amen

Барбара мнёт дрожащими пальцами зелёную ткань его шорт, сглатывает от нежных прикосновений к щеке — он заправляет вьющуюся светлую прядь за ухо и улыбается ей улыбкой святого. — Тебе не страшно, — «дитя моё?» — мысленно добавляет к его словам, и серебряный крест на шее жжёт грудь. Барбара чувствует под веками влагу и подступающие слёзы — они точно не от страха. — Нет. Сбитое дыхание теплит член, Венти зарывается пальцами в распущенные мягкие волосы. — Смелее, ты же знаешь, что бог тебя простит, — в его голосе топлёное веселье, которое хочется слизнуть с тонких губ и попробовать на вкус. Барбара прикрывает глаза, и за белыми ресницами он больше не видит ярко горящий голубой хрусталь, напитанный дневным светом и огнём свеч. Она ведёт языком медленно, от основания, на пробу. Отстраняется, чтобы перевести дыхание, сильнее впивается аккуратно подпиленными ногтями в стянутую одежду. Поджимает губы и вязко сглатывает. — Молодец, милая, — Венти сводит колени, игриво и легко сжимая меж ног её лицо, — Придвинься ближе, мне кажется, тебе не очень удобно. Барбара кивает, смотря снизу вверх с благоговейным трепетом, примыкает плотнее. Его лик стелет перед глазами знойную пелену — пристальный взгляд долго не протянет и покроется белёсой плёнкой слепоты. И она не смотрит. Открывает рот неловко широко, языком трогает головку и осторожно заглатывает. У Венти вздрагивают пальцы и он с нежностью давит на её затылок, просит принять в себя немного глубже. Барбара послушно выполняет просьбу, её ноги дрожат и пальцы краснеют от приложенной в хватку силы. Венти шумно выдыхает, гладит её по волосам и хвалит. Хвалит так тепло, так любовно — лицо заливает счастливой краснотой. Барбара размыкает губы, часто дышит и трёт рукавом слюну на подбородке. Поднимает глаза, смотрит с покорностью, хотя Лорд Барбатос — самый ласковый ветер, самое милостивое божество, никогда её не осудит. Он трогает девичьи губы, проводит по ним кончиками резных пальцев, улыбается так, что сердце резко дёргается и с силой бьёт по рёбрам. — Барбара, — её имя, сказанное им, — самый прекрасный звук, она ловит его эхо, разошедшееся до цветных витражей, глотает с воздухом, — ты не против продолжить? Ни один мужчина не просит так свою жену, ни один юноша не смотрит так на свою возлюбленную, как делает это он. — С радостью, — Барбара улыбается. Снова чувствует его руку в своих волосах, касается ладонью возбуждённой плоти, щурится всё с той же краснотой на щеках. Его сбитое дыхание выбивает весь воздух из лёгких, но она не останавливается, лижет, ведёт языком теперь до конца. Заглатывает на этот раз глубже, податливо опускает голову под его ладонью. Слёзы путаются в ресницах, Барбара не чувствует пальцев ног и внимает тягучие стоны, как благословение. Его бёдра дрожат, лёгкий тремор не отпускает руки. Венти прогибается в спине и прикладывает ладонь ко рту скорее в привычке, чем пытаясь заглушить голос. Просит её отстраниться, когда чувствует близость оргазма. — Нельзя тебя запачкать. Сперма стекает по члену. Барбара, осевшая на пол, смотрит всё так же заворожённо, одурманенно. Без просьбы приближается, держась за его оголённые колени, и слизывает вязкую жидкость. — Ох, а ты, значит, не против? — Венти смеётся, и голос его снова эхом трогает стены, селится в груди Барбары вечным солнцем. — Иди ко мне, — она тычется щекой в приглашающие ладони, привстаёт на ватных ногах и падает в тёплые объятия. Венти не брезгует ни слюной, которую она не успела стереть, ни остатками своей спермы на её губах. Целует Барбару мягко, неторопливо, наслаждается эхом звуков и её взволнованным дыханием. — Я могу отпустить тебя сейчас, если ты не хочешь продолжать. И не расстроюсь, и не разозлюсь на тебя за это, Барбара. Он кладёт руки на её талию и смазано чмокает ещё пару раз. — Если же этот бард тебе ещё не противен, то позволишь ему касаться твоего тела? — Я отдала его вам много лет назад, и сегодня оно всё так же ваше, — Барбара через патоку чувств продолжает говорить, иначе не простит себе молчание: — Я люблю вас. Очень люблю вас, Венти. Венти склоняет голову к плечу с довольно-лукавой улыбкой. Приятно слышать это имя. Особенно приятно слышать его от Барбары. Он целует её в красную щёку, ласково гладит шею кончиками пальцев. — Я буду осторожен с твоим платьем. — Венти расстёгивает пуговицы, и белый лиф с шелестом сползает вниз. Оголённую грудь трогает ночной сквозняк, и Барбара вздрагивает. Он притягивает её ближе, удобнее сажает на свои бёдра и ведёт ладонями по рёбрам вверх. Венти целует белую кожу, оставляет её такой же чистой после себя, пока она не просит: — Я хочу, чтобы вы оставили след, пожалуйста. — Хорошо, — вновь поднимает уголки губ. С ней невозможно не улыбаться и быть чёрство-спокойным. Венти чуть прикусывает кожу под ключицами, оставляет лёгкие, почти безболезненные засосы и облизывает багрово-синие пятна. Барбара смаргивает слёзы — они не от страха. Иначе бы он не прикоснулся к ней и пальцем, иначе бы даже не подошёл. Он не может винить её в благоговейном трепете и остаткам набожной покорности, хотя желает, чтобы они поскорее растаяли, растеклись весенними ручьями, мирно ушли в землю. Венти надеется, что она хотя бы чувствует себя любимой, а не просто благословлённой. Он говорит много тёплых, много ласковых слов, слагает для неё песни и поёт их вместе с ней, но всегда что-то держит при себе, всегда недоговаривает. Потому что такая у него плохая привычка — признаваться в любви, когда уже поздно, когда его губы касаются уже холодных лбов. И Венти целует Барбару в тёплую-тёплую щёку.