«Не трогать, свежевыкрашен», –
Душа не береглась,
И память – в пятнах икр и щек,
И рук, и губ, и глаз.
И только когда легкие перестали полыхать, Яку удалось измученно выдохнуть: - Весь вошел? Лев резко вскинул голову, чтобы посмотреть на него расфокусированным взглядом, и Яку физически почувствовал, как его лицо обожгло смущением. Кровь прилила к щекам так быстро, что кожу начало покалывать. Яку захотелось закрыть лицо подушкой, на которой он лежал, несмотря на то, что ее голубая наволочка уже намокла. Сделай одолжение, дорогой друг, задуши меня этой сраной подушкой, чтобы бы больше ни единого слова не сорвалось с этих губ в такой пикантный момент! Вместо незапланированного суицида, осуществить который означало оторвать руки от плеч Льва (чего делать, кстати, абсолютно не хотелось), Яку лишь сильнее зажмурился. Черт возьми, зачем он спросил это? Да еще таким тоном, будто упрекает кого-то в вещах от него независящих. Будто он ворчит о погоде или политике. Наверное, стоило сделать это сексуально? Шепотом? Ага, ворчание шепотом это очень сексуально. Если и говорить, то, наверное, что-то возбуждающее или милое, что-то о том, какой Лев сильный или большой, как Яку нравятся его длинные руки и огромные, собачьи глаза. Его член. Иисусе, да он безнадежен. Нет, лучше не надо. Сама мысль о том, чтобы заигрывающе вовлечь Льва в грязные разговорчики приводила Яку в ужас. Мориске был уверен, что они заочно были в них так же плохи, как и в любых других разговорчиках, касающихся любви. Боже мой, любви. Вдоволь покорить себя за испорченный момент не удалось, потому что Лев, держащий одной рукой его бедро, скользнул к тонкой лодыжке и поднял ее выше, раскрывая Яку еще сильнее. От горла вниз, через трахею и клетку ребер словно посыпался раскаленный песок, и стоило груди Мориске застыть в предвкушении нового вздоха, как песчаная буря тут же поднялась обратно вверх. Осознания того, как сильно член Льва растягивал его изнутри, действительно смущало. - Ты что, твою мать, делаешь?! - сдавленно прошипел Яку, усиливая хватку на чужих плечах в надежде впиться в кожу ногтями побольнее. Если бы он так отчаянно не цеплялся за своего тупорылого парня, то обязательно бы закрыл лицо руками, чтобы хотя бы чем-то прикрыть собственную уязвленную гордость, от которой после такого маневра вряд ли что-то осталось. За что. - Хайба! - Смотрю, - задумчиво ответил Лев. В его черепной коробке наверняка происходил сложный математический процесс, потому что лицо у него было такое, будто он сидит на уроке алгебры - задумчивое и тупое. Яку слабо заскулил. Каким беззащитно открытым он себя чувствовал, когда огромные глаза этого идиота внимательно рассматривали то место, в котором соединялись их тела. Катастрофа. Но Лев не был бы гордым представителем диких, тупорылых зверей, если бы в ту же секунду не усугубил все сильнее, выдохнув: - Не весь, наполовину. - Хайб... А-аа-ах... Что?! - выпалил Яку, моментально позабыв о стыде, охватившем его ранее. Как и позабыв обо всем на свете за какие-то две жалкие секунды. Наполовину? По ощущением Мориске казалось, что еще буквально пару сантиметров, и Лев просто порвет его или достанет до желудка, проигнорировав все остальные органы, ввергнув Яку в абсолютно коматозное состояние. А тут всего лишь наполовину. Яку отчаянно захотелось наговорить кучу немилых и не возбуждающих вещей, но мышцы внутри так сильно тянуло от ощущения горячего члена, что Мориске едва дышал. Звуки, которые он издавал, напоминали жалкое мяуканье. Это уже был их второй полноценный секс. Ну, возможно, полноценный слово слишком громкое для того, что произошло той ночью две недели назад, когда Лев кончил, стоило ему войти лишь головкой и сделать несколько неловких толчков, но Мориске все равно убежден, что это считается за полноценный секс, потому НУ БЫЛО. Яку невольно улыбался весь следующий день, когда он случайно вспоминал, как горячие и мокрые поцелуи на его шеи в какой-то момент заставили кожу вибрировать, как и воздух вокруг, поэтому позволил своему парню войти практически без должной подготовки. Это был неловкий (болезненный и быстрый), но довольно очаровательный первый раз. По крайней мере Яку ни о чем не жалел. И сейчас на его счету уже полтора раза, когда он занимался этим, не считая довольно неполноценных совместных зажиманий после школы у Яку дома. Правда Мориске уже начал сомневаться, что счетчик достигнет планки в два раза, потому что для этого Льву надо перестать так пялиться, иначе Яку просто убьет его. - Господи, не смотри туда! - Яку попытался придать своему голосу угрожающих ноток, но вместо этого вырвался лишь высокий писк. Господи, как он жалок! Обязательно подумает об этом на досуге, когда избавится от чувства тягучей заполненности, которое заставляло балансировать его на краю сознания. Складывать слова в предложения было мучительно сложно. - Неужели ты так не чувствуешь? Обязательно, блять, смотреть? - Просто внутри тебя так узко, Яку-сан, - как бы между прочим сказал Лев, целуя его лодыжку, мокро обводя кость языком. Яку почувствовал, как его щеки превращаются в две раскаленные сковородки, когда Лев наклонился ниже к его лицу, ловя хриплые вздохи своими губами. Господи, да он задушит подушкой не себя, а его! Мориске уже собирался поведать Льву о своих намерениях, но застыл, столкнувшись взглядами со своим парнем. Не катастрофа, а сраный апокалипсис. Потоп, ураган, землетрясение. Утопите, унести, погребите и распишитесь, потому что нельзя выглядеть во время секса так, как выглядел Лев, нависая над ним. Красиво очерченные губы приоткрыты, словно он хочет сказать что-то очень важное, но не может подобрать слов, потому что дышать одним воздухом на двоих красноречивее любых монологов. Глаза пьяные, какие-то нереальные, как у пришельца. Боже, а эта нежность, затопившая его взгляд! Мориске и сам был готов стать жертвой чего угодно, если Лев продолжит смотреть на него так, безмолвно спрашивая "тебе не больно?", "все хорошо?", "я все делаю правильно?", "ты же больше не будешь бить меня за то, что я говорю и делаю глупости, потому что я так сильно в тебя влюблен?". Нет, боже, конечно же нет. Как же Яку ненавидел чувствовать себя уязвимым! Ему сразу хотелось сказать что-то по-настоящему язвительное, чтобы защититься; расставить границы, которые Лев, как обычно, гордо проигнорирует, перешагнув через них своими длиннющими ногами. Но Лев смотрел, поэтому Яку послушно заткнулся, даже не начав говорить. - Все хорошо? Яку кивнул. Нет, Яку не больно; Яку ужасно стыдно. Больше всего на свете он мечтал, чтобы его парень просто трахнул его молча, но даже в такой ситуации Лев умудрялся... оставаться собой. Яку срочно нужно было попросить его заткнуться, пока Лев не сказал что-то еще. Но Яку не успел. Дыхание сбилось, и Лев, успокаивающе поцеловав его раскрасневшуюся щеку, прошептал: - Такой тугой, что я еле вхожу... Мориске не хотел признавать, что стон, который вырвался из его легких шипящим жженым сахаром после этих слов, был далеко не от боли. Возможно, в этой паре только он один заочно плох в грязных разговорчиках. Иногда Яку казалось, что он в принципе плох во всем, что касается отношений. Выражать чувства, конечно, не ракеты строить, но Яку уже начинал сомневаться в собственной компетенции в первом вопросе тоже. Он бы очень хотел делать все также легко, пусть и сумбурно, как Лев. Лев, на самом деле, тоже плохо подбирал нужные слова. Говоря о своих чувствах, он много запинался и мычал, потому что "ну... это, ну это вот". Ему легче было написать какой-то бред, не касающейся ни одной важной темы в этой Вселенной, потому что важность была только в том, чтобы написать это Яку. Мориске это немного раздражало, но в глубине души он осознавал - он даже этого сделать не может, когда ему нужно внимание его парня. Хотелось сказать Льву, что он любит его, просто так, но на практике это оказалось сложнее. В свою очередь Льву даже делать ничего не нужно было, чтобы Яку знал, что этот бестолковый гигант любит его. Яку чувствовал все на каком-то космическом уровне, видел эти сияющие глаза среди звезд, смотрящие на его бренную маленькую тушку с таким благоговением, что выть хотелось. Хотя, скорее всего, Лев уже несколько раз сотряс весь космос искренностью своих чувств, чтобы он упал на землю, прямо в ноги Яку, как бы не намекая, а сразу крича, что вот, вот я люблю Вас, вот, прямо тут, земельно, на поверхности. Вообще все, что говорил и делал этот полурусский марсианин исходило из его огромного чистого сердца, которое наверняка с трудом помещалось даже в такой широкой груди; то самое сердце, которое он так легко вырвал для Яку четыре месяца назад и отдал, вот, мол, не принадлежит мне больше, забирай. То самое сердце, которое Яку три месяца и три недели назад все же обменял на свое собственное, скрепив неловким поцелуем после вечерней тренировки, и теперь хранил взамен у себя в груди, где оно тут же обрасло красными стеблями артерий и цвело, цвело, цвело... Черт. Как же сильно Яку хотел рассказать, что чувства, которые он испытывал к этому человеку, были настолько сильные, что ему хотелось одновременно избить его до полусмерти и позволить делать с его телом все те грязные вещи, на которые он был способен. Правда на какие вещи тот был способен Мориске не знал, потому что вначале им требовалось разобраться с первостепенными проблемами. - Я могу дв... продолжить, Яку-сан? - прошептал Лев, не отрывая глаз от Яку. Мориске растерянно похлопал глазами, возвращаясь с небес на землю; глубоко провалившись в свои мысли, он уже начал забывать, зачем они тут вообще сегодня собрались. Ему тут же напомнили об этом Лев и его горячий член, который был внутри Яку наполовину. - Д-д-да... двигайся. Только Лев после того, как наговорил кучу смущающих вещей, и при этом еще раздвинул ноги Мориске шире, чтобы просто посмотреть, смог продолжить медленно входить и целовать, гладить руками, внимательно рассматривать лицо сенпая влюбленными глазами. Его ладонь легла Яку на бедро, и, перед тем как выпасть на мгновение из реальности, краем глаза Мориске заметил, как правильно смотрится его огромная рука на его маленьких бедрах. Если бы Яку не был таким тупицей, он обязательно бы сказал ему об этом. Написал бы какую-нибудь развратную смску перед началом учебного дня, а потом бы избегал встречи в коридорах. Да, пожалуй, первое, что стоит сказать Льву, когда он научится говорить на влюбленном (по-влюбленчески? на любвиобительном? на влюблёнческом?), что разница в их росте его безумно... ему нравится. Хотя, наверное, для начала стоит не изучить этот язык, зарываясь в дебри лексики и культуры, а просто вспомнить, как дышать. А то он так даже до алфавита не дойдет. Лев проталкивался глубже очень медленно, издавая звуки, похожие на скулеж, но так и не входя до конца. Яку и представить не мог, как он сдерживался, потому что сам уже хотел попросить трахнуть его поскорее. Возбуждение туго завязывалось внутри, заставляя бедра крупно задрожать, а глаза непроизвольно зажмуриться. - Вау, Яку-сан, вы так дрожите, - прошептал Лев, останавливаясь. Яку этот жест оценил, потому что иначе просто умер бы от инфаркта прямо тут, на этой мокрой от пота подушке. Какой же, черт возьми, заполненный. Вторую вещь, которую он скажет Льву, освоив какой-нибудь пошлый диалект влюбленного языка, это то, что ему очень нравится чувствовать его внутри. - Вам приятно? Ранее Льву удавалось сделать Яку приятно пальцами, из-за чего тот захотел оказаться в полноценном сексе снизу, но сейчас Мориске не мог сосредоточиться на удовольствии, потому что внутри все горело. Его сердце билось где-то в затылке; или так казалось из-за пульсации, заставляющей его небольшое тело сжиматься и дрожать. Черт возьми, он хочет большего, но для этого надо попросить. А для этого надо сказать. В этих землях он стеснительный турист, глупый нелегальный эмигрант. Ему хочется сказать так много, но нет возможности, нет опыта, нет элементарных знаний, а есть только дикое волнение, поэтому он просто молча решает, что когда вербальных средств недостаточно, все еще существуют невербальные. Ладони касаются красных щек, слегка надавливая, прося посмотреть снова. Зеленца глаз горит огнем. Грудь Льва тяжело вздымается, выдавая острое возбуждение, и Мориске пользуется его секундным замешательством, выгибаясь навстречу и слегка скользя по члену. Он делает несколько неловких движений, пытаясь задать темп самостоятельно, что с задранными вверх ногами весьма неудобно, но, кажется, этого достаточно, чтобы Лев понял. Понял, что можно немного потерять контроль. - Яку-сан, вы... - как-то истерично прошептал Лев, прижимая своими ладонями Яку к кровати сильнее, чтобы тот перестал двигаться. Наклонившись, он поцеловал Мориске в лоб, после чего прижался к нему своим и тихо прошептал, опаляя дыханием его лицо: - Ты мне ну... очень. Языку любви не нужна была никакая уважительная форма, и поэтому, Яку, робко улыбнувшись, легко чмокнул его в губы. Любви вообще никакая форма не нужна - ни словесная, ни школьная, ни треугольная. Ее не нужно понимать и изучать, ее надо просто чувствовать. Лев отвел бедра назад и начал толкаться внутрь, стараясь сделать движения мягче, что выходило из рук вон плохо из-за его дикой гиперактивности. Но Яку ценил его старания, чувствуя, как резковатые короткие толчки периодически замедляются, превращаясь в размеренные. Лев, кажется, постепенно устанавливал темп. - Тебе хорошо? - тихо спросил Яку, возбужденно дыша. В комнате было прохладно, но спиной Яку чувствовал, как сильно он намок. Потом придется врать маме, что он что-то разлил на кровать, поэтому отправил постельное белье в стирку раньше положенного. Чистюля года. Он не понимал, почему так вспотел, учитывая то, что из них двоих двигался только Лев. И двигался медленно, периодически закусывая губу, чтобы не сорваться. Его волосы прилипли ко лбу, а руки слегка дрожали, удерживая собственный вес, но даже ЭТО было ужасно сексуально. Яку, кажется, даже не моргал, когда рассматривал его. Заметив на себе пристальный взгляд, Лев снова улыбнулся и наклонился, чтобы остановиться и поцеловать его. - Это я должен спрашивать, Яку-сан, - прошептал Лев в перерывах между мягкими поцелуями. - Но лично я сейчас умру от счастья. Оказывается, чтобы ответить я тоже и притянуть любимое лицо ближе к себе, скрывая смущение, требуется ноль сил и всего два слова. Оказывается, чтобы получить поцелуй, можно всего лишь поцеловать первым. Лев ответил, медленно очерчивая языком его губы, но не просясь внутрь. Этот поцелуй волнующий, и Яку растворялся в нем, пока огромная ладонь Льва не переместилась на его голову, чтобы аккуратно погладить по волосам. - Вам нравится, Яку-сан? - Д-да, - господи, Яку и не помнил, когда в последний раз у него был такой хриплый голос. - Ты можешь двигаться быстрее. Движения стали немного увереннее, когда Лев слегка отстранился, начиная ускоряться. Внутри по венам тек настоящий кипяток, и Яку хотелось ближе, еще ближе, боже. Он с удовольствием сварился бы в этих чувствах, потому что ближе уже просто некуда и копить в себе это дикое, лихорадочное возбуждение было очень непросто. Горело. В какой-то момент Лев перенес опору на левое колено, незатейливо сменив положение и качнувшись глубже, и сердце Яку на секунду остановилось. Пальцы уже стимулировали это место внутри него, но, когда его слегка задевает распирающий тебя изнутри член, это... другое. Яку громко всхлипнул: - Пожалуйста, глубже! Это прозвучало так нуждающееся, что Яку замер, пораженный собственной смелостью. Лев тоже замер и покраснел. Они уставились друг на друга на пару мгновений, и Яку вдруг подумал о том, что в декорациях его комнаты Лев выглядел... правильно. Да, он не мог вытянуть ноги на его кровати, постоянно свешивая их вниз, как две усталые макаронины, и пару раз бился головой о проем (сраный его огромный лоб), но будучи изнеженным и обнаженным, он, почему-то, выглядел здесь правильно. Словно эта комната ждала его также, как и Яку, хоть с ними двумя ситуация выходила из-под контроля. Нельзя сказать, что Яку не думал об этом, когда звал Льва к себе в гости сегодня этим небрежным тоном из серии "ну если ты, конечно, хочешь...". Будем честны, Яку думал только об этом. Но не было ли очевидным то, чем они могут заняться, пока его родители еще на работе? Мда, раньше он звал друзей поиграть сюда в лего, но Яку уже давно вырос. Да и от детской здесь, пожалуй, остались только глупые обои с космонавтами. - Лев, я.. - Яку-сан, - восторженно перебил его Хайба. - Это было... очень горячо. Вы... скажете... скажите так еще раз?.. Пожалуйста?.. О боже. Непосредственность Льва чаще всего была неуместной и раздражающей, но иногда такой... горячей. Яку до сих пор не мог принять тот факт, что большая часть того, что говорил или делал Лев, его возбуждала. То, как он прыгал для блоков на тренировках, разминал ноги, глупо улыбался и задавал не менее глупые (абсолютно тупорылые) вопросы, большинство из которых даже на вопросы были непохожи. Но Яку был сейчас не в состоянии спорить. - Я... хочу глубже. От этих слов Лев застонал, уткнувшись ему в плечо смазанным поцелуем. Ему потребовалось какое-то время, чтобы снова оторваться от Яку. - Яку-сан, я могу... мы можем... можно перевернуть вас? А то, ну, так не очень удобно и... - Да-да, - быстро заверил его Яку. - Хорошо. Лев вышел из него так быстро, что Яку всхлипнул. Мориске немного пугала такая вызывающая поза, но его парень, словно почувствовав это, аккуратно перевернул его на живот и провел руками по груди вниз, слегка приподнимая его за бедра. Яку протянул ему ту самую подушку, которая несколькими минутами ранее наталкивала его на суицидальные мысли, и Лев помог ему удобнее на ней расположиться. - Вау, - потянул Лев, коснувшись его задницы руками. Яку услышал, как щелкнул тюбик смазки в его руках. - Вы очень красивый. Стоять вот так открыто, на коленках, упираясь щекой в матрас, просто ужасно... и возбуждает. Яку подумал, что еще немного, и он точно развалится на кучу атомов, взорвавшись, как непутевая перегревшая звезда. Или просто растает здесь, прямо под Львом, некрасивой потной лужицей. Его бедра все еще неумолимо дрожали, и, когда Лев дотронулся до его члена, Яку вскрикнул: - А-а-аах! - Вы такой твердый, - зашептал Лев. - Так близко? Яку и не осознавал, насколько он близко, пока Лев не спросил его об этом. Желание кончить затопило его с головой, и он, захлебываясь собственным возбуждением, протянул: - Да, боже, Л-е-е-в, пожалуйста, скорее. То, что произошло дальше было... невероятно. Лев трахал его медленно, не прерываясь, периодически шепча какие-то грязные комплименты своим длинным, бескостным языком, который сильно развязался из-за жгучего возбуждения. Ты такой громкий. Ты... Вы... Боже, Яку, ты невероятно горяч. Тебе нравится? Тебе нравится, когда я вхожу так? В такой позе член действительно входил глубже, что, несомненно, было больнее, но все это меркло перед вспышками возбуждения, которые проходили неровной дрожью вдоль позвоночника до самых бедер. Он бы не смог выдержать, если бы Лев вошел на полную длину, но это был явно не последний раз, когда они занимались этим. А всего лишь второй. Полноценный. Яку обхватил свой член и его хватило всего пару рваных движений, чтобы излиться на покрывало под собой. Его глубокий стон пробудил что-то дикое внутри его парня и он, сильнее сжав его бедра, начал двигаться еще быстрее, входя в чувствительное тело рваными толчками. Кажется, Яку даже услышал, как он зарычал, но, скорее всего, это были его слуховые галлюцинации, которые звучали где-то в подкорке. Сам он лежал, стараясь отдышаться, что было весьма проблематично сделать, когда... - Лев, в-в-выйди, я уже не... - Сейчас, Яку-сан, сейчас, одну минуту, п-п-потерпите... На минуту Льва не хватило. Он кончил в презерватив практически сразу, опускаясь на Яку сверху, придавливая его к матрасу всем телом. Он дышал так, словно бежал марафон из Японии до России, и лопатками Яку чувствовал чужие острые ребра, давящие на спину. - А ну слезь с меня, животное, - сил, чтобы спихнуть с себя такую тушу, не было, поэтому Яку просто задергал руками. Лев тут же вышел из него и перекатился на бок, не выпуская Яку из объятий, а даже наоборот, ближе прижимая к потной груди. Яку бы обязательно возразил бы, если бы не... - Это было потрясающе, Яку-сан, - Лев говорил так, будто находился в полубредовом состоянии. - Вы такой... красивый. Я иногда думаю про это и завидую сам себе, представляете? Яку-сан, осторожнее, я думаю, что вам стоит отдохнуть. Вам было... не больно? Просто если бы хотите что-то еще, я бы мог принести вам воды или обезболивающее. Или в следующий раз ограничиться чем-то попроще... ну даже не знаю, ну этим, ну этим самым, вы меня поняли! Боже, Яку-сан, я вас так... ну прямо так, что... ну вообще! - Это что-то на влюблёнческом, - тихо засмеялся Яку. - Что? - Ничего.