела адепта следует за ним: его ранее выгнутая спина мягко опускается на кровать с глухим звуком. Когда Якса наконец перевёл дыхание, он поднял руку и увидел, что консультант прижимается лицом к животу Сяо, нежно и снисходительно, как кошка-переросток. — Ваше удовольствие, мой господин, — хрипит адепт. — Позвольте мне. Якса двигается, подворачивает ногу под колено Чжун Ли и быстро переворачивает их. Архонт пристально смотрит, как юноша достаёт брошенный стеклянный пузырёк с маслом. — Я ведь не для того его принёс, — мужчина хмурится. Механика проникновения — Сяо едва ли знаком с тем, как обычно проходит подготовка. Он выплёскивает содержимое флакона на пальцы и тянется ниже, бесцеремонно вводит в себя палец или два. — Подожди, — говорит консультант, предвидя, что адепт сделает дальше, но Сяо уже достаточно долго ждёт, и он хочет. Якса берётся за основание полового члена Чжун Ли, толстого и твёрдого на ощупь, покрывает его оставшейся смазкой, а затем прижимает к своему входу. — Сяо, — предостерегающе зовёт мужчина, а зрачки его расширяются. Сяо толкается вниз быстрее, чем Чжун Ли успевает среагировать. Для такого опытного воина, как Сяо, боль почти ничто; более того, он наслаждается ею — это то, чего он не боится и то, с чем он хорошо знаком. Это два зайца одним выстрелом: во-первых, присвоить боль себе, а во-вторых, увидеть, как бывший Архонт Ли Юэ дрожит от неожиданного удовольствия. Чжун Ли громко стонет, сила этого звука подобна землетрясению, когда адепт грубо насаживается на него. Его глаза закатились назад, к черепу, а рот приоткрылся. Он выглядит распущенно — всё из-за Яксы. Тугое растяжение медленно переходит в извращённое удовольствие, когда Сяо продолжает двигаться. Ему нравится чувствовать, что Чжун Ли лежит под ним, чувствовать его внутри, как он скачет по гребням наслаждения вместе с адептом. — Я хотел, — бормочет консультант. Он ворчит, когда Сяо особенно резко опускается, и крепко хватается за его бедра, как бы фиксируя их. — Я хотел сам растянуть тебя. Почувствовать, как твоё тело поддаётся моим прикосновениям. Якса прекрасно себе это представляет: Чжун Ли, рассказывающий обо всём происходящем, многословно и подробно. Нет, адепт предпочёл бы, чтобы всё было именно так — он получил своё телесное удовольствие, и теперь жаждет увидеть мужчину под собой, поверженного. — Я знаю, — вздыхает. Он крутит бёдрами, вытягивая удовольствие из консультанта. — Я знаю, но я хотел доставить Вам удовольствие. Хотел услужить Вам, господин. Какой-то глубокий животный инстинкт внутри Сяо восстаёт, побуждая его двигаться быстрее. Он подчиняется, чувствуя, как мышцы бёдер горят от напряжения. Ритм теперь имеет смысл, и Якса начинает чувствовать, как внутри него нарастает настоящее удовольствие. — Боги, Сяо, — шипит Чжун Ли. Он звучит так же пьяно, как и адепт: от удовольствия, от силы и от всего, что происходит между ними. А когда Архонт кончает, всё вокруг содрогается. Ощущение его разрядки просачивается внутрь Яксы, горячее и липкое. Адепт чувствует невероятное удовлетворение, видя, как Чжун Ли тяжело пыхтит под ним, но всё же с любопытством наклоняет голову. Он хочет знать: — Я доставил Вам удовольствие, мой господин? — Да, — ответил мужчина, явно запыхавшись. — Да, Сяо. Счастливый, Сяо целует блестящую грудь Чжун Ли. Он позволяет консультанту обнимать его голову и сладко шептать ему на ухо ещё некоторое время, пока ощущение спермы внутри него не становится слишком неприятным, и он отходит в поисках запасной ткани. — Я скучал по тебе, дорогой, — пробормотал Чжун Ли, когда Якса закончил вытирать их обоих. Мужчина выглядит измученным. — Неужели, — адепт вздыхает. — Да, — подтверждает консультант, затаскивая Сяо в постель. — А теперь дай-ка я посмотрю на тебя, ты, безрассудное создание. Ты не поранился? — Нет, — честно отвечает Якса. То небольшое повреждение, что было, уже зажило благодаря его способностям адепта. Чжун Ли издаёт недовольный звук. — И всё же, — начинает он, — в следующий раз я хочу раскрыть тебя пальцами или языком. Иначе ты лишишь меня удовольствия. — Как пожелаете, — отвечает Сяо. Он чувствует сонливость, сытость и тепло под одеялом. — Но мне очень нравится сидеть на Вас. Архонт хмыкает в знак согласия. — Думаю, в этом есть некий естественный смысл, который приятен нам обоим, — он устраивается поудобнее, укладывая голову на плечо Сяо. — По правде говоря… — Господин, — сонно прерывает адепт. — Спите. Якса чувствует кривую улыбку Чжун Ли на своей голой коже. Тот целует его руку раз, два, а потом сворачивается вокруг адепта, чтобы уснуть.

***

      Сто дней спустя… — Жизнь в тесном контакте со смертными испортила тебя, — говорит Владыка Лун. — Сей приносит свои извинения, — Сяо покорно склоняет голову. — Опоздал всего на несколько минут, — пробормотала Гань Юй. Она съёживается, когда Хранитель Облаков бросает на неё косой взгляд. Формальности траура были завершены ещё вчера. На вершине пика Цинъюнь был зажжён большой костёр, который горел почти с рассвета до заката, подпитываемый траурными лентами и подношениями. Сегодня они пришли в обитель Хранителя Облаков. Большинство адептов собрались здесь неофициально, чтобы пообщаться, поесть и выпить вместе. — Если бы сей не был осведомлён о волнениях Адепта Сяо в последние несколько месяцев, эта внезапная расслабленность вызвала бы беспокойство, — замечает Владыка Лун. — Медитация приносит человеку великий покой, — мягко отвечает Якса. Хранитель Облаков выдыхает сильный порыв воздуха. Она проницательно смотрит на него. Наконец, она решается заговорить: — Если Защитник Якса наконец обрёл внутри себя некое чувство покоя, то не пристало Сильнейшим и Просветлённым сомневаться в случайном прибытии того, что он так долго искал. — Действительно, — соглашается Творец Гор. — Действительно, — вторит ему Гань Юй. Она наклоняется к Сяо и протягивает руку, как бы желая похлопать его по плечу, но потом резко изменяет своё решение. — Я рада, что всё обошлось, — шепчет она вместо этого, сложив руки на коленях.       Когда пир и празднества наконец стихают, наступает глубокая ночь. Якса отказывается от последней порции чая и улетает на юго-восток, к гавани, где его ждёт Чжун Ли. Консультант поднимает взгляд от своего развёрнутого свитка, когда адепт влетает в главную комнату квартиры. — Как прошёл праздник? — Без происшествий, — докладывает Сяо. — Адепты удивительно быстро привыкают к своим новым обязанностям. — Так и должно быть, — соглашается Чжун Ли. — Хотя я больше не участвую в правлении Ли Юэ, я всё равно чувствую себя обязанным идти в ногу со временем, так сказать. — Времена идут быстрее, чем мы могли себе представить, — говорит Якса. Он подходит к Чжун Ли и садится на его колени, привычным образом, который еще несколько месяцев назад показался бы почти кощунственным. — Идти в ногу со временем — это уже подвиг. Архонт бросает последний взгляд на свой пергамент, прежде чем переключить внимание на Сяо. — Возможно, — соглашается он. — Но мне очень приятно просто наблюдать, как история Ли Юэ продолжает писать себя сама. Адепт прижимает свой нос, холодный от ночного воздуха, к тёплому горлу Чжун Ли. Мужчина не только позволяет, но и укладывает свой подбородок на макушку головы Яксы, заключая его в объятия, как любит юноша. Когда свет фонаря угасает, они ложатся в постель. Сбросив одежду и обязанности, они встречаются под одеялом: просто кожа к коже, рука в руке, их сердца медленно бьются в темноте. Впервые в жизни Сяо не хочет, чтобы ночь закончилась быстрее или чтобы утро наступило раньше. Он чувствует себя удовлетворённым — и он мог бы попытаться назвать тысячу причин, но это было бы похоже на попытку собрать калейдоскоп из бабочек и показать их: изображение есть, но оно постоянно меняется и по-новому ловит свет. Лучше позволить всему идти своим чередом, позволить временам года вести его туда, куда они захотят. Всё, что нужно знать Сяо — это то, что Чжун Ли рядом с ним, и в эту ночь, и в последующую, и во все будущие.