Обратный отсчёт

- Это довольно символично, - отвечает Кас на беспомощное диново "какого хера?!" - Падший ангел обдолбался "ангельской пылью"... Винчестер подрывается к низкому столу и опрокидывает его вместе с потрескавшимися стаканами, открытой банкой консервов и старым зеркалом, на котором остались две последние дорожки белого порошка. - Совсем охуел, сдохнуть хочешь? Так я тебе помогу! Дин хватает Каса за ворот расстёгнутой рубашки и вздёргивает на ноги. От резких движений кружится голова, но Дин привычно и уверенно снимает с предохранителя и упирает дуло пистолета под небритый подбородок. Пальцы дрожат, и Дин на всякий случай убирает указательный с курка - мало ли дёрнется? А Кас улыбается так расслабленно, трётся подбородком о ствол, и Дину на секунду действительно хочется вышибить мозги из этой насквозь прокуренной черепушки. - Давай, Дин, это легко - подарить избавление нам обоим, - едва размыкая слипающиеся губы, шепчет Кас. - Сука, что ж ты нарываешься-то?! Дин на грани срыва, вот серьёзно. И когда Кас хватается за пистолет в его руке и давит на курок, Винчестер едва успевает отдёрнуть ствол в сторону - пуля уходит в потолок. Дин бьёт без замаха, но со всей силы, ему даже кажется, что он слышит хруст. Кас падает на пол, отплёвывается кровью и, да, осколками выбитых зубов, и смеётся, чёртов псих. Пистолет подрагивает в руке Дина. Он медленно ставит его на предохранитель и выходит из хижины Каса. На улице дождь - хорошо, смывает с лица соль. Ничего хорошего, на самом деле. Дерьмо, всё вокруг дерьмо, и в душе не лучше. Он ещё даже не представляет, насколько хуже будет завтра. А завтра Кас не сможет вдохнуть "ангельскую пыль" разбитым носом и украдёт из медпункта упаковку шприцов... *** Едкий дым вьётся чёрными неровными струйками, уходя в небо. Дин сидит на земле, скрестив ноги, и смотрит прямо перед собой сквозь рыжие всполохи огня. Господи, как всё глупо получилось. Он даже не на поле боя умер, а от грёбаного передоза... Господи, гори ты в Аду вместе с этим миром! Дин давно не разбирает, это из-за жара пламени перед глазами всё плывёт, или слёзы искажают картину? Да ему всё равно уже. Теперь - всё равно. Какое дело человеку до окружающего мира, когда его собственный мир рухнул, потеряв последний оплот? Тело Кастиэля, завёрнутое в простыню, медленно истлевает, пожираемое пламенем. Вместе с копотью в небо уходит всё человеческое, что падший ангел сохранял в душе Дина одним своим присутствием. Теперь ничего не осталось: ни ангела, ни Дина - две прогорающие пустые оболочки. Дин поднимает глаза к небу - куда уходят те, кто умер, если Рая больше нет? Ада тоже нет - он теперь царит на земле, глубже проваливаться некуда. Может, Космос принимает их в свою бескрайнюю глубину? Дин безумно улыбается, поднимаясь с земли. И да, это действительно слёзы, тёплые и едко-солёные, от них жжёт глаза и щёки. Тяжесть пистолета почти не ощущается, она давно привычна, будто оружие - продолжение руки. Дин делает два шага вперёд - на большее не хватает сил, - и падает на колени перед погребальным костром. Рука будто сама тянется в пламя, бесчувственные пальцы очерчивают едва ли узнаваемое обгоревшее лицо. Дин не чувствует боли - что ему, палачу Ада, этот огонь? Настоящая боль - она внутри, пожирает лёгкие, не давая дышать, и её унять невозможно. Дин заряжает последнюю пулю, на удачу, приставляет холодное дуло пистолета к горлу, спускает предохранитель. Не страшно, не больно. Нечего терять. А впереди - Космос. Три, два, один...