Бурю несущая

      Услышав стук, Эйнара вздрагивает и плотнее закутывается в накидку. Первый порыв требует отослать визитёра, кем бы он ни был. Сказать, что занята и не может сейчас никого принять. Сделать вид, что её здесь вовсе нет. Но Эйнара этого не делает. Она знает, кто за дверью, и, испуганная этим знанием, съёживается в большом кресле, стараясь занять как можно меньше места.       — Войдите, — шепчет, но голос её грохочет, как если бы кричала.       Дверь распахивается бесшумно. Архонт Шпилей видит краем глаза расползающиеся по полу клубы тьмы. Глубоко вдыхает, приказывая себе собраться.       — Госпожа, — учтиво говорит Тунон, оставаясь у входа, и в голосе его сквозит замешательство. Эйнара едва сдерживает рвущуюся на губы улыбку. Его волнение одновременно приятно и пугающе. — Вы не выходите отсюда несколько дней, а Бледен Марк не откликается на зов. Ваши подчинённые обеспокоены.       «Относится ли это к вам, учитель?» — думает Архонт Шпилей. Вздрагивает, когда Адъюдикатор чуть тише, чем прежде, отзывается:       — Это так, госпожа.       Эйнара изо всех сил сжимает руки, позволяя боли от впившихся в кожу ногтей слегка отрезвить себя. Тунон молчит, ожидая её реакции, и Эйнара горько улыбается. Любому другому она бы сказала, что всё в порядке. Что волноваться не о чем. Не рискнула бы показать собственную слабость. Любому другому она солгала бы, — но не Тунону.       — Когда я начала видеть и слышать больше, я почти не обратила на это внимания, загнала волнение и непонимание поглубже в душу, — шелестит она, и голос её звучит почти нормально. — Я знала, что старшие Архонты меняются со временем. Голоса Нерата, Грэйвен Эш… Вы. Нерат и Эш даже предупреждали меня. Я знала, что однажды это может случиться, и считала себя готовой. Но я ожидала, что это случится нескоро: через сотню лет, если я буду к тому моменту жива. Сирин ведь Архонт дольше меня, но её это ещё не коснулось, — и я думала, что для перемен требуется много времени. Уж никак не год.       Эйнара замолкает, кусает внутреннюю сторону щеки и щурится, пережидая мягкую волну пробежавшейся по телу силы. Горный Шпиль поёт, и песня эта заставляет кровь бежать быстрее. Достаточно лишь прислушаться, и она провалится в морок видений, и ей стоит больших усилий не отвлечься.       — Госпожа? — подает голос Архонт Правосудия, и голос его, глубокий, твёрдый, возвращает Эйнару в чувства. Песнь отступает, и думать становится чуточку легче.       Архонт Шпилей улыбается устало и, наконец, заставляет себя подняться. Придерживает на плечах накидку, ещё недавно стелющуюся по земле, теперь едва прикрывающую колени, и заглядывает Тунону в глаза, позволяет, наконец, увидеть, давя секундную радость, что перемена не столь сильная, чтобы заставить её, стоящую на земле, смотреть сверху вниз на парящего в воздухе Адъюдикатора.       Она не знает, что беспокоит её больше: то, что она в считанные дни стала выше себя самой на две головы, или то, что в её глазах теперь вспыхивают, пока не срываясь вовне, молнии.       — Я столько раз слышала в свой адрес «Я представлял тебя выше», что почти перестала хоть как-то это воспринимать, — она неловко улыбается и одёргивает накидку. Старая одежда слишком мала, и нагота, сокрытая лишь небольшим куском тяжелой ткани, почти смущает. — И это я могу понять. Но остальное… Меня уже так давно не звали просто «Буревестницей». Я думала, это звание забылось, стёрлось под тяжестью звания Архонта. Но, наверное, не стоило трижды зачитывать один и тот же Эдикт, — она позволяет себе горькую усмешку, и голос её на мгновение возвышается до почти громового. — Хотя, быть может, зачти я другие, всё было бы ещё хуже. Молнии в глазах — это уже ужасает. Что, если бы земля под моими ногами обращалась в камень, а всё, к чему я прикасаюсь, вспыхивало бы огнём? Что, если бы мои слова оборачивались проклятием для окружающих?       Она вновь замолкает, опускает голову почти повинно и жмурится, заставляя бурю внутри утихнуть. Она знает, что силы можно контролировать. Знает, сколь много усилий придётся приложить, чтобы обуздать растущую вместе с известностью мощь. Знание ничуть не мешает страху расползаться вместе с кровью по венам.       — Что мне делать с этим, учитель? — голос её дрожит испуганно, и Эйнара снова изо всех сил сжимает кулаки, делая себе больно, отрезвляя, запрещая бояться. Архонту Шпилей, бросившей вызов самой Кайрос, не пристало бояться самой себя. — Как не навредить остальным?       Тунон долго молчит, и Эйнара отводит взгляд. Жмурится, заглушая тихий шёпот Шпиля, снова сжимает кулаки, ногтями тревожит засохшую корочку крови на ладонях: боль растущих костей почти ослепляла, и стоит быть благодарной хотя бы за то, что пытка эта закончилась — по крайней мере, на время.       Она слабо улыбается, когда её обнажённых ног касается тёмная дымка. И вздрагивает, когда плечи укрывает жёсткая ткань чёрно-золотой мантии. Её размера как раз достаточно, чтобы спрятать фигуру, защитить от холода сквозняка, обрести толику уверенности.       Задержавшиеся на плечах руки в чёрных перчатках согревают вернее огня в камине.       — Тунон, — шепчет она оглушающе, вскидывает голову, и медные пряди, тоже ставшие длиннее, непривычно рассыпаются по плечам.       Она впервые видит его без мантии. Под ней — форма, слишком похожая на форму Вершителей, только вязь узоров на рубахе сложнее, да ткань куда лучше, это можно понять, только взглянув на неё. Пальцы тянутся коснуться мягкого материала, скользят по чуть грубоватому шёлку. Тунон не возражает, не отстраняется, и Эйнара смотрит на него чуть смелее, чтобы тут же замереть вновь.       Оголённый участок его белой шеи испещрён тёмными надписями: приглядевшись, Архонт Шпилей понимает, что это законы Кайрос. Они кажутся выжженными на коже, и на мгновение собственные перемены кажутся незначительными, мелкими. Её тело опорочено лишь её собственными деяниями.       — Ваша готовность позволила переменам коснуться вас раньше, чем большинства из нас, но важнее другое, — говорит Адъюдикатор, и Эйнаре чудится, что голос его стал мягче, даже мягче, чем когда во время ученичества он хвалил её за отлично выполненную работу. Она заставляет себя оторвать взгляд от его шеи и заглянуть учителю в глаза, испытывая стыд за то, что задержала внимание на надписях так надолго. Руку от границы одежды и неприкрытой кожи она не убирает. Но и не сдвигает, чтобы всё-таки коснуться шеи — даже если очень хочется. — Ваше имя грохочет по Ярусам, его страшатся даже в Северной империи. Ваша слава давно затмила славу Сирин, и тень ваша теперь оберегает её от такой же судьбы. Прежде всего, вам стоит перестать оглядываться на судьбы других Архонтов, госпожа. Вы давно уже нечто большее, чем любой из нас. И перестать противиться переменам, — тише добавляет он, и хватка его на плечах Эйнары едва уловимо становится сильнее. — Вам стоит понять, что перемены эти неизбежны, а если принять их со смирением, боль отступит.       Архонт Шпилей едва удерживается от того, чтобы спрятать руки под мантией: разумеется, Тунон заметил испачканные засохшей кровью ладони. Разумеется, он знает, почему на них кровь. Разумеется, он не стал бы акцентировать на этом внимание как-то ещё, кроме как верным советом. Поэтому Эйнара лишь благодарно улыбается и качает головой.       — Я не хочу возносить себя над другими Архонтами, потому что так делает Кайрос, — задумчиво отзывается она, вглядываясь в тёмные прорези маски. Где-то в глубине души мелькает мысль, что она ни разу не увидела истинное лицо учителя, но Эйнара отметает её. Архонт Правосудия пошёл за ней, увидев в её решениях большую справедливость, нежели в решениях бывшей Владыки. Требовать или даже просить у него показать свое клеймо, и без того наверняка напоминающее о былых ошибках, было бы ужасно несправедливо. — Я осознаю, что для противостояния ей я должна быть равна ей по силам, а может, даже сильнее. Но я не хочу в погоне за силой потерять то, что нас отличает.       «Я не хочу потерять вас», — не говорит Архонт Шпилей вслух, но что-то во взгляде Тунона меняется, словно бы он услышал и понял.       — В остальном… Спасибо вам, учитель. За всё, — она почтительно склоняет голову и наконец-то позволяет себе расправить плечи. Прикрывает глаза, усмиряя свой страх, прогоняя отвращение к самой себе, и, может быть, ей только кажется, что бегущая по жилам сила поддается чуть охотнее. — Пожалуй, мне стоит попросить Марка раздобыть более подходящую одежду, — Эйнара слабо улыбается и, вопреки своим словам, плотнее запахивает чёрно-золотую мантию. — И пора возвращаться к обязанностям. Думаю, за эти дни накопилось очень много дел.       — Я буду рад помочь вам, — Тунон опускает голову в ответном поклоне, и Архонт Шпилей даже не пытается подавить расцветающую на губах улыбку.