Мам, прости

— Как самочувствие? Шиничиро сразу же наклоняется перед ней, едва замечает как слабо трепещут её ресницы. Камэ болезненно морщится и прикрывает глаза тыльной стороной ладони, прячась от заглядывающего в комнату света фонаря. Появляется желание перевернуться на бок. Вместе с ним возникает тревожащее чувство дежавю, словно такая ситуация уже когда-то была. Точно также она приходила в сознание. Точно также морщилась от усталости. Точно также хотела зарыться лицом в мягкие подушки и не вылезать из теплой постели ближайшую неделю. — В порядке. Где Такемичи? — Она резко садится на кровати. Голова предсказуемо кружится от такого трюка, поэтому девушка заранее впивается пальцами в одеяло. Шиничиро успевает отодвинуться, прежде чем голова Камэ столкнется с его носом. Хмурится, недовольный, её действиями. Кладет ладонь на её лоб, чтобы проверить температуру и бормочет: — Хоть бы раз отлежалась нормально. — Убеждается, что лоб приемлемо теплый и говорит уже громче: — Мичи спит в соседней комнате. Что случилось с твоей рукой? Камэ удивленно вскидывает бровь и опускает взгляд на свою ладонь. Болезненная кисть была крепко перебинтована. Было непонятно: Камэ не могла до конца сжать пальцами грубую ткань покрывала из-за тугой повязки или из-за… Ханагаки гулко сглатывает и растерянно пожимает плечами. — С утра этого не было. — Что бы это не было, оно уже явно давно прогрессирует. — Шиничиро устало вздыхает и резко встаёт со стула, чтобы подойти к окну и задернуть занавески: — Его не могло не быть с утра. Усталость во вздохе не из-за того, что сейчас на дворе ночь, а он вынужден возиться с припадочной дамой вместо сна. Усталость во вздохе из-за её слов. Точнее того, как он их принял: как ложь. Очередное вранье, что так легко слетело с потрескавшихся губ, которые Камэ прикусывает от бессилия. — Манджиро нашелся? — Она меняет тему, понимая, что пока у неё нет слов, которым готов был поверить Шиничиро. — И не терялся. За ним всегда следовал кто-то из банды. Вакаса как раз хотел меняться с Саусом, когда я позвонил. — Тогда почему ты был так удивлен, когда я сказала, что не видела его? — Камэ склоняет голову набок и внимательно следит за тем, как Шиничиро медленно вышагивает из угла в угол. Тот резко останавливается от её вопроса. Медлит с ответом, но всё же признается, не оборачиваясь: — Знал, что он пойдет к тебе. — Почему? Шиничиро медленно поворачивается и возвращается к стулу у кровати. Не садится, но хватается длинными пальцами за его спинку, будто ища опоры для того, чтобы стоять. — Мы все всегда идём к тебе. — Не поднимает голову и как ни в чём не бывало продолжает, разглядывая бинты на чужой ладони: — Он тоже ждал тебя у подъезда. Сейчас дуется у себя в комнате. — Вы поссорились? — Камэ тут же прикусывает язык, когда Шин резко поднимает голову и впивается в неё темным взглядом. Опять она лезет в чужие семейные дела. Опять оказалась рядом после обещания держаться подальше. Опять соврала? — Почему ты приехала? — Шиничиро обходит стул и плюхается на скрипучее сидение, чтобы они с Камэ оказались на равных. «Я не могу объяснить то, что почувствовала. Возможно, это связано с моим переносом из вселенных. Да-да, Шиничиро, на самом деле я из реальности, в которой ты персонаж манги. Я пытаюсь изменить сюжет, чтобы спасти главного героя — Такемичи, но что-то постоянно отбирает у меня память. Я не помню, что конкретно меня испугало — лишь ощущала панический страх от того, что в моей квартире меня должно было ждать нечто ужасное…» Камэ мысленно проговаривает каждое слово правды, не разрывая зрительный контакт с Шиничиро. Убеждается в том, что всё это звучит как бред сумасшедшего. Он не поверил даже в то, что она не знает откуда у неё травма. Она бы хотела избежать дальнейшего разговора. Поэтому вслух произносит лишь насмешливое: — Как негостеприимно. Но не переживай, раз хозяин просит — мы уйдём. — Она откидывает одеяло и спускает ноги с кровати, ощущая ступнями холодный пол. Шиничиро морщится, как от головной боли и на рефлексе накрывает её колено своей ладонью: — Ты же знаешь, я не это имею в виду. На тебе лица не было, когда перед тобой открыли дверь. Ты явно чего-то испугалась. Тебе угрожали якудза? Камэ косится на его ладонь на своём колене. Затем переводит мрачный взгляд на Шиничиро. Тот послушно — и несколько смущенно — тут же одергивает свою руку. Женщина тяжело вздыхает и отводит от него взгляд, слегка кивая: — Угу. — Если он предположил сам, то по крайней мере не надо будет тратить силы, чтобы пытаться его в этом убедить. Она не уверена, что признание в том, чего нет сыграет ей на руку, но точно знает, что оно избавит их обоих от мучительных объяснений друг с другом. Если в его глазах она уже предательница, которая работала на якудза — пусть так оно и будет. Она не будет его переубеждать в этом, лучше снова бросит все силы на то, чтобы показать, что вела двойную игру. — Мне плохо. — С этими словами она тяжело откидывается на подушки и зябко прячет ноги под скомкавшееся одеяло. Своим высказыванием она явно намекает Шиничиро на то, чтобы тот уматывал из комнаты и оставил её наедине для мнимого сна и размышления над дальнейшим планом. Но Шиничиро лишь ближе присаживается к ней и аккуратно поднимает её пострадавшую кисть, грея своими ладонями: — Это тоже сделали они? Он закрыл шторы, из-за чего последние малейшие отблески света покинули темную комнату. Камэ совершенно не может разобрать выражение его лица. А тон, каким он произнёс эту фразу кажется слишком тихим. Почти шепотом. — Давай поговорим с утра, хорошо? — Камэ мягко выдергивает руку из его ладоней и поворачивается лицом к стенке: — У меня был чертовски долгий и тяжелый день. Дай мне выспаться перед твоими новыми нападками. Она закрывает глаза и прислушивается к скрипу отодвигаемого стула. Шиничиро ничего не говорит напоследок. Лишь молча идет к двери. Открывает её почти беззвучно, но замирает на пороге, когда Камэ внезапно кидает ему в спину: — Такемичи сегодня подрался в школе. — Победил? — Не та реакция, Шиничиро, не та. — Ворчит Камэ и накрывается с головой, прячась от удивленного взгляда парня: — Спокойной ночи. — Набирайся сил. — Со вздохом отвечает Шиничиро и, наконец, уходит, аккуратно закрывая за собой дверь. Камэ зажмуривается и рвано выдыхает, когда остаётся в одиночестве. Надо бы собраться. Надо бы придумать, что говорить Шиничиро с утра. Надо бы подогнать легенду о якудза так, чтобы та идеально вписалась в её жизнь. Надо. Надо. Надо. Но сил не остаётся. Мысли разбредаются в сторону непослушными овцами. Вялыми и ленивыми. Им бы поесть, да завалиться спать в тенечке — какая уж тут стратегия. Камэ изнеможенно трет лицо в попытках взбодриться. И зачем она рассказала ему про то, что Такемичи дрался? Ему какое дело до его школьных будней? «Победил?» — всё что тебя волнует, Шиничиро? А сам факт настолько легкого использования насилия? Хотя чего ещё она ждала от главаря гопников. Почему она вообще начала этот разговор? Это же нормально, когда мальчишки дерутся. Откуда такое раздражение на всё и всех в этом мире. — Мам, прости. — Голос Такемичи заставляет Камэ мгновенно повернуться к полуоткрытой двери: — Спишь? — Не-а. — Шепотом отвечает ему Камэ и протягивает руки, чтобы мальчик рухнул туда с объятиями, после того как тихо прикроет за собой дверь. — Как ты себя чувствуешь? — Он зарывается носом в её шею и мирно выдыхает лишь тогда, когда материнская ладонь привычно проходится по спине и взъерошивает волосы. — Всё отлично. Прости, что опять напугала тебя. Ты беспокоился, поэтому не мог уснуть? — Камэ ласково целует его в висок, когда мальчик кивает ей. — Ты опять заболела? — Такемичи отстраняется от неё и полностью залезает на кровать, заглядывая в лицо матери. Та взъерошивает его волосы и приподнимает одеяло, чтобы тот забрался под него рядом с ней: — Нет-нет, со мной всё хорошо. Просто…переволновалась. — Из-за меня, да. — Такемичи послушно забирается к ней и прижимается к её боку. Не спрашивает — просто констатирует. — Совсем не из-за тебя, малыш. Из-за дурацких взрослых. — Она ложится рядом с ним и невесомо целует в макушку. — Я больше никогда не буду драться. — Обещает Такемичи, чем вызывает у Камэ тихий смех: — Не зарекайся. Но я несомненно была бы рада, если бы меня больше никогда не вызывали к директору по такому поводу. — Обещаю. — Сонно бормочет Такемичи и, кажется, уже проваливается в сон, согретый теплом родного человека. Камэ вновь тяжело вздыхает и возводит глаза к потолку, продолжая поглаживать ребёнка по спине. Его слова приносят странное облегчение. А его присутствие кажется настолько долгожданным, словно они не виделись уже несколько лет. Она всё больше убеждается, что между минутой, когда они вышли из школы и секундой, когда ей стало плохо — существует какой-то разрыв. И пораженная рука только доказывала это. Стоит ли копаться и дальше в этом, бередя явно не зажившие раны? Такемичи сопит и переворачивается на другой бок, чуть пихая Камэ локтем. Та сдавленно стонет, но всё равно не может сдержать умиленной улыбки. Ощущение, что он растёт слишком быстро. Затем Камэ хмурится и вновь отводит взгляд от спящего мальчика. Нет. Сейчас первоочередной задачей становится разобраться с Шиничиро. Ей нужно будет его покровительство и дальше. Рука вновь неприятно вздрагивает, и Камэ недовольно смотрит на забинтованную ладонь. А потом стоит сходить к врачу и выяснить, что за чертовщина вообще творится с её кистью. Камэ поворачивается набок и уютно утыкается лбом в плечо сына. Но сначала нужно хорошенько выспаться. Ничего же страшного не произойдет, если она просто вздремнет на пару часиков.